Сладкий глоток вольного воздуха

Красная Луна повисла в сером мареве невысоко над горизонтом. Её двойник -- отражение плавало в воде озера. Ни шелеста прибрежной травы, ни шёпота листьев на застывших перед сном березах, ни вздоха корабельных сосен, ни писка пичужек -- ничто не нарушало вечернего покоя, даже редкого всплеска мелкой рыбешки на зеркальной водной глади не было видно. Редкий прозрачный туман забелил береговую линию, стерев грань между синью озера и темнеющим лесом.
Природа погружалась в осенний сон сентябрьской ночи. Ни комара, ни такой надоевшей за день мошкИ не было. Небольшое, чуть трепещущее пламя в обложенном гранитными камнями костровище, дирижировало неторопливой игрой замысловатых теней, водивших нескончаемый хоровод в позднем вечере... В воздухе захолодало, с озера нанесло свежестью, перемешанными запахами застоявшегося бабьего лета. Чем оно пахнет?! Сразу и не скажешь.
Здесь пахнет чуть притомившимся от Солнца фитонцидным смолевым угаром сосны, смешанным с душным, тяжелым дурманом багульника, прелью салатовых, с ржавинкой накипи моховых болот, зазолотившейся листвой берез, палитрой масляных красок, принарядившихся горьковатых осин. Сквозь желтые резные листья наносит легким запахом закрасневшей, чуть недозрелой рябины... Из далека нанесло пахучими иглами дремучих темных ельников. Откуда-то натянуло перезревшей, закисшей морошкой, черникой, сиротливо синеющей на голых жестких стеблях, бордовой крепкой брусникой, заваренного брусничным листом чаем, кислинкой белобокой клюквы.  И пахнет широким раздольем бесконечных озер, непросушенными сетями на вешалах… Небом... Радостью... Землей…
        - Ты где спать-то будешь? - вопрос вернул меня в реальность. - Я в машине, а ты как хочешь -- Михалыч занялся оборудованием спального места. Разложил водительское сидение, долго выравнивал, подкладывая какую-то одежонку, мешки, сверху разложил спальник и пристроил в головах огромную подушку.
Давай перекусим по-быстрому и спать --  Михалыч завозился в ящике с продуктами. - Чай греть не будем, в термосе еще остался. Серега Симонов щуку законсервировал! Попробуем?
Масла многовато, а так есть можно. Медвежатина есть, чё будешь?
Михалыч! Да мне всё равно чем требуху набивать!
Ну смотри... А, что шарнем? (любимое выражение Михалыча). - напарник улыбался. -- Шампанского или сладенького? Коньяк есть...
Давай сладенького... или может сухое белое какое есть? К щуке-то?
Да чего хочешь есть. Иди сам выбирай!
В нутре Михалычева «Патриота» можно было найти всё, что угодно, на всякий предвиденный и непредвиденный случаи. Готовить на костре мой друг не особо любил и обходился разнообразными консервами, кусками колбасы, сала. Печеньем, конфетами))). Накрыли стол с видом на озеро и стали ужинать, созерцая картину наступающей ночи, размышляя о нас -- кто мы, откуда и для чего.
 А щучья тушенка оказалась превосходной!
После ужина немного посидели молча, вслушивались в тишину, думая об еще одной ночи на одном из бесчисленных озер Карелии. Название сразу и не выговоришь! И-ли-нен-ярви, вроде.
Михалыч ушел спать, а я достал спальный мешок и хотел было пристроиться прямо на земле, на воле, но, подумав о сырой стылости и возможных сквозняках, решил не рисковать здоровьем и пошел в машину, кое-как разместившись на сидении пассажира. Долго ворочался с боку на бок, ища удобное положение, несколько раз выходил к воде, вглядывался в сонное небо, кое-где поблескивающее люрексом далеких звезд и снова возвращался в машину, вертелся на ложе и завидовал Михалычу, уютно похрапывающему рядом. На мониторе телефона, наконец-то, засветилось пять часов утра, и сквозь запыленные стекла машины наметилась серость рассвета. Пора вставать!
 Выбрался из машины, хлопать дверью не стал, чтобы не потревожить сон моего напарника. Спустился к озеру, скинул майку и, шагнув подальше от берега, зачерпнув полные ладони, окатился прохладной живой водой, заорав от восторга и неожиданности на всю округу, умылся и стал наблюдать за рассветом.
     - Встаём? – из машины, скрипнув дверью, выглянул Михалыч.
     - Что разлеживаться-то? Пора… ,, Вставайте граф, рассвет уже полощется…,, (Песня Ю. Визбора) - я набрал воды в чайник и стал разжигать костер.
Михалыч вопросительно уставился на меня: - Зачем это? Газ есть!
Поискал в машине и принес к столу газовую горелку, подсоединил баллончик, нажал кнопку – чирк, и заиграло голубенькими змейками! Все для людей - удобно и быстро. Вроде всё хорошо, но как-то не по-нашему. В лесу, на озере и чай без дымка? Шевельнулось неуютно в груди, ощущая что-то невозвратно потерянное, уходящее. Кольнуло сердце. Цивилизация забирает у нас чувства, единение с природой, забирает душу и уже нет сил сопротивляться её натиску. Уже принимаем, как должное.
А тем временем зарозовело на востоке над озером, загустело туманом, напряглось, затаило дыхание и плеснуло по окрестностям новым утром. Прорезался край Солнца и покатилось оно в бездну просыпающегося неба, будоража нестерпимым светом зарождающийся день.
Оцепенев от восторга, раскрыв рты, мы с Михалычем, завороженные следили за чУдным явлением восхода Солнца. И вот оно вольготно, по-хозяйски, уже свысока оглядело Землю, улыбаясь лучами, одаряя теплом.
 Кто же мы такие, кто нам уготовил счастье появиться на этой планете? Зачем? Вряд ли удастся ответить на эти вопросы, а пока мы продолжаем играть в загадочную игру с трепетным названием Жизнь…
Позавтракали, отметили, шарнув рождение нового дня, выпив по наперстку коньяка, собрали барахло и заторопились по каменистым лесным дорогам за брусникой.

***

       Неделей раньше, когда я только планировал поездку в Карелию и мечтал о встрече с друзьями, о ночевках у костра, о тихой и не совсем тихой охотах, позвонил друг мой Михалыч и спросил: - Ты приезжать-то собираешься? Все гости разъехались, только ты еще не был.
Михалыч…
Сколько же мы знаем друг друга?! Уже больше сорока лет!
Познакомились на первом курсе Сельскохозяйственного института, куда поступили на отделение охотоведения. Оба были  уже взрослыми людьми, имели за спиной богатый охотничий опыт, опыт скитаний и путешествий по бескрайним просторам нашей Родины. В глазах горела необузданная страсть к новым приключениям и любви к природе. На втором курсе я напросился к Михалычу в гости, познакомился с его семьей -- женой Светланой и ребятишками, с друзьями, такими же увлеченными жаждой приключений и вольного ветра, принимавшими участие в совместных охотах, рыбалках, ночевках у костра. Егерь Сергей Симонов из поселка Найстеньярви и мастер анекдотов, рассказов Александр Паншуков навсегда останутся в моей жизни. Как же давно это было! Мелькнувшей стрелой пролетело время -- день за днем, год за годом, теряя близких, нанизывая события на календарь жизни.
Дом моего друга почти всегда был полон разнообразными родственниками, друзьями, просто знакомыми. Кто-то приезжал на рыбалку, кто-то на охоту, а кто-то просто отдохнуть и полюбоваться красотами Карелии. Михалыч привечал всех.
     -- Давай собирайся и вали ко мне. Грибов полно, а вот брусники в этом году нет, мелкая, сухая и уже опадает. Медведи еще на чернике сидят, поля с овсом пока не проверял. Медведя много.
Вот обрадовал!  Я уже завелся, быстро покидал барахлишко в свой «Опелек» и уже на завтра наметил маршрут через старинные русские города:  Талдом - Весьегонск – Устюжна - Лодейное Поле и дальше в Карелию, в город Суоярви. На границе Вологодской и Ленинградской областей не стерпел и заглянул в придорожный беломошный сосняк. И, вот они -- два красавца боровика, будто меня поджидали!
 За день управился, тысяча, с небольшим, километров промелькнули незаметно.
Михалыч в гараже свежевал медведя.
       - Сбегал вчера вечером. Помнишь, где прошлый год у тебя медведица с двумя медвежатами выходила? Видать прогнала их -- одна ходила. Жирная зараза, сала много, шерсть лоснится. Красавица! Череп будешь варить? А то мне уже надоело.
Я утвердительно кивнул головой.
      - Хорошая, лет пять, наверно?
      - Не меньше - ответил Михалыч. Там Света уже жарит свеженинку.
      В кухне на столе дымилась в сковороде медвежатина, запеченый, загорелый картофель, кусочки нарезанного замороженного сижка истекали оттаившими спинками, в тарелке настроганный помидорно-огурцовый салат, приличная плошка с морошкой и графинчик с брусничным соком.
      - Садитесь скорее! – Света загремела тарелками. От такого обилия экзотики взгляд мой затуманился, рот наполнился слюной, и я не мог сдержать удовлетворенной (почти глупой) улыбки.
      - Ну что? Шарнем? За встречу! Кто, что будет? - Михалыч выставлял на стол бутылки с разными этикетками.
Пир горой!!!
      - Завтра поедем бруснику искать, но вряд ли найдем - народ уже всё обшарил. Черники много еще, но она уже слабая, течет под пальцами,
.        Михалыч рассказывал про ягоду, рыбалку, охоту. Рассказал, что Симонов тоже добыл медведя и отстрелял лося «на реву». Помянули Сашу Паншукова, его изумительно смешные байки и набор частушек про жареных раков…
    - Опа, опа,
       Жареные раки,
       Приходи ко мне на ночь,
       Я живу в бараке…
Или:
       _ Опа, опа,
          Жареные раки.
          У тебя кривые ноги,
          Как забор барака…
Погрустили…
Света вернула нас в русло застолья:
      - Ну, и что вы приуныли,
        Милые соколики?
        Или выпить захотели,
        Черти -- алкоголики?

Шарнули еще по стопочке.
Всё просто, обыденно, без заморочек и суеты. Я среди своих, среди дорогих мне людей. Я в своей колее…

***

Как-всегда расположился в большой гостиной на диване среди охотничьих трофеев Михалыча. На полу лежала здоровенная шкура медведя. Больше двух с половиной метров. Огромные, исключительно симметричные рога лося с лобной костью. На них висела золотая медаль какой-то выставки и связка медвежьих бакулюмов различной величины (на счастье). Справа в углу в стеклянном шкафу разместилась коллекция камней, собранная другом. Здесь были бурые друзы и отдельные кристаллы якутского пирита (когда-то давно Михалыч возил на самосвале руду на одном из приисков Якутии), друзы прозрачного кварца, кристаллы кальцита, преломляющего изображения, коричневые минералы морионы, аметисты, агаты, с глубокой зеленью малахиты, халцедон и сверкающий обсидиан. Мерцали голубым и зеленым цветом карельские флюориты, кроваво-черным гранаты альмандины…
У стены камин с закопченным козырьком, на ручке задвижки дымохода подвешен мешочек желчи добытой вчера медведицы. Над завитым стеблем пятнадцатилетней пальмы, из листьев выглядывала голова кабана, ощерившаяся белыми клыками. На противоположной стене деревянное панно с вырезанным медведем, в небольших рамках различные картинки природы из янтаря -- подарки друзей.
Под окном длинный рабочий стол Михалыча, заваленный документами Суоярвского общества охотников, корешками путевок, лицензий, какими-то справочниками. Среди бумаг компьютер, оптические прицелы, навигаторы, бинокль и охотничья мелочевка. На полу неподъёмный, аномальный лосиный рог, в виде куска коралла, распустившего свои отростки, отбеленные черепа медведей, волков, лис и мелких куньих.
 Рядом на тумбочке разнообразные гильзы от снарядов, их осколки, гранаты разных систем, многочисленный набор патронов от разнообразного стрелкового оружия Первой мировой войны, Финской, Великой Отечественной. В серебряных ножнах кортик немецкого летчика, поднятого из местных болот самолета. Много еще военных атрибутов хранит в себе израненная войнам, перерытая окопами Карельская земля! Музей на дому! По бокам второго окна портреты Михалыча с женой, сына Миши в милицейской форме и белокурой улыбающейся дочки Юли.
Все на месте…
Выключил свет и лег под теплое одеяло, моментально уснув.

***
В половине восьмого утра процокала когтями по паркету собака Чара, впущенная с улицы, заглянула ко мне, улыбнулась, зевнула розовой пастью и побежала на кухню, где уже слышалась работа кофемашины.
Позавтракали холодной медвежатиной, бутербродами и стали собираться в лес. Заправили Уазик горючкой, посовещались, решив проехать по прошлогодним вырубкам, без всякой надежды на хорошую ягоду. Объехали все недалекие места -- брусники не было.  Кое-где по дорогам встречались притулившиеся к обочинам машины сборщиков черники. Пока колесили по окрестностям насобирали грибов, которые   росли вдоль дорог и радовали глаз своими бордовыми шляпками. Вот их было полно!
Боровики росли кучками, парами, по одному. Маленькие, большие, совсем старые с проткнувшими ножками шляпки. Выбирали самые красивые, чистенькие, скрипящие под ножом.
Второй день снова посвятили поискам брусники, но отчаявшись, переключились на грибы, маняще рассыпавшиеся по обочинам.
Вечером Михалыч обзванивал охотников, справлялся о ягоде. Слухи донесли о якобы хорошей бруснике к северо -западу от Суоярви в сторону заброшенной, напоминающей о себе остатками каменных фундаментов деревни Салмиярви, и дальше на север параллельно границе с Финляндией.
 До тех мест было больше двухсот километров, находящихся в пограничной зоне, за колючкой, которую контролировали погранцы. Решили прокатиться в ту сторону -- не может такого быть, чтобы Миша не нашёл ягоду!
Отмерив по лабиринту лесных перепутанных лесовозных дорог около восьмидесяти километров, уже далеко во второй половине дня, нашли вырубку, куда не заглядывали лесники для проведения рубок ухода. Березовый подрост, перемежаясь с трепещущими на ветру осинками, создавал тень на земле между гнилыми пнями. Вот тут-то и обнаружилась брусника! В жестком, почти колючем темно-зеленом ковре, стоило только запустить в него руку, обнажались крупные раскрасневшиеся ягоды. А дальше! По каменистым замшелым буграм уже вовсю краснела брусника! Нашли!
Пообедали, чем Бог послал и Светлана, достали ведра, совки и принялись черпать дары природы. Разошлись в стороны, слышался только звук заслонки совка: хлоп, хлоп и глухой звук высыпанной в еще пустое ведро первого ковша ягод. Потом остались только хлопки заслонки -- ведро наполнялось. Я не отходил далеко от дороги и тщательно скоблил брусничник. Михалыч на месте не сидел, любил побегать и его голос слышался в разных концах вырубки. Быстро накидав по паре ведер, вспотев, ошалев от мошкИ и обилия ягод, решили добраться до недалекого озера, отдохнуть и переночевать.
Уже выезжая от озера на лесовозную дорогу, Михалыч предложил:
Давай пробьемся подальше, через болото и там посмотрим.   Вдруг там лучше?!
Вот неугомонный!
Пробились по настилу прогнившей лежневки и нам, среди прозрачного сентября, в пронзительных лучах Солнца, в алеющих пламенем красках осени открылось брусничное «Эльдорадо». Вот где была настоящая ягода!
Быстро заполнили всю находившуюся в машине тару и довольные стали выбираться обратно. Желтая стрелка навигатора развернулась в обратную сторону и побежала по голубенькой дорожке экрана в сторону Суоярви.
       - Завтра мы со Светой в Петрозаводск поедем, а ты, на своей «пузотерке», доберешься до вчерашней вырубки. По лежневке даже не пробуй.

***

          Как-всегда перед ответственной поездкой поспать не удалось.
В мыслях прокручивалась дорога, по которой завтра придется ехать. Ладно, до Вегаруса доберусь, а там пойдут бесконечные съезды, перекрестки, мосты, на которые нужно аккуратно забраться, не повредив передний свес машины и также аккуратно сползти с него, не зацепив задним бампером.
Надо было вспомнить все выступающие камни и вовремя их объехать. Конечно самое главное было не заблудиться.
Спасибо Михалычу -- перед выездом прицепил мне на стекло свой навигатор,
      - Найдешь вчерашний маршрут, с ориентируешься.
Предстояло часа два с половиной крутиться по насыпным и просто грунтовым лесным дорогам, которые лавировали между озер, пробирались через вырубки, въезжали в сосновые боры, вились по смешанному лесу. Погода соответствовала бабьему лету. Было тепло, сухо. Впереди предстоял увлекательный во всех отношениях день. За моим «Опелем» поднимались клубы пыли, в лобовом стекле перемежались голубое чистое небо, оранжевые стволы сосен, желтые шапки берез, разноцветье осин, рябин и слепящие серебряные проблески озер.
Увлекся и на очередном повороте, совсего маху, напоролся колесом на камень. Машину прилично тряхнуло, удар отозвался даже в голове. Остановился и на переднем левом диске обнаружил черную метку от пробившего скат камня, а на самой покрышке вздулась приличная «грыжа». Обругав себя неприличными словами, поехал дальше, уже не так быстро, внимательно следя за дорогой. На восемьдесят седьмом километре узнал нужную мне вырубку. Приехали! Припарковался.

***
       Солнце припекало не по-осеннему. Слабый ненавязчивый ветерок шелестел листьями невысокого лиственного подроста, создавая приятный музыкальный оттенок и располагал к ударному труду, к коему я и приступил. Брусники было много! Она свисала с обочин прямо в колею дороги и была видна повсюду, насколько глазами просматривалось пространство. Нырнув вглубь вырубки, оказавшись в тени подроста и, отдавшись азарту, стал черпать созревшую ягоду. Быстро обобрав небольшую, заросшую брусничником возвышенность, скользя по камням, вылез на её верхушку…
На нагревшейся поверхности валуна, свернувшись кольцом лежала небольшая черная гадюка. Неожиданно… Пробежала мысль -- не вернуться ли к машине и поменять кроссовки на сапоги? Поленился и, отойдя чуть дальше, продолжил наполнять ведро, не потревожив змеиный покой. Торопился, впопыхах несколько раз оступался, хватался за стволики деревьев, чтобы не упасть. Решил передохнуть. Расположился рядом с машиной на пне. Сидел, смаковал чай и рассматривал голые руки, на которых появились красные точки от укусов мошкИ. Далеко, метров за двести пятьдесят, на краю вырубки, неожиданно заклёкал ворон… Звук его голоса потихоньку стал передвигаться вдоль кромки леса. Нет, не в мою сторону, просто по границе вырубки. Похоже ворон кого-то сопровождал. Лось или медведь? Послушав минут десять, решил пошуметь и заорал во все горло -- даже сам испугался. Карканье продолжилось, но на одном месте. Для пущего эффекта пришлось несколько раз подавить на сигнал машины. Пронзительный звук кажется долетел до финской границы. Прислушался и заметил, что голос ворона стал быстро удаляться и вскоре был почти не слышен.
 В одном месте показалось, что ягоду кто-то собирал, но по- особенному -- оборваны были только верхушки. Внутри брусничника, ягода была не тронута. Обнаружив разбитый вдребезги трухлявый пень, понял, что здесь кормился медведь. Вот подлец! Вытянет в трубочку губешки, спылесосит верхушки, а ты собирай остатки!
 Я направился к машине, чтобы высыпать в ящик бруснику. Ведро в правой руке было полным, с горкой. В левой руке совок, тоже набитый ягодой. Пот заливал глаза, зудели покусанные мошкОй руки, ноги заплетались, путались в брусничнике. Сказывалась усталость.
И тут случился конфуз! Споткнувшись о какой-то сучок, не смог переставить ногу, пошатнулся, бросил совок и уцепился за ветку осинки, пытаясь сохранить равновесие. Не удержался и, заваливаясь на спину думал о том, как бы не высыпать бруснику и не поймать на земле головой камень. Камня не оказалось, но на меня посыпался град ягод. Тут же вспомнился эпизод из мультфильма «Золотая антилопа»: - Ещё, ещё! Я лежал на белом ягельнике и смеялся в голос. Ягода была везде -- в глазах, ушах, на груди. На вытянутой вверх руке болталось ополовиненное ведро. Всё! Дособирался! Хватит. Что-то я завысил планку… К чему бы то?  Минут за пятнадцать пополнил ведро и вернулся к машине.
       - Спасибо! – поклонился до земли и запылил по дорогам, не спеша обратно, на юго-восток. В Суоярви добрался только к вечеру.

***
      День ещё прокатились с Михалычем за грибами. Поболтались по лесу, повспоминали давно ушедшие годы, и я понял, что, к сожалению, время бежит неумолимо, очередной вояж в Карелию закончился.
       На следующее утро помчался домой, оглядываясь засыревшими глазами на убегающие назад такие дорогие картинки прошлого, оставляя друзей, невольно думая -- не последний ли раз? Смогу ли ещё вернуться?

Талдом
14 октября 2025 год.