Стальные лепестки
— Опять… — прошептал он, сжимая кулаки.
За последние недели он научился различать звуки: где рвутся «Грады», где летят «Ураганы», а где падают эти коварные «лепестки» — мины, которые враги разбрасывали над их районом.
«Лепестки» эти были похожи на игрушки, маленькие и - нет, не блестящие, наоборот - едва различимые в траве.
Но стоило на них наступить — и… в лучшем случае человек (взрослый!) потерял бы стопу. Ребенок - погиб. Да и взрослый мог бы от потери крови… впрочем, думать об этом не хотелось.
Егор резко отдернул руку от подоконника.
— Мам, я к Сашке и Витьку! — крикнул он, на ходу натягивая куртку.
— Только осторожно! — донеслось из кухни.
Но он уже выскочил во двор.
Сашка и Витька ждали его у старого гаража, где раньше ребята играли в футбол. Теперь здесь была их «штаб-квартира».
— Опять сыпали ночью, — хмуро сказал Витька, кивая в сторону пустыря за школой. — Баба Люда видела, как они падали.
— Значит, пошли, — Егор схватил лопату, прислоненную к стене.
Они шли медленно, вглядываясь в землю. «Лепестки» могли не только застрять («раствориться») в траве, но и внешне слиться с камнем.
— Стой! — Сашка резко поднял руку.
Прямо перед ними, у корня старого тополя, лежал стальной «цветок».
— Ну что, парни, за работу? - попытался как можно беззаботнее спросить Егор.
И друзья приступили к разминированию.
Вчера или позавчера они «тренировались»: проверяли, как с помощью лопаты аккуратно поддеть «лепесток» и перенести в безопасное место - туда, где не ходят люди. Так и собрали штук пять, воткнув пару колышков и натянув на них изоленту. В общем, огородили место.
— Ты уверен, что так безопаснее? — Сашка прищурился, глядя, как Егор длинной лопатой с плоским лезвием поддевает очередной «лепесток», лежащий возле разбитой лавочки.
— Да, — сквозь зубы процедил Егор. — Дядя Сергей из МЧС говорил: чем дальше от тела, тем лучше. И не трясти.
Он медленно, как будто играл в «Операцию», перенес мину в старый деревянный ящик, застеленный тряпками. Витька, стоявший в двух шагах, громко сглотнул:
— Ну и ну… Двадцатая.
— Не двадцатая, — поправил Сашка, — девятнадцатая. Ту, что у забора, еще не взяли.
Егор вытер лоб рукавом. Вечер был прохладный, но от напряжения его спина промокла. Он оглядел пустырь за школой — еще вчера здесь бегали малыши, а теперь земля была усеяна смертью.
— Ладно, последнюю — и домой. Мать опять ругать будет, что поздно.
… На следующий день, когда приехали МЧСники, лейтенант долго кричал:
— Вы что, бессмертные?!
А потом вздохнул, поправил каску и неожиданно потрепал Егора по плечу:
— Ладно… Спасибо. Ты молодец.
Пока ящик с минами аккуратно грузили, а саперы готовились взорвать оставшиеся «лепестки» в кустах, Витька шепотом спросил:
— Как думаешь, они всегда такие… злые?
— Не злые, — покачал головой Егор. — Они просто знают, что мы могли не вернуться.
В этот момент один из бойцов выпрямился, достал из кармана шоколадный батончик и молча протянул ребятам:
— Берите. Вы сегодня работали.
Егор разломил его на троих. Он был сладким. Как мирная жизнь.
Когда машина МЧС уехала, Витька спросил:
— Что будем делать завтра?
Егор посмотрел на темнеющее небо:
— То же самое. Пока не закончится война.
А потом подумал, что когда-нибудь он обязательно станет таким, как эти люди в касках и форме с оранжевыми вставками. Чтобы защищать. Чтобы спасать.
Чтобы больше никто не боялся «лепестков» из стали.
Вечером Егор уткнулся в телефон, листая новости, и вдруг обмер: в местном телеграм-канале МЧС ДНР вышла запись — фото троих подростков в растерзанных кроссовках и потертых куртках, а рядом ящик с «лепестками».
Подпись: «Эти ребята — не герои. Они просто дети, которые не должны рисковать жизнью. Но сегодня они помогли обезвредить 19 мин ПФМ-1 "Лепесток". Спасибо. И пожалуйста, родители, не отпускайте их больше на такие "прогулки"».
— Ой, мамочки… — прошептал Егор, но было уже поздно.
Из кухни донесся резкий стук опрокинутого стула.
— ЕГОР ВАСИЛЬЕВИЧ! — голос мамы дрожал так, будто она держала в руках не телефон, а одну из тех самых мин. — Это… правда? — она ткнула пальцем в экран.
Егор почувствовал, как Сашка и Витька мысленно предали его, сбежав по своим домам.
— Ну, мы же… аккуратно… — пробормотал он.
— АККУРАТНО?! — мама схватилась за сердце. — Ты знаешь, что вчера в Кировском районе девочка… — голос ее сорвался.
И – разрыдалась:
— Пусть лучше крышу снесет, чем ты… чем ты…
Егор впервые за не мирное время почувствовал себя маленьким. Не спасателем, не почти что сапером, а просто мальчишкой, из-за которого плачут родители.
— Ладно… — он уткнулся в маму, пахнущую домашним теплом и чем-то вкусным, что она пыталась сделать на ужин ему и сестре. — Не буду. Больше никогда.
И тихо добавил:
— Позировать для фото.
Ночью Егор сидел на своей кровати, уставившись в трещину на потолке. Она появилась после прошлого прилёта, тонкая, как паутинка, но ему казалось, что он видит за ней всё — и разорванное небо, и пустырь, усыпанный стальными «цветами», и суровое лицо лейтенанта МЧС.
И… он сжал край матраса так, что пальцы побелели. В голове крутились картинки из школьного учебника — чёрно-белые фотографии. Дети у станков на заводах. Подростки, которые стояли на ящиках, чтобы дотянуться до тисков, и точили гильзы для снарядов. «Всё для фронта, всё для победы». Их отцы и братья были на передовой, а они — в тылу. Они тоже были солдатами, просто их оружием были напильники и молотки. Они защищали страну у станков.
А кто защищает сейчас его дом, его улицу, его маму, которая за стеной режет хлеб и старается не смотреть на окно? Кто, если не он?
Отец Егора не ушёл на фронт. Он был здесь, рядом, каждый день уходил на работу, пропадал допоздна – чинил то, что можно было починить после обстрелов. Но он был одним из тех, кто чинит, а не тех, кто защищает. Защищали другие — уставшие мужчины в касках, бойцы МЧС, которые приезжали на их пустырь. Но их было так мало. Слишком мало на все разбросанные «лепестки».
Вот и получалось, что они с Сашкой и Витьком — не герои. Они — тыл. Последняя линия обороны. Если они не выйдут со своей лопатой, то кто? Кто пройдёт перед малышами, которые могут побежать за блестящей «игрушкой»? Кто оградит стариков, которые и так уже пережили слишком много?
Мысль о том, чтобы сидеть сложа руки, когда прямо там, за окном, разбросана смерть, была невыносимой. Это было хуже, чем риск. Это было предательство. Предательство всех, кто жил в их районе.
Он не хотел славы. Он не хотел, чтобы о нём писали в телеграм-каналах. Он хотел только одного — чтобы мама могла дойти до магазина, не глядя под ноги. Чтобы соседские дети могли хоть на минуту выйти во двор. Чтобы пришедшая откуда-то с Запада война отступила хоть на шаг от их порога.
И этот шаг можно было отвоевать только так — метр за метром, очищая родную землю от стального яда. Порой даже ценой лжи родителям – во спасение. Ценой своего страха.
Он поднял голову и твёрдо посмотрел на ту самую трещину на потолке. Да, он солгал. Но он солгал не потому, что ему не страшно. А потому, что страшно за других — сильнее, чем за себя…
На следующий день на пустыре за школой снова играли малыши, Егор видел их из окна. Но он знал, что все это до нового гула, после которого на землю вновь посыпятся смертельные «лепестки». Сотрудникам МЧС вновь придется их убирать с риском для жизни.
И он, Егор, будет рядом. Пока не наступит мир.
Свидетельство о публикации №225101501553