Бесконечна тоска в разлуке

О, да.
Выкали мне глаза
Кровью, окрасит мой лик
Славно персика цвет.
Есть, ли я в твоих мыслях, иль нет?

О, да
Вырви  моё  сердце сама
Пустошь, кровью полна
Будто – то  цветами, земля,
Лишь бы  мог в твоем сердце быть я.

Надрывное эхо горьких слов, звук серебряных струн разорвал, скованное зимними  снами,  лесное пространство. Мальчик лет восьми вздрогнул из его рук выпала охапка хвороста, который он так  тщательно собирал.
-Деда, деда что это!? – кинулся мальчишка к старику, что рядом с ним рубил мертвый валежник. Тот разогнулся и осмотрелся по сторонам, потом вздохнув,  опустил топор и тут же присел на свежую кучу  поленьев.

-Так и не могут, забыть друг  друга и отпустить, - покачал головой дед. Мальчишка заинтересованно посмотрел на старика, но тот лишь молчал и задумчиво смотрел перед собой. Тихий лес неожиданно стал заполняться, печальной музыкой, женский голос чуть слышно пел. На снегу перед глазами мальчика стали проявляться следы голых ступней, окрашенных багровым цветом.

-Деда, деда смотри, там кровь на снегу, - снова подскочил мальчик. Он прижался всем телом к дедушке и широко открытыми глазами смотрел на поляну средь сосен, на которой поземкой стал кружить снег, превращаясь в кроваво-красные лепестки.  Тут же с макушек деревьев взвилась стая воронов, громко крича,  эти птицы, хаотично метались над землей, роняя,  черное, словно безлунная ночь, оперение. Перья, лепестки смешивались и  разделялись, формируя два силуэта. Один мужской, в маске, другой женский в плаще. 

Они застыли, цветы и перья, как живые  кружили ни на миг, ни останавливаясь. Их движения завораживали, напоминая то ли танец, то ли бой. Вот они соединились в единую фигуру, а потом распались на отдельные силуэты. Тихая музыка лилась над поляной: шепотом, вздохом и плачем, заставляя сердца людей, что находились здесь тревожно биться, пронизанные сотнями иглами, боли и тоски. На глазах мальчишки и старика против их воли выступили слезы.

Два призрака кружили  на белом снегу.  Мужчина  в маске нападал, девушка в плаще отбивалась.  Эта призрачная битва, казалась, была окрашена, бесконечным отчаяньем и обречённостью, и не было этой боли конца.  Мгновение, и силуэт из перьев пал на колени, пред женщиной.  Его глаза под маской наполнились горечью, и он в немой тоске уставился на лицо под капюшоном.

 Женщина замерла, музыка на миг стихла, словно была остановлена,  чьей то невидимой дланью.  Девушка, как  во сне протянула руку и попыталась снять маску. Коленопреклонённый мужчина  не двигался, он все так же, не отрываясь, смотрел девушке в глаза. Вот средь черноты перьев мелькнули бледная кожа и алые губы, тут  же лицо вспыхнуло огнем и осыпалось на снег горсткой пепла, которую подхватил ветер и разметал по земле. В руках девушки осталась лишь золотая маска.  Она вздрогнула и поднесла к лицу холодный металл, поцеловав, девушка прижала её к груди.

 И снова печальное  эхо женского голоса, запуталось в кроне деревьев  укрытых  шапками  белого снега. Она пела, маска в её руках обращалась в прах. С небес крупными снежинками закружил снегопад,  средь резных капель зимних слез, тут же заплясал разорванные  лепестки, предавая бесконечной тоске багровый оттенок.  Казалось, на мертвую землю, обрушился дождь из крови. Голос  стих, девушка рухнула на колени и стала поднимать голову вверх. От этого движения капюшон  упал, являя снегопаду, красивое лицо в ореоле золотых волос и красных перьев, что были вплетены в них.

 Девушка медленно протянула руки к небу, в её небесно-голубых глазах замерла печаль. Порыв вьюги  развеяла прах с её ладоней, освобождая белоснежную кожу рук для алых лепестков.  Она, не мигая смотрела  на их танец, мгновение, и её силуэт обратился в золотые цветы, они в отчаянном  порыве соединились с красными лепестками, белыми снежинками и прахом. Продолжительно покружив, цветы  устлали всю землю на  поляне и замерли присыпанные снегом.  Лес снова погрузился в ледяное молчание зимы, мальчик и старик, оцепенев, смотрели на  эти цветы, тяжелым взглядом.

-Деда? – первым очнулся ребенок, он оторвался от теплых рук  старика и вопросительно посмотрел на него. Старик лишь вздохнул и вернулся к куче поленьев, что лежали небольшой горкой на снегу.  Закончив рубку дров, люди закидали полешки и хворост в сани. Старик, чуть кряхтя, забрался на козлы и взял вожжи, мальчик примостился рядом. Легонько стеганув востроногую лошадку, сани, хрустя снегом, двинулись по  свежему насту.

-Деда, а кто это был в лесу?- изнывая от любопытства, чуть слышно спросил мальчишка. Старик печально улыбнулся.
-Ящер да Жара-Птица, - ответил старик своему внуку.
-!?- мальчик во все глаза, уставился на деда. Старик лишь покосился на мальчика и промолвил:- Давно это было, тогда моя прабабка, даже в мыслях  отца не имелась. На месте  этого леса рос персиковый сад.
-Персиковый сад!? Разве у нас мог расти персиковый сад?

-Мог, - усмехнулся дед глядя на внука, - тогда по всем нашим землям тепло было, заморские цветы цвели да райские птицы летали. Жили на этих землях два огромных племени. Жутко они враждовали меж собой.
-А за что они бились-то деда?
-А кто ж его теперь знает-то, - хмыкнул дед, чуть стеганув лошадку, - мож чего не подели, а может сдуру бесились. Были у этих племен воеводы: Ящер, да  девица Жар-птица.

-Девица!? Разве такое, может быть? – удивился мальчонка. Дед посмотрел на внука и, улыбнувшись, ответил: - а почему б и нет. В те времена были «девичьи воины», девки статные  и красивые, вострые не только на язык, но клинки их были остро заточены.  Наравне с парнями бились и ничуть ни по ловкости, хитрости и воинскому мастерству не уступали им.  Такой была и Жар-Птица, золотоволосая  красавица, с голубыми глазами, как весеннее небо и алыми губами, что по – красоте могли сравниться лишь с цветущими персиками. Красна, умна, смела да руками умелая.

-А Ящер? – снова задал вопрос мальчишка. Взгляд старика помрачнел.
-Ящер –то? – промолвил он сурово, - красив был этот парень, да сердцем жесток. Черен власами, глазами и душой. Сердце его было черствое, да холодное словно лед. Никого не щадил он ни старого, ни малого. Все его боялись, да ненавидели.
Старик замолчал, нахмурив брови, мальчишка притих, лошадка не спеша семенила по снегу.

- Так вот, - чуть отойдя, продолжил старик, - хоть и каменное у него было сердце, но и оно не устояла  под натиском любви. Ящер и Жар-птица полюбились друг  другу, да так  сильно, что аж сердце замирало при взгляде, да все тело в дрожи заходилось. Каждый миг, что они встречались на поле боя, не могли сравниться стой пылкостью и страстью, что кипели в их сердцах. Жара –птица все пыталась сбить с  Ящера маску в бою, чтоб узреть лик, да в мирской жизни узнать его. Ящер же был хитер, не позволял злату с лица сойти, прятал свою облик от неё, но все же его глаза горели таким чувством, что сними с него маску и оказавшийся он страшен ликом, Жар-птица, даже на его лицо, не обратила бы никого внимания. Вот так сильно пылало любовью злое сердце воеводы Ящера.

-Разве любови возможно зародиться в злом сердце,- изумленно промолвил мальчишка глядя на елки впереди.
-Возможно, - чуть усмехнувшись, ответил дед, - любовь, ей же все равно, очернены ли ты Тьмой, или обласкан Светом. Она зарождается даже в самом гнилом сердце, пытаясь спасти душу человека своей слепотой. Та битва случилось на пустоши, рядом с персиковым садом, ох и страшной она была. Смерть  всех забрала, остались  живы только Ящер да Жара-Птица.
-Как так!?

-Не смог  Ящер убить ту, которую любил, - вздохнул старик, чуть дернув вожжи, - упал перед Жар-Птицей на колени, раскинув руки, голую шею подставил под её окровавленный клинок. Он даже глаз не стал закрывать, так и смотрел на неё молча, пристальным взором
-А Жар – Птица?
-Девка-то!?- покачал головой дед, чуть помедлив, - откинула саблю да на грудь ему кинулась. И простояли они всю ночь на коленях в крови, сжимая друг друга в объятиях.

-А маску –то, маску-то, сняла с Ящера Жара-Птица!?- встрепенулся мальчишка, чуть приподнимаясь с сидения. Старик покачал головой.
-Нет, не успела, - печально проговорил дед, - ранним утром нашло их племя Жара-Птицы и разняли, не дав даже на прощанье словом обмолвиться.
- А что было дальше, - чуть слышно поинтересовался мальчонка. Его голосок дрогнул, - вместе остались Жара-птица с Ящером аль нет?
-Те времена суровые были, - тихим голосом продолжил старик, - вражда только кровью смывалась. Казнили  Ящера, сама же Жар-Птица  голову и срубила тому, кого любила.

- А как же Ящер, неужто он пощады не просил?- шмыгнул носом мальчишка и стал размазывать слезы по щекам. Старик остановил лошадь и, опустив вожжи, развернулся к внуку.  Обняв ребенка, дед ласково стал гладить мальчишку по голове.
-Не по чести просить пощады воеводе, -  стал   утишать ребенка старик, - он молча принял свой приговор, только лишь перед смертью гусли попросил.

-Гусли!? – оторвав голову от немощной груди старика, спросил  внук.
-Да, - горько улыбнулся старик, - хоть и был холоден сердцем Ящер, гусляром он был отменным. Пел так, что соловьи в трепете стихали, заслышав, как его мозолистые руки перебирали струны. И голос его был, таким, что мог своей глубиной  восхитить Явь да Навь вместе взятых, да грешникам в Пекле дать облегчение. Ту песнь, что ты слышал, его слов была, посвятил он её Жар-Птице. Хоть и кровью пропитаны, да не скрывают эти слова любви.

 Спел он её да голову на плаху положил, даже маски не позволил Жар-Птицы снять с себя. Только после смерти, когда голова отделилась от тела, она позволила себе к ней притронуться, но так и не увидела лика того кого любила. Потеряла сознание, так три дня  и пролежала  в беспамятстве. Схоронили Ящера напротив персикового сада, на той пустоши, где его войско полегло. Хоть и люто ненавидели его, да не смогли в посмертии позволить осквернить его тело. Так и нашел свой покой этот воевода.
 
-А Жар-птица, что с ней то стало?
-Обезумила девка, сгорела как  свечка, от тоски и горя, - горько промолвил старик, подстегнув лошадку, - не могла она себе простить крови любимого на своих  руках. Долгие лета босоногой бродила по пустоши, да по персиковому саду, где был казнён Ящер. Никто  не видел, как  и когда она померла. Правда людская молва, идет, что вовсе девица-воевода не померла, а обратился лепестками цветущих  персиковых  деревьев. Каждую весну кроваво-красный цвет засыпал своим цветом могилу  воеводы Ящера, да кости его войска, дабы успокоить его проклятую душу.

 Да.…В ту весну  май был богат на цвет персиков. Они сплошным потоком покрывали ветви деревьев, цветы были настолько багровыми, что издалека казалось, будто весь сад залит был кровью.  Неожиданно средь солнечного дня налетел снегопад, он сорвал весь цвет с деревьев и засыпал им, и пустошь, и сады. Вместе с цветами умерли и деревья. Вот с тех пор, больше никогда и не цвели персиковые деревья в наших краях.