Часть I.
Глава 1.
Зима закончилась как-то быстро, оставив после себя холодную весеннюю слякоть. В стационарах и поликлиниках не продохнуть, все хроники маются обострениями. У неврологов тоже пик обращений, и Сонечку Феофанову это злит безмерно: плановые больные отодвигаются на месяц-другой, горит важная работа. Только-только всё приготовила для давно задуманного эксперимента, как – пожалуйте - приходится заниматься совсем не тем, чего хотелось!
А хотелось заведующей неврологическим отделением повозиться с несколькими непростыми пациентами, которых она давно наблюдает амбулаторно, и для которых является светом в окошке. Потому что при нашей госздравовской системе у этих избранных, похоже, на других докторов надежды особой нет. Участковые специалисты, изрядно помаявшись с ними, подвергнув мыслимым и немыслимым обследованиям и протащив через консультации всех остепенённых светил нашего города, в итоге прозрачно намекают: пробуйте к Феофановой. В местном медицинском мире если кто и возьмётся за ваши недуги, так разве что она.
Из-за этого в Сонино отделение наезжают толпы страждущих, многие - издалека. Прорываются правдами и неправдами. Приврут, что болезнь хватила прямо возле стационара, а у самих в кармашке лежит уже и направление прямёхонько до госпожи Сони. Что – гнать несчастных «ходоков» опять по месту жительства? Главврач больницы так и велит: никого «с улицы» не принимать. Но Софья Исаевна, доктор в третьем поколении, воспитана в иных понятиях. Примет втихаря от начальства, глянет. Кого требуется – срочно госпитализирует. Чья болячка терпит – тот приходи на консультацию в порядке очерёдности.
О неврологии Феофановой по городу, да и по области упорно ходят разные легенды неспроста. Кое-какие слухи просочились даже в соседние регионы, так что бывают и совсем уж залётные птички. Поговаривают, что она практикует необычные для периферии методы лечения. Что-то там ввинчивает в головы больным, пускает внутрь ток, и люди встают со стола как заново родившиеся.
В очередях ко врачам и я наслушалась подобных измышлений, которые ничего кроме усмешки не вызывали. Винты-то, возможно, и есть, но чтобы потом – как новенькие!.. Чего ж тогда волшебница Соня даже у себя на отделении работает поштучно? И почему чудодейственное средство не используют все подряд эскулапы? Значит, что-то не так с этими хитростями…
Мой скепсис несколько поколебала нечаянная встреча: мы с легендарным доктором столкнулись что называется «лоб в лоб». Я сидела на прием к очередному дорогостоящему специалисту в надежде, что уж он-то раскроет причину моих немочей. В это время на мое счастье – или на беду, как посмотреть, - к профессору припорхнула по каким-то своим медицинским вопросам Феофанова. Мы не виделись с ней, считай, со школы, хотя в классе были не разлей вода. Соня узнала бывшую однокашницу и настырно прицепилась, что со мной, и зачем я тут околачиваюсь. К таким дяденькам-де с радикулитами не ходят, это ей известно. Как я ни мялась, а пришлось выложить свою невесёлую историю.
…История-то дурная, даже в некотором роде стыдная. Позапрошлым летом я, «сумасшедшая Ариша», потянула в горы класс дочери. До развода мы с мужем каждое лето приобщали её друзей-одноклассников к турпоходам. Начинали с бродяжничества по своему краю, а в этом треклятом году понесло нас на Урал. Сами по себе Уральские горы прекрасны. Но в начале лета только совсем неграмотные люди могут сунуться на кишащие клещами увалы. Неграмотной я не была, и прекрасно знала о сезонных клещевых напастях. Но тут будто кто глаза отвёл, причём не только мне, а и многим другим. Я уже сталкивалась с подобными необъяснимыми случаями, но верила, что там-то во всём виной недогляд. Хотя и задумывалась, как, к примеру, опытнейшая группа лыжников ни с того, ни с сего вдруг подрезает заряженный снегом склон и гибнет в лавине? Ребята лучше других знали, как уберечься от лавин, а поди ж ты – словно то-то глаза им отвёл!
То же вышло и с нами. Зная о подлости июньских клещей, пересидеть бы опасность по домам. Так нет, подались прямёхонько в лапы этим мерзким тварям. Когда поняли, кому на съеденье попали, дёрнули, конечно, с этих распрекрасных троп. Из детей, слава Богу, никого не покусали. А вот я…
Я словила-таки заряженного энцефалитом клещика!
На этом моя прежняя жизнь и кончилась, подступило беспросветное существование. Будто хребет сломала, вылетев из седла разогнавшейся лошади на всём скаку…
Энцефалит мой в нашей районной больничке вроде обуздали. По крайней мере, так там считали. Но бесконечные головные боли, а также непонятные и всё более тревожные проявления - остались.
Подкралась и другая беда. Муж начал подолгу задерживаться на работе, пропадая сначала по вечерам, а потом и прихватывая субботы с воскресеньями. Занятая своими болячками, я не придавала большого значения этим отлучкам – у многих подруг мужья тоже вечеровали или устраивались на вторую работу. Однажды благоверный не появился дома сначала на три дня, потом аж на неделю… Наконец, в моё отсутствие он собрал вещички и без объяснений свалил в неизвестном направлении. Всё, что мне о нём было известно – из города он не уехал, обзаведясь новой большой любовью.
Наверное, будь со мной всё в порядке, я бы тогда ударилась в тоску. Но при возрастающем недужении на неверного супруга сил не оставалась. И без него не знала, в какой угол кинуться, чего бы ещё поделать со своей головушкой. Таскалась по врачам, обошла дюжину именитых и не слишком неврологов, побывал у всех городских светил, пару шарлатанок и цыганку посетила, пока случайно не столкнулась с Соней. Оказалось, она по-прежнему живет в одной из многометражных «сталинок» нашего огромного двора и даже фамилию носит ту же! Как мы после школы не пересеклись ни разу – загадка.
С полуслова взяв в толк мои несчастья, дальше слушать на бегу доктор Соня не стала.
- Сколько денежек-то этот мыльный пузырь с тебя уже вытянул? – прервала на полуслове мои стенания. - Ты давай бросай ходить ко всяким… лекарям кошельков, записывайся на приём ко мне в отделение.
Оказалось, доктор Соня тоже специализировалась по этой части. То есть врачевала больные мозги. Посему отказываться от её строгого приглашения я не стала. Не возьмётся пользовать меня кандидат медицинских наук Феофанова, так хотя бы душевно посидим с подругой, не один год протиравшей в школе юбчонки за одной занозистой партой. Словом, притащилась я в её богадельню не без надежды.
Так после почти часовой беседы и оказалась среди пациентов, поступивших в стационар как раз в самое глухое послезимнее время.
Валяясь в выделенной палате, я от нечего делать приглядывалась к тому, что происходит вокруг.
В отделении сразу чувствовалась хозяйская рука: чистота, тишина, простая, но вкусная кормёжка, работающие сортиры и даже объёмный общего пользования чайник. И персонал как на подбор: понимающий и работящий. Никаких тебе «иностранных» студентов, шприц-то увидевших в первый раз, которыми кишат прочие больничные коридоры. Все сёстры в годах, своё дело знают на пять с плюсом. Зав отделением старалась изо всех сил, чтобы кадры держались, получали за свой труд достойную плату. Обслужив как-то родственницу большого медицинского начальства, Соня договорилась о расширении числа так называемых платных палат. В общебольничный котёл лишняя копеечка, и отделению кое-что перепадает. Палаты не пустовали: те самые «люди с улицы», как правило, охотно шли на то, чтобы получить желанное лечение даже на недешёвых платных койках.
Однако главным было не это. С помощью разных ухищрений – часто через многочисленных «блатных» пациентов – доктор смогла разжиться завидным парком медицинского оборудования. Таким, на который облизывались областные и даже, случалось, столичные специалисты. Тем, что не помещалось у себя под крышей, Соня наполняла специализированное, под неё организованное, горздравовское отделение. У чинуш ведь тоже иногда бывает нужда в современной медицине. В нашем сильно периферийном населённом пункте появился свой а-ля радиологический центр.
Постепенно обычная Сонина неврология стала больше напоминать несколько иную структуру, которую сама она называла нейрофизиологической. Отставляя гордость и занимаясь «нужными» людьми, кандидат наук везде, где можно, тараном пробивала для неё дополнительное финансирование и штатные единицы. Встревала во входившие в моду разного разбора управленческие программы, беззастенчиво расталкивала коллег из других клиник в борьбе за цифровой электрокардиограф или заоблачно дорогой томограф. Без конца обивала начальственные пороги, заводя необходимые для дела знакомства – благо к своему сороковнику Сонька выглядела как свеженькая 25-летняя молодайка. Сделалась на «ты» с шебутными медийщиками, успела отметиться на выборах губернатора как доверенное лицо. Не было преград, которые, чуя впереди вожделенную цель, не одолевала бы эта на вид хрупкая скромница.
С помощью подсобранной матбазы Феофанова и рассчитывала по весне начать задуманные ею манипуляции. Она не скрывала от меня, что в этой работе был и её шкурный интерес. Защитив кандидатскую в престижном медицинском НИИ, Соня набирала материал для докторской диссертации. Не хватало только «вишенки на торте»: качественной статистики в виде серии клинических экспериментов. Если удастся их провести, то и дальше всё пойдёт как задумано. Можно будет говорить не просто о докторской, а о новой лечебной методике. Вернее, о внедрении в периферийную лечебную практику экспериментальных научных разработок. А вот с такими пирогами можно замахиваться даже на отдельную клинику!..
Приглядываясь к кипучей жизни отделения, я задавалась разными вопросами. К примеру, почему Сонька топчется со своими экспериментами здесь, в небольшом городишке, когда вполне бы могла успешно работать где-нибудь в столичных мегацентрах. Да и вообще - зачем, спрашивается, в нашей тьмутаракани какой-то сверхсовременный медицинский центр?
Со своими непонятками я пристала к Феофановой. Она ответила вопросом на вопрос: - А много ли, друг мой Ариша, таких болезных, что легко могут позволить себе ехать в Москву или Санкт-Петербург для решения своих проблем? Вижу, сама знаешь: единицы. У одних денег нет, другим сопровождающие нужны, третьих дети малые не пускают. У людей много разных неразрешимых заковык. Да и не во всякой столице отыщутся спецы, освоившие подобные лечебные приёмы, за какие здесь бьюсь я. Скорее всего, расхерачат иногороднему черепушку, увидят, что не копенгагены в их болезни, да и снова отправят домой долечиваться. Это ведь не их кровные больные, просто приезжие кошельки! Ни у кого никакой ответственности за таких пациентов нет. Такое бывало, знаем, плавали.
Вот оно что! Очередные Нью-Васюки! Кроме расширения чисто медицинского поля Соня тешится надеждой на переворот всей периферийной организации лечения болезней мозга. Блажен кто верует…
Глава 2
Свою революцию Соня начала с того, что уломала главврача объединить её неврологию с нейрохирургией. Формально, в бухгалтерской отчётности, два отделения продолжали существовать как самостоятельные единицы, но в жизни стали единым организмом: - нейрофизиологией. Сколько ни упирался главный, а согласился, что только так можно организовать экспериментальную площадку для нестандартных Сонькиных идей.
Зато!..
Если всё пойдёт по плану, стационар растиражирует опробованный ею способ лечения сложных нейрозаболеваний. А уж тогда - и новый доктор наук, испечённый в стенах маленькой больнички, и влиятельные богатые пациенты, и слава. Его, прозорливого главврача, слава. Да и сам он приблизится к защите учёной степени. Сонька поможет, куда денется!
Давно был подобран и обучен персонал, лежали в палатах подходящие для задуманных манипуляций больные. Бери да начинай! Несколько недель, и эксперимент будет завершён... Первый, но, думалось Софье Исаевне, не единственный. В перспективе её стараниями получат выздоровление многие обречённые и обездоленные судьбой люди. Потом появится и высочайшее министерское дозволение ставить на поток обкатанную на периферии методику. Внедрение науки в жизнь, так сказать. Подобные операции пока могли позволить себе лишь специализированные научные институты и крупные медицинские центры, очереди в которые больные из маленьких городков обречены были ждать до скончания века.
Всё, казалось, было готово к задуманной Феофановой работе. Если бы не одна гадкая заминка. Даже с самыми умными и расчётливыми людьми случается, что на их хорошо укатанной дороге возникают вредные ямки и камушки, отодвинуть или обойти которые они не в силах. Такие, например, обидные препятствия, как это повальное весеннее обострение. Зав неврологией и думать не думала, что именно теперь оно может наступить почти на три недели раньше обычных календарных сроков. Надо было учесть наперёд и это? Да кому придёт в голову соотносить работу клиники ещё и с прогнозами синоптиков?!
Из-за этих «камушков» доктор заметно нервничала. Она хорошо знала, чего стоит настрой больного на операцию. Особенно если операция – на мозге. Всяческие отсрочки здесь крайне нежелательны. Приходя ко мне в палату в конце дня, когда основная работа заканчивалась, Соня взяла моду «облегчать душу» - делилась новостями отделения. Прикидывала:
- Конечно, можно бы скинуть «обычных» больных на руки Гриши. Но так нечестно. Гриша всё же специалист по нейрохирургии, а не невролог.
Гриша, он же Григорий Петрович Беленький, готовился к новой работе наравне с Феофановой. Отставив передышки в виде выходных, и совсем забросив детей из распавшейся семьи, корпел над медицинскими публикациями и графиками наблюдений за пациентами. А теперь, товарищ Беленький, пожалуйте на хрен, ковыряйтесь в тривиальных травмах и менингитах?
Гриша был в объединённом отделении Сониным замом, беззаветным и безответным, как и прочие многочисленные её поклонники. Не меркнущие с годами выдающиеся внешние данные, а более всего неукротимый огонь, светившийся в Сонькиных глазах, притягивали к ней мужичков, как бабочек на яркий свет. Во и этот Гриня покорно пошёл бы куда ею велено, лишь расстроенно сопя в тряпочку. Другой разговор, что Феофанова так поступить со своим преданным коллегой не могла.
- На медицинском хозяйстве вместо меня, пожалуй бы, справилась и Элька Райс – Сонино производственное совещание продолжилось на следующий вечер - Но Эльза Ивановна, как истинная немка, так закрутит дисциплинарные гайки, что того гляди люди заискрят. А сейчас нужна спокойная ровная обстановка. Да и вообще - зачем тратить силы на разборки с персоналом? Или я не права?
Права она была на 200 процентов. А откладывать вожделенную науку и барахтаться в постылой рутине всё же приходилось...
Пройденные мною обследования показали, что недолеченное после энцефалита менингеальное воспаление дало некое расстройство в работе мозга. Падучих обмороков не наблюдалось, но уже дважды за полгода происходило что-то вроде раздвоения сознания. Будто бы я вдруг попадала в незнакомое место, где общалась с чужими людьми – и одновременно жила своей обычной жизнью, ходила, разговаривала, слышала, что мне отвечают. Правда, говорили, что невпопад. После приступов меня на несколько недель отправляли на больничный, из которого чаще всего выводили как при микроинсульте. Врачи и в справках писали: подозрение на микроинсульт.
Случай такой, по мнению завотделения, заслуживал того, чтобы повозиться со мной внимательнее. А вдруг её метод поможет прекратить эти отвратительные трепыхания сознания? Потому-то Соня и предложила участвовать в эксперименте. Что мне оставалось, если другие врачи только знай лечили несуществующее кровоизлияние?
- Попробуем дать бой твоей эпилептической непонятке! У меня как раз недоставало для эксперимента эпилептиков! –весело потирала роскошные беленькие ручки подруга. Не скажешь, что они то и дело купаются в злых дезинфицирующих до костей растворах. И принималась рассказывать о разных вещах, имевших к моей болезни опосредованное отношение.
- Говоришь, что из-за этой своей хворобы вынуждена отказаться от корреспондентского труда и пойти на рекламную подёнщину? И тебе, конечно, кажется, что ты – единственная, кому пришлось выбирать между вдохновенным творчеством и рутинным добыванием средств к существованию? Ну так глянь-ка на этот списочек, – она раскрыла недавно приобретённый ноутбук. – Знакомые имена?
Мне улыбался длинный ряд портретов. Властитель умов XYIII-XIX веков, поэт лорд Байрон. Изобретатель фэнтези, детективов и хоррора, прозаик Эдгар По. Родоначальник философии нацистских сверхчеловеков, загадочный мыслитель Ницше. Блестящие писатели Вальтер Скотт, Мопассан, Флобер… Там же – создательница самых популярных в мире детективов Агата Кристи, сказочники Андерсен и Льюис Кэролл, русские литературные гиганты Достоевский, Блок, Есенин, Пётр Ершов...
Соня ткнула в портреты:
- Все они страдали той или иной формой эпилепсии.
- Ну, писатели и без эпилепсии все маленько чокнутые! - не преминула встря со своим глубокомыслием я.
- Вот-вот! Современники, не понимавшие причин болезни, именно таковыми их и считали. В чем-то могу согласиться и с ними, и с тобой, – примирительно улыбнулась Соня. - Но как быть с Сократом, Цезарем, Аристотелем, Македонским, Леонардо да Винчи? Куда прикажешь деть эпилептиков Ришелье, Петра I, Наполеона и ещё десятков правителей, музыкантов, художников? Ван Гога, к примеру, отхватившего себе ухо как раз во время эпилептических мучений? Все они гениальны. А недуг, известный со времён Древнего мира, никогда не считался зазорным. Более того: его так и стали именовать: болезнь гениев. Знаешь почему?
Я не знала. Зато хорошо знала, как мучительны эпилептические провалы в какие-то параллельные миры, как потом они выбивают из колеи.
- К одарённым людям как раз во время приступов приходили и приходят самые необычные решения, мысли, образы. Люис Кэролл «списал» свою Страну чудес как раз во время эпилептической отключкиили под действием опиума. Переплетение лестниц и спусков, например, по которым бегали персонажи И у глубоко чтимого мною Леонардо все его технические предвидения рождались, видимо, во время болезненных моментов!
О-о-о! Вот, оказывается, в какую компанию я затесалась… А Соня, значит, желает вернуть меня из стана великих в стадо обычных, ничем не выдающихся человеков? Чтобы пописывать заметочки с пожаров и отчёты о квартирных драках - и гордиться убогими текстами? Этого я, измученная нездоровьем, страстно желаю?
Право, уже и не знаю…
Надо ещё подумать, прежде чем совать голову в пасть знаменитого нейроиспытателя, пусть он хоть трижды знаком тебе со времён катания на дворовых горках…То есть, конечно, она… Как, кстати, здесь собираются колдовать над моей черепушкой?
Софья Исаевна, войдя в роль великого врача, нарисовала, наконец, перспективы искоренения моего недуга. Энцефалограмма и МРТ уже обозначили те участки мозга, которые «отвечают» за сбои. По её словам, лечение было выполнимо всего-то с помощью небольшого воздействия электрическим током на эти нездоровые зоны. Совсем малюсенького, ну прямо совсем… Этот крошечный разряд - на врачебном языке электростимуляция - якобы способен творить чудеса. Чаще всего он сулит избавление от тяжких страданий. Или окончательно делает подопытного дураком – про себя прибавила я. Соня по примеру своих учителей называла такую атаку ласковым вмешательством в жизнь нервной системы. Хороша ласка, если в твой мыслительный орган засовывают невесть какую проволоку, хотя бы и золотую…
А сам процесс засовывания – как он происходит? Черепушку, как бревно, распиливают пилой? Не забыть бы про это узнать. Если да – то ну его к чёрту. Вдруг пила возьмёт да и сорвётся! Чего тогда станется?
С другой стороны – а что остаётся? По очередному кругу таскаться к мало-мальски сведущим врачам, большинство из которых давно развело руками и указало в сторону Сони?
Поверить ей и согласиться на эксперимент?..
Страшно? Страшно. Очень.
А всю жизнь маяться внезапно накатывающими раздвоениями? Неделями валяться потом в вонючих стационарах под капельницами? Обходить стороной солидные издания и за копейки обретаться в рекламных службах сомнительных ТВ-каналов и газетёнок? А как кормить-одевать подрастающую Тину-Валентину? На папашку её надежды мало, помощи от него кот наплакал. Хорошо ещё деды кое-что подбрасывают, и дача выручает.
Я засбрасывала доктора ворохом дурацких вопросов, а она отвечала спокойно и обстоятельно. Привыкла. Каждый больной пристает к ней с этими непонятками. Пилить черепушку никто не собирается, это прошлый век. Просверлят в нужной зоне крошечное отверстие, куда и вставят электроды. Всё не вручную, а с помощью специальных (и о-очень дорогих!) аппаратов и аппаратиков. Зря она, что ли, готовилась к этому делу так основательно. Весь процесс пойдёт под присмотром специального компьютерного ока. Каждый микрометрик моей драгоценной головушки, что снаружи, что внутри, будет врачам виден. И так далее, и тому подобное. Заумное и непонятное.
Похныкав со страху денёк в подушку, я согласилась. Двум смертям не бывать!
Глава 3
Пообвыкнув на отделении, я заинтересовалась соседями. Кроме обычных неврологических больных, здесь маялись ещё трое таких же, как я, полоумных, что дали согласие на предстоящие экзекуции.
Палату в отдельном крыле коридора занимал мужчина, очень скрытный пациент. Товарищ не показывался из своего закутка, еду ему носили в палату. Персонал относительно него будто воды в рот набрал. Как ни дёргала я сестёр и нянек, ничего путного добиться не могла. Не знаем, и всё тут. Может, и вправду не знали. Но и сама Софья Исаевна, любившая в свободную минуту потрепаться, сидя на в кресле у меня в палате, сразу замыкалась, если я касалась пребывания этого странного затворника. Отвечала «пока не знаю», или «там посмотрим», и быстренько сматывала удочки. Видя такую непробиваемую стену, я отстала и даже забыла о существовании таинственного товарища. В конце концов, он мне кто – папаня родный?
Соседка слева, очень милая интеллигентная дама Ангелина Владимировна Реснянская, была, видимо, из богатеньких, приехала из какого-то элитного коттеджного городка. Как шептались сёстры, она страдала не совсем понятной болезнью, похожей не то на Паркинсона, не то на Альцгеймера, не то ещё на что. Губы тряслись, руки временами не двигались, ноги не держали, говорить было сложно, вдобавок неважно стала слышать. А получить точный диагноз никак не получалось. Доведённая до крайности недугом, она, вопреки желанию мужа, прибегла к обследованию у Феофановой.
С третьей соседкой, что справа, наоборот, было понятно всё. Несколько лет назад в цехе ей прямо на голову оборвался крюк кран-балки. Тридцатилетняя стропальщица осталась жива, но с отвратительными последствиями. У Лиды после травмы развилась болезнь Паркинсона. Обозначились и другие безрадостные «головняки», из-за которых безжалостные на язык сёстры грубо окрестили Лидию Игнатьевну Стрелкову Лидок-передок.
Беда состояла в том, что Лида постоянно и болезненно хотела мужчину. Стропальщица слегка успокаивала навязчивую тягу, лишь принимая ванну, или подробно рассказывая кому-нибудь о своём «хотении». Ванны в нашей больничке не водились, поэтому всё свободное ото сна и еды время Лидок охотилась на слушателей, готовых терпеть её исповеди. Мы с Реснянской изнывали от бесконечных подробностей соседских интимных фантазий, и недоумевали, что делает эта особа в специализированной нейрофизиологии. Даже советовали Лидке соблазнить кого-нибудь из персонала. Но Лидок-передок была такой страшненькой, что на неё не покусился бы не то что ни один врач, а даже санитар-узбек, единственный гастарбайтер, неизвестно каким ветром занесённый в Сонино отделение. Мирило с ней только то, что Стрелкова понимала постыдность своего состояния, хотя ничего не могла с собой поделать. После малоэффективного лечения у гинекологов и психиатров кто-то надоумил её обратиться в это отделение. Софья Исаевна, покопавшись в анамнезе несчастной, оставила её у себя – пока для обследования. Но после многочисленных анализов назначила элетропроцедуры и ей.
Эпилептиков не было. Вот почему мой анамнез пришёлся для Сониных опытов кстати.
К нам, «пробным» пациентам, Соня забегала ежедневно, вела душеспасительные беседы. То есть опять и опять рассказывала, что каждой предстоит, как это выглядит, и ради чего всё затевается. Под её убаюкивания мы старались верить, будто всё должно пройти в штатном режиме. Что это за штатный режим протыкания какими-то проволочками мозгов живых людей, не очень понимали.
На окончательную подготовку каждого участника к «операции Ы» Соня отводила недели две-полторы; раньше, по её прикидкам, никак не получалось. Наконец, были назначены сроки отправки в операционную. Мы притихли и приуныли, хотя вида не показывали ни перед врачами, ни перед захлопавшими крыльями родственниками. Тут уж коли назвался груздем…
Первым на стол взяли того самого неизвестного, перенёсшего, как оказалось, контузию. Через несколько часов бесчувственного «контуженного» приволокли на больничной каталке обратно. Непонятно было, живо или мертво это тело. Мокрая, как не отжатое банное полотенце, Соня, заглянув на минутку поздороваться со мной, только и сказала: «ну не знаю, не знаю…». Глаза её были в растерянном и счастливом ожидании.
Следующие дни заведующая почти не показывалась, обходы проводили другие доктора. В операционную с раннего утра прикатывали безмолвно распластанного бедолагу. Какие-то действия ежедневно продолжались по несколько часов. Сияли лампы, жужжали трансформаторы, плавно двигались закутанные в белое фигуры. К процессу стали допускать и незнакомых людей со стороны. А однажды в операционную привезли некий прибор. Мало, что ли, Соньке прибамбасов, которыми словно кабина космического корабля, набита её хирургическая кухня? По отделению поползло почему-то показавшееся зловещим словцо: электромиограф. Какая-то особая пила для распиливания черепа – тут же предположила Лида. Без этого, видать, наши костоломы ничего не могут! Полная мамма мия, в общем…
Вот и досужие постовые сёстры судачили: Соня за один раз сделать всего не смогла! Теперь вот измывается над бедным солдатиком! Особо яростные высказывали и злорадные предположения, будто безгрешная кандидатка наук всё же крупно накосячила, теперь вот не знает, как вывернуться из ямы, которую сама вырыла себе и больному.
Нам, стоящим в очереди на гологофу, оптимизма это не прибавляло... А может ну её, гениальную нашу Соньку, с её опытами? Отпущенные Господом годочки доживём уж как-нибудь и так, чем подобно несчастному соседу валяться по углам бессловесными запечными тараканами?!
Паника наша усугубилась, когда докторша вдруг исчезла, оставив на несколько дней без пригляда истерзанного подопечного. Общественность решила: Феофанова поскакала держать отчёт аж к самому министру.
Вернулась Софья Исаевна так же неожиданно, как и убыла. Вид был сияющий, словно после курорта, на лице ни следа пораженческой тени. Дня три шепталась то со своими докторами, то с теми неместными мужичками, что участвовали в её проделках – то ли физиками, то ли химиками, а то ли и вовсе электронщиками. Зачем они ей были нужны, я в голову взять не могла. Где медицина, а где эта химия с электроникой!
За это время на отделении произошло нечто из ряда вон выходящее. В один прекрасный момент из дальнего угла выползла инвалидная коляска, на которой восседал сам затворник. Вид у него был, конечно, не слишком здоровый, но глаза весёлые. Дело шло к обеду, больные уже рассаживались в столовой. У Сони было правило: даже сложно выздоравливающие пациенты обязаны были выходить к общей трапезе. Из палат тянулись пошатывающиеся инсультники с палочками и согнутые бабульки. Больные, что полегче, усердно помогали «трясунчикам». Подавали полные тарелки и уносили пустые, меняли упавшие ложки-вилки, по-матерински вытирали запачканные едой рты и щёки. Так Соня включала у неврологических подопечных эмоции добра и заботы. Согласно некоторым теориям, весьма полезные для исцеления вещи.
Как раз в это время и появился дружно всеми похороненный «таракан». Со свежей повязкой на черепушке, но явно не удручённый жизнью. Подкатил к свободному месту и попросил опешившую поварёшку Лизавету:
- Хозяюшка, борщецом не угостишь?
Голос у него был густым бархатом, а ввалившиеся глаза глубоко-синие, Как отказать такому красавчику? Порция новому едоку была вмиг организована. Лизавета собственноручно поставила перед ним и второе, и компот.
- Ежели добавки, товарищ капитан, то я мигом! – суетилась кормилица.
Но капитан еду лишь пригубил: видимо, долгое лежание не способствовало развитию аппетита. Развернул свои колёса и отправился восвояси. Вслед шептались:
- Надо же, ожил! А мы-то думали, Софья Исаевна вконец его уморила!
Возникшая откуда ни возьмись в дверях сестра-хозяйка Мария Карловна прицыкнула на болтушек:
- Вам бы только хоронить да на поминках киселя хлебать. А вот посмОтрите: парень ещё на свои ноги встанет! Бегать будете за таким-то завидным женихом!
Над отделением витал праздник, особенно в нашем бабском звене. Испугавшиеся было неудач пациентки приободрилось и повременили собирать манатки.
Вечером, когда Соня, наконец, заглянула ко мне «на поболталки», я решилась спросить об этом пациенте. На этот раз уходить от темы она не стала:
- Видишь ли, Ариша, ты не врач, поэтому, наверное, мало что поймёшь. Ну да постараюсь объяснить по возможности доходчиво…
И я узнала историю, которую пересказываю в меру своей медицинской безграмотности.
Оживший сосед был, оказывается, военным лётчиком. В самом конце второй чеченской кампании (1999-2009), когда, собственно, и военных действий почти уже не велось, он словил-таки пулю. Подлая железка прошила хребет, расхристав пару позвонков и выдрав кусок проходящего сквозь них столба нервов с частью спинного мозга. Парень остался жив, но обезножил. Военврачи ничего не могли с этим поделать.
Капитан оказался настырным. Как и мы, искал консультаций у кого только мог. Однако все спецы, едва глянув на МРТ-сканы, разводили руками: восстановлению не подлежит. Год за годом продолжая кататься по адовым кругам, лётчик попал, наконец, на прием к Соне.
Она увидела то же, что и прочие коллеги: такие травмы смассовая медицина лечить не научилась. И уже собралась было написать своё убийственное заключение, как вдруг посетила Соню совершенно шальная мысль…
Дело в том, что Феофанова ещё застала в живых гениального советского врача и учёного Наталью Бехтереву, успев побыть её ученицей. И вспомнила, что в практике Натальи Петровны были случаи излечения безнадёжных, казалось бы, спинальников. Некоторые очень походили на тот, с каким теперь столкнулась она, доктор Соня. В Институте мозга была опробована методика способа, который помогал Бехтеревой поднимать на ноги больных с перерывами спинного мозга. Этим путём и решила попробовать пойти Соня.
Но одно дело работать в условиях специализированного института, и совсем другое – обычный периферийный стационар, пусть и оснащённый чуть лучше подобных медучреждений. В институте над проблемой трудились опытнейшие учёные, способные видеть проблемы больных на много шагов вперёд. А у Сони – обычные, хотя и прекрасно вышколенные врачи, да и самой ей до Бехтеревой как до Бога на небеси…
Но у тех же получилось! Значит, и она сможет! По крайней мере, попробовать – обязана!
Сонька решилась. Ваяла своё действо по описанной великими предшественниками схеме. Но что-то всё же не заладилось. День за днём, сеанс за сеансом подавалось к спинному мозгу нужных параметров электросигнал, а ноги пациента шевелиться никак не хотели.
Тогда она сделала ещё один нахальный шаг. Дав больному и своей группе несколько дней передыха, она отправилась прямёхонько в Институт мозга - искать тех, кто участвовал когда-то в применении победной методики.
- И знаешь ведь, Ариша, – я нашла! Там до сих пор трудятся те самые доктора, что когда-то успешно лечили раненого «афганца». Занятые люди нашли время погрузиться в проблемы нашей богадельни, разобрали всё, что мы тут творили, шаг за шагом. И обнаружили ту малюсенькую ошибочку, из-за которой тормозилась наша точечная электростимуляция. Им я безмерно благодарна!
«Ошибочка» состояла в том, что наши врачи были торопыгами. А для появления импульсов в пролеченных нервных окончаниях требуются время и спокойствие. Вот в Сонино отсутствие у товарища капитана и дали результат не только сами электросигналы, но и время. Бехтеревцы ещё в ходе начальных своих проб обнаружили это удивительное обстоятельство. У подобных больных должен был пройти какой-то период «пробуждения» атрофированного участка мозга, отвечающего за подвижность ног. И вот – ура! Воздействие электричества всё же растормошило спящий участок конечностей нашего синеглазого «таракана» как раз ко времени Сониного приезда.
Теперь оставалось довести дело до конца, заставить мозг, а следом и нервные окончания, включиться в работу, воскресить в ногах все двигательные рефлексы. К капитану прислали толкового физиотерапевта, приставили массажиста. Работа над оживающим позвоночником шла непрерывно, и человек преображался. Лётчик пополнел, похорошел, и, как предсказывала прозорливица Мария Карловна, превратился в завидного ладного красавца.
Но я увидела это уже потом, после всего, что довелось пережить самой.
…Примерно так изложила Соня историю возвращения к жизни нашего соседа. Не исключаю какой-нибудь путаницы: продраться сквозь частокол медицинских терминов не так-то просто.
Следующей на столе побывала Стрелкова. Провожая её, мы облегчённо вздохнули: наконец-то поживём без россказней сексуально озабоченной тётеньки! К большому удивлению, Лида после процедуры пришла в палату на своих ногах и вполне бодро, вечером откушала вместе со всеми в столовой. Доложила, что не было ничего особенного, боли там, или слабости. Всё время находилась в памяти, так как «есперимент» проводили под местным наркозом.
- Только жутковато, когда к твой черепушке, как к болванке на станке, пристраиваются с дрелью. Хорошо хоть в обморок со страху не грохнулась! А то позору бы не обобраться! – подытожила Стрелкова своё медицинское приключение. Затем тихо ушла к себе и продрыхла до утра.
На следующий день отделение ждало её обычных секс-минуток. Но Лидка помалкивала и ни о каких «хотелках» ни с кем не заговаривала. Дабы не спугнуть наступившего счастья, никто лезть к ней с расспросами тоже не торопился.
Тихо прошло ещё три дня. А потом больничная публика заметила, что Лида теперь частенько стоит где-нибудь неподалёку от кабинета заведующей. Почти всё свободное время она проводила там или возле ординаторской. Было ощущение, что больная кого-то караулит. Я не придала этому значения. Может, и впрямь караулит, чтобы подробнее расспросить Софью Исаевну об операции. Всё-таки человек перенёс нешуточную процедуру, непонятки вполне могли появиться. На обходах-то всего не выспросишь. Да и в другое время Соня лётает по отделению, как чёрт на помеле. Чтобы задать свои вопросы, и старается Лида подловить доктора где удастся - хотя бы возле дверей кабинета. Но Феофанова сосредоточенно проскакивала мимо, и это, видимо, Стрелкову удручало. Она упорно продолжала свою охоту.
Я, погружённая в собственные переживания, не зацикливалась на поведении соседки. Стоит и стоит Лидка, где ей нравится, да и Бог с ней! Главное – чтобы её паркинсонизм пошёл на убыль. Но однажды при случайной встрече в коридоре Соня вдруг затащила меня в свой кабинет, чего до сих пор не бывало. И – упала на кушетку, хохоча и дрыгая ногами. Оказалось, мозги Лидкины выдали такой фортель, что хоть смейся, хоть плачь. В поисках болезненных зон врачи, похоже, воткнулись в места, которые не только стали тормозить Паркинсона, но вызвали и некоторые другие эмоциональные проявления. При достигнутом желаемом терапевтическом эффекте у пациентки пропали прежние хотелки. И всё было бы прекрасно, но у стропальщицы диаметрально изменились половые интересы. Теперь у бедной Лиды прорезалось бурное влечение к … женщинам! Точнее, одной женщине, своему доктору Соне! Пациентка вдруг поняла, что до беспамятства влюблена в лечащего врача! Оттуда проистекало подкарауливание «предмета» за каждым углом и масляные взгляды на объект обожания! Лидка даже норовила приобнять бедную докторшу или хотя бы прислониться к её плечику!
Соне, конечно же, были известны подобные случаи сексуальной переориентации. Но она никак не могла предположить, что после вмешательства в работу мозга Стрелковой невзначай сама окажется предметом дамского обожания… Выходило, что эксперимент со стропальщицей дал совсем ненужный побочный эффект. Из-за этакого курьёза назват лечение болезни Паркинсона образцовым было невозможно.
Да-а…Сложно предугадать исход воздействия на мозг, в особенности на травмированный! Непредсказуемое и неблагодарное это дело хоть в нейрохирургии, хоть в нейрофизиологии…Ведь по сути дела нужная зона приложения электродов выбиралась в эмпирически, на основании МРТ-снимков и личного чутья врача. Но электронный «глаз» пока не может распознать, за какую именно сферу работы отвечает тот или иной участочек мозга. Да что там участочек! Соня утверждает, что даже распоследняя молекула порой обладает дуальными компетенциями. А на концах вживляемых волосяных проволочек датчиков нет вообще никаких, не то что способных распознавать столь тонкие материи. Отклонился золотой щуп на полвздоха в сторону – и пожалуйста, вторгся в область, что «отвечает» совсем не за те отправления организма, которые следовало стимулировать.
А быть может, и не отклонился. Учёные коллеги Феофановой уже публиковали сведения о том, что, вопреки существующему мнению, мозг имеет многочисленные, разбросанные в разных областях эмоциогенные зоны, то есть, кроме всего прочего, может отвечать и за эмоции. Значит, воздействие током на одну и ту же точку способно в некоторых случаях влиять как, к примеру, на двигательные функции, так и на эмоционально-психическую сферу! Вот Стрелкова и оказалась как раз таким «случаем совмещения». Возможно, Соня просто не угадала с силой и напряжением подаваемого на электроды разряда, что вызвало к жизни неожиданные эмоции.
Несмотря на допущенный врачами промах, в целом Лида чувствовала себя достаточно прилично. Прошёл тремор ног и рук, она как-то посветлела лицом и вдруг стала намного привлекательней, чем прежде. С Паркинсоном совладать удалось, и это несомненно была большая Сонина удача. Выходило, что двое из четвёрки «пробников» подтвердили: и в условиях районной клиники можно проводить сложные нейрофизиологические манипуляции с положительным результатом.
Что до Стрелковой, то зав. отделением мудро решила ещё понаблюдать Лиду – вдруг «сдвиг» пройдёт сам собой. В нейрофизиологии так бывает. История «товарища капитана» - тому пример. Если же нет, то предстоит новый заход, ещё одна электростимуляция с другими параметрами воздействия. А пока остаётся лишь пореже пересекаться с до чёртиков «влюблённой» пациенткой!
- А ты, Ариша, постарайся отвлечь её от моих дверей! – попросила подруга.
Глава 4
Насмотревшись на «сексуальную революцию», потешавшую всё отделение, Реснянская взгрустнула. А если и с ней выйдет подобный промах? Если и ей воткнут электроды куда-нибудь не туда? Прощай тогда хорошо замешанная семейная жизнь! Педантичный в сексуальных вопросах супруг не потерпит и намёка на появление у жены каких бы то ни было странных отклонений. Чувствуя беспокойство пациентки, Соня поспешила заверить, что с ней подобных неожиданностей произойти не может. Хотя бы потому, что Лида и она имеют совсем разные заболевания. У Ангелины Владимировны предполагалось стимулировать совсем другие отделы мозга.! В конце концов, образованной Реснянской хватило соображения понять, что Стрелковских результатов ей опасаться нечего.
Однако зерно сомнений запало в мнительную душу. И на меня обрушился поток новых стенаний. Реснянская доставала своими комплексами не меньше, чем недавно - озабоченная стропальщица.
Ангелина так разнервничалась, что сумела внушить недоверие своему чиновному спутнику жизни. И однажды тот потребовал от Сони гарантий! Он желал стопроцентно качественного исхода лечения. В свойственной ему гонористой манере супруг пригрозил Феофановой, что, не дай Бог, если у его благоверной появятся каки-то побочные глупости! Уж тогда он не даст экспериментаторше житья, сотрет в порошок всю их сомнительную медицинскую шарашку. При этом настроение доктора Сони, готовящей пациентку к весьма неординарным действиям, его абсолютно не волновало.
Путавшийся под ногами господин Реснянский надоел смертельно. И когда он в очередной раз притащился со своими дурацкими претензиями, доктор плотно закрыла дверь кабинета и объяснилась с ним без обиняков:
- Скажите, кто ещё из врачей берётся лечить вашу жену? Без особых радужных прогнозов, в режиме эксперимента – но всё же берётся?
Реснянский замычал что-то невнятное. Соня продолжала:
- Не она ли уже который год безрезультатно таскается по разным, в том числе и зарубежным клиникам, так и не имея на руках диагноза?
Опять лишь мычание.
- Так вот, уважаемый! Я тоже имею все медицинские основания и полное юридическое право отказать вам в дальнейшем обследовании и лечении. Напишу бумагу, к которой не придерётся самая въедливая комиссия, которой вы мне тут грозите, И пойдете вы искать другого лекаря. Вы этого добиваетесь?
Не ожидавший такого поворота чиновник аж поперхнулся. Он привык сам отдавать команды и строить нерадивых. А тут вдруг его отстирали, как пацана…
Соня наступала:
- А если нет, то хорошенько запомните: если ещё хотя бы раз вы появитесь без моего приглашения на пороге этого кабинета, я немедленно сверну лечение вашей жены, как бы ни было жаль милейшей Ангелины Владимировны. Свободны!
Вконец опешивший Реснянский по-военному повернулся на пятках и прошагал к дверям, едва ли не чеканя шаг. С этого дня домогательства прекратились, в клинику он наезжал почти украдкой.
Нейтрализация наглого мужа была самой малой задачей Феофановой. Она и без этого зудящего господина чувствовала, что попала между непонятных огней. Диагноз Реснянской, а точнее - его отсутствие, беспокоил всё больше. А как, не до конца понимая всю картину болезни, браться за её лечение? Несерьёзно, доктор Соня. Давай-ка прикинем ещё разок, что имеем с этой больной… Софья Исаевна, закончив текущие дела на отделении, снова и снова утыкалась в разного рода графики, вглядывалась в сканы... Неясной, расплывчатой виделась ей эта картина. Опухоль? Но на энцефалограмме не присутствовали характерные для онкологии возмущения. На рентгене не высвечивались сомнительные тени. И даже результаты МРТ хотя и обозначали нездоровый участок, но лишь слегка затронутый какими-то малопонятными изменениями. Откуда такое разночтение?
В то же время внутреннее чутьё талдычило: с Реснянской получиться должно. Электрические импульсы возымеют своё благодействие даже при такой смазанной картине. Но как, где, на молекулярном ли, на каком ином уровне это произойдёт? Этого сказать она, нейрофизиолог, пока не могла. Не знали и прочие доктора, помалкивали химики с физиками, роившиеся возле отделения.
На что Феофанова надеялась? Как я поняла её кухню, ставила Соня не на глубокое копание в мозгу, а на крохотные разрушения – микролизисы, так, кажется, – с помощью малого воздействия током на заинтересованные зоны. Золотой щуп осторожненько засунули – и вуаля
За время возни с материалами Ангелины подруга моя аж похудела. В поисках моральных подпорок она всё чаще заскакивала ко мне в палату. Эту моду взял и Гриша Беленький. Только он не сыпал медицинской абракадаброй, а глубоко втискивался в кресло, вздыхал, и произносил примерно одно и то же:
- Если уж в голове этой Реснянской ничего не понимает сама Сонечка, то чем поможем ей мы, полудеревенские докторишки?.. Видать, даже она не по Сеньке шапку нынче напяливает … А то отпустила бы эту бабёшку с Богом, да и дело с концами…
В общем, оказавшись среди этих комплексующих нейроколдунов, я стала для них подобием громоотвода. С таким положением мирило лишь сознание, что страдать приходится сугубо ради великого дела медицины… Эх, лучше бы меня, как Лидку, отшерстили первой! Лежала бы сейчас Ариша Скок в числе счастливых выздоравливающих, и никто не лез бы к ней со своими сложностями. А то выслушивай тут всякую заумь…
…Одним поздним вечером Соне, видимо, надоело пялиться в свою кабалистику. Радостно прискакала в мою келью:
- Придумала! А давай-ка, Аришка, ещё разок просветим Ангелину на компьютерном томографе!
Крикнула так, будто этот томограф прятался у меня под подушкой! Но раз Соня придумала – значит, на томограф, и побыстрее! Тогда я успею ещё выспаться.
Аппарат, на который уповала Феофанова, называется КТ. Его и сейчас так именуют, и широко применяют в медицине. Если быть точной, полное название проводимого с его помощью сложного и недешёвого исследования – компьютерная позитронно-эмиссионная томография. Является одним из методов ядерной медицины. Ещё Бехтерева с придыханием говорила о чудесной ПЭТ/КТ-игрушке, будто бы открывающей вход во все внутренности человека.
В пухлой папке Реснянской среди многочисленных справок, которые муж гордо предъявлял докторам, предыдущих заключений КТ почему-то не оказалось. По мнению прозревшей Сони, именно КТ была способна сейчас обнаружить тайну черепной коробки её заковыристой пациентки.
На счастье Реснянской, компьютерный томограф в нашей тьмутаракани имелся, но в отдельном блоке Радиологического центра. Очередь к нему стояла многомесячная. И тут персонал нашей больнички ещё раз имел случай убедиться: когда дело шло о сложных больных, для Софьи Исаевны преград в виде каких-то очередей не существовало. Через два дня она в сопровождении Грини и пары ассистентов, участвовавших в её безумствах, уже стояла возле монитора, на котором колыхались цветные отражения жизни святая святых природы - человеческого мозга. Наверное, покажи мне эти картинки, ничего кроме однообразных голубоватых и красных с лимонными прожилками всполохов я бы не различила. А нашей нейрокоманде весь этот пятнистый сюрреализм был что мне – романы русских классиков. Вглядываясь в переливающиеся фигуры, то один из врачей, то другой негромко вскрикивал:
- А здесь, что здесь за отросток?..
- Смотри, какая зелёная фига вылезла!
Соня напряжённо помалкивала. Потом попросила местного рентгенолога вывести в цветном изображении все снимки и продублировать всё на диске. Как водится, молодой доктор, очарованный Сонькиным антуражем, делал всё, что та ни пожелает, с раскрытым ртом.
Получив плёнки, Феофанова обратилась к Грине:
-Ну что, коллега? Что увидел?
Беленький засуетился, вытер пот с лысеющего лба, и, набравшись духу, выпалил:
- Тут есть какое-то чужеродное образование. Если бы оно была красным, я бы не сомневался: у Реснянской поселился опасный зверь.
- И вы заметили? – Сонин вопрос адресовался уже к другим докторам.
- Так точно! – по-военному отрапортовал один из них.
- А если эта ваша фига не красная, значит…
- Тоже может быть и опухолью, только не злокачественной! – голосом бойца, отдающего честь генералу, проорал Гриня.
- Вывод?
- Тогда с удалением можно повременить! – хором заявили ассистенты.
- Хорошо, на этом пока остановимся. Дома додумаем! – скомандовала завотделением. Когда свита удалилась, она, не стесняясь, извлекла из своей объёмистой сумки значительную бутылку виски и здоровенную коробку редких конфет:
- За здоровьице нашей больной пригубите – сказала тихо с той своей обворожительной интонацией, от которой у любой особи мужского пола становилось беспокойно в штанах.
…Возвращение Ангелины вызвало всенародное любопытство. Стационар шушукался, зачем это Феофанова в сопровождении целой роты врачей таскала свою больную к радиологам. Туда не пойми зачем не ездят.
- Что с Ангелиной? - нетерпеливо пристала к Соньке вечером и я.
Оказалось, всевидящая КТ высветила неожиданную картину, которую требовалось подтвердить результатами гистологии. Забуриться Реснянской в мозги, отщипнуть кусочек той самой «фиги» и отдать его на приговор патоморфологов. Для полноты понимания эта хитрюга отправила материал биопсии в две лаборатории. В ожидании приговора наша доктор жила машинально, словно в тумане.
Как она и предполагала, гистология полной ясности не дала. Одно исследование утверждало, что образец доброкачественный, другое обнаружило в нём раковые клетки. Вот и думай тут что хочешь.
Соня придумала. В её кабинете шел небольшой ремонт, поэтому свой маленький консилиум она собрала у меня в палате. Где и объявила коллегам, что случай выходит двоякий – как на него посмотреть. Возможна мультиформная бластома (так, кажется, назвала), то есть злокачественная опухоль. Более 14 процентов всех опухолей мозга приходится на эту гадость. Здесь она красная. А может и другое – астроцитома, то есть опухоль доброкачественная, на которую приходится от 20 до 50 процентов. Но бывает, что и эта дрянь высвечивается красным вместо серовато-зелёного оттенка.
Какая из этих разновидностей онкологий прицепилась к нашей Реснянской?
Соня полагала третье. Внутри доброкачественной «фиги» - астроцитомы – начала зарождаться убийца-бластома!
Противно, что эта фига расположилась так, что отрицательно влияет на работу мозга. Отсюда – непонятное состояние больной.
Вопрос Сони к залу: что будем делать?..
Нейрохирурги во главе с Беленьким горой встали за скорейшее удаление. В обычной практике мастера скальпеля тут же отчекрыжили бы хищный нарост.
Однако Софья Исаевна напомнила, что они все – прежде всего! – участники важного научного эксперимента. Их главная задача состоит в том, чтобы выяснить (и доказать!), можно ли в условиях обычного периферийного лечебного учреждения врачевать болезни головного и спинного мозга с помощью электростимуляции. Поэтому назначать срочное удаление не стоило прежде, чем будет проведано электрическое воздействие.
- Опухоль-то совсем небольшая! – почти просяще заскулила Соня. - Будем аккуратно подавать разряды и следить за результатами. Как знать, быть может, рак и отступит.
- А вдруг от твоего электричества бластома начнёт расти как на дрожжах? – суетился вечный перестраховщик Гриня.
- А вы-то у нас на что? - завотделением начинала раздражаться. - Вы, хирурги, как раз и будете начеку. Поймёте, что ситуация меняется к худшему, всегда успеете прооперировать.
Увлёкшись, Соня натолкала полную бочку неизвестных мне терминов вроде малоинвазивного проникновения и точечного стереотаксиса. Господи, как эти медики помнят столько мудрёных слов!
Утвердительно кивая, Гриня прикидывал, не слишком ли завирается его возлюбленная. С другой стороны, подобное в их отделении уже случались – с лётчиком, или с той же Стрелковой. Не заладится что-то с этими чёртовыми проводками, тут как тут его рукастые «ребятишки» со скальпелями. Им не привыкать чекрыжить в бестолковках любые наросты…
Слабеющая день ото дня Ангелина Владимировна готова была на всё, хоть голову отпилить, только бы поскорее. К операции всё уже было готово, оставался маленький пунктик: муж. С этим истеричным гражданином предстояло обсудить новый неопробованный ещё в их провинции метод лечения.
Как и предполагала доктор Соня, известие о необходимости лезть в мыслительный орган своей благоверной «наш муж» воспринял в штыки. Какие-такие опухоли, если ничего такого не обнаружил ни один из консультантов, что не чета ей, зазнайке районного разлива? Где она опухоли эти высмотрела? Её компьютерный чёрт, наверное, был неисправен, вот и рисовал неизвестно что! В общем, он немедленно забирает свою Ангелиночку и едет искать помощи подальше от местных костоломов!
Соня сделала вид, что соглашается: в конце концов, здоровье человека в его собственных руках. Но борец с кандидатом медицинских наук Феофановой пусть учтёт: если опять никто не возьмётся лечить его жёнушку, то и она вряд ли поможет, время будет упущено.
Реснянский был припёрт к стенке. Недовольно хмыкнув, он процедил:
- Ладно, валяйте, мучайте мою девочку. Но любая ваша ошибка будет стоить вам отлучения от медицины…
- Экая инквизиция навязалась на мою голову – облегчённо рассмеялась Софья Исаевна. - Хватит соплей, давайте, чёрт вас побери, по делу…
И она обстоятельно объяснила этому дундуку, что происходило с его женой прежде и будет происходить во время лечения. Не стала утаивать ничего, даже неоднозначных результатов исследований и – возможно! – необходимости оперативного вмешательства. Даже сканы томографа предъявила. Раскрывши рот, муж выслушал лекцию. Он и не предполагал, что всё так сложно…
Видя замешательство Реснянского, Соня кликнула старшую сестру и велела подготовить документы, необходимые для начала манипуляции. Через полчаса бумаги, развязывающие руки её дерзкой группе, лежали в сейфе. А наутро неживая от страха Ангелина ждала каталку.
…Закончив работу с Реснянской, Соня провалилась в мёртвый сон прямо на кушетке своего сверкающего после ремонта кабинета. К утреннему обходу тоже не вышла, предоставив пользовать больных Эльзе Ивановне. Ко мне заскочила только к вечеру. Она ликовала. Электростимуляция показала себя более чем положительно, экстренно проведённая гистология (стоившая Соне ещё пары бутылок «Хеннеси») подтвердила: зародившиеся хищные клетки удалось изничтожить без остатка. Пока по крайней мере…
Можно было записывать Ангелину в свой актив.
Можно, если бы полным составом не взбрыкнуло Гринино звено. Нейрохирурги горой встали за бесповоротную эктомию странной опухоли. Упёртые ретрограды выпили из Сони изрядную порцию крови, убеждая, что в данном случае нельзя оставлять в организме притушенное новообразование, пусть даже доброкачественное. Их практика, видите ли, показывает, что такая лапушка может в любой момент разразиться катастрофическими выбросами раковых клеток. Значит, пока зверюга спит глубоким сном, надо от неё избавиться. Гриня чуть ли не ногами топал, доказывая целесообразность операции прямо здесь и сейчас. Почему Соня не хочет слышать его доводы? Операционная стоит под парами, в сейфе - подписанное согласие мужа!!!
Как же ей этого не хотелось! Душа-то просила чистого эксперимента! Чтобы в отчёте стоял незамутнённый случай с победной электростимуляцией!
Но, подумав хорошенько, она скрепя сердце с настырными хирургами согласилась: режьте! По-бабски пожалела бедную Ангелину, которой, в случае чего, пришлось бы опять отдаваться проклятым скальпелЯм! Пусть уж одолеет весь круг одним заходом.
А выгодный отчёт – бог с ним! Бумажки она как-нибудь да выкружит. Писульки писать - не больные мозги шерудить…
…Ангелина отходила тяжело. Тревожный муж прописался на раскладушке в её палате. И Соня нервничала: несмотря на удачно проведённый эксперимент, прогнозировать окончательный результат всё же было сложно. А случись с Ангелиной непоправимое, медицинское начальство под горячую руку тут же запретит ей проводить любые нестандартные клинические манипуляции. Не помогут ни учёная степень, ни многочисленные заступники при больших эполетах. И тогда уж Реснянский не преминет отоспаться на её отделении!
Поэтому дубль с Лидией откладывался - под предлогом необходимости дать «отстояться» оболочкам и подкорке новоявленной любительнице женщин. Лидок тенью шлялась по коридорам, выглядывая свою гениальную пассию. А уж работа со мной и вовсе отодвигалась в неизвестные дали.
Наконец, Ангелина тихонько попросила чего-нибудь покушать. Потом ещё, и ещё разок. Самый опасный послеоперационный период миновал, даже полоумный муженёк съехал со своего поста. Ещё немного, и её можно будет отдавать под наблюдение онкологов, а на стол брать других давно застоявшихся «пробников».
Наконец, замирая от ужаса, покатила и я в сияющую миллионом ламп божественную мастерскую. Или преисподнюю…Возле стола топтался белоснежный Гриша в окружении ассистентов, держа наготове какую-то рамку, у изголовья ободряюще сияла Сонькина улыбка. Господи! Спаси и сохрани дуру Аришу!
Последнее, что я запомнила – склонившееся надо мной лицо Лисы Алисы, всемогущей операционной сестрички. Тонкая игла впилась в набухшую от волнения медиальную вену. Хотя Соня обещала, что анестезия будет местной, вдруг завертелся кафель стен, пошли кругом одеяния врачей, всё поплыло, пропадая в какой-то тёмной дали. Нестерпимый блеск ламп потускнел, вытянулся и рассыпался на мириады маленьких холодных искр…
Часть II
Глава 1
…Мелодия космоса обнимала со всех сторон, я неторопливо плыла по её волнам – вне летательных аппаратов и даже без скафандра. Умиротворённо парила в бархатном, усеянном алмазной россыпью бесконечном пространстве.
Постепенно бездна из чёрной превратилась в фиолетовую, потом в ультрамариновую. Алмазные брызги потускнели и сбились в единую полосу, переходящую сначала в светящийся диск, и, наконец, в спиральный туннель с нестерпимо белым светом в конце. Орбита этого жерла притягивала, засасывала вместе с пением непроглядных миров.
Но вот в моё парение вмешались новые силы, момент слияния со световой пастью отдалился. Гигантские витки уходили всё дальше, затихала неземная музыка. Забрезжила голубизна, показались клочки рваной ваты. Облака? Внизу мелькнул круглый бок, похожий на землю. А вот и постройки расползлись по крутизне. Вдали замаячили шапки снежных пиков. Я снижалась, полёт заканчивался.
…Только тут я осознала, что никакого привычного физического тела у меня нет – ни рук, ни ног, ничего. Как в кино, я только видела, слышала обступившую вокруг жизнь, даже вдыхала её запахи, но сама участником этой жизни не была. Физически я в ней не присутствовала. Только наблюдала за всем как бы извне. Живая телекамера.
Спустилась я к не виданному прежде городу, составленному из чуднЫх домов. Особенно необычно выглядели крыши с многочисленными загнутыми вверх ярусами. Не то китайские пагоды, не то тибетские дацаны. Только наверху они напоминали луковицы родных церквей. Почти все строения венчали купола-шлемы, как у Борисоглебского храма, в который малышкой ходила я с бабушкой. Знакомая и одновременно непривычная архитектура, смесь азиатского с исконно русским.
Среди прочих выделялся размерами, высотой и числом ярусов дом не дом – терем, домина из книжки русских былин! Второй этаж терема опоясывала крытая галерея. По низкому первому этажу шла ещё и опояска из массивных резных опор. Терем со двором и прилегающими сараями был огорожен высоким тесовым забором.
Вокруг невидимой меня двигались странного вида люди. Мужчины при богатых бородах и усах, высокие, одни светлые, другие тёмно-русые, с большими слегка миндалевидными глазами. У женщин длинные волосы были то заплетены в толстые косы, то спрятаны под шали, иные ходили со свободно распущенными прядями. У самых нарядных на головах красовались маленькие шапочки или же жёсткие ободки из лент или металла, к которым крепились длинные височные украшения: колты. Те, что постарше, накидывали на голову объярь - тонкие прозрачные покрывала (Все новые названия я узнала позже). Ни дать, ни взять библейские героини, только с непривычными ободками на головах. Мужчины тоже носили пущенные по лбу кожаные ремешки.
По моим меркам люди кутались. Приглядевшись, я поняла, что там, куда попала, стоит ранняя весна, март. Поверх нижних рубах наподобие римских стол многие красовались в коротких меховых шубках-душегрейках. Большинство же нижних рубах и душегреек не имели, прикрывались грубым рядном. Видно, совсем беднота.
Гуда же закинуло меня Сонькино колдовство? В древнеримскую провинцию или греческое поселение? В первые христианские столетия?
Судя по тончайшим переливчатым объярям, приземлилась я на какой-то византийской окраине. Слава Богу, не у амазонок – местные дамы оружия не носили.
Зато у мужчин вид был воинственный. Грудь и спину они защищали железными или медными кольчугами и собранными в щитки пластинами из очень толстой сыромятной кожи. Вооружены впечатляюще, в руках у каждого – одно длинное и тяжёлое копьё, и два коротких, наподобие дротиков. Копья когда с металлическими наконечниками, а чаще с заострёнными коровьими рогами - теми самыми роженями, на которые лезть не рекомендуется.
Костюм дополняли широченные льняные штаны-шаровары, заправленные в толстые меховые чулки. Обувь – поршни, какие-то несуразные не то чуни, не то бесформенные полулапти из кожи. Ни дать ни взять казацкие хлопцы времён Екатерины!
Об одежде и экипировке жителей домов-пагод я скорее ПОНЯЛА, чем успела её рассмотреть. Реалии нового мира стали таким же естественным моим окружением, как недавно – бархат космоса и наполнявшие сердце внеземные звуки.
…Ох уж эта симфония сфер! Потом на протяжении всей жизни она нет-нет, да прорывалась в моё сознании ни с чем не сравнимыми гармониями. Наверное, умей я записать их нотами, получилось бы грандиозное произведение, сравнимое разве что с сочинениями Баха… Может, этот органист, подобно мне, тоже имел счастье услушать песнь звёзд?
Или Константинас Чюрлёнис, живописец, что по мнению знатоков сумел на своих полотнах сделать внеземные звуки зримыми. Не довелось ли и ему хотя бы однажды проплыть там, где недавно парила я…
Неизвестно откуда пришло и понимание смысла речей. Вокруг говорили на старинном незнакомом и всё же близком мне языке. Сомнений не оставалось: я наблюдала сцены из очень древних времён.
Всё же кто эти люди? Скифы? Гунны?
Я, как внимательный глазок объектива, наблюдала чужую, но отчего-то вполне доходчивую жизнь. Оказалась я в некоем Киеве Антском, столице Русколани. Так называли, все вокруг и страну, и тот самый город резных теремов, куда меня занесло после звездного скитания.
День моего появления начинался здесь не так, как было заведено. Владетельный князь по имени Бус пребывал в сильном волнении. Он отложил конную прогулку и военные упражнения с оружными. Не сел и за многочисленные книги, дававшие разумение для правления своей обширной страной. Вместо этого спозаранку призвал к себе юную сестру Лыбедь. Явиться было велено в главную, застольную горницу терема.
Пришёл и Златогор, учитель Лыбеди. Златогор - как Бус, и как Лыбедь - был потомком старого великого князя Дажень-яра. Но скроен по-своему. Воинским искусством Златогор не владел, зато обладал глубиной мысли, достиг совершенства в науках и волшебстве, сделался одним из самых почитаемых волхвов своего народа. Слава о нём достигала и самых дальних селений аланских племён.
Девушка, которую волхв согласно воле брата-правителя обучал грамоте и наукам, также резво шла по пути мудрости. С детства Лыбедь выказывала такие успехи, что радовала, а порой и пугала своих царственных родичей. К семнадцати годам княжна сделалась столь глубокой провидицей, что приводила в изумление своё окружение.
Но при необычной для девиц учёности и прозорливости Лыбедь, которую величали в народе Светлидой, а иногда даже и по древнему Сва-Сванхильдой, оставалась открытым миру существом, готовым подать помощь любому, кто в ней нуждался. Не было у неё ни гордыни, ни жадности, ни присущей детям из высоко сидящих семейств заносчивости. Девочка светилась кротостью и добротой. Тем заслужила необычайное уважение и любовь подданных своего царственного брата. Где бы она ни появлялась, люди склоняли перед ней головы, матери протягивали младенчиков для поцелуя или прикосновения.
Вдобавок небеса наградили Лыбедь величавой женской красой, мимо которой со временем не мог пройти ни один мужчина племени россомонов.
Её-то, любимейшую юную сестрицу, поджидали в трапезной горнице два князя Русколани.
Бус начал издалека. Повёл речь о том, хорошо ли Лыбедь знает древних богов, охранителей русов. Княжна склонила голову: благодаря Златогоровым наставлениям она была посвящена во многие глубины веры. Помнила и весь главный пантеон, и других богов-духов, которым поклонялись люди её земли.
Но куда клонит Бус? Неужели призвал её затем лишь, чтобы торжественно, в присутствии верховного волхва, проверить понимание главных божественных смыслов руссо-аланского края? Или правитель недоволен тем, что княжна, много времени проводя с супругой его Эвлисией, познала и о небесных силах других стран? Но князь никогда не порицал её за долгие беседы с гречанкой, которую здесь, в Кияр-Граде, народ давно назвал Радостеей.
Лыбедь-Светлида ждала.
Оказалось, князь Бус из рода Белояров решил посвятить сестру в своё новое учение. Брат Златогор сегодня же преподаст Лыбеди эту мудрость. Правитель Русколани сердечно желает, чтобы она как следует её впитала. И не забывала бы, когда…
Когда – что?.. О чём собираются и боятся сказать ей братья?
Впрочем, юная княжна и так кое о чём догадывалась. Эвлисия, которую Лыбедь любила и уважала, как старшую сестру, на днях намекнула, что, похоже, царственные братья её просватали.
- Помнишь ли старца, что недавно заезжал к нам в Кияр-град? – невесело напомнила княгиня. – Был это не кто-нибудь, а конуг Германарех, самый опасный враг Русколани. Вроде как охотился в наших дремучих чащах, да плутанул. А я думаю – неспроста топтался он здесь со столь оружной свитой. Главный гот, по всему, пожаловал незваным на россомонские земли затем, чтобы вынюхать, сколь хорошо защищён наш народ, какие есть здесь укрепления, и вообще – опасные мы для него соседи, или нас нечего бояться. Попутно высмотрел себе новую невесту. Тебя, красавица моя Лыбедь.
Неожиданный наезд северного соседа Бус Белояр принял с честью. Другом русам Германарех не был никогда. Но и открытым врагом допреж не выступал, хотя везде громко кичился тем, что Готский Союз куда сильнее Руссо-Аланского единства. Однако гость есть гость. Несмотря на весеннюю бескормицу, был накрыт по правилам Белоярова дома богатый стол, выставлены лучшие мёды и даже фряжские вина. Оба князя сели пить кубки дружбы. Конуг, даром что в больших летах, дул медовуху без остановки, пока слуги не подхватили под руки да кое-как не водрузили на коня. Так и отбыл пьяным пьянёшенек. Как только наземь не грохнулся!
Оказалось, чужестранец успел все глаза пропялить на Кияр-Градских прелестниц. У руссов издавна повелось, что, коли в тереме застолье, знатные павы выходят к высоким гостям для услужения – такое приезжим княжеское уважение. И на этот раз несколько самых родовитых княжон и княгинь встали возле гостей для подачи. Выплыли между прочими и Лыбедь с Эвлисией. Княгинюшка быстро приметила, как у конуга сверкнули глаза. Среди тощих готских жён таких, как русколанские, не встретишь! Пригожих полонянок, и тех к лохматым готам нечасто заносит. Вот Германарех и не спешил вставать от Бусовых угощений.
Едва князь отослал цвет русколанок, как набежали гусельники да девки-плясуньи! Прихлопывая полуголым потешницам, конуг вдруг безо всякого стыда, по-хозяйски, заявил, что желает взять себе самую видную из русских дев.
Не иначе как речь пошла о Лыбеди! Бус аж весь взыграл от этакого бесчинства. Неужто сидящий гостем сосед не разобрал, какую отроковицу имел честь лицезреть? Но, поостыв, ответил Германареху спокойно: взор-де твой, великий конуг, пал не на обычную невольницу, кои есть и в русской земле, а на мою любезнейшую сестрицу и дочь княжескую. Такую девушку не пристало дарить как простую рабыню.
Проклятый этот готский король вроде смутился. Но не привык старый развратник к отказам. Тогда отдай её мне в жёны – захрипел. И, держась за лавку, чтобы не свалиться, зареготал во всё горло. Бус тоже кисло улыбнулся: дескать, шутку твою, гость дорогой, понял. А конуг вдруг перестал веселиться, вперил мутный взгляд в князя, и зарычал во всю мочь:
- Не отдашь девку – война! Так и знай: двину полки в твои степи и горы. Устоишь ли против великого Союза ярых готов?
Такой вот вышел княжеский пир…
Бус надеялся, что, протрезвев, старик забудет о своём разыгравшемся было жениховском огне. Но не тут-то было: садясь в седло, Германарех склонился к плечу хозяина: жди, князь, сватов!
…Брачные единения между высокородными семьями с древних времён были между правителями разных стран делом обычным. Считалось, что узы крови, продолженные в детях-внуках, надёжнее всего скрепляют государства между собой. Чаще выдавали замуж дочерей. Но случалось, неволей женили и царственных сыновей или братьев.
Другое дело Русколань, где от века приняты были совсем другие уставы. Здешние жители, во многом впитавшие законы гор, к женитьбе относились по-иному. Вошедших в пору молодцов и молодиц на сторону не отдавали, суженых им подыскивали среди одноплеменников.
Может, и со сватовством готского конуга ничего бы не вышло. Но у столетнего правителя все дочери уже были выданы, да и умерли давно. Оставался только самый младший сын именем Рандвер. Но распалённый мёдом и похотью старый деспот решил сам потешиться девицей рода Белоярова. Рассудил, что в Киеве Антском почтут за удачу отдать девку в жёны могущественному владетелю – грозе всего южного поля Борисфена.
А иначе…
Готский союз уже прошёлся огнём и мечом по многим антско-русским окраинам, подмял под себя племена с Ра-реки и берегов Гирканского моря, жестоко воевал на дружественном Бусу Тереке и по берегу Понта, добрался даже до Меотиды. Теперь в главных планах Германареха было полностью подчинить себе плодородные земли предкавказской Русколани. Но силой одолеть государство Буса пока не получалось, и конуг пустился на хитрость. Сделал вид, что замиряется с воинственными язычниками, даже вот хочет жениться на их княжне. А потом выберет время, чтобы сокрушительным набегом истребить весь кавказско-славянский край дотла. Не остановят его родственные узы с царственной сестрой врага. Потому-то старый разоритель и не прочил Лыбедь сыну, а затеял собственную свадьбу. Прикинуться другом, породниться, притупить внимание Буса - и напасть на того, с кем пил чашу мира!
На такие хитрости известный коварством гот был горазд!
Германарех, говорили, походил на изваяние верховного скандинавского бога Вотана. Хотя остроготы и приняли христианство, душа конуга по-прежнему принадлежала языческим небожителям его скандинавской родины. Каменную фигуру Вотана грейтунги повсюду возили с собой и во время битв устанавливали на видных местах.
Но двоеверие всё же мучало конуга так же, как основателя Византии императора Константина Великого. До самой смерти римкого императора не оставляла тоска по прекрасному пантеону древних богов.
Нынче жрецы напророчили ему, будто небесный покровитель военной ярости подаёт знаки: быть восточным недругам пленёнными. Неизменные тотемные волки Вотана принесут ему победы! Руссам-антам не устоять пред мечами свирепых потомков Скандзы! Уже пали элуги, венеды, герулы; рассеяны по степям горсти сарматов - остатки детей Великой Скифии… Даже не знающие устали и жалости гунны, и те обломали зубы о стальной Готский Союз.
Обломали, это так. Но столетний властитель понимал: гунны отброшены до времени. До той поры, пока скандинавская кровь его племён, опередив хитрых степняков, не поглотит русов и бешеных горцев Кавказа. Если поглотит… А до тех пор он будет поклоняться родным богам, будет бросать им в жертву развешенных по деревам пленников и изломанное дорогое оружие растоптанных врагов. И пусть только попробует этот епископ, этот христианский молельщик Ульфила хоть слово возразить ему, всесильному Германареху!..
…Вот такого необузданного зверя прочили братья в благоверные единственной обожаемой своей сестре.
Княгиня и подумать не могла, что благодаря предвидению, данному Лыбеди свыше, прозревала юная волхва, ох как ясно прозревала свою будущность. Знала она и будущее родной стороны, любимой Русколани. Поэтому сильно удивила и даже испугала братьев, отнесясь к сватовству старика спокойно, как к неотвратимому шагу. Так надо. Так Род и жизнь велят.
Княжна не волновалась. Небесные предвестники показывали: никакого позорного брака не будет, Вышний даст ей в супруги совсем не толстого дряхлого Германареха. Узнав от братьев решение своей судьбы, она силилась сказать им об этом предвидении. И – не могла. В нашем мире ведь тоже не каждый провидец открывает всем то, что приходит ему сверху. Да и как объяснить полученные предзнаменования людям, далёким от провидения? Не могла Лыбедь рассказать всего даже брату, мудрейшему из правителей, создавшему новое великое учение о трёх ипостасях жизни, в которое обещал посвятить её Златогор. Упав на колени, она только слёзно молила князей о прощении. Пусть любимые не корят её за то, что навлечёт она на свой край большие несчастья. Предотвратить их Лыбедь не в силах!
Белояр сурово сдвинул брови: о чём это говорит девица? Неужели и её мучает недоброе предчувствие, от которого не спит ночами он сам? Видится, что для созданного им Союза славянских родов сближение с готами не сулит ничего хорошего.
Каждый народ, как и каждый человек, должен пройти заданный свыше путь до конца. Вот и драгоценную их сестру, любимую девочку, которую они со Златогором пестовали и лелеяли, как дочь, всеми россомонами признанную красавицу-волхву, приходится отдавать облезлому старому хрычу. И повезут её на потеху готу - как плату за спокойствие родного края. Как мешок с деньгами!
А – куда деться! – повезут…
После отъезда готского отряда князь и затеял такие беседы со своей голубкой…
Встань с колен, лебёдушка. Соберись, надень лучшие наряды Царьградской выделки. Укрась головку очельем, расшитым крупными самоцветами из недр родного Кавказа. Да не забудь прикрепить к обручу золотые височные кольца. Это резное загляденье Бус специально выбирал для сестры у льстивых греческих торговцев. Русколане должны запомнить княжну Лыбедь во всей красе царского убранства. Больше свидеться со своею девочкой им не суждено!
Глава 2
Через несколько дней после нелёгкой беседы, которую Бус Белояр имел со своей сестрой, возле терема происходило необычное движение. Сновавшие по двору мужчины в доспехах выстроились от ворот к крыльцу в две шеренги и поставили у ног небольшие выпуклые щиты, обтянутые сыромятиной. Из-за их спин выглядывали женщины. Поодаль жалась беднота в лохмотьях, на которую время от времени шикал толстый дядька в надраенных чужеземных латах не по росту. По старым обычаям, пришедшим от скифов, россомоны в бою за панцирями не прятались, бывало, шли на врага и вовсе с обнажёнными торсами. Но сейчас на воинах поверх цветных рубах красовались искусно выделанные кольчуги. У кого-то они нарядно блестели медью, но в основном виднелась более прочная железная чешуя.
Гостей ждали. Народ уже проведал о вооружённых людях, толпившихся на ближнем пригорке, и поджидал команды своих правителей. Наконец, на широком крыльце терема появилась процессия, облачённая в праздничную драгоценную византийскую парчу, а не в повседневный крашенный виссон. Первыми шли два брата, два великих сына старого князя Дажинь-яра – в золотом шитых халатах и расписных мягких чувяках с высоко загнутыми носами. Головы покрывали не шлемы, а высокие шапки, отделанные пушистым мехом. Шедший первым Бус Белояр нёс в руке жезл, испещрённый священными символами.
Князья вышагивали величаво, посматривали вокруг строго. Мужчины, ждавшие во дворе, скинули свои круглые шерстяные шапочки и склонились перед вождями в глубоком поклоне. Женщины, а следом и голытьба пали на колени. Бус осенил собравшихся знаком, похожим на крест. Воины воздели руки к небу и воскликнули: «Оум! О Бус, ты сар!» Повернувшись ко второму старцу, повторили приветствие: «Оум! Здрав кам Златогор!»
Вслед за правителями на крыльце показалась княжна Лыбедь. Лицо её было скрыто под густыми складками плата из драгоценной обряди, охваченного золотым обручем-венчиком с многочисленными колтами, но было заметно, что девушка мила лицом и очень стройна. Её вели под руки тоже нарядные девы. Как и братья, шла она спокойно и строго.
В рядах русколанок послышались всхлипы и стенания:
- Да зачем ты покидаешь нас, пресветлая царевна! – восклицали одни.
- Для чего отдаёшь на сторону сестру, князь Бус? – слёзно вторили другие.
- Почему обрекаешь этакую паву на муку со злым стариком? – подхватывали третьи.
- Хотя бы ты, великий кам Златогор, заступился за свою кровиночку, не дал увезти нашу лебёдушку! –горько стонала безнадёжная мольба.
Вездесущие бабы откуда-то прознали о том, что должно совершиться сегодня в Кияр-Граде!
Чем мог ответить на стенания народа мудрый Бус? Какое утешение подданным могла дать его сестрица?
Потому ни царственные мужи, ни красавица-дева старались не внимать воплям толпы - шли каменной поступью к воротам, и улыбки каменели на их лицах.
Когда процессия оказались на середине зеленеющего двора, ворота распахнулись, и на поляну ворвалась кавалькада всадников. Это были люди иного племени. Все в длинных кольчугах, железных поножах и наручах, на головах – металлические шлемы, в большинстве цельно-клёпанные. Тяжёлые эти шлемы закрывали переносье и уши. Кое у кого видны были наголовья старого россомонского образца, собранные из четырёх выгнутых перекрещенных полосок. Нескольких воинов несли явно римские шлемы с конской щёткой наверху – видимо, добытые в боях с Империей. Чужаки, будто при атаке, вскинули вверх и вперёд длинные тяжёлые мечи, хотя никто на них не нападал. Под гостями нервно плясали кургузые толстоногие лошади с длинной неопрятно свалявшейся шерстью, по-видимому, сильные и вёрткие.
Выглядели пришельцы куда воинственнее стоящих у терема киевлян.
Увидев обнажённые клинки, хозяйская охрана тоже было ощетинилась копьями, но Бус сделал рукой властный взмах, и воины той и другой сторон присмирели, опустили оружие.
Так к Бусову крыльцу прибыли посланники готского конуга.
С головного гнедка, массивного, долгоногого, спрыгнул воин в богатом римском панцире, отделанном золотыми вставками. Он снял свой тяжёлый шлем, похожий на маску, дал свободу светлым слегка волнистым волосам. Приблизившись к князю, опустился на одно колено и по римскому обычаю приложился губами к краю его халата – в знак уважения. Бус, осенив его тем же похожим на крестное знамение жестом, велел подняться.
Воин вернулся к своему коню. Теперь вперёд выступил гость, что держал в руках пергамент телячьей кожи. Почти старик, тщедушный, с жёлтым морщинистым лицом, он прибыл не верхом, а натужно выбрался из мягкой люльки, подвешенной между двумя лошадьми. Одет был в усыпанную сверкающими камнями бархатную мантию и маленькую расшитую шапочку. На остальных готов походил мало.
Сморщенный человечек начал читать написанное в грамоте.
Письмена были составлены на латыни. Бус Белояр владел этим языком. Когда-то по традиции русского княжеского рода он ездил за женой аж на дальний остров Великого моря. Там избрал невестой Эвлисию. Очарованный пригожестью и умом чужеземной принцессы с солнечного острова Родос, привёз Бус её в Кияр-Град. Эвлисия прижилась в их краях, народ русколанский принял заморскую деву, полюбил княгиню, и стал доверять иноземке, как единоплеменной. А она обучила князей и Лыбедь латинскому наречию, который знала в совершенстве. Но по междоусобным обычаям речь гостей требовала принародного перевода, и учёный кам Златогор перетолковывал каждое произнесённое готом слово. Возле глашатая тоже вертелся толмач.
Из грамоты следовало, что посланцы доводят до владетеля Киева Антского волю своего владыки, великого Германареха. Для женитьбы на княжне Лыбеди конуг назначает вместо себя сына своего, доблестного воина Рандвера. Принц наделяется полномочиями к совершению всех брачных обрядов русов, не противоречащих верованиям готов. После чего Рандверу должно доставить невесту в столицу Готии и передать её настоящему супругу и господину.
…При этих словах лицо князя Буса потемнело. Рандвер, значит… Да, он и брат Златогор сговорились с конугом готов выдать за него свою сестру. Решились таковой платой добыть Русколани мир и спокойствие, чтобы не лить кровь одноплеменников в схватках с могучим соседом. Зачем терять самых сильных юношей и плодить вдов, зачем холостить народы? Не лучше ли, осушив на помолвке чаши примирительной сурьи, спокойно обратиться к пахоте своих земель?
Но князья и предположить не могли, что Германарех так щёлкнет их по носу! Что с первых шагов станет нарушать договор, даже на свадебные торжества не изволит явиться. Чтобы забрать девку, как невольницу с торга, ему хватит и присланного вместо себя мальчишки.
А ведь, казалось, они с конугом обо всём сговорились толком. Да, видно, не учли: привычки остроготов совсем не те, что у Каияр-Градских народов. Русуколане издавна жили в однобрачии, а грейтунги, хотя с недавних пор и надели на шеи христианские кресты, всё ещё держали по нескольку жён. Правда, старый конуг божился, что нынче он вдов, последняя из его жён давно предстала перед Господом. Братья тогда усмехались: зачем 100-летнему деду ещё раз жениться? Но глядя на могучего, как дуб, кряжистого мужа, засомневались – а вдруг не хитрит он, вдруг и вправду такому богатырю и в его лета нужна молодая пара?
Как бы там ни было, во время приезда конуга в Киев Антский владыки условились о сватовстве и свадьбе. Правда, к неудовольствию готской стороны, Бус настоял, чтобы венчание проводилось по языческому изводу. Назначили и время торжеств: в последние погожие дни марта. Чтобы, отпраздновав, люди вовремя вернулись к землепашеству. Лыбедь тогда с величайшим спокойствием и покорностью приняла от заскорузлого старика узенькое серебряное колечко - в знак помолвки...
Как ошибались царственные братья! Коварного Германареха одолевали совсем не любовные страсти…
И вот – пожалуйте! На великое для русов торжество готское величество отрядило вместо себя всего лишь своего сынка. Такой оплеухи Кияр-Град ещё не знавал!
И всё же мудрые антские правители, подавив разочарование и гнев, решили принять северных посланцев так, будто ничего позорного для их страны не случилось. Худой мир всегда лучше войны.
… Увидев замешательство среди россомонов, облезлый старик, что читал послание - ярл Бикки, самый нАбольший чиновник двора грейтунгов - с издёвкой проскрипел:
- Радуйтесь ещё, что к вам отрядили родича нашего конуга, первого витязя Готского Союза, а не какую-нибудь мелкую сошку! Обычно Германарех по таким малым делам посылает куда менее знатных подданных! Он у нас правитель строгий, не слишком ломает шапку перед теми, кого и так может взять силой!
Узнав, кто таков приехавший молодец, и зачем он здесь, Лыбедь не потеряла самообладания, осталась, как обычно, спокойной и приветливой. Зато Рандвер был словно не в себе - так удивил его прием соседей, а больше всего - отцовская невеста. По россказням, что полнили столичный Археймар, русколане эти были народом хотя и свирепым, и опасным, но полудиким. Жили в грязных лесных шалашах и кое-как одевались в вонючие шкуры. И принц меньше всего ожидал попасть в красивый город, каких в Готии не было и в помине. За крепким тёсом ворот на чистом дворе – обходительные люди, облачённые в бархат и парчу по моде самой Византии. А женщины! Что-то не припоминал наследник готского трона в стане грейтунгов таких белолицых и светловолосых женщин. Прекраснее же всех была отцовская суженая. Знал старый хрыч толк в бабах!
Рыцарь всё стоял, держась за луку седла и не решаясь подойти ближе к людям, встречавшим его свиту. После заносчивых слов Бикки считал неловким, что явился проводником унижения, которое его родитель сознательно нанёс гостеприимным хозяевам.
Лыбедь угадала его смятение. Освободившись из рук подружек, княжна выступила вперёд, мелкими шажками приблизилась к гостю и отвесила ему низкий, в пол, поклон. В таких же поклонах склонилась и её свита. Потом жестом указала следовать за ней. Бросив повод слугам, Рандвер послушно отправился за девушкой. Так они и подошли к месту совершения обрядов. Туда уже шествовали и Бус со Златогором. Приехавшие готы, держа под уздцы лошадей, в отдалении крались за своим командиром.
Венчанию был отведён большой круг среди специального возвышения, в несколько рядов обложенного ровными, будто водой обкатанными булыжниками. Волхв Златогор ввёл жениха с невестой в этот круг. В центре теплился небольшой очаг. Готская свита и дружина Буса Белояра остановились поодаль алтаря. Брат князя спросил, обращаясь к каждому из новобрачных попеременно, доброй ли волей, или по принуждению соединяют они свои жизни. Получив утвердительные кивки-поклоны, жрец сотворил известное только волхвам заклинание. Он громко обратился к небесам, прося вышних божеств благословить рождение новой семьи и дать ей многочисленное крепкое потомство. В это время на чистое мартовское небо невесть откуда наползла синяя туча, просыпавшая на Кияр-Град снежные хлопья.
Златогор неодобрительно покачал головой: снег в начале весны, да ещё во время бракосочетания, не сулил добра. Но всё же продолжил обряд. Он кивнул жениху; тот, поняв жест, надел на шею Лыбеди присланный Германарехом подарок – тонко сработанное серебряное ожерелье со вставками из прозрачных невиданных на Кавказе желто-коричневых камней. И - неожиданно для себя – прикоснулся губами к её тонким белым перстам. Приласкал, а не, сорвав покрывало, впился по-хозяйски в уста, как сделал бы любой жених у него на родине. Дальше по обычаю своего рода мужчина должен был взвалить на плечи отданную ему женщину и унести к своему коню, перекинуть черед седло, как мешок, чтобы везти в своё жилище. Девушка навеки становилась узаконенной собственностью мужчины, с которой он мог делать всё, что заблагорассудится. У готов свадебный обряд на том и закончился бы.
Но у россов всё было по-своему. Следуя их чинности, Рандвер вместо грубых действ взял невесту за руку, осторожно покинул священный круг, и бережно-торжественно повёл Лыбедь к своей богато убранной лошади. Помог сесть на неё верхом. Воины и жёны, украшенные цветочными венками, стояли вкруг пары во всё время обряда. Теперь все радостно затопали и захлопали в ладоши, потом громко стали выводить звонкие мелодии - видимо, поздравляли молодожёнов. Выскочили белоголовые чистенькие ребятишки с цветами, которые и разбросали перед обвенчанным. Старухи и юные девушки осыпали их пригоршнями пшена для будущего богатства и плодовитости. Юноше до сих пор не приходилось видеть такого нарядного торжества! Он и сам будто заряжался счастьем и весело поглядывал на скромно потупившуюся княжну. Как обидно, что он здесь не жених, а всего лишь исполнитель отцовской воли…
Когда девушка оказалась среди воинственных гостей, вперёд выступил Бус Белояр. Владетель Русколани обратился к готам со словами, из которых даже при помощи толмача Рандвер мало что понял. Брат невесты держал речь о том, что теперь племена антов-русколан и народы грейтунгов родственны, а потому им следует жить в добром соседстве. Помогать друг другу, если враги нападут на одного из них. Порука тому – вот эта жемчужина русов, красавица-невеста.
Дружить?.. Помогать?.. И только потому, что какая-то девка чужого племени, хотя бы и царской крови, станет очередной подстилкой готского владыки?..
Таких несуразностей при дворе его отца никогда не говаривали, да и не мыслили. Старый конуг всегда наущал своих подданных, что они и только они достойны владеть миром, сокрушая все соседние народы. Они – богами избранный меч разящий, не знающий ни родственных уз, ни жалости, ни пощады!
А тут - дружить…
Пока Рандвер пытался проникнуть в суть льющихся слов, Златогор своим особым похожим на крест знамением благословил новобрачных. Затем Бус Белояр велел вынести из терема три объёмистых красиво расшитых кожаных мешка. Эти мешки поставили у копыт коня готского принца.
- Как мы и договаривались с твоим батюшкой – даём приданое за нашей сестрой Лыбедью. Отвези золото названному брату нашему, конугу Германареху, – сопроводил подношение низко поклонившийся Бус.
Затем обернулся к сгрудившимся готам:
- Гости дорогие, вы с дальней дороги. Милости просим всех вместе с посланником конуга Рандвером отпраздновать свадьбу по русколанскому обычаю за нашим общим столом!
Юноша опять озадачился. И в правду дикий народец! Разве отцу Рандвера, великому Германареху, пришла бы в голову унизительная мысль позвать к своему столу презренную солдатню, каких-то пешек в его многочисленных войнах?! Конуг Великой Готии никогда никого не допускал на своё застолье. Даже, гостюя у других правителей, садился за пир один, без свиты. И на домашних попойках не каждый ярл, не говоря уже о знаменитых военачальниках, удостаивался места на его пиру. А тут и князья, и дружина, видать, привыкли пировать вместе, за одним столом!..
Готы стали недоверчиво переглядываться. Пока они сомневались, к свите подошли богато наряженные русколанские девушки, каждая взяла под уздцы коня и повела за собой к царскому жилищу. Опешившие воины соскочили на землю и кинулись было отнимать рысаков: в их роду не принято было, чтобы женщины подходили к боевым лошадям. Но у крыльца девушки передали поводья конюхам, чтобы те отвели коней в стойла, и опять низко поклонились каждому из гостей, приглашая их войти в терем. Ишь ты, чуть что – в ноги валятся! – изумились вои, подчиняясь ласковым проводницам.
Рандвера с земным же поклоном увлекла за собой сама княжна Лыбедь.
В просторной прукрашенной светлице столы были поставлены буквой «П». В центре пиршества на возвышении надлежало сесть новобрачным. По обе стороны от них расположились Бус Белояр и кам Златогор. Владетельный княже сам потчевал гостей. Воеводы и прочая знать заняли места по обе стороны от него. Рядом с Бусом, потупившись, сидела в золотом венце его супруга Эвлисия, наречённая в Кияр-Граде Ярославной. За ней было место старейшему серебробородому князю Летиславу, дальше – другим знатным князьям руссов. Младший сын ветви Белояровой по имени Боян, известный своим чудесным голосом и умением играть на гуслях, тоже сидел на почётном месте рядом со старым Богуславом. Бояновы гимны славились, их распевали в самых отдалённых местах Кавказа и даже на Меотиде. Левую половину стола рядом со Златогором занял другой волхв, знаток звёздного неба Богдан и старейшины аланских горных родов. По другую руку от молодых хмурился ярл Бикки. Нарядные княгини с дочерями сидели вдоль стен по лавкам, готовые прислужить гостям. По углам жались музыканты и скоморохи.
Готы облепили столы, сев тоже напротив русколан. По просьбе князя все в горнице сбросили оружие, свалили свои доспехи под лавки под надзор слуг. Нагулявшие аппетит дружиники с нетерпением ожидали знака к началу пира.
Князь россомонов встал. Он высоко поднял наполненный серебряный кубок и произнёс короткую здравицу во славу богов, особо во славу Птицы Матери Сва, которой посвящена была невеста. Отвесил поклон и латинскому богу Иисусу Христу, в которого веровали гости. Грубые воины громко захмыкали: вслед за своим вождём Германарехом они по-старому больше почитали наперсника битв Вотана, а не худосочного Христа, проповедовавшего непротивление злу насилием, и позволившего распять себя как барана.
Слуги внесли большую расписную похожую на ладью посудину с питьём, которая тут же пошла по кругу. Русы с аланами по очереди прикладывались к серебряной братине и передавали её от одного к другому. Нетерпеливые готы, чуя пьянящий дух, старались вклиниться в чинный круг и побыстрее черпнуть из двурогого сосуда. Одни лили мёд в поставленные перед ними кубки, другие торопились наполнить впрок свои пузатые толстокожие баклажки. Виночерпии то и дело подливали в ковчежец солнечные пивА, стараясь не пролить ни капли: этот напиток считали в Русколани божественным. По бородам и усам струилась прозрачная душистая жидкость. Кашевары уставляли столы жареными лебедями и цесарками, запечёнными тушами кабанчиков и оленьими ляжками. Кушанья дополняли мочёные в капусте яблоки, невиданные гостями сладкие плоды и ягоды, привычные готам репа и горох вперемешку с большими круглыми хлебами.
Молодым подали кубки золотые, весьма умеренного размера: новобрачным на свадьбе много пить не полагалось. И есть – тоже, перед ними на золочёных блюдах поставили по паре маленьких жаренных горлинок. Чтобы любовь была такой же нежной и верной, как у этих горных голубей.
Гости смотрели на пирошество с нескрываемым презрением: у них на родине с едой так не церемонились, да и питиЯ были не в пример крепче, на столах лились реки браги. А тут… Надо вылакать бочку этого мёда, чтобы в голове хотя бы немного зашумело…
Хозяин, казалось, не обращал внимания на застольный ропот. Он-то знал, что такое древняя россомонская сурья! С улыбкой Бус поглядывал, как готы один за другим начинали клевать носами. Сладкая солнечная настойка была напитком коварным, предназначенным для размеренного употребления. А гости набросились на ковши с жадностью алчных победителей - и стали быстро хмелеть. Подождав, пока братина опишет полный круг, а закусок заметно поубавится, Бус сделал знак сыну своему Бояну. Тот достал из шитой самоцветами льняной заплечной торбы деревяшку с натянутыми на неё крепкими воловьими жилами разной толщины, прошёлся по ним перебором. Сочные гусельные звуки проникли в шум пира, заставили многих оторваться от еды. Застольники услышали, как сильным чистым голосом юноша выводит свою песнь. Пел Боян хвалу смелым воинам, рассказывал о божественном провидении, дарованным свыше птенцам из гнезда князя Дажина: Бусу Белояру, его брату Златогору, их сестрице, волшебнице Лыбеди. К особому удовольствию Рандверовой рати пропел гусляр и хвалу гостям от великой Готии, посланцам знаменитого Германареха, могучего и справедливого соседа.
Наконец, певец затих и раскланялся перед слушателями до пола. Когда под высоким потолком светлицы угасли последние звуки струн, пирующих охватило неистовство. Гости выли и громыхали по столу своими рогатыми шлемами, из глаз некоторых катились слёзы. Русы тоже стучали своими деревянными ложками. Рандвер, поднявшись со своего жениховского помоста, вместе с остальными поклонился гусляру и произнёс слова благодарности за преисполненное редкой красотой пение.
Все снова принялись за еду-питьё. В это время в горницу вбежали люди в незнакомых строгих полувоенных одеждах. Вслед за ними мелкими шажками выплыли девушки, тоже одетые в невиданное готами платье. Пришла очередь показать себя другим искусникам. Светлицу наполнили звуки барабанной дроби, гортанные вскрики труб. Мужчины запрыгали в такт странной музыке, обхаживая дев, стыдливо прячущих лица за полупрозрачными шалями. Необычные звуки и резкие движения, перемежающиеся с гибкостью женских тел, разворачивали перед зрителями картины иной, совсем не россомонской жизни. Исполнялся танец орла, свои умения показывали жители горной Алании.
Порядком выпившим гостям эти зажигательные кружения понравились не меньше Бояновых песен. Понятно было, что у себя на родине они не знали ни такой музыки, ни подобных танцев.
А потом появились шутовски наряженные скоморохи и плясуньи, более понятные гостям. Звуки совсем другого, разухабистого достоинства грянули над столами. Молодожёнам было велено покинуть пир. Всё так же почтительно, не швыряя бесстыдно и грубо невесту через плечо, подал наследник готского государя руку Лыбеди, и они чинно вошли в боковую дверь, куда указала им тоже вставшая из-за стола княгиня Эвлисия-Ярославна. Вслед за ней поднялись с лавок и вышли вон остальные знатные женщины.
Пара удалялась под недовольный перестук готских сапог: воины не одобряли, что с женой их конуга цацкаются с таким почётом. Бабье место в кровати да на кухне, рядом с любимыми хозяйскими псами!
В отведённой для брачной ночи комнате на огромном ложе с византийским балдахином была расправлена постель с белоснежными простынями. Зачем нужна эта белизна, Рандвер догадывался: друзья-врыцари с гоготом рассказывали ему про местный обычай всенародно демонстрировать свидетельства непорочности русских дев после первой брачной ночи. У них в Готии особых требований к девственности невест не предъявлялось. Некоторые мужья, наоборот, предпочитали жен, опытных в постели, а целочек могли и пустить по кругу среди своей челяди – для обучения любовным наукам. Да и вообще в вопросах супружеской верности одноплеменники Рандвера не были особо щепетильны. Шло это ещё от малочисленных предков-скандинавов, надолго пропадавших в опасных морских, а позже и в сухопутных сражениях. А женщины племени должны были пополнять род, вернулся ли муж домой, или нет его. И никто не спрашивал жену, откуда у неё во время долгого мужнего отсутствия взялись отпрыски. Все свои, все одного корня! Готы издревле были полигамны, семейные узы скреплялись скорее материальными, чем сексуальными интересами. Даже принятие христианства не смогло заставить их отказаться от древнего обычая многожёнства, как ни пёкся старый Ульфила о нравственности своей паствы.
Лыбедь предложила Рандверу прилечь на ложе. Принц наверняка устал, проделав долгий путь, а впереди опять нелёгкая дорога. Юноша был не прочь. Хорошо бы и девушка возлегла рядом… Но он, смущаясь, лишь попросил дать еды: за столом его с невестой почти ничем не угостили. Подружки царевны быстро принесли блюдо с мясом и целый жбан фруктового взвара. Сурью, помня о её пьянящих свойствах, не предложили. Усталый Рандвер заснул, не доев кушаний до конца.
Посланец готов спал бы и спал, но его разбудил ярл Биргер, желчный чиновник конуга Германареха, специально приставленный к послам, отправленным за русколанской княжной. Сын молод и горяч, за ним нужен зоркий пригляд… Биргер подозрительно оглядел ложе, убедился в его нетронутости, и велел поскорее собираться в путь, пока готская свита окончательно не перепилась. Рандвер взял за руку Лыбедь и вывел её во двор. Оставив невесту под присмотром ярла, он отправился в горницу, где ещё не стих пир. Хмурые русичи смотрели, как накачиваются сурьёй и пивом гости. Некоторые готы уже свалились под стол. Вошедший «молодожён» стал командовать своей свите отправление, вытаскивать из-под столов и тумаками приводить в чувство хмельных воинов. Бусовы слуги помогали ему, поднося пьяным готам отрезвляющие рассолы.
Наконец, гости кое-как взгромоздились на своих хорошо покормленных кудлатых лошадок. Русы усадили Лыбедь на длинноногую белую в серых яблоках кобылу, которая спокойно вышагивала рядом с громадным косматым конём могучего Рандвера. Все заметили, как хороша была пара.
Готы надменно отправились с царского подворья. Бус Белояр с Эвлисией, Златогор, Боян и все прочие русколане провожали их поклонами. Девушки плакали навзрыд и махали подаренными невестой златоткаными византийскими платками. Ни у кого не было радости: их княжна, любимая в народе юная красавица, уезжала навстречу неизвестной судьбине…
Глава 3
…О господи! Во все времена одно и то же: миром правит женщина! Ну чего ты, дурачок молоденький, взял в голову чужую бабу? Чужую!!! Даже думать о ней не сметь! А ты!?
Ещё в Кияр-Граде, заметив, как разгорелись глаза Рандвера при виде красавицы-русколанки, я всей душой посочувствовала ему. Не в те времена он родился, чтобы иметь надежду завладеть собственностью другого человека. А уж имуществом человека, облечённого такой абсолютной властью, какая была у вождя огромного объединения народов – и подавно. Мало ли что конуг - родитель его! Разве допустит верховный правитель Готии этакое нарушение устоев, пусть даже произведённое собственным сыном и единственным наследником!
…А когда такое было возможно? Спустил своему наследнику критику осады Пскова Иван IY Грозный? Простил молодого царевича император Пётр I, когда встал вопрос об измене законам государства? И боле поздний властитель России, тиран Иосиф Джугашвили не подарил жизнь родной кровиночке Яшеньке, первенцу чистейших грузинских кровей. Не подумал он выменивать сына на посрамлённого под Сталинградом немецкого фельдмаршала. Сталин генералов на солдат не менял!
Во все века у политики были свои правила. Вряд ли пылкий Рандвер увидит снисхождение от папаши, если посягнёт на яблоко раздора между Русколанью и Готским союзом. Ведь для того и сватал старый хитрец Германарех именно эту девку, чтобы держать соседей на коротком поводке!..
Пока я так рассуждала, у готов события шли своим чередом. Отъехав от Киева Антского на приличное расстояние, кавалькада спешилась и разбила для ночлега лагерь. Проходя мимо шатра, отведённого обручённой невесте, принц почувствовал прилив горячей волны к сердцу. До боли захотелось увидеть её. И обнять! Острая ревность к отцу пронзила рыцаря. Он представил морщинистые узловатые руки родителя, рвущие на Лыбеди прозрачный шёлк свадебных одежд, жестоко тискающие её налитые груди, безжалостно мнущие цветок, которому он, Рандвер, готов поклоняться, как божеству… Душу его опалила горячая ненависть. Ни за что, никогда не отдаст он Лыбедь старому любителю сладенького! Будет защищать её, покуда жив!
Он вошёл в шатёр княжны, сделав нетерпеливый знак прислужнице оставить их наедине. Аланская девушка, вложив в ножны вскинутый было кинжал, сердито выскользнула наружу. Рандвер тихим шёпотом разбудил дремавшую Лыбедь. Когда же та удивлённо открыла глаза и вместо наперсницы увидела склонившееся над ней лицо, которое только что целовала во сне – удивилась и даже испугалась. Как и зачем посмел принц войти к венчанной жене? Рандвер тем временем отдался желанной дерзости, за которую по закону его страны полагалась жестокая казнь. Рыцарь припал устами к тонкой пясти, начал неистово покрывать её поцелуями, пока Лыбедь с силой не отняла перстов. Чего хочет от неё этот безумец?
- А разве сама она не знает? Разве не жаждет того же самого? - тихо промолвил гот.
Всё она знала! Хуже того: в своих чародействах всё предвидела ещё задолго до этого момента... Душа её тоже летела навстречу юноше чужого племени, едва она впервые его увидела. Рвалась, как птица из клетки, почуявшая свободу. Как раненная птица…
Отстранившись на мгновение от потерявшего голову воина, она громко крикнула, чтобы Рандвер немедленно оставил её. Так громко, чтобы услышали те, кто, быть может, притаился за шатром. А сама глазами указала на низенький едва заметный полог сбоку шатра, предназначенный для входа слуг. Затем подняла вверх один указательный палец, что означало: полночь.
Да, наша целомудренная княжна назначила мужчине свидание! Такое случилось с ней впервые в жизни, но её сердце подсказывало, что делается всё по Божескому промыслу.
…Упавшая на лагерь темень южного леса была непроницаемой. Под её покровом чужому глазу не были заметны ни принц, ни княжна. Верная Ариания, вооружённая, как обычно, смертоносным кинжалом горцев, охраняла госпожу в нескольких шагах от пары. Юный воин укрыл Лыбедь своим плащом и жарко зашептал слова страсти – слова, что подогревались пламенем горящей души. Он умолял её бежать вместе с ним из стана грейтунгов, вернуться в Кияр-Град и снова венчаться по обычаю руссов, но только теперь по-настоящему, с ним, без памяти любящим её мужчиной.
Девушка слушала признания, не перебивая. Потом грустно, но твёрдо спросила: а если слуги отца нагонят их? Бикки глаз не смыкает, следя за сыном своего господина. Он и сейчас наверняка шпионит где-нибудь неподалёку, не приближаясь лишь из страха поймать удар аланского кинжала. Подчинится ли тогда Рандвер воле Германареха? Или отдаст её на суд разъярённого тирана, чтобы спасти собственную жизнь?
Об этом Рандвер не думал. В обычаях его народа жизнь женщины не ценилась наравне с жизнью мужчины. Тем более – воина, да ещё царской крови. Но представить себе выдачу Лыбеди для кровавой расправы воин не мог. Лучше уж он положит на плаху собственную голову! К тому же Рандвер был уверен, что их любовь угодна самому Господу. А Бог, он всегда помогает любящим.
Но станет ли Всевышний помогать тем, кто нарушил закон и клятву супружеской верности?.. Ведь посланный жених не сам от себя стоял с ней пред алтарём, а давал обещания от имени другого человека, который доверился ему. И княжна соглашалась быть не женой принца, а того, кто дал ему право на заочное венчание. Тут уж неизвестно, прикроют ли их небеса, и что станется с ними, если отец их настигнет…
Уловив его сомнения, Лыбедь ещё тише и горше сказала:
- Я пропаду – это полбеды. Моя судьба давно предначертана. Но тогда твой отец пойдёт на мой край войной. Это хорошо известно моим братьям, да и всем антам. Русколанский союз не так силён, чтобы надеяться на одоление многочисленных полчищ готов, победителей всего скифского Юга. А моё замужество с грозным стариком – хотя бы недолгая, но передышка для двух народов от битв и кровопролития.
И всё же у дочери Дажень-яра зрела ещё одна надежда. Правда, о ней в своих гаданиях Лыбедь ничего не увидела. И всё же…Что, если славному воину и ей прямо открыться перед конугом? Среди припонтийских племён Германарех слыл не только победоносным отчаянным воякой. Его почитали и как мудрейшего дальновидного правителя огромной Готии. Будучи уже в очень солидных годах, вседержитель Готии не мог не задумываться о будущности своего народа и созданного им царства. Кому передать бразды налаженного правления? Так почему мысль о том, чтобы выдать княжну, взятую от антского народа, за своего наследника, не покажется ему здраво? Сам конуг уже стар и в женских утехах вряд ли нуждается. А сделать сестру царственного Буса Белояра будущей королевой готов - не менее крепкий залог союзничества двух государств, чем обручиться с ней самому нынешнему владыке грейтунгов.
Теперь усмехнулся принц:
- Ты думаешь, - говорил он Лыбеди, - отец внемлет нашим мольбам? Не тот он человек! Даже твои прелести не сделают его мягче. Он давно уже не вскипает от женской красоты, от прежнего Германареха, легендарно неистового в любви, остались только злоба и алчность. Теперь уж ни одна красавица не в состоянии воспламенить конуга больше, чем страсть к жестокой битве. Сама увидишь: он всё равно пойдёт на Кияр Антский, как давно задумал. Кому, как не мне известно: с тобой ли, без тебя, но он двинется на земли россомонов. Женитьба на тебе для него лишь хитрая уловка, чтобы усыпить бдительность соседей. Твоя жертва, любовь моя Лыбедь, будет напрасной, она не защитит Русколань, как ты надеешься. А нас с тобой, как отступников от его воли, государь велит растерзать, как он поступает с любыми попятчиками. Так давай хотя бы мы сейчас изведаем счастье!
Лыбедь, откинув плащ, высвободилась из жарких объятий юноши. В задумчивости присела на упавший берёзовый ствол. Дева-провидица и без принца угадывала судьбу своего народа. Но помнила она и другое: сила веры в святое животворящее начало может спутать любые предсказания, сотворить такие чудеса, о которых грешному человеку и помыслить не дано. Принц терпеливо ждал. Наконец, Лыбедь подошла к Рандверу, без стыда обняла его за шею, ища устами поцелуя. Но ласка её была печальной: нет, любимый, делать следует что должно, и будь что будет. Нарушенная клятва – плохое начало для любви. Такая уж, принц, наша доля. Едем в ваш стольный Археймар. А там – как Бог даст.
- Иди, витязь, к Бикки, скажи, чтобы своими советами больше не подстрекал тебя к побегу, (и откуда только узнала о речах ярла?). А то ты пожалуешься на него отцу. Пусть лучше герцог поутру скорее собирает посольство в путь.
Лыбедь и сама себе не отдавала отчёта в том, что отталкивая ласки, пытается спасти жизнь не только свою, но и своего возлюбленного.
На этот раз, видно, рассудил не Господь, а кровожадный Вотан, которому, как и Христу, всё ещё поклонялись многие готы. Не зря же христоотступник Германарех держал изображение безобразного бога у себя прямо под иконой Иисуса. Не боялся, что Христос отвернёт свой светлый лик от безобразия языческих выходцев с Севера.
…Биргер – Лыбедь верно угадала – и в самом деле имел с принцем странный разговор. Вопреки своему долгу служения конугу, он вдруг ни с того, ни с сего принялся склонять рыцаря к непотребному поступку. Отец стар – говорил – ему уже не срывать таких цветов, как эта княжна. Возьми её себе, скачи обратно в Кияр-Град, венчайся по красивым русколанским обрядам и стань таким же руссом, как они. Германарех скоро умрёт, и ты сможешь вернуть себе корону Готии, А заодно и меня, твоего верного слугу, и возлюбленную тобой мою девочку не забудешь…
Принц не верил своим ушам. Первый советник владыки, приставленный к нему следить за благочинием, без обиняков начал подталкивать лучшего воина к измене! Что стоит за этим, простодушный Рандвер никак не мог взять в толк. Понимал одно: ярл предлагает сделать то, что мечтается разгорячённой душе самого принца. Неужто старая придворная лиса и впрямь решила держать не отцовскую, а его, наследника, сторону?...
Однако очертя голову на эту удочку Рандвер не повёлся. Ушёл восвояси, так и не ответив на предложенный план. Бикки аж кипел от досады, хотя и старался вида не подавать. Теперь герцог не спускал с мальчишки глаз. Правда, к полночи чинуша задремал – годы, годы! - и, видимо, что-то пропустил. Поутру только увидел, как опечаленный рыцарь вернулся откуда-то в свой шатёр. А у Лыбеди огонёк не гас до самого рассвета. Уж не было ли у голубков встречи?
А-а! Даже если ничего и не было, то не ему, величайшему пройдохе Готии, печалиться о том! Поднаторевшему в придворных интригах герцогу ничего не стоит сочинить для подозрительного Германареха небылицу про запретное свидание. Ну, или хотя бы заронить сомнение в любимом своём мальчике, надежде племён. Не будь Бикки главным советником конуга, шеей, которая давно уже крутит пустеющей королевской головой, если позволит этой премудрой княжне занять верховное место в Готском союзе! Место, которое он давно греет для Зельды, его, Биргера, дочери!
До появления Лыбеди принц и вправду заглядывался на Зельду, смазливую девчонку, которую остаревающий уже ярл вдруг прижил от пленной золотоволосой эстийки. Впервые он признал своим последышем этого младенца. А потом привязался к маленькой Зельде всем своим одиноким существом. Наверное, потому, что почуял в ней родственную душу. Обличьем малышка была вылитая мать - статная, белокожая, неторопливая, с загадочным взглядом тёмно-зелёных глаз. Зато характер взяла отцовский: выросла хитрой и жестокой бестией. Порой сам ярл предпочитал не связываться с дочкой, выполняя её неожиданные прихоти. А в душе гордился этим своим вы****ком, хотя чем дальше, тем больше побаивался бешеную Зельду. И мечтал, мечтал, чтобы его наследница охомутала лопуха Рандвера. Был уверен: тогда уж эстийка быстро разделается со свёкром и будет на свой лад вертеть и мужем, а позже - и всей империей грейтунгов. Под его, Бикки, присмотром, разумеется.
Но на его беду, на пути встал проклятый епископ Ульфила, переводчик Евангелия на готский язык. Он принялся всем и каждому совать в нос латинскую сказку о Распятом. А этот еврейский Иисус, хотя и был одних с ярлом кровей, помогал совсем не ему, Биргеру, закоренелому цинику и безбожнику, а тупорылым легковерным готам. Вместо родной доморощенной невесты подсунул телкУ Рандверу россомонскую деваху. А тот вцепился в неё так, будто отродясь баб не видывал. Захочет ли теперь принц знаться с Зельдой?
…Опять приближённые усердно роют яму держателю власти! Знакомые подлые мысли. Похоже, они полнили головы вельмож во все, даже самые седые времена…
И всё же Биргер надежд не терял. Потерпев, неудачу в своих злокознях, ярл был всё же был уверен, что найдёт способ сплести новую сеть на королевского сынка. Дай только срок, и он сумеет повернуть дело в свою сторону. Вычистит русколанку из жизни Готии! А пока вельможа кинулся усердно выполнять приказы наследника. Он затаился и решил попробовать войти в доверие к Лыбеди. Княжна видела его насквозь, но тоже делала вид, что польщена дружбой с самым знатным из готских герцогов.
Мы ещё поглядим, чья тут возьмёт!
Часть III
Глава 1
С первых минут прибытия посольства в главное селище готов, где предстояло теперь жить Лыбеди, она почувствовала глухую враждебность. Венчаный её супруг Германарех встретить невесту не вышел. Девушкам отвели место на дальнем краю королевского подворья и приставили ко входу стражу.
О, это был совсем не вольготный терем, какие отводились потомкам князя Дажинь-яра с первых дней появления на свет! В тесной убогой мазанке не имелось отдельного туалетного покоя, не говоря уже о месте для верной аланской княжны Ариании. Похоже, грейтунги, даже знатные, и не слыхивали о красивых деревянных или каменных строениях. Жили подобно гуннам, в ожидании уйти в поход, сняться с обжитых мест. Весь столичный Археймар казался сооружённым на скорую руку, словно готовился в любую минуту покинуть насиженное жильё.
Так оно, наверное, и было. Бесконечно воюя с соседями, семейства готов вслед за дружинами Германареха часто переходили на кочевое положение. Новые стоянки разбивали где придётся. По всему Борисфену зарастали травой брошенные прежние селища.
Что ж, придётся довольствоваться тем, что есть… Не ропща и ничего не требуя, Лыбедь вместе с Арианией привели землянку в порядок сообразно обычаям Кияр-Града. В углу нашли сваленные в кучу. ковры, куски льняных и даже шёлковых тканей, глиняную посуда. Разложили персидские подстилки и устроив из них ложе. Тонкие материи развесили над ним как полог от насекомых. В плошках расставили принесенные рабыней свечи. Мазанка преобразилась и стала хотя бы немного походить на пристанище высокородных особ.
Вскоре пришла какая-то старая женщина в богатых одеждах. По-хозяйски оглядев Лыбедь, она грубо стянула с неё одежу и обошла со всех сторон, бесцеремонно разглядывая иностранку. Грязными крючковатыми пальцами полезла было в рот, но Лыбедь её оттолкнула. Тогда старуха велела княжне самой обнажить два ряда безукоризненных перлов. То же самое потребовала сделать и Ариании. Пылкая горянка от этакой непочтительности чуть было не вцепилась готской ведьме в глаза, остановил только строгий взгляд волхвы.
Бабка хмыкнула, и взамен богатых византийских нарядов, в которых прибыли девушки, кинула им под ноги грубое тряпьё, принятое, видимо, у местных. Невесте конуга и её подруге достались узкие портки наподобие мужских, длинные широкие рубахи из льняного рядна и куцые короткорукавные жилетки с меховой оторочкой. Ещё презрительно швырнула широкие кожаные пояса, к которым готы – что мужчины, что женщины - крепили оружие и кошельки с деньгами или украшениями. Драгоценные височные колты Лыбеди, как и серебряное ожерелье с прозрачными камнями – привезённый принцем подарок Германареха – поразмыслив, не тронула. Оружия, к которому Лыбедь привыкла дома, ей выдано не было. Старуха только сунула обоим княжнам витые металлические зарукавья для поддержки слишком длинных и широких рукавов. Тончайшие византийские сорочки бабища небрежно скрутила в узел, который потом и утащила с собой С этим, хихикая, испарилась.
После того, как холсты на тонких талиях были перехвачены ремнями, затворницы стали выглядеть хотя и не по-русколански, но намного изящнее. Позже Ариания умудрилась где-то разжиться двумя небольшими кинжалами, утонувшими в складках их простецких одежд. К радости девушек, среди тряпичного вороха обнаружились умело выкованные из меди маленькие диадемы. К ним по обычаю родины они прикрепили платы из самой тонкой материи, которую нашли в мазанке. Обнаружили ещё длинные меховые плащи и высокие войлочные шапки – на зиму. Обувь на русколанках – верно, по недогляду – осталась тонкая, та, в которой прибыли они из Антии.
Видно, их посадили сюда надолго…
И всё же кое-как прибранные чужестранные девы больше походили на рабынь-чернавок, чем на гордую кавказскую знать. Лыбедь со вздохом подумала, что теперь Рандвер на неё и не взглянет. Когда же он придёт?
Время шло, княжны сиднями сидели в своей мазанке, а никто их не посещал. Приносили горшки с плохо сваренной пшеницей без мяса и масла, крохотные кусочки козьего сыра. На улицу не выпускали, дали тазы с кувшинами для умывания и ночные горшки, которые выносили прислужницы из местных. Всё это больше походило на тюремное заточение, чем на житьё царской невесты.
Лыбедь не роптала, только всё чаще молилась. В самом светлом углу хижины велела служкам устроить для молитв небольшой возвышенный полукруг, обложенный камнями. Он напоминал священные места в Киеве Антском. Сверху на стену прикрепила подаренную Ярославной икону Божьей матери с Иисусом на руках, у её подножия зажгла свечу. Получилось нечто среднее между языческим капищем и христианской церковью. Здесь они клали земные поклоны то пращуру своих отцов Даждьбогу, то сошедшему с небес сыну Божьему Иисусу и матери его Деве Марии.
Принося христианские молитвы, княжна с печалью вспоминала об оставшихся в Киеве Антском братьях и любимой Эвлисии-Ярославне. Куда ей, книжной девочке, было до мудрости киевской княгини! В нынешней затхлости убогой землянки Лыбедь часто обращалась к беседам, которые вела с ней греческая супруга князя Буса.
О чём говорили в богатом тереме две не знающие нужды и забот женщины? О детях, родить которых мечтала и та, и другая? О византийских нарядах? О драгоценных украшениях, которые то и дело приносили на княжий двор одетые по-восточному хитроглазые купцы?
Разумеется, обсуждению извечных бабьих тем предавались и они. Но чаще речь здесь заходила об ином. Эвлисия как-то обмолвилась, что величие её супруга не только в том, что князь уже немало лет благодетельно властвует над Предкавказьем. Нет, Бус Белояр куда более велик тем, что создал для россомонов, да и многих других народов, особое учение, равных которому его люди не знают.
Эвлисия объяснила удивлённой Лыбеди, что любимый княже слил воедино два верования: прежнюю древнюю религию русичей-алан и пришедшее из греческой Византии христианское поклонение Богу Живому. И вот чудо: подданые долголетней династии Белояров душой приняли эту Бусову мудрость! Новое объединяющее толкование божественного сделалось главным законом для ста народов, что стояли под рукой Бусовой: для светловолосых бродников, прародителей казацкой вольницы Кубани, для воинственных алан-асов с Терека и черкасов родом с Пятигорья, для жестоких кабардинцев и адыгов, и даже для сарматов-кочевников, потомков древнейшего населения предкавказских степей.
С того времени во всех племенах и народах, объединённых Русколанью стали чтить князя почти что святым, называть кто Будаем, кто Побудом, - тем, кто разбудил, поднял к небу истинный дух своего отечества. Издавна обитающие вблизи священной изумрудной Алатырь-горы люди и вовсе нарекли Буса-Побуда Богом, или, по-местному, Божем, Баксаном. А позже в его честь стали называть Баксаном просторное ущелье реки Альтуд. Воды грозного Альтуда-Баксана будут вечно нести память о великих временах русичей, антов, алан, черкесов и многих иных горских племён, земли которых простираются до самой синеокой Понтиды.
Так говорила княгиня.
Лыбедь слушала, стараясь впитать новые знания. И – не могла. У неё в голове никак не складывались прихоившие от Эвлисии истины. Наверное, обо всём этом нужно знать больше. И княжна решила обратиться к самому брату Бусу: может быть, он лучше разъяснит ей учение, которому с такой лёгкостью приникли его народы?
А тут и сам он заговорил о необходимости посвящения молодой волхвы в глубины его мудрости. Княжне-провидице перед отправлением в чужие края необходимо знать о ней из первых рук. Пусть Златогор посвятит новому знанию все дни, оставшиеся до сватовства проклятого гота…
Открывшаяся Лыбеди Бусова мудрость оказалась одновременно и проста, и сложна. Какую бы религию ни исповедовали народы, все они согласны: во вселенной существуют три пути, и четвёртого не дано. Бус Белояр назвал их Явью, Правью и Навью.
Явь есть текущая жизнь, данная людям божественным началом, или Правью. Это начало христиане почитают как Всевышнего – всеобъемлющего, всесильного и всезнающего Бога. Таков и Род, изначальный небесный властитель у русколан. Жизнь всего сущего на земле течёт по непреложным законам Прави, заданным Высшим Провидением. Верующим во Всевышнего людям надлежит идти по пути Прави. А всё, что будет после Прави, и то, что до неё было, есть Навь. Навь – мир другой, потусторонний, над которым люди не вольны, властвуют в нём особые пути. Там, в Нави есть Ирий и Аид, - по-христиански рай и ад - куда простой смертный может попасть только по воле Бога.
Значит, каких бы верований не придерживался смертный, Богом созданная жизнь его имеет две стороны – Явь и Навь, а управляет ею Правь – осознала, наконец, Лыбедь. Живи по законам Прави, и на той ли, на этой ли стороне уготовано тебе счастье.
Такова была мудрость, рождённая братом Бусом Белояром. В своих видениях Лыбеди теперь являлись полки воев под знамёнами Всевышнего, о котором столько рассказывала Эвлисия. Но очнувшись от вещих снов, она спешила вознести хвалу и тем богам, что были близки с детства: небесному управителю Сварогу, громовержцу Перуну, Велесу – властителю двух миров, весёлым Яриле-солнцу и Ивану Купале... А прежде всех – Священной Птице Матери Сва, началу начал, покровительнице всех дев и жён, от которой пошли племена русские, и которая родит и кормит все народы на белом свете. Русколане называют Матерь Сва ещё и Матерью Сырой Землёй, а по-другому и Лебедью, Лебёдушкой, родной же свой край – Лебедянью. И она, Лыбедь, посвящена волхвами этой великой женской силе.
Но, уразумев Бусово Провещание, и повинуясь настояниям княгини Ярославны, Лыбедь тайно дала клятву верности и святой Марии, всесветной непорочной деве, принесшей на землю священное могущество младенца Христа.
Коль скоро судьба занесла русколанок в новые земли, они решили овладеть местным наречием. Для упражнений в готском языке княжеские дочери стали заговаривать с прислугой. Одна из приставленных к ним женщин однажды в присутствии Лыбеди забормотала что-то на латыни. Оказалось, служанка Галиана была римлянкой из Кёльна, старинной крепости на Рейне. В одной из стычек крепостицу занял отряд Германареха. Как было принято у готов, девушку в числе прочих трофеев пустили по солдатам. Натешившись, живую добычу, хорошо знавшую латынь, пристроили к христианскому священнику Ульфилле, дряхлому старику и книгочею. Вскоре у римлянки родился сын. От кого – она определить не могла. Да этого и не требовалось: в главную обязанность любой из пленниц входило рожать для Готии побольше будущих воинов. Всё, что под крылом епископа могла сделать для своего крохи мать-полонянка, это научить его родному языку. Наука пошла на пользу: подросшего мальчика взяли толмачить в свиту принца Рандвера.
Лыбедь с Арианией сочувственно отнеслись к судьбе служанки и даже подружились с ней. Эта дружба была им на руку: наречённая супруга Германареха узнавала через Галиану о том, что происходит в Археймаре.
Узнав, что привезённая от русов невеста конуга хорошо разумеет латынь, в мазанку стал заглядывать и сам епископ Ульфила. Он уже подумывал, не доверить ли девушке руссов перевод с латинского на готский язык самого Священного Писания. Для составления Божественной книги старый священник даже придумал специальный готский алфавит: выходцы из суровой скандинавской прародины своей письменности не имели.
Лыбедь с детства хорошо выучила не только латынь. От Эвлисии она переняла греческий, а брат Златогор научил читать и писать на праславянской глаголице. Ею издавна пользовались в Предкавказье для самых важных документов – молитв, княжеских грамот, указов. А теперь рабыня-латинянка передавала русинке крикливый готский говорок. А Лыбеди очень хотелось объясняться с Рандвером на его родном языке. Тихо, чтобы не было слышно снаружи, она часами повторяла новые слова и писала их на земляном полу.
Священника всё больше удивляло глубокое и порой непонятное знание природы и сущности вещей, которое выказывала Лыбедь. Будь епископ практичнее, обязательно побежал бы к властителю с доносом, что привезённая дева есть ведьма и, быть может, даже шпионка. Не под венец волхву эту надо, а прямо в руки палачу. Тогда ему, Ульфилле, вышли бы почёт и благодарность владыки. Ну и денежки, конечно. Но умный старец рассудил не так. Решил, что ему выпала редкая возможность заслужить царствие Божие, на переселение в которое он давно надеялся. Почему бы новым богоугодным подвигом не снискать любовь Господа и даже благосклонность самого Папы? С помощью Лыбеди он, вслед за готами, сможет обратить в истинную веру диких россомонов – всех этих россов, алан, антов, кабардинцев и других кавказских языческих недругов Готского союза.
Для подготовки к осуществлению столь великих планов епископ приставил невесту конуга к свиткам со Священным Писанием. Как он и надеялся, Бусова сестрица, вчитавшись в строки Библии, пожелала перевести Божественную книгу также и на древний праславянский язык.
Ульфила был в восторге! Он натащил в девичью мазанку самых лучших пергаментов, какие нашлись в Археймаре, снабдил княжну костяными стилосами и особой несмываемой краской. Дни затворницы побежали в неустанных трудах.
Глава 2
Наконец, Галиана шепнула, что конуг заговорил о венчании. Только сначала по требованию епископа, нужно совершить над Лыбедью обряд крещения. Русколанская дева всей душой была предана учению Христа, но рукоположения в новую веру, как того требовалось по устоям христианства, она не проходила. А язычнице никак не можно скрепить себя узами брака с крещёным, да ещё столь важным господином!
Языческие девы должны приобщиться к великой религии и пройти здесь, в столице будущего супруга, все предписываемые церковью посвящения. Старенький епископ затеял главный обряд.
Державный Германарех обошёлся бы и без этих заморочек, но Ульфила вдруг заупрямился. В конце концов повелитель вынужден был согласиться. Старого святошу он как-нибудь да объехал бы. Но принялся бузить его народец, приуставший от бесконечных военных походов и сражений. Подавай жителям Археймара праздник!
Хотя конуг имел мало веры во все эти размахивания крестами, дольше возражать не стал. Даже придумал провести таинство принародно. Пусть его дружина полюбуется на красотку, которую, трепеща перед силой соседей, собственноручно вручил на забаву Германареху её братец, русколанский князь Бус!
Такая открытость священнодействия Ульфиллу в восторг, разумеется, не привела. Но подумав, он решил: большого прегрешения в том тоже не будет.
Конуг назначил день крещения.
…В условленное утро перед мазанкой затворниц на золочёном кресле – в каком-то бою захватили у римлян! – уселся жених. Был он ещё крепок, только подкороченные к празднеству борода с усами и взлохмаченные волосы совсем побелели. Возраст выдавал и взгляд: король безразлично взирал на мир глубоко запавшими тусклыми глазами. С раздражением взирал он на затеянную проклятым Ульфилой суету, мечтая поскорее зарыться в тёплые шкуры своего ложа. За какой нуждой ему эта девка, если давно уже исчезла прежняя мужская ретивость? Запер бы её, как обыкновенную рабыню, в доме для наложниц, да вытаскивал бы вечерами поглядеть на распутные забавы, что чинили с бабьём его приближённые молодые самцы. И дело с концом! Так нет же, солдатне свадьбу подавай! А прежде охота глянуть ещё и на крещение! Ульфила, похоже, взял над грейтунгами большую силу. Ну да придёт и его черёд…
…Я всей душой сочувствовала княжнам: начинались испытания для их гордости и целомудрия!..
На зелени полянки установили глубокий таз, в каких домочадцы готов готовили похлёбку на праздники и мылись зимой. Присланные священником женщины, закутанные в длинные тёмные платы, раздели донага Лыбедь, а заодно и Арианию, и облачили княжон в длинные рубахи. В отличие от той одежонки, что оставила затворницам злая старуха, эти особые крестильные сорочки были явно не готской выделки. Скроены из тончайшего полотна, у ворота и по рукавам узорно расшиты алым бисером. Шею Лыбеди украшал всё тот же жёлтый перелив камней - полученный через Рандвера подарок готского господина. Наряд Ариании дополняло наследное ожерелье из крупных голубых кристаллов. Головы они потребовали убрать по русколанскому обычаю шёлковыми обрядями.
В таком виде затворниц вывели пред очи правителя. Девы хотя и держались с достоинством, но Боже, как страдали от похотливых взглядов толпы! Конуг едва заставил прекратить свист и улюлюканье, которым разразилась его хмельная свита, завидев полуприкрытые женские тела! Ульфила стал читать над девушками непонятные готам латинские слова из Библии, а Лыбедь сквозь шёлк накидки разглядывала будущего мужа. О, что она узрела! На высоком троне восседал совсем не тот Германарех, который пялился на неё в Кияр-Граде. У этого вместо лица была страшная, как оскал смерти, клыкастая маска. На голове топорщился огромный крылатый шлем, на плечах клекотали два аспидно-чёрных ворона, возле ног злобно щерилась стая седых волков. Так вот каково истинное обличье её суженого! Не Христу он посвящён, а кровожадному богу войны Вотану,! Берегись, кияр-градская княжна…
Россомонка даже отпрянула от жуткого видения. Но стоявшая рядом с ней Ариания глядела на главного грейтунга спокойно. Тогда Лыбедь чуть приподняла край своего плата. Сидевший перед ней старик теперь показался обыкновенным много пожившим человеком, разве что обделённым добротой и сердечностью. Какому из видений она должна верить?
Окончив, наконец, свои подвывания, Ульфила засуетился, принялся подталкивать девушек к тазу, края которого прислужницы успели позолотить и украсить венками первоцветов. Скинув обрядь на руки челяди, Лыбедь первой вошла в воду. Когда же с гордо поднятой головой восстала из купели, вокруг всё замерло. Ткань крестильной рубахи прозрачной оболочкой прильнула к юному телу, обрисовав всю прекрасную наготу русколанской невесты. Она стояла перед сворой заросших, грязных, дурно пахнущих мужчин как вечная христианская святая. От дочери руссов исходил невиданный в Археймаре неземной свет. Таким же небесным сиянием слепила грубых мужланов и окунувшаяся княжна Ариания. Не сомневаюсь: многим из собравшихся в головы пришла одна и та же мысль: вот оно, воплощение непорочной святости христианства, уверовать в которое большинство готов так пока и не смогло.
При виде великолепия Лыбеди крякнул даже старый импотент Германарех. Много жён перевидал и перепробовал на своём ложе долголетний конуг. Но ненасытному развратнику никогда не приходило в голову любоваться бабами. Юбки прочь, ноги шире – вот и всё любование. Все на одно лоно!.. А здесь… С белоснежной русской княжной, по-готски Сванхильдой, смело при народе крестившейся в купели, обходиться как с другими не получится…
У стоящего рядом с отцом Рандвера помутилось в глазах. Нет, ни за что и никому не отдаст от этой священной прелести! Не отдаст, даже если придётся расплатиться за неё честью или самой жизнью! Сегодня же будет он у ног своей сиятельной, своей ненаглядной возлюбленной! Юный воин еле выстоял, пока Ульфила заканчивал обряд и осенял крестным знаменем новообращённых дочерей христовых.
Конуг протянул епископу золотой крест для невесты, украшенный тёмными ядрами гранатов. Поднёс крест и аланской деве. Ульфила водрузил освящённые дары на лебединые шеи христианок. Римлянка Галиана, которую затворницы избрали себе в крёстные матери, увела их в мазанку и переодела в прежние лохмотья. Германарех тяжело поднялся с золочёного кресла, заговорил всё ещё зычным голосом. Велел своим подданным готовиться к свадьбе. Через две седмицы русколанку должно окрутить с ним в соответствии с готскими, то есть христиенскими нравами!
Торжество на этом закончилось, примолкшие грейтунги потянулись к своим убогим домам.
Две седмицы… У Рандвера есть целых четырнадцать дней, чтобы решить вопрос своей жизни! Или смерти…
…Солнечные и лунные предвестники давно указывали: свадьбе княжны со старцем не бывать. И всё же Лыбедь грустила. Причиной было увиденное во время крещения. Россомонская волхва не могла успокоиться после открывшейся ей истиной языческой сущности будущего супруга.
Я была солидарна с этой грустью. Конечно, мужчины бывают разные, не всех судьба награждает красотой и статью, не всем достаются богоподобные юноши. Сжиться-слюбиться можно и с некрасивым, коли есть в спутнике жизни человеческая доброта и сердобольность. Но от вида столетнего монстра не только что Лыбедь - любая моя современница сошла бы с ума. С таким и стоять-то рядом противно, а уж оказаться в супружеской постели!.. Душа княжны содрогалась от ужасных предчувствий. Если дряхлый Германарех не сможет взять её как мужчина, он найдёт способ для других издевательств. Кровожадным слугам Вотана, даже и потерявшим физическую возможность насиловать и унижать, доставляет особое удовольствие измываться над беззащитностью, придумывать для пойманных птичек изощрённые мерзости. Не поздоровится и Ариании, её задушевной подружке...
- Плохи наши дела, девушка, - горевала Лыбедь, сея в мазанке тоску.
Слава Создателю - Германарех не досаждал им визитами. Уже который день он командовал небольшой войнушкой с отчаянными гуннами, подступившими к юго-восточным пределам готских владений.
Пока жених наводил спокойствие в своей державе, разбираясь, кто и почему виноват в заварушке, прошло больше недели. Но не успел воитель привести солдат в столицу и передохнуть с дороги, как в ноги к нему со стенаниями кинулась Галиана: из-под стражи исчезли обе кияр-градские княжны. Вымотанный походом конуг от неожиданной новости так взъярился, что, не разбираясь, велел повесить на дубах стражников, охранявших девичье обиталище, а заодно и утопить в болоте несчастную наперсницу-римлянку.
Потом, конечно, остыл и пожалел о содеянном – кто теперь достоверно расскажет, как всё было?
Пришлось довольствоваться подобострастным шелестом вездесущего ярла Биргера. Во время отлучек конуг чаще всего оставлял его вместо себя приглядывать за делами в Археймаре. Но и Бикки не мог ничего толком прояснить: ещё накануне вечером он собственными глазами видел, что чёртовы куклы смирно сидели в своей землянке, талдыча незнакомые языки.
Тут-то герцог понял, что пришел его час. Не будь дураком, Бикки, решай судьбу драгоценной своей девочки! Самое время убрать с пути ненавистную княжну руссов и унизить принца перед дуболомом Германарехом. Всё, на что ярл ещё недавно сам подначивал сынка, теперь можно представить владетелю Готии как козни Рандвера. Свидетелей-то нет! Обернуть дело так, будто бы русколанская волхва заморочила первого рыцаря Готии так, что, ослеплённый страстью, тот ещё по пути из Кияр-Града порывался схитить отцовскую невесту. И теперь этот мальчишка-де приказал почтенному Биргеру под страхом смертной расправы прикрыть перед отцом своё позорное бегство.
Однако не лишку ли он тогда наговорит? Получится, во всём виноват парень? И всё наказание падёт на голову будущего зятя? А как же Зельда, родство с правящим семейством, власть над готскими ордами? Нет, надо выводить принца из игры!
Германарех, казалось, заминки не учуял. Только спросил, почему чиновник первым не доложил о бегстве сына с невестой? Бикки с облегчением засуетился: не хотел, мол, тревожить своего повелителя, у которого и так много куда более важных дел… Но если - упаси Боже! – это Рандвер увёл девиц, то не иначе, как под действием чар колдовки Лыбеди. Что стоит ей, сестре главного руссо-аланского кама, приворожить и более опытного мужа, чем нестойкий к чародейству принц! Впрочем, это только догадки, Бикки доподлинно ничего не известно...
Властитель язвительно спросил: отчего же тогда Лыбедь не испробовала свои волхования на нём, великом вожде самой сильной припонтийской державы? Многие красавицы ещё и теперь всё отдали бы ради его благосклонности! Но сам же быстро отбросил эту глупость: зачем русколанке его привораживать, когда она и так без пяти минут королева грейтунгов?..
-Темнишь, ярл! – взревел Германарех. Пока он выслушивал бредни Биргера, его присные уже обшарили весь город, но ни Рандвера, ни иноземок нигде не обнаружили. Была ещё надежда, что мальчишка уехал поохотиться, но точно утверждать это никто не брался. Сын правителя обычно на охоту в одиночестве не ездил. Да и девки куда запропали?! Неужели хитрован-герцог прав?
Бикки затрясся, как осиновый лист. Как он ни исхитрялся, а конуг всё же понял, что надежды обнаружить принца мало. Видать, не ходить Зельде в суженых наследника Готии, а ярлу – негласным хозяином огромного государства... Пусть же тогда наглый вой узнает глубину мести оскорблённого отца! Оставив свои «кажется» и «может быть», герцог сухо и зло указал Германареху, что его наследник – изменник, не просто завладевший женщиной отца. Рандвер опозорил старого короля в глазах и своего войска, и правителей соседних стран. Надо искать, вернуть, примерно наказать подлеца, чтобы все поняли, как опасно насмехаться над владыкой полумира!
Холодно усмехнувшийся Германарех - этой усмешки больше всего страшились его подданные – слова не проронил в ответ на Биргерово трещание. Он лишь мотнул головой, что означало: действуй, и немедленно!
Глава 3
Хорошенькое дело – искать беглецов, да ещё неизвестно где! Не посылать же отряды по всем дорогам! Но пылавший злобой ярл рассудил по-другому. Где легче всего найти приют двум знатным россомонкам? Не иначе, как под родительским кровом. В Русколань лежит их дорога, и никуда больше. Под крыло Буса Белояра! Туда и нужно поспешать! А на случай, если князь не согласится выдать сестрицу и принца грейтунгам, отряд снарядить побольше. Поставить во главу преследователей командира Алево, прославленного в боях при покорении дулебов. Чтобы, в случае чего, можно было силой отбить подданных готского конуга у кияр-градских заступников.
…Герцог не ошибся. Накануне поздним вечером Рандвер отослал за водой стражника, караулившего землянку невесты. Теперь принц не стал прибегать к уговорам. Он властно велел девушкам облачиться в накидки потемнее, и вынес княжну из хижины. На этот раз прильнувшая к его плечу Лыбедь не сопротивлялась. Рыцарь усадил её и Арианию на заранее приготовленных лошадей и провёл их окольной тропинкой в сторону частого сосняка, близко подступавшего здесь к городищу. Его возлюбленная и её телохранительница-аланка не издали ни звука. Только низко склонились к конским гривам, чтобы в темноте их нельзя было различить по осанкам. Миг – и маленькая кавалькада исчезла в чаще.
Налегке они мчались куда быстрее, чем недавно тащились к Германареховой ставке с немалым обозом. Принц позаботился и о корме для коней – сытые животины резво неслись сквозь чащи. Спустя три дня почти непрестанного скока беглецы были в предгорьях Кавказа. Господь вместе с готскими и русколанскими богами, казалось, благоволил им: никто не встретился на пути. Княжна без устали благодарила своих небесных заступников, хотя чаще просила милости не себе, а юноше, завоевавшему её сердце.
Вот уже замелькали флаги на многоярусных крышах. Рандвер с девушками были совсем недалече от Кияр-Града, когда позади раздался топот многих копыт. Сначала тихий, невнятный, будто лошади выискивали дорогу. Но вот по натоптанной лесной тропе они перешли на всё ускоряющийся галоп. Заслышав это, принц ослабил поводья и пустил своего гнедого вскачь. Под ним конь добрый, самый резвый среди скакунов Германарехова воинства, его специально выбирали и растили для наследника Готского союза. Белая в яблоках кобылица Лыбеди птицей полетела за ним по ровному полю, ловко минуя коряги и ямины. Не отставала и крепкая привыкшая к горному ходу лошадка Ариании. Колченогим готским мохнаткам таких рысаков не догнать!
Троица вихрем взлетела на крутобокий холм. Теперь только бы проскочить открытое место!
…Глядя на эту погоню, и я почувствовала сильное биение сердца. Ни Лыбедь, ни Ариания, ни тем более принц незнакомого народа не были мне близки, и уж вовсе не дороги, но в груди отчего-то защемило. Видимо, тронули чувства древних влюблённых.
Ну же, скорей!..
До вычурных россомонских теремов было рукой подать, всего-то широкая поляна за пригорком. Стража на башенках тесовой изгороди давно заметила приближение всадников. Зоркие воины признали даже развевающуюся обрядь Лыбеди, всенародной любимицы Кияр-Града. В Киевских воротах столпись дружина Буса Белояра, уставя навстречу всадникам стрелы луков и арбалетов.
Ну же, ну!
По сигналу часовых за ворота вышли Бусовы копейщики, высыпала конница и с громким кличем ринулась наперерез дружине чужаков, что появились из-за бугра следом за княжной. Ещё немного, и беглецы скроются на княжьем подворье.
Неистовый Алево, командир преследователей, это понял. Он велел своим солдатам спешиться и взяться за арбалеты. К вершинам гор взмыл бешеный рёв стрел. Но целились люди Германареха не в воинов руссов, и даже не в ускользающих беглецов. Они старались достать их лошадей. Вот жалобно заржала и упала смертельно раненная белая в яблоках кобыла, вот замертво рухнул от разящей стрелы гнедой Рандвера...
Выручайте же, русколане! Помогайте, родные!
Наконец, перед шеренгой русколан показался и сам Бус Белояр. Но что он делает?!! Вместо того, чтобы пустить встречь готам свою конницу, князь махнул рукой, и воины-руссы по его команде нехотя опустили копья, закинули назад арбалеты. Неужели Лыбеди с её возлюбленным отказано родным племенем в защите?
Поцеловав глаза умирающей кобылы, княжна упала на колени и в молитве воздела руки к небесам. Рандвер выхватил было свой страшный меч, но понял, что без помощи витязей Буса одному с отрядом Алево ему не справиться…
Я не могла понять, что тут произошло, отчего буй-рус-туры не захотели взять сторону сестры своего мудрого божественного князя? Ничего не мог взять в толк и Рандвер. Принц кинулся к княжне, закричал в бешенстве: почему родня девушек так труслива, что отвернулась от неё? Перестав молиться, Лыбедь поднялась с колен и сказала то, чего меньше всего ожидал наследники огромной империи. Княжна промолвила, что братья её дали клятву конугу другого народа. Они не могут нарушить своего слова, так как клялись своими древними богами, а боги русов признают только честь и совесть. Пусть принц знает - Бус Белояр с самого начала рассудил: лучше пожертвовать врагу одну женщину, пусть и драгоценнейшую свою сестру, чем ввергнуть в несчастья все подвластные ему народы. Это решение было хорошо известно конугу готов.
- Любимый мой, с этим надо смириться – еле слышно шептала Лыбедь, стараясь успокоить своего рыцаря. – Братья обязательно укрыли бы нас в своей столице, не будь позади погони государя, которому я отдана. Теперь же князь Бус обязан выдать готам беглянку. Что будет с тобой, наследник, – Бог весть. Давай же, любовь моя, обнимемся и станем молить Бога о лёгкой смерти. Чтобы у престола Господня стоять нам вместе…
Опустив меч, Рандвер с тоской глядел на ту, что была для него дороже жизни. Счастье кончилось.
Меж тем Златогор решил уломать готов отступиться. Он не мог перенести, что его сестру сделают пленницей. Хуже того – преступницей, не подчинившейся своему владыке. Царственный кам вышел за городские ворота и, вопреки слову Белояра, стал молить россомонских воинов скакать к Лыбеди и защитить её от звероватых грейтунгов. Пусть непокорная сестрица посидит за крепким частоколом Киевским, пока руссы договариваются с налётчиками.
Но неистовый Алево, распалённый стычкой, ни о чём судить-рядить не собирался. Да и приказа такого у него не было. Через своего толмача он прорычал, что ему должно вернуть девок и принца Германареху, и он сделает это, даже если придётся положить всех своих воинов или поджечь столицу Русколани. Пусть хозяева города не тратят попусту жизни своих и чужих людей. Впрочем, аланскую княжну можно забрать, относительно прислужницы особых повелений не было. Такого черномазого добра в столице его конуга без неё хватает.
Ариания заупрямилась было, но Лыбедь шепнула ей, что Господь уготовил впереди такие испытания, перенести которые сможет разве что княжна-волхва. Она благодарит свою верную подругу и отпускает её с миром. Девушка скрылась за воротами Киева Антского с рыданиями.
Зато слова Златогора сильно подействовали на князя Буса. Своей царственной поступью Белояр направился к Алево. Он был столь величав, что готский военачальник позволил ему приблизиться вплотную к своему разгорячённому коню. Владетель Русколани обратился к воину со спокойной уверенностью. И неизвестно чем завершилась бы его беседа с командиром готов, если бы к ним не подбежала сама Лыбедь:
- Не унижайся перед чужаками, драгоценный мой брат! Да, не по своей воле согласилась я пойти под венец с постылым стариком, но лишь потому, что воля эта была прежде всего твоя. И я желаю её исполнить. Пусть вернут меня готскому гонугу как преступницу. Я преступница и есть. Я преступила волю не только моего наречённого мужа, но и твою. А главное – я согрешила перед нашими богами и перед Господом христианским, которому теперь крещена. Я изменила своим клятвам - полюбила другого и отдала ему своё сердце. Теперь, любезный братец, моя совесть принадлежит тебе, жизнь – Германареху, а душа навек - возлюбленному Рандверу. Прости и прощай, великий Бус, свет очей моей юности! Вяжи меня, достойнейший Алево, вези на суд вашего повелителя. А ты, Рандвер, прости, что не сумела защитить великого счастья крылами божественной птицы Сва, которой посвящена!
И Лыбедь протянула огорошенному военачальнику свои нежные белые запястья.
…Вереница рыцарей Алево неторопливо пробиралась через леса и реки к столице готов Археймару. Около седьмицы прошло с той поры, как Германарех узнал об измене невесты со своим наследником. Поначалу конуг пришёл в такую ярость, какой челядь не замечала за ним уже многие годы. Какзалось, он в щепки разнесёт свой убогий дом-дворец. Но постепенно первый дикий гнев улёгся, и владыка смог холодно и беспристрастно подумать, как ему поступать дальше.
Властитель отчаянных готов был не только лихим рубакой и с мелым воеводой. Долгие годы, проведённые на троне, приучили его к холодным размышлениям. И на этот раз, совладав с негодованием, Германарех должен был признаться себе в удивительном обстоятельстве. На склоне долгой бурной жизни, полной многими любовными похождениями, он впервые встретил женщину, посмевшую его отвергнуть. Ещё более неожиданным было то, что изменница ради другого мужчины соглашалась на муки и смерть – а именно это ожидало её здесь, в Археймаре. Случись кому-нибудь другому из его подданных вот так же умыкнуть чужую невесту, король не о казни думал бы. Он постарался бы всем своим влиянием выхлопотать у обманутого жениха снисхождение и разрешение отпустить изменницу к любовнику. Настоящие чувства Германарех всегда уважал.
Но эта иноземка, почти что невольница, щелкнула по носу его самого, безраздельного властелина половины припонтийского мира! Сотворила немыслимые поступки, на которые мало кто из его подданных был способен. Но, охраняя мир своей прикавказской родины, эта Лыбедь готова была принести себя в жертву чужеземному старику. А он, старый дурень, ни минуты не подумал, что отправленный вместо себя красавец-сын может прельститься красавицей-девицей, отданной его отцу как довесок к мешкам с золотом. А думать-то надо было! Вот и решай теперь – отпустить с миром голубков (а то ещё и вознаградить!), или публично наказать обоих?
Эти мысли закручивались в тугой клубок. Великий македонец Александр, кумир Германареха, разделался бы с такой бедой одним взмахом меча. Но греку было проще: он был юн, и из его гордиева узла не торчала голова единственного сына, продолжателя отцовского дела и наследника огромного Готского Союза…
Загаданная богами загадка не давала покоя ни днём, ни ночью, ни в трезвости, ни во хмелю. Наконец, старик остановился на том, что спешить с приговором не станет. По крайней мере, до того, как выслушает обоих грешников.
Конуг видел: Рандвер удручён и подавлен, но не страх перед собственной смертью плещется в его очах. Мальчишку мучало совсем другое. Несмотря на обильный королевский стол, юноша похудел и осунулся. Его пламенем жгло сознание отступничества от клятвы конгу и отцу. Но ещё больше стискивала горло боязнь за женщину, без которой принц не мыслил жизни.
- Отвечай по чести! От твоих слов сейчас зависят две жизни. Понимаешь ли ты, мой сын и наследник, что предал своего отца и повелителя?
Германарех говорил с Рандвером тем тихим мертвенным голосом, от которого трепетали осиновыми листами все его слуги и воины. Лучше бы конуг был громогласен.
- Да, мой господин, – ответ звучал виновато и так же тихо.
- И когда увозил из моего града предназначенную мне невесту – тоже понимал?
- Да, мой господин.
- И, осознавая это, всё же пошёл на измену?
- Да, великий конуг..
- И собирался переметнуться к нашим врагам?
- Да, отец…
- Что же толкало тебя на самую страшную провинность воина?
- Я полюбил, мой господин.
- Так это любовь сделала тебя подлецом?
- Любовь сделала меня храбрым! Ради обладания любимейшей из женщин я перестал бояться смерти.
- Да ведь она из стана противников наших, грязных землероев руссов, на которых не сегодня-завтра Готский союз пойдёт войной! Как можно любить такую?!
- Ты, отец, и сам знаешь, что в твоих словах правды нет. Ты видел Лыбедь в Кияр-Граде, видел и на крещении во всей её красе. Знаю: ты понял, что обладаешь драгоценным сокровищем!
От этих слов Германарех не на шутку взъярился: мальчишка попал в самую болезненную точку его существа.
- Юный глупец! Не слишком ли ты расхрабрился?
- Не знаю... Но я, как ты и учил, всегда говорил и делал то, что велело мне сердце!
Злость ушла, старый гот взглянул на сына сочувственно, хотя и с недоверием:
- Я прожил жизнь, а так и не встретил женщины, ради которой мог бы подставить под топор собственную голову. Откуда же ты знаешь, что полюбил? Может, всего лишь попал под чары учёной волхвы? Говорят же, что она колдунья!
Рандвер встрепенулся: в Готии владеть волшебством было опасно. Даже лечебники-знахари здесь не были в почёте. А уж разных колдунов и звездочётов и вовсе числили людьми вредоносными, зазорными, от которых следовало держаться подальше. Но ответил принц по-прежнему твёрдо:
- О её колдовстве я ничего не ведал и сейчас не ведаю. Но клянусь, что с первого взгляда сердцем прикипел к ней ещё там, в стольной вотчине Буса Белояра, когда исполнял сватовскую повинность. Но ты сам говорил, что князь Бус предлагал тебе в жёны многих знатных русколанок. А выбрал ты именно его сестру… Значит, есть в княжне Лыбеди что-то, обратившее в её сторону даже твоё хладеющее сердце!
Конуг опять озадаченно хмыкнул: этот щенок знает, в какие точки его сердца целиться! Принц тем временем продолжал:
- Такая же непонятная тяга заставила вскипеть небесным огнём и мою душу! Казни или милуй, но признаюсь: была бы моя воля, так уже на пути из Кияр-Града, когда вёз её тебе, вернулся бы обратно к её царственным братьям. И обвенчался бы по обычаям руссов сам, не от твоего имени!
Это было уже слишком! Как ни сдерживал себя старый конуг, а распалился не на шутку. Больше всего бесило то, что видел: Рандвер не лжёт, истина сквозит в его словах.
- Твоя жизнь висит на волоске, почему так легко рассуждаешь об измене! Это княжна тебя подучивала?
- Я уже говорил, и повторяю: нет и нет! Что ты, мой господин! Наоборот, Лыбедь запрещала даже думать о возвращении в Предкавказье. Отбросить шальные мысли и следовать сыновнему долгу заставила меня она!
При этих словах конуг всем корпусом наклонился к стоящему перед ним юноше:
- Поверить в это что-то трудно… Тогда кто же надоумил тебя к побегу? Сам ты, я знаю, человек чести, без подлости в душе, всегда чтил отца, был верен своему народу и предан готской короне. Измена вряд ли зародилась в твоих помыслах без сторонней потачки. Отвечай, кто подначивал?
При этих словах стоявший рядом с троном Биргер посерел, и пальцы его задрожали. Ненавидящий взгляд сверлил наследника. Смятение сановника не укрылось от принца. Но рыцарь не подал вида: он помнил, что виноват перед ярлом, и даже сочувствовал ему. Ведь это он, Рандвер, отверг рыжеволосую дочь герцога Зельду, которую до встречи с Лыбедью уже вся Готия нарекла невесткой конуга. Но разве можно скрыть от истину этого прозорливого повелителя?
Глава 4
Рандвер набрал было воздуха в лёгкие, чтобы раскрыть отцу имя истинного предателя, когда перед конугом по-старчески неловко распласталось тело первого советника. Герцог бился на земле, пока удивлённый Германарех не велел подняться. С чего это могущественный ярл вздумал валиться в ноги?
Под грозным взглядом Бикки поднялся и стал нести такое, отчего кровь бросилась Рандверу в лицо.
- Верь мне, мой господин! Только я могу рассказать тебе о том, как всё было!
Германарех властным жестом велел сыну молчать, и приказал ярлу:
- Говори, да врать не вздумай!
- Я уже открыл тебе, что всё началось, едва мы отъехали от русколанской столицы. Рандвер тогда приступил ко мне с требованием отпустить обратно его и твою невесту, - начал заплетаться в языке Биргер. - Принц велел мне лжесвидетельствовать перед тобой, будто бы Лыбедь во время языческого обряда сказала, что выходит за правителя чужого народа не по доброй воле, а лишь по приказу братьев. Такое принуждение к браку считается у русколанских волхвов препятствием к венчанию. У этого дикого народца всё не по-людски! Он заставлял лгать и воинов.
Рандвер не выдержал:
- Ну, с тобой, Биргер, понятно. А что могли говорить вои, ни бельмеса не понявшие в речах руссов? Прикинуться глухонемыми?
- Помолчи, принц! Или я здесь же свершу свой суд! - гаркнул Германарех, жестом указав Бикки продолжать.
- …Раз так, невесту следовало возвратить родственникам, а брак – расторгнуть! Любезный Рандвер это знал, и придумал, будто бы не было ни венчания, ни свадьбы. Твоему посольству надлежало повернуть домой ни с чем.
- Это всё? – конуг ещё сильнее насупился.
- Если бы! Достойный принц велел ещё сказывать тебе, якобы русы, утишая твой гнев, швырнули под копыта готским коням мешки с золотом – как отступные. Ты видел это приданое, я зорко его сохранил.
Бикки прервался, сделав вид, что размышляет.
- Не тяни, ярл, договаривай! – теперь бас конуга гремел над всем Археймаром.
- А ещё Рандвер заставил меня обманывать, будто бы остался он в Киевском граде уговаривать Лыбедь не противиться желанию конуга и воле своих братьев. Но я-то сразу догадался, что стоит та такой уловкой…Я чуть ли не в драку полез с твоим сыном, да простит мне, конуг такую неучтивость! Но покинуть наш лагерь не позволил никому.
При этих словах стоявшие вокруг солдаты прыснули, а юноша глухо процедил:
- Хотел бы я посмотреть, какая драка промеж нас вышла!
Но конуг остался серьёзным, хотя и у него дрогнули уголки губ:
- Почему же ты, пёс плешивый, молчал по сей день?!
Ярл изобразил раскаяние:
- Не желал позорить смелого Рандвера – понимал, откуда дует ветер. Видимо, напрасно. Сын твой хотя и доехал до нашей столицы, а всё равно сделал-таки по-своему, украл твою невесту и помчался с ней во владения Бусовы. И только усердием и смелостью Алево беглецы были возвращены обратно.
Взбешённый словами Биргера, принц вскочил и занёс над ним свой короткий меч. Ярл истошно заверещал:
- Не слушай его, господин! Твой сын отверг мою дочь, а сейчас за своё непотребство возложит на меня хулу!
- А ты, мечты которого о зяте-наследнике Готии не сбылись, – разве у тебя меньше поводов для мести? – со злой насмешкой поинтересовался Германарех. Стоящие вокруг приближённые опять язвительно хохотнули: Бикки не любил никто из готов.
- Я всегда заботился единственно о твоём благе, властитель! И тебе хорошо известно моё усердие! Я стоял на твоей стороне, оберегая твоего сына от непоправимого шага. Тебе не в чем меня упрекнуть!
- Если забыть о подстрекании меня к присвоению чужой женщины и бегству от своего господина… - опять язвительно проронил Рандвер.
- А это не так, принц? Ведь и ты наговорил здесь на самое жестокое наказание!
Рандвер гордо вскинул голову:
- Да, я повинен в воровстве твоей невесты, этого не отрицаю! Но ведь ты был молод, и помнишь, как порой желание обладать женщиной мутит юноше и глаза, и рассудок! Да, я полюбил, и пошёл ради своей любви на необдуманные дела! Но знай: всё, что здесь приписывает мне злобный Бикки, думал и говорил во время брачного посольства не я, а он сам! Это он подначивал, он советовал бежать мне вместе с Лыбедью! Но тогда я удержлся, не забыл о долге и чести и не последовал его увещаниям, не предпринял никаких поползновений в сторону княжны.
- Но ведь умыкнул же, собачий ты потрох!
- Решение увезти её от тебя пришло только здесь, в родном Археймаре, когда во время обряда крещения увидел её прекрасную наготу. В тот миг я совсем изнемог от страсти! Дальше - всё тебе известно. Не хотел позорить твоего главного советника, да, видят боги, пришлось. Лыбедь не волховала! Ещё раз повторяю, и готов повторять это снова! Она чиста пред тобою! Русколанка, наоборот, всячески отговаривала меня от такого шалого поступка и напоминала о возмездии. Вся её вина в том, что она по слабости женской не могла противиться мой силе. Я знаю, что ослушался тебя, и готов понести жестокую кару. Без любимой жизни всё равно нет… А спроси, готов ли ради истины пойти на казнь почтенный ярл, которого ты лелеешь на своей груди?..
При этих словах герцог от страха опять чуть не грохнулся оземь.
Принц, как запалённый, выдохнул и закончил:
- Теперь я всё сказал, как на исповеди! Дальше пусть отвечают другие…
Германарех сдвинул брови так, что они превратились в одну лохматую седую полосу. Я уже знала эту гримасу: он зашёл в тупик, не умея распознать, кто из ближних к нему людей прав, а кто - обманщик. Властитель давно научился проникать вглубь событий и намерений врагов, и привык решать дела быстро. А тут… У каждого была причина для измены. Как не оказаться несправедливым к наследнику и лучшему из своих рыцарей? Не причислить к лжецам и усердного герцога? Не возвести напраслины на просватанную невесту, которую сам выбрал ещё там, в Кияр-Граде, на великом пиру Буса?
…Встать на таком распутье врагу не пожелаешь. При этой мысли я сделала то, чего и сама от себя не ожидала. Будучи неким бесплотным духом, мыслить-то я могла. Значит, и убеждать… наверное. И я принялась мысленно умолять Германареха: призови к себе Лыбедь, выслушай её! Снизойди до мудрости этой девы! Забудь, что по вашим понятиям женщина – существо второсортное и неразумное.
Какова же была моя радость, когда старец распрямился, брови разгладились, и он кликнул челяди:
- Привести ко мне пленную русколанку!
Уж не знаю, просьбы ли мои подействовали, или самому правителю пришла в голову трезвая мысль, а встреча Лыбеди с Германарехом, которую и я имела удовольствие лицезреть, – состоялась!..
Повелитель отпустил дружинников, затем проковылял к небольшому потрёпанному шатру. Даже в мирное время он предпочитал богатым хоромам походное бытоустройство. Приказал доставить пленницу сюда, под солдатскую сень, и оставить их наедине. По всему селищу тут же пополз шепоток: вопреки обыкновению, конуг снизошёл до беседы с девкой, порченой его сыном.
Перед властителем стояла совсем юное существо. В позе – ни страха, ни раскаяния, ни заискивания. Собой статная, не по-готски полногрудая, с длинной стройной шеей. Высоко поднятую голову оттягивали назад толстые косы, падавшие ниже пояса. Он внимательно всматривался в облик женщины. Тонко вырезанное лицо, трепетные ноздри, большие прозрачные глаза, опушённые густыми ресницами... Одета не по обычаю своего народа, а в грубое платье готских простолюдинок. На поясе нет маленького обязательного в его народе кинжала, и очелья с ожерельями тоже отсутствуют, как и положено полонянкам. Видать, его служки постарались, ободрали с богатой девицы весь дорогой убор. Только на шее горят редкой красы украшения - оправленные в серебро крупные янтарные брызги. Его, конуга, щедрый дар в честь сватовства. Не постеснялась, плутовка, не сняла драгоценности.
- Отвечай, женщина, да не лукавь! Тебе известно, что полагается в нашей стране за нечестность. Чтобы соблазнить моего сына, ты пустила в ход свои чары?
Лыбедь печально, но без страха, глянула в страшные глаза:
- Нет, повелитель, у меня и в мыслях этого не было! Да и никакими особыми чарами я не владею…
- Лжёшь! Все видят, что после бегства с тобой принц будто разумом помутился! Отчего же он сделался как чумной и решился завладеть тобой, объявленной моей собственностью?
- Мне трудно, повелитель, говорить за других. Если позволишь, я выскажу лишь мысли.
Германарех крякнул: надо же, баба полагает, что способна соображать! Ну, послушаем, чего она там размыслила!
- Говори, да покороче!
- Любовь, всё затмевающая страсть руководили твоим сыном! Самые высокие из чувств, которыми Господь одарил человека. Вспомни: Иисус Христос главным сокровищем и движителем мира проповедовал любовь. Молодой воин - впервые, быть может, в жизни, – понял, что готов ради возлюбленной пойти и на подвиг, и на казнь. Ты знаешь, о чём я говорю! Ты и сам бывал в плену этого сладкого угара. Рандвера ведь ты родил от женщины, желанней которой не было на свете. И хотя её давно нет в живых, ты всё ещё полон воспоминаниями о ней. Её продолжение видишь теперь в сыне.
Старик крякнул: право слово, колдовка! Способна видеть и прошлое, и будущее! Откуда ей известно о матери наследника? О том, что та действительно была для него самым дорогим существом на свете? До глубины прозрела даже его былое! Но прерывать речи полонянки пока не стал.
- Вот и юного принца, увозившего меня на своём седле из твоей столицы, манили не власть, не богатства, а только счастье соединиться с любимой.
- И что – соединился? Каков он в этих делах, мой наследник? – ревниво спросил Германарех, злясь от зазорности этого извечного мужского интереса.
- Думаю, отвечать тут нет смысла, ты и сам всё понимаешь. Рандвер не то что взять меня, а даже грубо прикоснуться не смел, хотя я была в полной его власти.
- Выгораживаешь себя? – распалившийся конуг уже готов был бросить непотребное слово. И – осёкся: синеглазка смотрела с глубокой правдивостью. От её взгляда Германареху стало не по себе. Того гляди потонешь в этой голубизне!..
- Да что ты, бестолковая, болтаешь! – вскричал он в подступившем раздражении: княжна разбередила не утихающее воспоминание. - Возможно ль без колдовства так воспламенить и оглупить одного из самых разумных готов?!
- Любовь как стрела. Она пронзает мгновенно, и потом рана от неё сладко или мучительно болит в сердце всю жизнь. Наколдовать любовь нельзя. Да и грех это – христианке обращаться к волхованию.
- Вспомнила, что она христианка! Но сознайся: ведь волховать умеешь? Брат твой Златогор научил тебя колдовству?
Лыбедь потупилась было, но тут же вскинула глаза:
- Лукавить не стану: я была посвящена богу русов Велесу. Но после того, как крестили меня Иисусу из Назарета – прилюдно твой епископ – я больше не в силах прибегать к волхованию. Я воспитывалась как волхва, и была ею до того часа, пока не приняла закон новой веры. Теперь от прежних наук у меня остались лишь знания говоров других народов, математики и астрономии.
- И наш язык ты разумеешь? – удивился конуг.
- Ты не заметил, господин, что я говорю с тобой на вашем наречии? Изучила его, сидя здесь в землянке. А наши тайные знания - как умение общаться с небесами - теперь перешли в христианские моления. Ты христианский правитель, и сам видел, что молитвы порой куда надёжнее и сильнее колдовских заговоров. Только они способны подать силы человеку, сохранить его бесценную душу. Могу поклясться чем угодно: с тех пор, как я принесла обет Спасителю, больше к магии не обращалась.
Германарех, забыв на время про Рандвера, призадумался. Это что же выходит – он тоже грешит против Христа, почитая Вотана и бессчётно посылая ему кровавые жертвы?! Вот и Ульфила талдычит о том же! Но в отуплённой избытком пива голове конуга не укладывалось, как можно привлечь победу и удачу заунывным пением и кивками в пол. Не верится, что в битвах военачальнику подают помощь не когти воронов и острые волчьи клыки, а беззащитная вера в какого-то небожителя, которого в Готии никто никогда не видел. В сына Божьего, спускавшегося в запредельную Иудею и столбованного среди преступников, как обычного смертного.
- А что, все русколане, как и ты, обращены в веру о Всевышнем? – очнувшись от дум, спросил конуг княжну. – И епископы свои имеются?
- Христианских пастырей духовных у нас нет, да и немногие из руссов следуют Никейским символам веры. Но мой брат Бус Белояр, князь и владетель наших племён, создал своё учение.
Этими словами Германарех был весьма удивлён. Его лазутчики многое разведали о своих соседях и возможных противниках, но конуг впервые слышал о том, что князь народов Предкавказья из рода Белояров - предстоятель ещё какой-то собственной религии.
- Расскажи мне, что знаешь об этом учении! – потребовал правитель от стоявшей перед ним пленницы. Лыбедь будто ждала такого приказания. Она заговорила без смущения и запинок:
- По нашей традиции владетели Русколани должны жениться на знатных девушках греческих островов.Вот и брат мой Бус привёз из своего путешествия по Греции царевну с Острова Солнца Эвлисию, свято исповедующую мудрость Иисуса из Назарета. Ты её видел, когда приезжал к нам. Эвлисию мы на свой лад теперь называем Ярославной, или ещё Радостеей. Эвлисия и поселила в душе Буса любопытство к христианскому учению. Следуя рассказам жены, Белояр побывал даже на великих христианских Вселенских соборах, проходивших не так давно в городе Никея, где утверждали символы истиной веры. Епископ Ульфила, конечно же, посвятил тебя в решения Вселенских соборов?
Германарех крякнул. Ульфила что-то лепетал ему про Никею. Из его слов он понял, что епископы северных народов, готов в первую голову, предпочли своё, отдельное толкование божественной сущности. Но, мало что уразумев, счёл эти словеса очередным малозначимым вздором. А вот теперь и иноземка заговорила про какое-то великое сборище. Надо будет подробнее расспросить старого священника.
Не дождавшись ответа на свой вопрос, Лыбедь продолжила:
- Князь Бус глубоко изучил христианские заповеди и преклонился перед вещим словом Сына Божия. В то же время он продолжил свято чтить мудрость наших древних богов. Поэтому веру, пришедшую от Господа Единого, он соединил с нашими, ведическими законами духа. Своё новое учение - о Яви, Прави и Нави - Бус Белояр записал в Провещании, известном теперь не только россомонам, но и многим другим народам.
- А ты, женщина, можешь сказать, что это такое?
Лыбедь кивнула и неторопливо рассказала Германареху об учении Буса, соединившем ведическую веру с христианством.
У конуга аж голова закружилась от всей этой премудрости.
- А откуда ты, существо неразумное, хотя и знатного рода, можешь знать всё это? – вскричал он с досадой. - Не иначе, как через колдовство?
- Отчего же, повелитель! – Лыбедь даже улыбнулась от непонятливости собеседника. - Я уже поминала, что другим своим братом, мудрецом Златогором, с раннего детства мне толковались многие науки. По семейному обычаю рода Бусов он растил из меня руссколанскую волхву самой чистой воды. Ведь меня готовили в жёны какого-то из правителей народов. Королева же, или великая княжна должна многое знать, понимать, и предвидеть. Брат объяснил не только римскую латиницу и греческие письмена - он научил меня и глаголице, что есть алфавит русских праотцов. Показал и то, как с его помощью читать на бересте веды - древние божественные писания славянских пращуров. Меня обучали искусству проникать в глубинную суть людей и явлений, пришедшему от греков. Долгие годы кам Златогор терпеливо наставлял меня в разных языках, рассказывал о великих мудрецах прошлого и верованиях других народов. Поэтому новое учение Буса впитала я легко и просто. Оно как бы всегда жило во мне и сразу легло на душу. Ведь твой народ – воины ли, готские ли жёны - тоже без усилий внял слову Христову!
- Так то ведь слову Христа, сына Всесветного управителя небесного!
- Народы Русколани почитают и Буса Белояра небесным посланцем Всевышнего. Мы считаем, что, вслед за иудейским Иисусом, Господь в обличье князя руссов вторично посетил нашу землю. Так, как и было указано в книге Слова Божьего. Тебе, великому воителю, известно, к примеру, какие необычные явления случились при рождении Буса? Так знай: его рождение совпало с появлением на небе огромной хвостатой звезды. Наши мудрецы её назвали Чигирь-Угорь. Как и в момент рождения Иисуса из Назарета, длиннохвостое это небесное тело было послано Кавказу самим Вседержителем мира в честь младенца Буса. Певец Боян сложил об этом чуде один из самых красивых гимнов. А волхвы-звездочёты по Чигирь-звезде предсказали новорожденному, как и Исусу, великое божественное будущее.
…Уж не о приближении к Земле кометы Галлея говорила девушка? Вернусь в своё время – обязательно пороюсь в книгах и поговорю с астрономами!..
Германарех слушал и опять досадливо морщился: старые еврейские сказки на новый лад! По нему, так этих поклонников Распятого он бы не пустил и на порог своего всё более растущего союза. От них только лишняя неразбериха и смута. Вот и эта пришелица говорит о вещах, для него мало вразумительных.
Будто читая его мысли, Лыбедь сказала:
- Я понимаю - ты не жалуешь Ульфилу, который со своими проповедями путается у тебя под ногами и размягчает твёрдый дух твоих дружин. И всё же ты терпишь старого епископа. Почему? Я скажу так: жизнь научила тебя, повелитель, смотреть далеко вперёд. И ты, возможно помимо собственной воли, уже осознал одну истину. Как ни милы тебе твои грозные скандинавские боги, как ни греют плечо вороны Вотана, а для владычества над миром, которого ты жаждешь, нужны не древние кумиры, а объявшая многие страны вера Христова. Иначе покорённые племена в узде не удержать…
Конуг заёрзал среди пушистых богатых шкур. Она ведь права, эта девка! Смотрит в самый корень! Женщин подобного ума он, столетний Германарех, ещё не встречал. Княжна и в самом деле способна пленить не только своеобычной красой, но и редкой разумностью. Беседовать с такой не менее приятно, чем, наверное, осязать её под собой на ложе! Жаль, что сила его плоти осталась в прошлом. И он начинал понимать сына, потерявшего от Лыбеди голову. Может, всё же даровать им прощение? Ведь в конце концов Рандвер не сделал по отношению к своему конугу ничего более кощунственного, чем другие молодые балбесы, полные бурливого семени. Ну, умыкнул принц у него понравившуюся красотку. Сам Германарах в его года, помнится, тоже пользовался жёнами и наложницами своих никудышних братцев и даже отца, правителя Агиульфа. Родитель не особенно-то обращал внимание на такие штучки, и уж точно не устраивал из его шалостей скандалов. Чего он-то так взъярился на единственного наследника?
Надо бы простить! А потом, как собирался, через две недели сыграть пышную свадебку! Только не свою, а сыновнюю.
Надо. Надо. Да поздно… Если бы не этот лис Ульфила со своим прилюдным крещением! Предъяви теперь русколанскую княжну невестой не его, а Рандвера, в народе пойдут шепотки да насмешки. Готы быстро вспомнят: их повелитель так стар, что не в силах и девки объездить!
Да, задачка!
Часть IY
Глава 1
Герцог Биргер дрожал, как нашкодивший щенок. Он не знал, чем закончился разговор с Лыбедью – а вдруг и она свалила вину за побег на него, повторив перед правителем те крамольные речи в лесу?! Он, вроде, говорил тогда с Рандвером наедине, но как знать, не было ли у русколанской ведьмАчки рядом своих ушей? Очень может быть! Бикки понял ещё в Кияр-Граде, что эта волхва насквозь видит всех и вся. Ей и слышать-то ничего не нужно, по глазам выведает у любого, что тот таит в душе.
И что тогда? Он хотя и главный советчик конуга, но всё же не королевских кровей, не ровня Рандверу. Так, как с принцем, даже с первым чиновником цацкаться не станут. Быстренько кинут на растерзание волчьей стае, которую Германарех всегда держит при себе.
В таком состоянии и нашла его дочь. Узнав о печалях отца, девушка в голос захохотала. С чего это отец так разволновался? Кто как не он знает нрав конуга? Значит, нужно исподволь, словцо за словцом, заронить в старую башку Германареха уверенность в виновности проклятой чужеземки. Герцогу только нужно твёрдо стоять на своём – мол, опозорившая вождя беглая невеста ни чем иным, как колдовством соблазнила наследника. Напрочь отвела глаза Рандверу, отчего тот стал безмозглым олухом, решившимся умыкнуть отцову девку. Да девка – что! Ерунда! Кому топтать княжну, они с папашей договорились бы. Хуже другое. Сынок под чарами Лыбеди изменил своему народу, потащил полонянку к главным готским соперникам, дабы тот стал одним из русколан! А после, женившись на княжне, вовсе сделаться одним из правителей Русколани и восстать против Готского союза. Даже тупой Алево подтвердит: Рандвер скакал не куда-нибудь, а в Киев Антский. И принародно кричал: ещё немного, и твоя родня, Лыбедь, спасёт и укроет нас!
Именно так и следует повторять Бикки на всех углах! Но прежде нужно хорошенько объяснить вояке Алево, как именно тот должен отвечать Германареху. Само собой, изрядно подмазав командирскую соображалку.
- Вот увидишь, отец, всё у тебя получится! – дула в уши ярлу его рыжая любимица. Умна же у него дочка, думал Биргер, успокаиваясь. Пожалуй, он попытается изничтожить россомонскую колдовку, перешедшую дорогу его любимой Зельде...
И герцог принялся плести свою сеть. Лыбедь образована и рассудительна? Так любая жрица этих неуклюжих славянских богов такова! Разве можно верить хотя бы одному слову столь опасных чародеек! Пусть господин не сомневается: её устами говорят хитрый кам Златогор и сам коварный правитель Бус Белояр. Кто-кто, а они-то знают, как через женщину делать покорным любого противника. Она так опасна, что способна и тебя утопить в своих сладких речах! Не верь ей, правитель!
Разум старика и так пребывал в замешательстве. А Бикки уже заходил с другой стороны:
- Не смотри на Рандвера, великий конуг! Мальчик ныне не в себе. Ты видишь, в каком он унынии? Такой печали на его лице не бывало отродясь. Тоскуя о чужестранной юбке (которая не лучше сотен других в твоём окружении), он совсем лишился правильных мужских понятий. Ведь до Лыбеди он железно был предан царственному отцу и любил свой народ. А сейчас? Рандвер стал тряпкой, которую любая баба заткнёт за пояс. Доброе советую: убери подальше эту княжну! Заточи её в надёжном месте, чтобы не смогла ни над кем творить своё колдовство. Не то и сам попадёшь под неразрывные чары. Горе тогда всем грейтунгам! По её призыву придут окаянные русы и поставят нас под свою руку, как стадо овец!
Изо дня в день ярл Бикки бередил и без того больную душу Германареха. Постепенно, как и предсказывала Зельда, яд слов помощника начинал действовать. Конуг хотя и знал, что герцог был редкой бестией, речи его сами собой застревали в ушах. А если Биргер прав? Что тогда?
О казни наречённой невесты великий воитель не смел и помыслить. Чтобы решиться на такое, нужно иметь твердокаменное право. Иначе не поймёт его подвластный народ. Но однажды конуг в гневе схватил советника за грудки: говори, старый болтун, что ещё знаешь!
Наконец-то Бикки добился того, чего желал! Изобразив испуг, он стал осторожно подкидывать ослеплённому яростью старику те враки, которые присоветовала ему дочь. Не забыл и о свидетельстве Алево, заранее богато подкупленного. Когда Германарех кликнул командира, тот промычал что-то маловразумительное. То ли искал Рандвер с его невестой, а то ли и нет защиты за русколанскими копьями. Дескать, не помнил, как держались Лыбедь и её братья перед воротами столицы россомонов. Следить за этим никто ему не наказывал…
После путаных слов Алево, которого конуг много лет держал за верного приспешника, грозный правитель ещё глубже призадумался. Сидел, опустошая жбан за жбаном крепкое пойло, так и эдак взвешивал приведённые свидетельства. ТруднЕнько давалось ему решение.
… Я с тревогой наблюдала за этими событиями, и уж не знала, как о них судить. В какой-то момент даже посочувствовала страданиям Германареха, человека большого ума и воли. По милости ничтожного ярла обуял его мучительный раздрай.
В столице многие помнили, как за свою долгую жизнь правитель собственноручно предал мечу такое число людей, что хватило бы на заселение нескольких городов, подобных Археймару. Многих пленённых солдат из войска противников он без жалости казнил, вешая на окрестных деревах. Другим для потехи устраивал публичные мучения на площадях. Доводилось умерщвлять и женщин, и ребятишек.
Но это всё касалось войн. А нынче ему должно было решить участь собственной невесты, мирной девы, им самим призванной на трон великой Готии, хотя и совершившей беззаконное прелюбодейство и повинной в измене. Это тебе не полуживого пленника на дуб вздёргивать!
Думал старый Германарех, крепко думал…
…Зачем княжна завела речь про Христво учение? Чтобы отвлечь тебя от древней веры своих, северных, богов? Чтобы ты забыл грозный скандинавский дух и поверил, будто противника нужно не уничтожать, а подставлять ему для удара вторую щёку? Какая армия, следуя такому правилу, будет побеждать, выигрывать сражения, покорять народы и страны?!
Вредны, опасны этакие речи! Уверовав в проповеди Ульфилы или в увещевания своей королевы, воины наполнятся совсем не яростью и кровожадным трепетом, как того требует хорошая битва. Они станут смотреть на врага с жалостью и раскаянием. А что за рыцарь, идущий в бой со слезами на глазах?! Куча дерьма, а не воин! С дружинами таких вояк ему, Германареху, ни за что не удалось бы покорить народы, допреж не склонявшие перед готами голов. Не отбивалось бы с честью его войско и от другой напасти: от щиплющих Готию полчищ гуннов. Уж те при удобном случае не возьмут на щит чужеземного идола, будь он хоть самим тТворцом! Нет, христианство в среду воинов можно допускать только в период перемирия. А в бой их должно вести непреклонным скандинавским кумирам.
Да и что это за сила такая – христианство? Завывают о чём-то, вместо пленников приносят к иконам Иисуса жертвы из цветочков да свечей, кланяются каким-то давно умершим мученикам, которым поделом досталось от правителей Рима. На памяти Германареха ещё были кровавые гонения на христиан императора Диоклетиана, потрясавшие все римские закоулки. И если бы не Константин Великий, утихомиривший империю, а следом и семь сборищ фанатиков в Никее, повсеместно утвердивших епископство, ничто не заставило бы их, детей Севера, отнестись к христианам терпимо. Фига с два пустили бы они к себе какого-то юродивого Ульфилу! Учение Распятого так и не стало для язычников-готов родным.
Однако кое в чем права эта Лыбедь: он до поры не трогает христиан только потому, что армия его государства охотнее идёт в бой под хоругвями того бога, которому поклоняются её соседи, могущественные и богатые римляне. С этим трудно поспорить. Но неужели только поэтому он сейчас своими собственными руками должен запустить в верхушку Готского союза змею? Ждать, когда русколанская волхва опутает поклонников Вотана не только христианством? Она, чего доброго, принесёт с собой ещё более вредное готам, непонятное Провещание Буса Белояра. Двоякое учение своей страны, о котором без зазрения посмела рассуждать при нём! Чтобы его могучие грейтунги, как когда-то ненавистные римляне, отступили от веры отцов и приняли мудрость россомонов, которых он, конуг, давно собирается окончательно разгромить и бросить под свою пяту!
Нет, что-то тут не так! Жизнь одной-единственной гордячки не стоит потерянного войска и разлада с наследником! Владения Буса Белояра обречены, готовому к нападению вождю остготов больше не пить кубка дружбы с её хлебосольными князьями.
…Легендарный воитель, глава огромного Готского союза, больше суток размышлял в полном одиночестве. Наконец, мысли его в отношении влюблённой парочки обрели ясность. Нет, конуг не пойдёт на поводу у хитрого ярла. Он поступит так, как никто от него не ожидает!
Свадьбе – быть! Германарех не станет лишать подданных долгожданной радости. Но великий наследник древнегерманской хитрости потешит своих рыцарей не только богатым королевским бракосочетанием! Лучше всякой браги разогреет жителей Археймара зрелище, которое состоится в самый разгар торжеств. Вот уж повеселятся его суровые воины! На обширных землях Готского союза такого ещё никто не видывал.
И правитель Готии, как было им задумано, до времени не стал объявлять о решении дела с беглецами. Будто ни в чём не бывало, он приказал своему народу готовиться к широкому пиру. Археймар облегчённо вздохнул: принц и невеста прощены!
Но моё чутьё подсказывало: со старым воякой не всё ладно. Конуг то погружался в сумрачную меланхолию, заливая тоску бочонками пива. То, наоборот, оживлялся без меры, чуть ли не вприскочку вышагивал из угла в угол своего обтрёпанного шатра, и радостно потирал руки. Как бы мне, духу бесплотному, вызнать, что за каверза на уме у этой столетней бестии?..
Чтобы не травить себя дурными предчувствиями, я отвлеклась на дела, которыми была поглощена вся столица.
Любопытно было наблюдать, как селище бурлило крутым кипятком. Рядом с Германареховым подворьем пленники сколачивали длинные столы и скамьи. Во всех домах забивали птицу и скот, на улицах мостили большие жаровни и ставили вертелы. Хозяйки во множестве коптили рыбу, кухарки пекли лепёшки и стряпали пироги с потрохами. В ёмких бочонках набирала крепости брага. Слуги выстругивали новый запас деревянных ложек и мисок. И всюду на кольях проветривались праздничные наряды, залежалые в пыльных узлах. Видимо, давно не было у людей таких радостных приготовлений.
По согласованию с епископом, торжество было назначено на следующее за христианской Пасхой воскресенье - на Фомин день, или если считать по церковному - на Красную горку. С этого времени начинали играть свадьбы даже в полуязыческом Археймаре. Утомившиеся от войн грейтунги спешили порадовать себя диковинным зрелищем. Жители столицы, наслышанные о красоте невесты, собирались поглядеть на дмковинную чужестранную деву своими глазами. Многие, не желая пропустить главного действа, загодя усаживались на землю поближе к епископской обители.
День бракосочетания выдался ясным и тёплым. Помощницы Ульфилы спозаранку украсили букетами первоцветов небольшую кособокую землянку, выделенную под дом Бога. Церковнослужители облачились в белые одежды, надели на головы внушительные митры, приготовили сакральную утварь, необходимую для венчания. Таинство решено было провести прямо на лужайке перед храмом, где загодя благоговейно был установлен небольшой алтарь в окружении нескольких привезённых из Рима икон. Так большее число жителей узрят красоту и торжественность христианского священнодействия.
Вдоль тропинки, ведущей к убогому святилищу, в землю были воткнуты лабарумы – священные хоругви с изображением креста, главного символа веры. По указу епископа женщины с маленькими детьми должны были встать после венчания вдоль этой тропинки, Им следовало петь молитвенные песни и осыпать молодожёнов зёрнами пшеницы с ячменём – для плодовитости и богатства. На приступочке землянки подтягивал струны маленький оркестрик, с которым священник разучил подобающие случаю гимны.
Ровно в полдень вдалеке зарычали рожки. Приближаясь к храму, загудели барабаны. В сопровождении обряженной в соболя свиты на поляну вышел, тяжело ковыляя, обрюзглый седой старик – сам великий конуг. По случаю празднества он был в искусно расшитой, но мешком висящей на нём куньей рубахе до колен, перехваченной широким кожаным поясом с золотой и серебряной инкрустацией. До щиколоток спускались необычно длинные меховые же штаны, утопленные в мягкие воловьи опорки. Заткнутый за кушак огромный кинжал, как и навершие полированного деревянного посоха, тоже сверкали драгоценными камнями. Старика поддерживал под локоть тоже немолодой помощник, щуплый, голенастый и основательно полысевший, и так же разряженный с нелепой роскошью – ненавистный многим готам ярл Биргер. Позади уродливой парочки с поникшей головой едва волочил ноги принц Рандвер, молодой красавец в золочёных парадных доспехах римской работы –сын и наследник женихающегося конуга. Лицо юноши было бледнее простокваши, взгляд бессмысленно упирался в землю. Царственные отец с сыном опустились в поставленные на поляне тронные кресла. Бикки остался стоять позади Германареха. Рядом с правителем застыл в гордом великолепии Ульфила.
Вскоре с подъехавшей откуда-то сбоку разукрашенной тележки грациозно сошла женщина явно чужеродного вида. Свободного кроя долгополый наряд её из тончайшего льна сверкал золотым и серебряным шитьём. На голову было накинуто полупрозрачное покрывало, тоже златотканое (старая грымза не решилась-таки присвоить богатства русколанской княжны). Жёны даже самых знатных и имущих готов не могли похвастать столь изысканным великолепием. По иноземному обычаю деву сопровождал мужчина, один из прислужников епископа. Посажённый отец ухватил приехавшую за руку и повёл к конугу.
Гомонившая толпа примолкла, впившись глазами в прекрасную деву. Взоры притягивали не только одежды невиданной в Археймаре роскоши. Поступь невесты была царственно величава, осанка её горделива, что совсем не вязалось со старческим убожеством жениха. Скинуть бы конугу полсотни годков, стать таким, как сынок! Тогда, возможно, это была бы достойная чета для хозяина Готии. Не даром же всюду витают слухи, будто в невесту отца без памяти влюбился юный Рандвер! Сейчас она приближалась к ёрзающему на сиденье старцу, как волшебная сверкающая пава к трухлявому грибу. И зачем такая молодайка в жёны столетней развалюхе? В прятки с ней играть, что ли?
Глава 2
Заворожившая готов чаровница пересекла поляну и остановилась возле тронов. С благоговейной покорностью она отвесила конугу земной поклон и приложилась губами к его усыпанной тёмными пятнами деснице. Это была дань невиданному среди германских племён почёту, уважительно отданная будущему супругу. Старик, с кряхтеньем привстав, благосклонно принял почесть.
По рядам гостей прошёл недоверчивый ропот. Женщины Великой Готии испокон веков были приучены сражаться в битвах наравне с мужами, коли приспевала нужда. Делали они это не хуже отчаянных сарматских всадниц. От того подруги грейтунгов держались с вызывающей независимостью. Кланяться столь низко равным себе воинам-мужчинам у здешних жён заведено не было. Пред мужами они едва склоняли головы и слегка приседали. А тут до самой земли…
Не обращая внимания на поднявшийся шум, невеста повернулась к священнику и отвесила ему не менее глубокий поклон. Потом, сделав шаг навстречу святому отцу и приклонив одно колено, взяла в свои ладони руку духовного отца, чтобы осторожно приложиться губами и к его пясти. Ульфила было растерялся. Однако вовремя вспомнил, что по уставу христианства так у отцов церкви просят благословения – и осенил крестным знамением алебастровый лоб княжны.
Дальше случилось и вовсе небывалое. Оставив умилённого епископа, Лыбедь подошла к алтарю, встала лицом к стоящим вокруг знатным воинам и поклонилась им так же низко, отдав почести дружине.
Тут уж гости взвыли в голос. Воины до глубины их грубых душ были тронуты почтительностью будущей королевы. Женщины, наоборот, не скрывали возмущения: теперь им ничего не оставалось, как следовать примеру чужестранки.
Дождавшись, когда утихнет гомон, слуга Божий приступил к великому священнодействию. Он дал знак, чтобы Бикки с Рандвером помогли правителю приблизиться к алтарю и встать рядом с сиятельной девой. Поддерживаемый с двух сторон, жених занял место около наречённой супруги. Епископ начал возносить хвалу Господу.
Словно глухой, прислушивался конуг к торжественной речи, которую нараспев выговаривал Ульфила. Священник читал на едва знакомой большинству латыни. Германарех был безучастен к этим чужим для него словам – с Римом он привык сражаться, а не благоговеть пред воем его церковников. Последний раз согласился правитель участвовать в христианских глупостях Ульфилы!
Невеста же слушала с пониманием, согласно кивала певучим фразам и потихоньку перетолковывала их конугу.
- А хороши словечки! – вдруг подумал старый гот. - Надо будет переложить их на готский, чтобы и моления Вотану сделать красивее.
По толпе гостей опять прошелестел ветерок зависти: эта пришлая – что, и латыни обучена?..
После наставления, которое получили вступающие в брак, епископ велел служкам поднять над головами жениха и невесты маленькие серебряные диадемы, которые красиво выковал кузнец из пленных римлян. Лютни, волынки, флейты оркестрика, к которым присоединились голоса женщин, пропели один из разученных торжественных хоралов. Далее священник, следуя правилу, спросил девушку, по своей ли воле берёт она в мужья стоящего рядом мужчину, и нет ли чего такого, что помешало бы их браку. Невеста опять склонилась в глубоких поклонах перед Германарехом и Ульфилой. Ответила, что препятствий для её добровольного вступления в брак нет.
- Ишь ты! Нет у неё препятствий! – клокотало в душе Германареха. - Будто и не она недавно объясняла ему о взаимной страсти своей и наследного принца! Ну уж нет, не проведёшь!
С теми же вопросами обратился церковник к жениху…
И тут конуг, только что согнутый старческими немощами, вдруг распрямился, молодецки выгнул грудь, будто сбросил с плеч десятки лет. Собравшиеся увидели, как в нём заиграла огнём кровь предводителя непобедимых войск. Готы глазам не верили: таким конуга если кто-то и видел, так очень давно. Вот что, оказывается, может сделать юная любовь даже со столетним правителем! Над лужайкой понёсся одобрительный рёв мужчин и восторженный визг женщин. Ура конугу Германареху! Да здравствует королева Сванильда!
Но Германарех радости подданных даже не улыбнулся. Прежде, чем отвечать на докуку Ульфилы, господин Великой Готии повернулся к Лыбеди и пристально глянул ей в глаза. Однако эта плутовка взора не отвела и ответила скромной улыбкой. Мысли Германареха опять пошли в пляс. Улыбается, будто нет за ней и малой вины! Воистину прав герцог Биргер, указывая на изменнический нрав русколанки!
Ну да ладно, недолго осталось ей морочить голову своему повелителю! Только бы не растерять выдержки!
Жених невнятно что-то пробормотал себе под нос. Приняв это ха ответ, довольный священник ещё немного попричитал над ними и объявил перед грейтунгами: властитель Готии и невеста, княжна от Русколани, теперь Богом соединённые венчанные супруги!
Дальше, следуя церковному уставу, молодые должны были торжественно пройти перед народом. Жители Археймара ждут не дождутся, чтобы как следует разглядеть процессию, полюбоваться на обвенчанную чету. Кроме этого, Ульфиле не терпелось показать грубым грейтунгам великолепие облачений служителей Иисуса. Дабы впоследствии у них появилось желание бросить своих кровожадных истуканчиков и войти под сень кособокой церквушки. Под его, мудрого христианского епископа, руку. Конуг, опять принявший вид немощного старца, приказал Бикки поддерживать себя. Ехидно ощерившись в сторону наследника, велел бесстыдно зардевшемуся принцу вести к столу новую королеву. Пусть голубки лишний раз помилуются! Рандвер с чуждой народу готов нежностью подал Лыбеди свою могучую длань.
…Музыка бесшабашно рассыпалась над Археймаром. Как исстари было принято на гуляньях готов, и знатные, и простые воины заняли места за общим пиршественным столом. Только новобрачным отвели отдельное почётное место на высоком помосте. Гости пили, ели, плясали, то и дело криками прославляя очередную женитьбу своего государя. Конуг, не закусывая, вместе со всеми опорожнял один за другим кубки драгоценного вина из Анатолии. Пустые кратеры небрежно швырял в гущу гостей - к их огромной радости: серебро Рима стоило здесь больших денег. Потом принялся без разбора поедать всё, что подносили служки. Наконец, молодожён сонно развалился на резном кресле, взгляд его осоловел, глаза налились кровью. От бравого жениха и след простыл.
Лыбедь пила и ела мало. Она с детства была приучена волхвами к умеренности трапезы. Да и желания праздновать не было. Утомляла нестройность хмельного шума пира, на душе кошки скребли. Готы поглядывали на скучающую невесту неодобрительно: в Археймаре женщины бражничали наравне с мужьями, были приняты необузданные до грубости застолья…
Временами русколанка тревожно взглядывала сквозь драгоценную обрядь на чавкающего и икающего рядом Германареха. Перед её взором опять проступала жутковатая картина дикого обличья служителя кельтского божества. Возле ног страшилища терлись седые волки Гери и Фреки, готовые пожрать любой здравый смысл. На узловатом плече безмолвно клекотали вороны Хугин и Мунин, творя знаки древней волшбы. Хотела бы знать только что обвенчанная со столетним вождём готов королева, подозревает ли царственный приверженец Вотана о проникновении в его внутреннюю суть…
Но захмелевший старец, видимо, ни о чём подобном не догадывался. Он громко всхрапывал на своём роскошном сиденье. Или делал пьяный вид, а сам зорко следил за испугом новобрачной?
Принц тем более не мог заметить, что родитель принимает обличье страшного верховного бога грейтунгов. наследнику, сидевшему рядом с двуликим конугом, видеть того не было дано. Забывший о еде и питье Рандвер неотрывно и жадно любовался одной княжной…
…Боже, Боже! В лапах каких чудовищ оказалась девочка русов, привезённая от подножия священной Алатырь-горы, сверкающей зелёным светом извечных льдов!...
Свадьба была в самом разгаре. Пустые бадьи из-под запасов браги уже завалили все подворья длинных, как казармы, глинобитных домов. Трезвых было не сыскать. В тот миг, когда, казалось, веселье затопило весь Археймар, и на поляне перед шатром конуга у лихих плясунов уже ноги отваливались – в тот миг повелитель вдруг протрезвел. Он неожиданно для всех твёрдо поднялся со своего резного сидения.
Чего желает господин?
Вслед за правителем прервали трапезу и встали, пошатываясь, высокородные гости. Им последовали менее знатные обитатели столицы, приглашённые к высочайшему столу. Поспешили приблизиться к конугу и прочие грейтунги. Свадебное веселье затухало, в нём что-то пошло не так. Хмельной гомон постепенно смолк всюду.
Германарех дождался тишины и начал говорить. То, что произнёс государь, ошеломило и вмиг отрезвило даже последних разудалых гуляк. Каждое слово вождя откликалось удивлением в самых дальних закоулках селища. Хриплым от старости и многопития голосом правитель объявил несусветное:
- Я, предводитель великого Готского союза, нынче взял в жёны сосватанную, отданную мне по христианскому уложению, и обвенчанную со мной в вашем присутствии деву от Русколани.
Хозяин Готского Союза неторопливо повернулся к Лыбеди и молча вперил в юную королеву высокомерный мутный взгляд. Затем презрительным взором окинул наследника. Рыцарю и девушке показалось, что они стоят пред уничтожающими очами старика словно раздетые.
Кое-где на задворках не к месту послышались пьяные заздравные крики, но быстро смолкли.
- Знай же, мой народ! Пока ты упивался вином и отменной брагой, я пребывал в размышлениях. И вот к каким мыслям пришёл… Я, ваш конуг и доверенный военачальник, каюсь перед почтенным Ульфилой, перед уважаемыми гостями и всем племенем остроготов. Делаю это вот почему. По правилам северных наших предков, по велению божеств древних германцев, от которых произошли славные роды готов и которым ты, мой народ, поклоняешься так же истово, как и Распятому, женитьба моя свершиться не может!
И самые знатные грейтунги, и последние пропойцы из окраинных нор Археймара застыли во всеобщей оторопи. Что за шутки вздумалось шутить их вождю? Не иначе как с перепоя!
Из задних рядов кто-то крикнул:
- Открой истину, конуг! Какие могут быть преграды, когда ты принёс святую клятву пред алтарём Божьим? Вас соединили сами небеса!
Готы загудели, словно улей. Германарех терпеливо выждал, когда смолкнут все голоса. Потом снова засипел:
- Для этого брака есть преграды, и немалые! Первая и главная состоит в том, что невеста мне не верна! Она обманула наречённого мужа, своего будущего повелителя, и до венчания отдалась другому мужчине! Просватанная в Кияр-Граде княжна рода Белояров, венчанная там своим народом и переданная её братьями в руки моих посланников, посмела отступить клятв, данных ею своим богам!
В хмельных головах подданных новость укладывалась с трудом. А конуг продолжал скрипуче вопить:
- Но это не всё. Так же легко, как от законного жениха, отступилась княжна Лыбедь, по-нашему Сванильда, или Сунильда – от древних верований своих отцов. Ещё не познав священного таинства крещения, перешла к поклонению Христу. Она стала двойной изменницей! То, что недавно совершал над ней римский епископ, было только неправедным шутовством!
Германарех остановился. Вокруг звенела кромешная тишина. Потом, переведя дух, завершил свои обвинения:
- А ещё моя изменница-супруга грешна в том, что бежала от мужа и законного своего господина обратно к своим родичам, и увлекла за собой принца Рандвера, наследника великих завоеваний готов. Если бы не мудрость моих советников, да не расторопность военачальников, эта неверная дева сейчас была бы не вашей венчанной королевой, а скрывалась за русколанскими копьями в Киеве Антском, возведя позор отвергнутого мужа на самого властителя Готского союза!
Готы пребывали в невиданном расстройстве. Герцог Бикки, забыв о придворном этикете, со страху воткнул свой тощий зад прямо в кресло конуга. Горюющий из-за испорченного празднества Ульфила опять задрожал так, что дюжие помощники поспешили оттащить его к ступенькам храма.
- Как же, славные грейтунги, должен поступить теперь ваш конуг, не раз водивший готские полки в победные сражения?
Знатные воины и почётные столичные жители, не зная что отвечать, топтались с поникшими головами. Шум начал разрастаться среди недовольной прерванным пиром черни:
- Прогнать шлюху подальше от нашей столицы! Пусть пешком идёт в свою Русколань, коли там нужны непотребные бабы!
- Отдать неверную девку любовнику! А конугу сосватать другую женку, из наших. У готов измены всегда решались миром!
- А где отыщет наш Германарех жену лучше да умнее?! Ни одна из археймарских чернавок ей не ровня! Надо хорошенько отлупить Сванильду, а потом простить да опять на трон посадить!
- Чего валандаться с такой негодной королевой! На сук её!
Услыхав последний выкрик, старик поднял руку, требуя тишины. Свадьба опять примолкла.
- Верно, славные грейтунги! Не след мне брать в жёны падшую княжну русов! Слушайте же моё решение! Волей великого Христа и наших богов, а также данной вами властью я повелеваю: за низкую измену предать княжну Лыбедь казни! Пусть приговор свершится сегодня же, по окончании гуляний. Народ Археймара, я обещал невиданное веселье? Так будет же вам потеха! – закончил старый вождь, и, больше не глядя на супругу, тяжело плюхнулся в кресло, едва не придавив ярла. Огонь в его глазах погас. На поляне, съёжившись под скомканной меховухой, сидел дряхлый выживший из ума дед с диким взором…
И в самом деле - такой свадьбы в Готии ещё не бывало!..
…Я наблюдала за этой поистине варварской сценой с возмущением. Как вообще можно строилась жизнь по таким дурацким грубым законам! Впрочем, что взять с общества, где главными судьями служат меч да хотелки властителей. А вождь возжелал утопить в крови своё моральное поражение перед женским умом. Дело во все века одно и то же: баба да не моги перечить силе...
Толпы гостей, опомнившись, ухнули единым вздохом, и опять застыли в оцепенении. У епископа снова подкосились ноги, он стал валиться набок. Набежавшие служки еле успели подхватить старика и унести в церквушку. Среди вакханалии бесовского брачного таинства застыл, прижав ладони к лицу, Рандвер - ни жив, ни мёртв. И только Лыбедь-Сванильда, будто бы происходящее её не касалось, взирала на мир спокойно и отрешённо.
Спустя время, когда взгляд Германареха сделался осмысленным, княжна дала ему знак, что хочет говорить.
Столпившиеся возле столов готы были уверены, что перепуганная иноземка станет унижаться перед всесильным правителем и молить о пощаде. Любая из обитательниц глинобитных казарм повела бы себя подобным образом, несмотря на присущую женщинам грейтугов воинственность. Отвергнутая невеста, однако, держалась совсем не так, как отчаявшиеся смертники. Выпрямилась струной и заговорила хотя голосом дрожащим, но смело и без подобострастия:
- Правитель и господин мой, оправдываться я не стану, ибо корить себя мне не в чем. Тебе это известно, а да рассудит нас Господь. Прошу о другом. Законы многих стран дают приговорённым к смерти право на последнюю волю. Не будет ли и мне оказана такая милость?
Германарех, которого слова княжны привели в чувство, тряхнул сивой головой: говори! Принц взглянул на властителя с надеждой. Бикки нахмурился: чего там ещё замыслила эта колдовка? Из первого ряда гостей выполз ядовитый смешок Зельды.
Просьба русколанской волхвы прозвучала громом среди ясных небес:
- Великий конуг, ты прав в том, что я, будучи просватана, полюбила другого мужчину и решилась последовать за ним. Но вымаливать себе снисхождения не стану, так мольбы будут бесполезны. Коли ты решил избавиться от женщины русов - и тем самым дать её племени повод начать с тобой войну, - то всё равно будешь убеждать людей Готии в моих прегрешениях. В этом ты, как государь, несомненно прав. Изменить тут ничего нельзя.
Властитель аж выпучил свои старые подслеповатые глаза. Эк Кияр-Градская девица обошла его перед подданными! Открыла все планы, которые конуг до времени собирался держать в тайне. Похоже, укрыть от её провидения ничего нельзя. Надо поскорее лишить эту кудесницу головы, чтобы не мутила покорных готских умов.
В пьяной голове Германареха мысли ворочались медленно. Тем временем, отвергнутая его супруга продолжала:
- О мой повелитель! Ты, конечно, не запамятовал, что княжеская корона украшала моё чело и до обручения - по праву высокого рождения. Корона рода Белояров куда древнее, чем венец племени готов. Казня деву более знатную, чем сам вождь грейтунгов, ты, несомненно, добываешь себе большую честь. Но покуда я - мужняя жена. Принародно названная королева - как по вашему языческому, так и по христианскому праву. Поэтому имею основание требовать последней своей волей самой назначить меру казни, самой избрать для себя дорогу к Всевышнему. Как и подобает истиной супруге великого конуга!
Толпа у столов снова гикнула: Сванильда допустила великую дерзость. Так говорить со свирепым Германарехом не отважился бы даже самый заслуженный из воинов! Не похоже, чтобы на неслыханные безумства толкал её смертный ужас. Да неужто конуг решится погубить столь смелый разум и великую гордость?!
Правитель выслушал волю Лыбеди с плохо скрываемым нетерпением. Глаза его всё сильнее наливались яростной кровью. Кто она такая, эта колдовка, чтобы выбирать собственную казнь! Ещё слово – и он растерзает опозорившую его девку прямо сейчас!
Однако ничего подобного не случилось. Не будь Германарех властителем огромного объединения племён, когда бы не умел сдерживать даже самое сильное бешенство. От припонтийских греков он ещё смолоду перенял науку общения между венценосными особами. И сейчас изо всех сил тужился, дабы не уронить перед русколанкой своё царственное лицо.
Глава 3
Конуг не спускал с княжны пылавшего взгляда, но обращённые к ней слова падали с холодной учтивостью. Несколько помедлив, дабы показать свите пренебрежение вождя к негодной жене, Германарех с растяжкой промолвил:
- Как же ты, нечестивица, жаждешь умереть? Так, как отправляют к праотцам преступников в твоём племени?
Лыбедь будто ждала такого вопроса. Она почтительно склонилась в полупоклоне, но ответила невозмутимо, с замеченной всеми издёвкой:
- Нет, великий властитель. Не о том я покорно молю. Тебе ведь хорошо известно, что народ Русколани не столь многочислен, как заневоленные тобой племена Готского Союза. Поэтому князь Бус бережен к каждому своему подданному. Преступников у нас не унижают, не подвергают всеобщему осмеянию. Нет для них изощрённых мучений, что используют в подвластной тебе державе. И даже тех, кто достоин самого тяжкого наказания, в Кияр-Граде редко карают смертью. Им просто дают право на поле брани кровью искупить свою вину.
Услыхав такие слова, грейтунги загоготали. Или княжна лжёт, или русы круглые дураки. Кто же наказывает преступников воинской честью?!
- А коли баба чего беспутного начередит? Ей тоже меч в руки? – дурашливо выкрикнул кто-то из подпивших воев. Поднявшийся среди застольников регот Лыбедь не смутил. Она осталась равнодушной и к насмешкам, сыпавшимся из рядов простых готов. Княжна продолжила свою речь по-прежнему спокойно:
- Женщин у нас оберегают особенно. Жён и дочерей почитают и лелеют, как священных матерей будущих племён. Главнейшее божество русколан – Птица Матерь Сва - имеет женское обличие. Я посвящена этой божественной Матери. Птица Сва охраняет наши земли так же, как россомонские матери пекутся о своём потомстве. Умерщвлять посвящённых божественной птице жён – всё равно что прерывать течение собственного рода. У нас лишение жизни женщины даже невзначай, даже по воле её господина-мужа - одно из величайших и самых тяжких прегрешений.
Гостей привели в удивление новые для них истины, исходящие от Лыбеди. Бросив питие, многие слушали невесту, пока не вмешался хозяин:
- Говори коротко, покуда у меня не пропала охота слушать твои сказки! – сипло крикнул конуг. Бестолковость гостей его раздражала. Выдержка изменила Германареху, он завизжал совсем не по-королевски. - Чего добиваешься ты?
Лыбедь опять склонилась перед вождём, и опять с прежней учтивостью:
- Не торопи меня, государь, наберись терпения. Дай ещё немного времени, и я выскажу свою последнюю волю, – тихо, но твёрдо проронила она. Опомнившийся властитель затих и перестал возражать.
- Позволь обернуться к Иисусу, что поселился в моём сердце намного раньше, чем приобщил меня к вере Христовой ваш епископ. – опять начала Лыбедь издалека.
…Боже правый, что задумала эта умница? Нашла игольное ушко, сквозь которое можно выбраться на волю, избежать злобной мести готского упыря? Неужто знание великого русколанского волхования, с детства внушённое братом, кудесником Златогором, подсказало, как нашей птичке выпутаться из мерзких лап поклонника Вотана?.. Если бы я в моём положении была в состоянии ей помочь! Но я только возносила бесслёзные мольбы небу, прося унести меня из этого древнего кошмара…
-… Всемогущий Сын Божий, претерпевший адовы муки от рук человеческих, даже на Голгофе не пытался обойти иудейские уложения. Наоборот, он заповедал людям Вселенной, а значит и мне, и тебе, великий господин, даже в последний свой час не отвергать законов страны, в которой довелось оказаться. Потому и мне предпочтительно расстаться с жизнью по вашему старому северному обычаю.
- Как?! По какому обычаю?! – опять взревели толпы, пока княжна не утихомирила готов вскинутой к небу рукой. Конуг, хотя злился всё сильнее, знаком велел ей продолжать.
- В стародавние времена в вашем народе никто не пятнал себя кровью братьев, даже если они были преступны. Кровью следовало ублажать лишь суровых богов Скандзы. И я не желаю никому обагрить себя моей кровью. Гибнуть, так не от человеческих рук. Вели, государь, подогнать к лугу, раскинутому за стольным становищем, табуны необъезженных коней. Они в достатке бродят по твоей земле. Это напомнит мне степи в предгорьях родного Кавказа. Я готова встать на пути благородных животных, исчезнуть с лика земного под их невинными копытами. А среди готов пусть останется долгая память не о потоках крови, обезобразившей красоту юной королевы, а лишь об исчезновении той, которая умела любить больше собственной жизни… Святой отец, благословишь ли ты меня на избранную кончину?..
Выползший из своей берлоги, но всё ещё трясущийся от пережитого ужаса Ульфила кое-как осенил девушку крестным знамением. После этого просветлевшая Лыбедь властно напомнила жестокому супругу:
- Победный Германарех, не забудь повелеть, чтобы после свадебного пира на поляну пригнали самые резвые табуны! Не задерживай подданных, охочих до вида казни!
На этот раз толпы гостей не разразились воем и улюлюканьем. Они стояли в тишине, более подобающей похоронам, чем свадьбе. Вкруг столов пошли откуда-то взявшиеся объёмные чаны с крепкой настойкой. Виночерпий наполнял каждую подставляемую кружку, каждый дарованный вождём кратер. Словно на поминках, грейтунги молча испивали из братины свою долю. Коварный властитель промахнулся: объявленная казнь не разогрела свадебного торжества, а только его испортила. Люди безрадостно напивались в дым, падая под лавки. Даже бабы, недавно ещё завистливо хаявшие невесту, и те расползлись по тёмным своим мазаным сараям. Выказывать веселье пытались только приближённые к правителю рыцари, но и это получалось плохо, их одиночные выкрики опадали среди закоулков жалких строений селища.
Столетний хозяин Готии остался лишь в окружении горстки разряженных льстивых присных. Возле него привычно суетился ярл Бикки, подкладывая господину простывших кушаний и подливая в огромный кратер греческого виноградного вина. Губы конуга кривила злорадная усмешка, его гримасы повторяли гости. Но всем было понятно, что Германарех не меньше остальных удручён тем, как неказисто кончилось бракосочетание. Того, о чём мечтал полководец огромной армии, не случилось. Обречённая смерти Лыбедь неожиданно вызвала среди готов уважение и глухое несогласие со своим государем. Доселе послушные королевской руке племена на этот раз конуга не поддержали, Археймар не презрел выставленную на позор чужестранку. Наоборот, княжна показалась воинственному народу светлым лабарумом. «Сим победиши!» - будто взывала русколанка к заскорузлым душам готов. Старец с рычаньем пожирал одно кушанье за другим, а русская княжна по-прежнему стояла перед раздосадованным Германарехом, как осуждённая преступница. Но голова её, украшенная венцом королевы, была вскинута высоко и гордо.
Рандвер всё это время пребывал в некоем забытьи. Он не слышал и не осознавал ни одного слова, сказанного за свадебным столом. Лыбедь, единственно Лыбедь занимала его внимание. «Не моя. Чужая жена». Только эти мысли с тяжкой эгоистичной горечью перекатывались в его помутнённом разуме. Первый рыцарь и наследник Готского Союза на глазах всего войска бесстыдно ел взглядом венчанную супругу своего отца. И что с того? Принца не заботило, что сейчас думает о нём окружение. Дела не было, как толкуют происходящее его верные товарищи по битвам, самые отважные вои готской дружины. Это только его, Рандвера беда, и никого другого.
Но время бежало, и потерянный юноша, наконец, осознал весь ужасающий смысл отцовской затеи. Наследник хорошо изучил подлые повадки своего родителя Старый развратник, давно лишённый мужской силы, всё же собрался свирепо отмстить юной красе за то, что не может содеять над ней похабное насилие! Конуг рад скорее погубить её, чем смириться со своей немочью! Ополоумевший дед предаст девушку трашной казни, растерзает на глазах несчастного любовника. Чтобы насолить убитому горем сыну посильнее, ни за что не отдаст любимую ему, как это обычно водится в Готии. Пускай-де родная кровь узнает тяжесть отцовой десницы!
Да, всё так и произойдёт! Через несколько часов собственный родитель сведёт в могилу ненаглядную радость Рандвера, свет его жизни! Потеряв власть над собой, юноша кинулся к конугу и неистово затряс сухие старческие руки:
- Что ты делаешь! Зачем казнишь за любовь? Ты, который всегда был справедлив в своем суде, зачем теперь творишь неправедное?! Сознайся: будь это не твоя невеста, не чужестранка царской крови, ты бы легко простил её, да ещё дал бы за ней богатое приданое. Столь благородно поступал ты со многими своими подданными, и не раз. Не знающий поражений Германарех - оставайся же примером справедливости для своего великого народа! Будь ко мне прежним любящим родителем и погаси боль в своей душе, и в душе своего любимого наследника…
В одобрение горячей мольбы своего первого рыцаря дружинники оглушающе застучали по столу пузатыми оловянными чашами.
… В этот миг и мне захотелось присоединиться к грохоту старинных тяжёлых черепков! Стучите, грозные воины! Не давайте в обиду своего юного предводителя, которого вы жалуете и которому верите! Пусть конуг наконец-то узнает волю дружины, склонённой пред глубиной Рандверового сердца!.. К чему-чему, а к голосу воев державный старец должен бы прислушаться…
Германарех сидел каменным истуканом и, казалось, не внимал ни словам сына, ни воинственному шуму, нараставшему за столами. Однако королевская голова работала трезво. Что? На глазах ярлов и солдатни менять монарший приказ? Пойти на это он уже не мог, даже если бы и пожелал: конугу не дано права отказываться от уже сделанного выбора. Он обязан стоять на своём и во время жестоких войн, и в пору благословенного мира. А иначе что он за военачальник, что за правитель бескрайнего государства! Пора бы усвоить это тем, кто почитает себя истинными сынами Великой Готии.
Молчала и Лыбедь, понурив взгляд. Напрасно Рандвер ищет благородство в душе жестокого правителя. Не пробиться мольбам принца сквозь гнев и старчески упрямую жажду мести. Хотя попытка и достойна хвалы…
А наследник всё не унимался:
- Весь Археймар знает, как и от кого был рождён я. Во имя матери твоего младшего сына, ради женщины, на склоне лет подарившей тебе наследника, - той, которую ты не забыл до сих пор, - будь снисходителен к моим мольбам! Пощади венчанную с тобою княжну руссов, без которой мне жизни нет!..
Конуг не отвечал.
- Отчего же, отец, ты теперь готов казнить за любовь, за главное сокровище, коим одарил людей сам Всевышний?! Зачем караешь жену всего лишь за притяжение душ, что вспыхнуло между мной и ею!
Надувшийся правитель сидел с опущенным взором, будто не слыша сыновнего крика. Как смеет этот щенок преступно лезть в дебри его существа, где до сих пор тлеют остатки бушевавшей когда-то страсти! Паршивый недоносок без страха вертит словами, от которых ему, несчастному, впору провалиться в Хёльхейм!
Смятение старого гота не укрылось от сыновних глаз. Неужели отцовское сердце дрогнуло? Стенания принца стали ещё громче:
- Господин мой, тебе известно, что это я один, неразумный, виноват в побеге! И коли следует наказать, то не редкой красы и разумности деву, какой до сих пор не знала Готия. Достойна смерти не она, а я, полоумный твой отпрыск. Оставь жизнь ей, казни своего сына! Я - воин, всегда готовый к смерти. И с радостью умру, только бы Лыбедь-Сунхильда жила подольше и радовала мир своей прелестью и умом!
Рандвер тряс и тряс Германареха, пока старик его не отшвырнул. Этот безмозглый мальчишка, натворивший столько бед и через чужестранную девку только что выставивший его, всеправного владыку, недалёким и хищным царьком - этот недоумок ещё смеет ему указывать! Конуг был вспыльчив, и теперь гнев кровавой пеной застил его разум. Глава Готского союза выхватил свой драгоценный кинжал и занёс его над принцем. По толпе опять пронёсся тяжкий вздох...
Но не был бы Германарех одним из величайших властителей своего времени, если бы не умел молниеносно овладевать моментом. Его вдруг будто из ушата окатили! Господин выпустил из рук оружие и, дрожа, отвернулся от юноши. Страшным своим ледяным голосом процедил в сторону распалённого рыцаря:
- Вот уж поистине глупец! Герцог Биргер прав, не годишься ты в государи... И совсем, видать, не знаешь меня, наследничек! Так, говоришь, смерти ищешь? Готов издохнуть из-за бабы, моей законной королевы?..
Рандвер упрямо кивнул и даже притопнул ногой в тяжёлом кавалерийском сапоге.
…Если бы я могла, то встала бы между старым и молодым петухами! Что несёт воспламенённый ссорой сын! Что творит он сгоряча! С правителем, будь он хоть трижды твоим отцом, так держаться опасно. Лютый Германарех и в менее серьёзные моменты никому не спустил бы подобную дерзость. Как бы не случилось беды!
К несчастью Готии, так и вышло. Морщинистые щёки конуга пошли красными пятнами, своим мертвенным шёпотом он проскрежетал ещё один приговор:
- Ну так будь по-твоему!.. Молись! Тебя казнят вместе с твоей девкой, и сегодня же! Пусть мои подданные насладятся редким зрелищем! Готия увидит, как корчится в петле дурак, променявший великий престол грейтунгов на чужеродную распутницу! Так ведь, Бикки?!
И конуг рассмеялся злобным смехом. Потом многие в Археймаре клялись, что слышали, будто в этот момент у плеча их вождя щёлкнули хищные вороновы клювы, а возле ног лязгнули клыки тотемных волков.
Ополоумевший не меньше конуга Биргер тряс головой, как припадочный. Только теперь ярл сообразил, к чему привели его козни. Как бы и самому герцогу не попасть под горячую ручищу! Тогда прощай королевство для разлюбезной Зельды! Боги Скандзы, которым Биргер поклонялся вслед за своим хозяином, похоже, состроили им с дочерью ехидные рожи!
Но горевать советнику было некогда, следовало исполнять монаршую волю. Дрожащей лапкой Бикки подозвал Алево и велел приготовить всё для двух казней. Посуровевший командир повиновался нехотя - принца в войсках уважали и любили.
Теперь в стольном селище начались приготовления к забаве совсем иного рода. К кряжистому дубу у кромки пастбища, которым оканчивался готский стан, приволокли расписной трон. Отсюда лучше всего было наблюдать за кончиной обеих приговорённых. Жадные до дармовщинки нищие ещё наскоро дохлёбывали и дожёвывали остатки угощения со столов конуга, а к дубу уже сопроводили покорно шагавшего принца. Подвели и Лыбедь в свадебном уборе. Она двигалась медленно, но самостоятельно.
Проститься с Рандвером пришла почти вся воинская рать. Наследника Готии по приказу Германареха лишили роскошных и так красивших его золочёных лат, забрали драгоценно отделанные меч, кинжал, палицу. Но и безоружный, он изо всех сил старался не уронить лица перед товарищами. Юноша дал команду обступившим своего полководца солдатам прежде отправить на небо княжну. Не хотел, чтобы любимая страдала при виде его позорной кончины.
Нехитрая палаческая справа давно была готова, дело оставалось лишь за конугом. Ждать его пришлось изрядно. Обречённая пара, окружённая толпой готов, высматривала своего мучителя почти до заката. Всё время, пока правитель собирался, Лыбедь и Рандвер стояли, крепко обнявшись. Принц оглаживал плечи русколанки, а она то и дело проводила пальцами по его щекам и тёмной бородке.
Наконец, сквозь толпу зевак пробился долговязый рыжий конь Германареха. Вождь поднялся на стременах во весь свой всё ещё высоченный рост, оглядел место казни, вскинул руку… Но вдруг эта рука опала, конуг неуклюже спешился, и приказал вести себя прямо под дуб, к которому услужливые каты уже подвели принца.
Чего ещё нужно старому мяснику?
Венценосный рубака, сам того не желая, выказал готам отцовскую слабость. У него, как и у всех прочих, билось в груди человеческое сердце. Старик шатко приблизился к обряженному в белое сыну и… обнял юношу. Принц не шелохнулся, не подался навстречу, только брезгливо спрятал на плече бледное лицо. Уязвлённый конуг отшатнулся, собрался было удалиться. Но передумал и сипло крикнул в сторону зрителей:
- Я, победитель многих народов и племён, вождь грейтунгов и правитель Великой Готии, перед лицом своего народа клянусь отменить назначенную казнь! Я обещаю, и я сделаю это, если мой сын сейчас прилюдно покается! Пусть Рандвер отречется от своей постыдной страсти, пред всем людом Археймара скажет, что моя супруга ему больше не нужна! Пусть поклянётся в прежней верности своему королю и отцу! И в тот же миг заблудший пленник будет свободен, между нами восстановятся мир и семейная любовь!
…Я опешила. Это что же – владыка, славный верностью своей стране, долгу и слову, принуждает собственное дитя и наследника трона к отречению от священных идеалов? К измене? Не ослышалась ли я?! Не попала ли под шаловливыми Сониными ручками в иной день стародавнего бытия?.. Но вокруг отсчитывал часы IY век, рядом с опальным принцем топтался раздосадованный столетний предводитель готских полчищ, и душа его жаждала унижения юного любовника…
Что-то ответит Рандвер?
Прошло немало времени, пока первый рыцарь тихо заговорил. Правда, позже свидетели клялись, что его мальчишеский голос громом полыхнул над поляной:
- Отец и господин мой! Прости дерзость, которую допустил твой Рандвер, поддавшись влечению к женщине. И знай: я по-прежнему полон нежности к тебе.
…Наш мальчик всё же отрекается от Лыбеди!!!
- Но, мой повелитель, выполнить твоё настояние не могу. Даже пред казнью я не откажусь от Лыбеди, не предам ту, которую полюбил всем сердцем, и которая стала мне дороже жизни. С именем княжны выбираю смерть!
Несколько секунд толпа молчала, потом поляну огласил вой печалующихся однополчан Рандвера и сострадающих юноше простых грейтунгов.
Конуг понял, что сын его пошёл в отца. Но непреклонному Германареху отступать было поздно. Старик отвернулся, весь скукожился, и велел свите унести себя подальше от виселицы, на другую кромку поляны. Трясущийся Бикки замахал платком. Но насупленный Алево подошёл и что-то шепнул герцогу. Тот по-заячьи обернулся на вождя, но платок свой убрал. Как и требовал принц, первой надлежало умереть русколанке. В этом Германарех не встал поперёк его воли. На многоголосую толпу опрокинулось безмолвие: коронованных особ в Готии до сих пор ещё не казнили.
Часть Y
Глава 1
…- Ариша! Аришенька!..
Посторонний и очень знакомый голос звучит извне. Едва слышно, но настойчиво вплетается он в гомон древнего Археймара. В моё бестелесное существование прорывается какая-то иная струя. Откуда она взялась?.. Все, вроде остаётся, как было. Вот на резном греческом троне ёрзает, стараясь поудобнее уместить неуклюжие конечности, пьяный Германарех, конуг Готского союза. Вот среди цветущего разнотравья в ослепительном свадебном уборе ожидает своей участи юная его супруга, княжна Лыбедь, которую готы назвали Сванхильдой – лебедем сражающимся. Над ней от далёкого горизонта наползают купы тучек, лёгких, как девичья фата… Всё вокруг вроде то же, что было минуту назад. Всё по-прежнему…
И - всё по-другому, не так, как было. Что-то неуловимо поменялось. Я что – впадаю в бред от страстей стародавних видений? Галюцинация меня одолевает? Почему так слышны призывы из моего телесного бытия?..
…- Да очнись же, Ариша!..
Нет, это уж совсем не бред! Голос реален, меня окликают раздражённо и требовательно. Добавляется и другое физическое ощущение: чьи-то руки настойчиво треплют меня по щекам! У меня что – снова чувствительные щёки?..
Но вот опять посторонний звук пропал. Перед моим виртуальным взглядом под солнцем давно ушедшей весны горделиво вскинула голову русоволосая девушка в раззолоченной хламиде. Вдали тихо колышутся под ветерком полотнища священных христианских лабарумов - украшения покосившейся церквушки. Колобродит разноцветная толпа ратников в праздничных одеждах. Жители Археймара ждут назначенного конугом веселья.
Да что со мной происходит?
…Снова раздаётся хорошо знакомый голос из другой жизни. Древний ландшафт застилает пелена, он пропадает, как карандашный рисунок под ластиком. Вместо него проступают светлые кафельные стены, над головой унылым крючком точит потухшая чаша операционного светильника. Кто-то тормошит меня сбоку. Вот к уху, будто я глухая, склоняется длинноносая мордочка в маске. Сестрица Алиса?!
- Какого ты лебедя зовёшь? Лебедей, что ли, во сне кормила?
Ответить ей я не могу: осознание ЭТОЙ действительности никак не приходит. Картины другой жизни не отпускают, плотно заполняют сознание, крутятся перед глазами. Вычёркивая из памяти свой реальный мир, опять ныряю в весеннее марево Великой Готии!
…Любимец грозного войска, красавец Рандвер, разметав стражу и высвободив локти, бросается к конугу из-под висельного дуба. Падает на колени, мнёт жилистые старческие руки:
- Отец, отец! Зачем караешь за любовь? Ты всегда был справедлив в своем суде, для чего теперь губишь столь прекрасный цветок?
Как мне, бесплотному духу, вразумить отчаявшегося принца? О, благородный мальчик! Ты, как будущий правитель, должен понимать: ничьё заступничество, будь то хоть сам принц и наследник, ни к чему не приведёт. Конуг уже всё решил, всё разложил по полкам, и не в пользу святой любви. Его, вождя огромного войска, сейчас волнуют лишь высшие государственные цели. Столетний владетель обширной страны поставил на кон грядущие победы, и людские страсти теперь для него значения не имеют. Гереманареха заботят лишь выгоды межсоседских отношений. А чутьё подсказывает, что казнь княжны станет для русколан поводом для кровавой мести соседям. Для хитро заваренной стычки с готами. Правитель грейтунгов давно рассчитал начало заварушки на Кавказе, сулящей верную победу.
Во все времена людям не даёт житья проклятая политика!
Чем всё же кончится в Археймаре день, так прекрасно начатый?..
…Досмотреть старинные сцены я не успела. Виды убогого селища побледнели, другие черты приобрели ясность. Укутанная стерильными салфетками, я лежала на операционном столе, и из мой черепушки торчали какие-то проводки, за которые дёргала доктор Соня. Её шёпот окончательно втолкнул в медицинскую реальность:
- Давай уже просыпайся, приходи в себя, надо почирикать.
Подопытная моя башка всё ещё соображала неимоверно туго. Наконец всё же допетрила: лекари известным только им макаром вытащили меня из мира, пригрезившегося под хитрым наркозом. Или не под наркозом. Например, сониными ручками перетащили из одного времени в другое. Теперь понимаю… Так или иначе, но я окончательно вернулась из полубытия обратно в свой привычный материальный мир. В реальность первых лет XXI века - без рыцарей, королев, оружейных страстей и предвкушения казней… Феофанова заканчивает шерудить в мозгах своими – или моими? - электродами и велит Алисе отвезти меня в палату. Да проследить, чтобы утром, как только окончательно очухаюсь, сделали энцефалограмму.
Интересно, что теперь должны показать эти графики? И сколько времени тянулся мой «исторический» сон?
На следующий день, просмотрев результат ЭЭГ, на которую меня благополучно стаскали, и выслушав мнения коллег, Соня зашла в палату. Помялась у порога и удручённо присела на кровать.
- Говори уже, чего волынишь! – грубо подтолкнула я к разговору. – Не удалось извести мою болячку?
Соня опять неопределённо завертела головой:
- Сама не знаю, что думать. Видишь ли, подруга, не попали мы туда, куда целились. У щупов датчиков-то нет. Вернее, у нас, русских нищебродов, пока нет… Хотя я читала, что в Израиле уже додумались, как присобачить к крохотным проволочкам чувствительные элементы. У них, сама знаешь, с компами и интернетом не то, что у нас. Такой вот глазастый элемент просматривает в подкорке интересующие доктора зоны и передаёт всё, что видит, на экран. А врачи только двигают электроды в нужном направлении…
Но мы, как я догадываюсь, родились не в благословенной Богом стране, и даже не в российской столице. Так что пока Соня вынуждена тыкаться по недрам бестолковок своих пациентов почти вслепую. И как тут спросишь с неё за то, что была от искомого пятнышка совсем рядом, но в узел поражения не вошла. Селяви!
- Что же теперь с тобой делать?.. – запричитала докторша.
Что тут надлежит ей предпринимать, я тем более не знала. Понимала одно: дырка в голове проверчена напрасно, и несть теперь конца моим страданиям. Опять приступы, боль, горы таблеток? Но на этот раз в потугах вылечиться я упёрлась в стену... Эх, Соня, Соня!
- Значит, прощай мои надежды? – вяло задала я вопрос, ответ на который при взгляде на Соньку и так был понятен: в моём «случае» всё осталось без изменений. Исчезая, оптимизм ехидно сделал мне ручкой. Самое время ударить лбом в стенку!
Выходило, что произведённый над полушариями моего мыслительного органа стереотаксис оказался псу под хвост. А чего же ты, Сонька, полезла в мозги человеку, не имея зрячих датчиков? И вообще – коли на радость всяким нахальным нейрофизиологам таковые уже изобретены, то зачем ты, подруга, по наглости душевной несёшься, как всегда, впереди паровоза? Не ждёшь, когда эти чёртовы датчики будут продаваться в супермаркетах?!
Так в мыслях я смачно вымещала на Феофановой своё горе, пока не вспомнила о самом важном. Бросив размазывать по душе сопли, я взялась за другое. Набухшие слёзы высохли, глаза заблестели бесовским огоньком… Я громко и сбивчиво стала излагать Соне то, отчего её модные оправы полезли на лоб. Я постаралась как можно точнее обрисовать всё довелось увиденное и услышанное во время операционного сна. Докторша насилу заставила меня сделать паузу:
- Ты хочешь сказать, что видела… хрономираж?
- Чего я видела? Ещё раз, пожалуйста, по-русски?..
Не ответив, Соня опять глянула недоверчиво:
- А ты, девушка, не сказки ли тут рассказываешь? Не детский сон голубой? Всё-таки у тебя головка-то бо-бо!
Я взбеленилась:
- Софья Исаевна, вы хоть и кандидат каких-то там наук, а тупица непроходимая! С какой радости я, едва очухавшись от ковыряний в моей голове, начала бы вешать вам на уши небылицы?! Пойми ты (я опять перешла на ты): всё, о чём сейчас тебе толкую, я реально ВИ-ДЕ-ЛА!!! Собственными глазами! Знаешь, как смотрят кино, не погружаясь в жизнь, что на плёнке. Разбуди теперь меня среди ночи – я точно так же кому хочешь опишу не только те древние государства, но даже как выглядел и был одет каждый человек! Я запомнила если не слова, то смыслы всего, что там говорилось. Вот ты можешь чётко, до мельчайших деталей и звуков, вспомнить хотя бы одно своё сновидение?
Соня только моргнула вытаращенными глазами.
- То-то же!
Отстиранная докторша неуверенно пожала плечами. Потом призадумалась. Потом заявила, что пойдёт консультироваться со знатоками.
- Только, пожалуйста, не тяни! – крикнула я ей вдогонку. - Мне ведь нужно как можно быстрее вернуться туда, к этим древним народам! Надо досмотреть их кашу. Хотя бы для истории!
Соня ошарашенно обернулась:
-?!
Но я уже не обращала внимания на округлившиеся черносливины её обалдевающих глаз:
- Торопись, прекрасная эскулапка, время дорого!
…Соня и впрямь вернулась быстро, и не одна. Кроме неизменного ординарца Гриши в палату набилась ещё троица неизвестных мне мужичков в пожамканных халатах. Позже я узнала, что ко мне приводили местное светило химии, доктора наук по физике, и спеца по интернет-технологиям. Говорили, что все они сильно встрепенулись, узнав о необычных реакциям моего мозга.
Зав. отделением кивнула на свою свиту и велела:
- Давай теперь для них, спокойно и по порядку - что случилось с тобой под наркозом.
Приосанившись и поправив на голове съехавшую чалму бинтов, я ещё раз терпеливо обрисовала картины и впечатления, в которые была погружена совсем недавно. Гости молчали и переглядывались. Ну ясно: считают мои слова болезненными измышлениями. Да и чёрт с ними! Что бы они там себе ни думали, мне важно, чтобы продолжилось начатое Соней «ковыряние». Тогда, быть может, щуп попадёт в ту самую проклятую точку, благодаря которой я опять окажусь в столице Готского союза. Как там Соня называла? Хрономираж? Вот пусть её золотой волосок и заставит мои извилины повторно воспроизвести этот самый мираж!
Когда я закончила своё повествование, один из «мятых» нетерпеливо спросил:
- А если бы вам сейчас показали, скажем, живописные полотна, отражающие время, в котором, как утверждаете, вы побывали, - могли бы его узнать?
Да… Ничего эти умники не поняли! Кому я сейчас говорила, что помню всё до мелочей?! А живописцы - они откуда могли знать, как в те времена всё выглядело на самом деле?
Я ответила не без ехидцы:
- Думаю, всё и всех опознала бы! Вы, надо понимать, и сами хорошо рассматриваете людей, находящихся рядом? Одного не могу сказать точно: какой это был век. Я ведь не специалист-историк, эпоху с налёту-развороту определять не умею.
- Бог с ними, с историками. С картинами-то что? – опять забил копытом физик-айтишник
- Теперь о ваших картинах. Вы стопроцентно уверены, что художники изобразили именно тот мир, который довелось увидеть мне? Но вот встречный вопрос: откуда им-то известно, как всё было на самом деле? Как пришло к живописцам понимание «той» действительности? Лично я, видевшая всё своими глазами, совсем не уверена в достоверности работ людей нашего или недавних веков, изображавших жизнь весьма отдалённого времени. А тогда точнее поясните, что именно я должна опознавать на этих полотнах?
Физик многозначительно переглянулся с Гриней, а ко мне подступился другой:
- Сколько времени прошло, как вы там находились? Ну, сколько минут, дней, месяцев? Можете уточнить?
Мне и напрягаться не пришлось, все детали были впечатаны в память:
- По тамошнему календарю я попала в Кияр-Град в конце марта или в самом начале апреля. Город расположен где-то в предгорьях Кавказа, в достаточно тёплой зоне, там как раз готовились засевать поля. Вернулась в свою реальность, когда в том мире уже поднялись всходы и зацвели луга – значит, не позднее начала июня. Выходит, пробыла в древнем веке около двух ихних месяцев. Сколько времени я здесь лежала в отключке, и так хорошо известно. Дальше сами считайте.
- Анестезия длилась не больше часа, –поспешил уточнить педантичный Гриня.
Спецы опять недоумённо переглянулись.
- Ладно, отдыхай, – велела Феофанова, и удалилась вместе со свитой. Как она отнеслась к этому допросу, я не поняла.
Соня кралась к моей постели, как нашкодивший щенок. Присев на краешке, долго расправляла складочки своей идеально отутюженной униформы. Наконец, подняла голову и взглянула в мою смеющуюся рожу:
- Мне надо с тобой серьёзно поговорить…
- Ну валяй!
Но Феофанова, обычно уверенная в себе, как-то замешкалась:
- Понимаешь, какое дело… Ведь во врачебной практике не всё и не всегда бывает гладко… И у нас случаются погрешности… Ты и сама видела, как это было с подружкой твоей, со Стрелковой…
- С каких это пор Лидок-передок ко мне в подружки записана? – фыркнула я. Сонька явно ходила вокруг да около, не зная, как подобраться к главному.
- Ну пусть не подружка, просто такая же, как ты, пациентка… Суть в отклонениях, возникших в ходе манипуляции…
- Сонь, давай прямо быка за рога! Со мной-то чего юлить? – неожиданно грубо прикрикнула я. Она будто ждала такого окрика – заговорила чётко и ясно:
- В общем, Арина, мы полагаем, что для достижения положительных лечебных результатов повторная электростимуляция тебе не требуется! Надеюсь, что с твоей эпилепсией справимся другими методами.
Ушат так ушат! Ледяной, до косточек пробирающий…
- Что так, почему? – жалобно проблеяла я. Соня даже растерялась:
- Сама подумай! Речь ведь идёт хотя о малоинвазивном, но всё же хирургическом вмешательстве!
В палате стало тихо и неуютно. Вот и приехали… Ни тебе новомодного лечения, ни возвращения в недавно виденный мир!
- А меня вы спросили? – снова заныла я. – Может, я совсем не против этих твоих экспериментов! Хотя именно ради них я уже которую неделю кантуюсь у тебя в отделении!
Неожиданно обида улеглась, я включила соображалку. Соня и её заумные помощники в чём-то правы – повторное тыканье в мои мозги может оказаться ничем не лучше первого захода. Но всё же пробовать надо! Да только как убедить этих перестраховщиков, что ни в коем случае нельзя бросать начатое?!
Я пошла в атаку:
- Слушай, подруга, очень прошу - всеми твоими гениальными извилинами вникни в то, что сейчас скажу!
Соня недоверчиво глядела, как я удобнее устраиваюсь на кровати:
- Понимаешь, мне хоть тушкой, хоть чучелом, а надобно снова оказаться там, куда вы меня уже единожды запихивали! И, похоже, для этого ни у вас, ни у меня нет иного способа, кроме медицинского. Чтобы ещё раз увидеть тот же хрономираж - так, кажется, это называется? - я готова претерпеть любые ваши издевательства. Считай, что ты сейчас получила моё настырное требование к продолжению банкета!
Соня, улыбнувшись краешком рта, всё ещё помалкивала. Наконец, сказала:
- Ты отдаёшь себе отчёт, что ни стопроцентного лечебного результата, ни попадания в нужную зону может и не быть?
- Но ведь может и быть?!! Я уже сказала: готова к любому риску.
- Павка Корчагин чёртов… пробормотала Феофанова. И вдруг попросила:
- Толком объяснить можешь, чего тебя туда тянет?
Вот теперь я оседлала конька, который ретиво брыкался в моём сознании:
- Понимаешь, уважаемая доктор... Я уверена, что видела не сон, а реальные исторические события. Вернее, побывала в них. Я, конечно, историк не велик, но по некоторым моментам даже сейчас можно определить, что всё происходило где-то в веке IY, или в Y-YI, не позже. Суди сама. Они – ну, тамошние - едва очухались от недавних гонений на христиан римским императором Диоклетианом. В Византии правит сам Константин Великий. Бус Белояр побывал на одном из Никейских соборов, которые состоялись в начале IY века. Опять же Готский Союз, конуг Германарех, неприятели его русколане-россомоны из предкавказского государства Буса Белояра. Все это обрисовано и греко-римскими любителями шляться по свету, и германским жизнеописателем Иорданом, и ещё кое-кем… Правда, всё это источники переводные, адаптированные к нашему современному языку. И уж точно за столько веков много раз перевранные. Хотя даже в нашем исконном «Слове о полку Игореве» поминается некое время Бусово. Но главное в древних документах всё же осталось: имена, даты, большие события. Словом, бесспорные исторические факты. А они показывают, что в те времена реально существовали персонажи, которых я и увидела после твоего тыканья заряженными электродами в моё черепушку. Об этой эпохе должна быть литература кроме той, какую я вспомнила. Как только выйду из нашей темницы, сразу же стану искать.
Слушая мои россказни, Соня то и дело фыркала. Как только я остановилась, чтобы перевести дух, она заявила:
- Журналист, он и с мозгами набекрень журналист! Вещает, будто статью какую пишет. Ариша, ты можешь излагать без этих твоих литературных завитушек, и покороче? А то я начинаю тонуть не в сути, а в красотах стиля!
- Попробую! – буркнула я и продолжила развивать мысль:
- В изложениях пра-русской истории, которая шла от древних отечественных летописцев, уверялось, что будто до Рюрика на Руси не было не только что государства, а и людей-то нормальных, бегали по лесам какие-то недоделанные полузверушки. И только к YIII веку в Поднепровье образовались похожие на человеков племена. А куда пропало государство Белояра, северокавказские анты и южная Русь? Откуда на нашу голову свалились какие-то Кий с Шеком и Хоривом, разом отстроившие невиданного благолепия Киев? В общем, побывав в своём этом странном сне, как его окрестили твои мудрецы, я сильно захотела досмотреть всё до конца. Или хотя бы до какой-то логической точки...
- Так читай древнюю историю, я книжки тебе принесу. И все твои точки сами собой расставятся! – сделала вывод умная Соня и подалась к выходу. Больше разговаривать она, похоже, не была настроена.
-… А наш врач-исследователь тем временем засунет под диван упавшую к её ногам сенсацию. В самом деле: зачем ей разбираться, как и в какой точке коры или подкорки возникают у людей хрономиражи, зачем вникать, как этими самыми миражами - читай, мозгом! - управлять… - уставясь в потолок, забубнила я себе под нос.
Уже стоящая на пороге палаты Сонька опять возбудилась:
- Ты хочешь сказать, что…
- Да, подруга! Я уверена, что мой психотип, индивидуальность строения моего серого вещества – или как там вы, медики, именуете это внутреннее хозяйство? – могут вызывать в нужное время нужные хрономиражи. Ведь ты сама рассказывала, сколько появлений этих картинок зафиксировано в человеческой истории. Непонятному этому явлению даже научное название придумано - хрономиражи. Вот только пока никто не нашёл способа этим появлением управлять. Или не задумывался об этом. Так почему бы тебе не быть первой, не протоптать научную тропинку в сказку, не создать долгожданную машину времени!
Соня вернулась и молча опять пристроилась у моих коленок. Я выжидательно сверлила её зенками.
- Ариша, ты мне совсем голову заморочила. Дай время как следует приставить ухо к рылу, потом ещё поговорим.
- Только, Феофанова, помни: мне возвращаться нужно срочно. Так что разбирайся со своими мыслями побыстрее!
Глава 2
Уф-ф! С тупизмом этих мудрецов я порядком выдохлась! Как ещё объяснять упёртой Соньке различие между свидетельствами древних людей, отделённых от сегодняшнего дня 16-ю веками, и живым видением этой непомерной давности глазами современного человека? Моей медицинской подруге это, похоже, невдомёк. Каким же макаром прикажете браться за её историческое просвещение?..
Чтобы растопить скепсис своей визави, я решила зайти с другой стороны. Интригующе крикнула вслед докторше:
- Подожди! Я ведь не всё выложила!
- Господи! Ну что там ещё? – Сонин взгляд метал молнии. Она, как обычно, куда-то неимоверно спешила.
- При твоих научных индюках я обо всём распространяться не стала.
- Обо всём – это о чём? – червячка Соня заглотила.
- К примеру, что в тех древних странах при мне закрутилась важная для истории штука. Конуг грейтунгов – готский король то есть – хоть и разменял вторую сотню годков, а всё туда же, полез женихаться. А тут из-за папашиной невесты, княжны соседских руссов, с конугом вздумал соперничать наследник его трона. Девушка, ясное дело, взаимностью ответила молодцу. По правилам тех времён это было государственным преступлением. И старый хрыч объявил россомонскую красотку изменницей, якобы преступно отдавшейся принцу, Он собрался казнить обоих голубков. Казнит или ради сына всех помилует? Интересно ведь, а?
Соня мрачно расхохоталась. Что с ней поделать! Знает только свою медицину, а до судеб человечества и дела нет! Но я не отступала:
- Подожди ржать-то! Тут заковыка похлеще простой измены. Девушка эта - не просто секс-символ, из-за которой готовы передраться те стародавние мужики. Казнь девицы княжеского рода, выданной замуж самим соседним правителем, по тогдашним обычаям неотвратимо должна была стать поводом к началу большой войны. Соплеменники обрученницы просто обязаны были защищать честь своего государства в битве с готским конугом. Казус Бейли IY века. А как сталось на самом деле, началась ли эта война, именно она ли привела к началу тогдашнего великого переселения народов – я и не увидела. А ведь с точки зрения исторической науки это ох как важно! Ты, которая из семи печей хлеб едала, не понимать такой простой вещи не можешь. Права не имеешь! И не важно, что открытие лежит не в сфере неврологии. В конце концов – и тебе это лучше многих известно – не однажды находки одних исследователей давали подсказку к развитию других областей знаний.
Но на Соню не действовали ни упоминания о фактах мировой истории, ни мои цветистые умозаключения. Она лишь скептически махнула рукой: ври больше. Мол, если всё так, как я говорю, то в энциклопедических хрониках вся эта заварушка должна быть давно и подробно прописана. Ищи тогда, Арина Спиридоновна, и обрящешь! С источниками по теме она готова помочь.
Соня, Соня! Не настолько же ты однобока, чтобы не понимать: дошедшие до нас через сотни лет разного рода легенды, сказания и особенно летописи претерпели невесть сколько редакций. Вплоть до нынешних времён каждый мало-мальски уважающий себя властитель старательно вносит в создание письменных артефактов свои пять копеек – для возвеличения у потомков собственной фигуры. В таком случае сколь объективны данные, дошедшие до современных хронистов? А насколько ценны свидетельства реальных очевидцев?.. Вернее, пока что единственной очевидицы, так как о других путешественниках в давние времена я что-то не слыхивала.
Как только выйду из Сониных неврологических застенков, обязательно постараюсь лучше в этом раз обраться!
…Слушая завиранья Скок, доктор Соня всё больше погружалась в задумчивость. Она, безусловно, знала о видениях из отдалённых и даже грядущих лет. Каждый более-менее любопытный современный человек в той или иной степени наслышан о феномене хрономиражей. Что это за штука, учёный мир уже описал. Данный феномен не имеет ничего общего с фата-морганой, хорошо известной морякам и путешественникам по пустыням. То есть с обыкновенными миражами - иллюзорными видениями островов, оазисов или озёр. Впрочем, далеко не все знают, что хрономиражом названо необычное, хотя и хорошо известное и не однажды повторённое явление. Но многолетняя статистика наблюдения за возникновением непонятных иллюзий показывает: случались они не только с больными на голову людьми. Наоборот, особого рода видения чаще накрывали индивидуумов вполне здоровых. О перепрыгивании в иные эпохи рассказывали многие очевидцы и некоторые писатели. Джек Лондон, к примеру, откуда-то брал для своих рассказов весьма достоверный антураж доисторической эпохи. То же с охотой на динозавров Рея Бредбери. Наш Иван Ефремов, работая над своими произведениями, неоднократно рисовал картины из древнейших времён так, будто сам был их свидетелем. И не факт, что описанные отрывки истории не были реально подсмотрены ими во время каких-то необъяснимых моментов. Хотя кто знает… Этих и прочих гениев Бог воображением не обидел и без особого погружения в непознанное.
Правда, сегодня существование неординарного явления перестали отрицать даже заведомые скептики. Оно и понятно: то англичане, то американцы замечали с самолётов строительство древних египетских пирамид, или охоту на мамонтов, или, на худой конец, какой-нибудь чудом обновлённый аэродром, что был заброшен много лет назад. Люди оказывались в реальности самых разных времён, не исключая и будущих. В ряде мест появлялись и исчезали какие-нибудь дома в лесу или на болоте, в которые некоторые очевидцы даже входили. Грезились и более масштабные вещи – неизвестные и непохожие на существующие города, острова. Чаще всего зрители наблюдали в небесах какие-то невиданные старинные битвы. Иногда сражения одновременно замечали – и даже слышали их звуки! - сразу несколько очевидцев. Старинных хрономиражей существует больше, но случаются и «выходя в будущее» - явления невиданных строений или чудесным образом обновлённых древних предметов, в настоящем не существующих.
Замечено: в нашей стране хрономиражам чаще других «подвержены» Самарская, Новгородская, Псковская, Волгоградская, Воронежская, Тульская Области и Кавказ. Есть вполне определённые локации в Великобритании, Франции, США.
Подобных случаев описано в достатке. Впрочем, верить англосаксам большинство участников исследовательского мира не спешит – известно ведь, что эти господа ради красного словца готовы приврать обо всём и обо всех. Но, как бы то ни было, чёткого научного толкования полумифическим загадкам пока не дал ни один русский или иностранный физик, математик, или астроном. Машина времени разобрана по винтикам лишь в измышлениях фантастов.
Учёные тем временем думают, ищут, сопоставляют. И вот уже искатели ноосферы вслед за академиком Вернадским закидывают удочку-мысль о некоем необычном свойстве психической энергии, которая, накапливаясь со временем в пространстве, способна при определённых обстоятельствах проявляется и на видимом человеку фоне. Появился и другой термин: «память поля». Использовал же великий Вернадский такое понятие, как энергоинформационное поле, к которому человечество способно подключаться– правда, весьма выборочно. Вот только как сделать это подключение регулируемым, не сказал пока никто. Быть может, в истории с пациенткой Скок как раз и лежит один из ключиков к дверце в эту самую ноосферу, пусть даже малюсенький?..
…Феофановская голова пухла и пухла… Неужели она всё же столкнулась с необъяснимым случаем? Вернее, необъяснённым, как любили говорить её учителя. Ведь никто до сих пор не доказал, что воздействие электрических зарядов на больной – а, возможно, и на здоровый - мозг может привести к столь неожиданным эффектам!
Да не может того быть! Якобы виденные Ариной картинки вообще вряд ли связаны с неточностью манипуляции. И даже с самой манипуляцией. Вот в случае со Стрелковой доктора на самом деле допустили неточность, своими золотыми электродами промазали мимо искомой зоны. Но реакция крановщицы уж никак не походила на какой-то хрономираж. Произошло всего лишь отклонение в эмоциональном фоне больной. Вся их команда понимала, что именно случилось там, внутри Лидкиной травмированной башки. А главное – как надлежит исправить оплошность. Ещё неделька – и под рукой знающего врача Лидок-передок упорядочит свою сексуальную ориентацию, перестанет воздыхать по бабам и влюблённо тереться у дверей кабинета заведующей.
Стрелкова-то перестанет. А тут…
Но разве не может статься, что в человеческом мозге и вправду закодированы такие функции, которые пока не распознали ни медики, ни химики с физиками и кибернетиками, ни скрупулёзные математики? И почему бы этим функциям не проявиться в определённых условиях? Не зря ведь гениальная преподавательница Феофановой не уставала повторять своим ученикам: исследователи ВСЕГДА должны быть готовы к любому, даже самому невероятному итогу работы. А уж человеческий мыслительный орган… Это субстанция такая же малоизученная, как сама Вселенная!
…В очередной раз Соня зашла в палату, о чём-то сильно задумавшись. Я уже знала это её состояние: доктор была погружена в размышления, весьма далёкие от сиюминутных дел. Вряд ли удастся переключить её внимание на жизнь IY века, которая без конца бередила мою память. Поэтому, остановив прокрутки своего недавнего а-ля хрономиража, я решила зайти с другого бока: принялась давить на весьма больную феофановскую мозоль. Выбрала для этого совершенно неспортивный способ:
- Я так понимаю, что мои рассказы тебя не волнуют. Ну, не зацепило, так не зацепило, давай о другом. Давай о твоих вожделенных медицинских делах. Говоришь, копание в мозгах Лидки Стрелковой не удалось? Как и мне, ей трэба повторный сеанс? (Волнуясь, я иногда вставляла словечки из украинской мовы – наследие хохлушки-бабушки). И с Реснянской всё вышло не совсем так, как хотелось бы? Догадываюсь: узнай об этих твоих штучках наверху, по головке за них никого не погладили бы. А что среди твоих присных найдётся добрая душа, которая обо всём куда надо доложит, сомневаться не приходиьтся.
Следовательно, что? Правильно, позарез нужен хотя бы один положительный результат. Такой, чтобы вывод о проведённых сеансах был железобетонно убедительным для всех. Я правильно мыслю?
Несколько ошарашенная докторша утвердительно кивнула. А что ей оставалось? И на самом деле лишних мозгов, готовых к электростимуляции, в данный момент у неё не имелось. Да и с добровольцами, прошедшими первый сеанс, не всё клеилось. Уломать Стрелкову – та ещё задачка, разве что сработает огромная гомосексуальная Лидкина тяга к незадачливому лечащему врачу. Реснянская с её полоумным драчливым супругом тоже чего стоят. Вмешательство хирургов, которым пришлось заменить благотворное влияние направленных зарядов, великим успехом не назовёшь…
- А тут тебе на голову сваливаюсь я, и сама, без всяких уговоров, слёзно напрашиваюсь на повтор этих ваших чёртовых электровтыканий, - продолжала зудеть я. - Так чем мои мозги не годятся для поправки дел в отделении?
Сонька продолжала молчать, мотая головой в такт каким-то своим далёким соображениям. Подождав немного, я дала новый залп тяжёлой артиллерией:
- Прикинь, чугунная твоя голова: если всё пройдёт о,кей, будет вам и новая техника для разных твоих электрических заморочек - в чём лично я, разумеется, кровно заинтересована, - и подтверждение возможности воссоздавать в простом стационаре этих самых виденных мною древних картинок. Не так уж мало. Ну же!
Упрямая экспериментаторша по-прежнему стояла рядом с моей кроватью камнем.
- Видишь: я, эпилептичка, сама рвусь на стол! Любую бумагу готова подписать. Чего уж лучше! – итог спича вышел тихим и почти безнадёжным.
Софья Исаевна медленно развернулась и глянула на меня, как на галактическое существо, непонятно каким ветром занесённое на территорию её отделения. Видимо, среди непрерывного шевеления клубка её прикидок что-то торкнулось. Теперь главное - не молчать, говорить, раскачивать идеи, коими напичкана докторская головушка! Я опять запричитала:
- Ведь ежели чего, ты будешь совать эту свою проволоку по прежним каналам? Новые дырки в черепушке вертеть не станешь? Вот и добро! Считай, пока дырки не загноились или не заросли, для твоих опытов всё готово. А вдруг, как в телевизоре, да и нажмёшь на кнопочку, которая перебросит мою соображалку в нужный исторический период?! В крайнем случае, в очень близкий... Ведь ваш брат-мозговед не вслепую тыкается по извилинам своих больных? Для этого наверняка имеются какие-то схемы человеческих голов? Наподобие анатомии общего строения тела?
Соня будто только этих слов и ждала:
- Чего-чего? Ты сказала - атлас?..
…Вот уж действительно: не знаешь, где найдёшь, где по теряешь…
Глаза моей подруги вспыхнули, будто кто в них лампочки зажёг. Забыв обо мне, она забормотала какую-то свою учёную тарабарщину. Кажется, доктор обращалась к своим отсутствующим оппонентам, прежде всего к Грине, главному союзнику по затеянным на отделении штукам. Частила заумными иностранными терминами, поминала чужие государства и университеты, сыпала русскими и английскими фамилиями…Чаще прочих в её лепете проскакивало слово «атлас». Наконец, угомонившись, подскочила к кровати и крепко облапила меня:
- Аришка, конечно же интерактивный атлас! Как я выпустила его из виду! В этой базе наверняка что-нибудь да найдётся и по твоему пресловутому хрономиражу! Спасибо, дорогуша, что надоумила!
И Соня вихрем поскакала по отделению, оставив меня в догадках, как и на что «эддакое» я её надоумил. Видно, побежала искать Григория Петровича, чтобы поделиться своим очередным прозрением. Ответа на отчаянные просьбы мне получить так и не удалось.
Действительно, через некоторое время оба они, Беленький и Феофанова, толклись в моей палате. Время было позднее, но по привычке Гриня торчал в стационаре как штык: покидать рабочее место прежде начальницы он считал верхом неэтичности.
По просьбе Сони я ещё раз вдула им в уши всё те же свои глубокомысленные соображения:
- Доктора, дорогие! Давайте, пробуйте ещё разок, нечего сомнения разводить! От них ни в ваших диссертациях, ни в моих видениях ничего не прибавится! А то, чего доброго, из-за непоняток со мной, да косяков с Лидкой и Ангелиной закроют вашу богадельню. Куда после этого соваться не только двум знакомым мне великим неврипетологам, но и дуре-Арише с её поганой болячкой и надыбанными под электродами историческими реалиями?!
Софья Исаевна, холера её раздери, опять погрузилась в какую-то меланхолию и перестала реагировать на мои маханья крыльями. Молчала долго, отнимая у меня последние надежды. Наконец, тихо выдавила:
- Мы тебя услышали… Теперь не гони, наберись терпения. А мы ещё разок предметно посоветуемся с коллегами. Тогда и будет окончательное решение.
Я аж взвилась:
- Советоваться – с кем? С этими засусланными физиками-химиками? Что они смыслят в человеческой природе, что знают о высоком божественном! Поди, в отличие от нас, даже в Господа не веруют…
Отвечать на этот выпад Соня не нашла нужным. На моё ложе приземлился осклабившийся Григорий Петрович. Сахарно велел:
- Ты пока отдыхай. И постарайся дать своей шебутной бестолковке как следует расслабиться. Вдруг и в самом деле она ещё понадобится!
Глава 3
Арина зря беспокоилась: завотделением сказала о консилиуме единственно для успокоения больной. На самом деле Феофанова и не думала прибегать к повторному совещанию специалистов. С первого раза было понятно, что «коллеги», хотя и были порядком обескуражены свалившейся на них информацией, глубоко копаться в ней не собирались. Их велеречивые многословные заключения не содержали ответов по существу ситуации. Возможно, когда-нибудь потом Соня и высосет что-нибудь из этих пустышек. А пока от высоко остепенённых химиков-физиков толку оказалось мало.
Доктор решила, что полезнее будет ещё раз заглянуть в конспекты лекций Бехтеревой. Не найдётся ли там гениального предвидения вещей, с которыми нынче она столкнулась? А вдруг Наталья Петровна хотя бы вскользь упоминала о хрономиражах?
Из-под дивана были извлечены залежи тетрадей и конспектов, которые когда-то велись на занятиях по нейрофизиологии. Господи, сейчас кажется, будто говорила не великая Наталья Бехтерева, а она, Соня Феофанова, всегда сама так думала:
! Нельзя ставить крест на больных лишь потому, что в учебники ещё не вошло то, что знают и могут сегодня специалисты.
! Мы, медики, несмотря на постоянное проявление разного рода чудес, остаёмся материалистами: то, что непонятно, к чему СЕЙЧАС нет доступа, – того, стало быть, попросту нет. Верим только в одно прижившееся, но до сих пор не объяснённое чудо – в гипноз и внушение.
Неужели со временнЫми параметрами тоже происходит какая-то ещё не открытая штука? Не существуют ли у четвёртого измерения свойства, человечеству пока неведомые? К примеру, нелинейное течение, или что-то похожее на пространственные чёрные дыры? Или ещё какое-нибудь подобие изогнутого листа бумаги, проткнутого карандашом Лобачевского? То чудо, что даёт возможность мышлению возвращаться в прошлое или забегать в будущее?.. Традиционная наука здесь слепа. Но божественному-то провидению ничто не мешает вкладывать в человеческий мозг механизмы, что способны откликаться на неведомые изменения и сигналы! Так почему кажется абсурдом предположение, что и появление хрономиражей – одна из способностей мозга, пока не изученных?!
! Не всегда легко объяснить, когда в науке что-то ЗНАЕШЬ раньше того, что видишь.
! Базирование нашей биологии на материализме привело к тому, что мы, по существу, работали в рамках коридора, ограниченного невидимой, но очень колючей проволокой. А ведь мы искали код мысли, то есть материальной базы идеального.
Вот-вот, коридор из колючей проволоки… А если фокусы, которые проделало Аришкино сознание, совсем не физического плана? Ведь удививший мир Альберт Эйнштейн взял да вдруг и придумал «формально абсурдную» теорию относительности, без которой нынче шага не шагнёт ни один уважающий себя физик. А гений Николая Лобачевского взорвал своей «воображаемой геометрией» всю многовековую железобетонную геометрию эвклидову! Вдруг ни с того ни с сего доказал, что пространство имеет нелинейное, а гиперболически изогнутое строение! То, что веками казалось полной химерой, сегодня лежит в основе рутинных исчислений, и чудаки вроде Сальвадора Дали легко изображают изгибы времени на своих сюрреалистических полотнах…
И, наконец:
! Мы всё больше узнаём о космосе, и он становится всё ближе. А живой мозг человека, как это ни парадоксально, остаётся всё таким же далёким…
! Остро понадобилось точно знать, к каким функциям имеют отношение определённые структуры мозга человека. И оказалось, что этого не только никто не знает, но ни у кого даже нет серьёзного беспокойства по поводу этого незнания!
Воистину не в бровь, а в глаз! Именно так и было совсем недавно, ещё в последние годы жизни гениального доктора. Слава Богу, теперь беспокойство есть, ещё какое. Соне не раз попадались сообщения, что американцы в своём Институте Аллена по нейронаукам уже создали первую интерактивную версию атласа человеческого мозга. Писали, что и в нашей стране тоже ведутся подобные разработки. А главное – эта цифровая версия уже выложена в сеть и находится в общем доступе, как она забыла-то! Арина, хотя и невзначай, но дело сказала: при стереотаксисе пора уходить от метода тыка. Следует побыстрее озадачиться файлами американцев. Если, конечно, друг Григорий уже не засел за них раньше её.
…А вообще-то, как ни крути, свезло тебе, Софья Исаевна, ох как свезло! Нахальному неврологу периферийной больнички – и столкнулся с чудесами, от которых даже у светлейших столичных умов голова пошла бы кругом! Вдруг да сбудется хрустальная мечта её шебутной пациентки? Пожалуй, и вправду медлить с Аришкой незачем…
Больничная разведка донесла, что объявленный мне консилиум Феофанова проводила в усечённом составе, то бишь напару с Беленьким. Значит, суждения прочих специалистов ей уже были известны: брехня, чистой воды брехня! Болезной дамочки бред …
Гриня, в который уже раз выслушав мнение о проведённой на отделении нейрофизиологической сессии, заулыбался было, однако потом посерьёзнел:
- Ты опять желаешь знать, что лично я мыслю по поводу случая с Ариной Скок? Раз это так необходимо - что ж, изволь...
Нейрохирург, собрался с мыслями и по привычке выложил перед собой пачку контрабандных сигарет, хотя давно уже бросил курить. Все в клинике знали, что вид этого запретного баловства каким-то непостижимым образом помогает доктору сосредоточиться. Заговорил с незнакомой Соне отрешённой интонацией:
- Раз тебе это надо… По мне, так всё, что нами сделано, нельзя считать бесспорным. Это в равной мере и хороший результат, и его отсутствие. С какой стороны посмотреть. Болезнь не вылечена, и даже зона болезненного поражения толком не определена. Это, согласись, серьёзный минус. И всё же…
Гриня опять принялся тормошить свои сигареты, то вперяя взгляд в пачку, будто сроду таких не видывал, то поднося к носу и вожделенно принюхиваясь к набитым табачными крошками трубочкам. Вскоре нужная мысль была поймана:
- Однако в ходе эксперимента в работе её мозга выявлены такие моменты, с описаниями которых я до сих пор нигде не сталкивался – ни у нас, ни у зарубежных коллег. Возможно, тебе этот вопрос лучше известен. Но, кажется, мы столкнулись с каким-то тёмным лесом, пока что непроходимым для современной медицины.
Он опять взялся за табак.
- Это всё? - нетерпеливо забила пяткой Феофанова.
Рядом с начальницей Григорий Петрович чаще всего выглядел человеком робким, склонным соглашаться с её мнением. Но тут у него вдруг прорвались неожиданные железом звучащие интонации:
- Говоришь, ждёшь моего мнения? Так вот в двух словах: надо продолжать, просто-таки необходимо!
При этом высказывании Соня шумно выдохнула. Беленький, будто не заметив её реакции, продолжил:
- Сёстры судачат, что твоя подвинутая Арина сама рвётся на стол. Даже нужную бумагу будто бы накатала – с просьбой о продолжении электростимуляции. Случай совсем уж небывалый. Обычно-то как у нас бывает? На повторные манипуляции больных за узду тянем. Учитывая все эти обстоятельства, полагаю: резинить в этом случае ни к чему. Откладыванием да перекладыванием сроков нового стереотаксиса мы только взвинтим Арину, а обнаружение искомой зоны никоим образом не приблизим. Поэтому, как ты понимаешь не хуже моего, неспокойный эмоциональный фон нашей больной сейчас совсем ни к чему, у неё и собственных переживаний хватает.
- По-твоему, надо опять шерудить в её оболочках?..
Гриня поёрзал на малом для его объёмного седалища больничном стуле, вопреки запрету зачем-то раскурил хотя тут же бросил вонючую сигаретку. Чего уж скрывать – волновался и он. Соня не без раздражения пробурчала:
- Хирург, он и в Африке хирург. Всё бы ему в каких-нибудь внутренностях ковыряться! В глубине души она надеялась, что осторожный и осмотрительный Беленький станет отговаривать её от риска. И тогда ей ничего не останется, как, уцепившись за благоразумный сторонний совет, отказать Арине в её сумасшедшей просьбе. А теперь...
- Если же продолжать электростимуляцию… Да что мне перед тобой распинаться! Ты, драгоценная моя Софья Исаевна, (глаза Грини сверкнули искрой давней неразделённой страсти), и сама всё уже просчитала. Только зачем-то ищешь толчка для вполне созревших намерений…
Гриня опять схватился за сигарету, Соня едва успела выхватить у него из рук невесть откуда возникшую зажигалку:
- В общем, моё мнение таково: повтор электростимуляции проводить стоит. Хотя нам, как людям бывалым, нужно иметь ввиду, что тут опять возможны два итога. Один, понятно, чисто медицинский. Как мы с тобой надеемся, при подаче тока эпилептические вспышки постепенно улягутся, и вся Аришина беда существенно улучшится. Болезненные зоны перестанут давать сбои, а то и вовсе заглохнут. Думаю, уже одного этого достаточно, чтобы попробовать снова потормошить её мозги. Будем тешить себя надеждой: процедура наша пройдёт штатно и успешно. В назначенном нами повторном стереотаксисе можно будет ставить победную птицу…
- А ещё какой? – с подковыркой поинтересовалась завотделением. Но сбить с толку Беленького оказалось не так-то просто. Он невозмутимо раскручивал нить своей мысли:
- А другим может стать… э… общественный результат. Я бы так его назвал. Да-да, не улыбайся. Подумай лучше, многоуважаемая доктор, - Гриня опять с нежностью тронул Соню за плечико - не каждый день у историков появляются непреложные свидетельства прошлого, да ещё исходящие от вполне живых современников. А вдруг картинки, что увидела Ариша во время нашего первого сеанса, в интереснейшем сне, хотя и непонятном дундукам в чужой науке, -так вот эти картинки для историков в самом деле окажутся ценнейшими фактами? Ведь пригрезилась же спящему Менделееву его Периодическая система!
- Ну ты хватил! Где на голову больная деваха, и где великий химик!
- Так ведь и Менделеев был не единственным «ловцом снов». Я тут кое-где порылся… Могу назвать тебе ещё несколько открытий, сделанных во время сновидений. К примеру, великий французский математик и физик Рене Декарт именно таким образом основал аналитическую геометрию и алгебру. Не менее великий датский физик-теоретик Нильс Бор - про автора квантовой механики ты, думаю, слышала - тоже, почивая, нашёл планетарную модель атома. И даже Эйнштейн высмотрел свою теорию относительности в сладких снах. Немец Август Кекуле, задремав, увидел основу органической химии - структуру бензольного кольца. И даже предприимчивые американцы отметились: Элиас Хоу таким образом понял основной принцип работы швейной машинки. Отличился австрийский фармаколог Отто Лёви, записавший виденный во сне химический принцип передачи нервного импульса к сердцу. Тем же макаром канадцем Фредериком Бантигом был придуман инсулин, лекарство от диабета. Американец Томас Эдисон, британец Альфред Уоллес, француз Пуанкаре – это тоже имена известных людей, нашедших разрешение своих мыслей в сновидениях. Понятно, что учёных и инженеров, к которым приходило озарение во сне, куда больше. О художниках, писателях, философах я и не говорю: многие их идеи рождались на основе восприятия сна.
Ты об этом никогда не задумывалась? Так литературы по данному вопросу тьма тьмущая, есть интерес – изучай сама. Что же касается нашего случая, то почему, скажи на милость, для историков не годятся а-ля сновидения нашей Ариши, случившиеся под медицинским наркозом?
Закончив эту длинную тираду, Гриня приустал. А так как сигареты были от него спрятаны, Беленький потянулся к воде, жадно вылакав целый стакан. Соня терпеливо ожидала продолжения спича. Отдышавшись, Беленький действительно поскакал дальше:
- А вдруг нам удастся во время вторичного захода повторить попадание в древние века?.. Тогда твой отчёт запахнет не только жирной галочкой... Тогда ты, госпожа Феофанова, станешь автором сенсации и, возможно, всемирно прославишься! Ведь пока никому не доводилось по собственному хотению инициировать появление хрономиражей - или как там назвать Аришкины видения…
Тут Соня, хохоча, закрыла лицо руками. Вот врун-то, вот болтун!.. Но Гриня давно привык к такой реакции коллеги:
- Ну и зря смеёшьсея! Хочу напомнить о случае из практики одного известного тебе научного института. Именно там во время начальных опытов по применению электростимуляции неожиданно выяснилась интересная штука. Разряды действовали не только на симптомы болезни. Они, оказывается, вызывали ещё и сильные эмоциональные, а порой и сексуальные переживания – совсем как с нашей бедной Лидкой. Экспериментаторы были железно уверены, что в местах приложения тока никаких эмоциогенных зон быть не может. Оказалось, они там присутствовали! Так было научно доказано, что микрозоны мозга многогранны, или, как пишется в наших рефератах - полифункциональны. То есть одни и те же крохотные участочки серого вещества обеспечивают разные проявления человеческой жизни! Но самое интересное, что участки эти находятся не только в коре или подкорке – то есть там, где мы предполагаем. Они есть во всех практически структурах мозга – там, сям, везде. Так почему, скажи на милость, в репе нашей Арины не может оказаться какой-то – и, возможно, даже не единственной - точки, одновременно отвечающей, скажем, и за болезненные эпилептические отклонения, и за информацию об исторической памяти других поколений, прошлых, а, возможно, даже будущих? Как знать нам, естествоиспытателям, наощупь бредущими по лабиринтам человеческого органа сознания, какую именно точку мы задействовали, вводя электроды?..
Услышав эту мысль, Соня вдруг подумала, что Ариша стопроцентно права: в лабиринты головного мозга надо заползать, имея перед собой хотя бы какой-никакой атлас. Сегодня же нужно откопать работы ушлых американцев!
…Григорий Петрович был давний сподвижник Сони в медицинской практике. К тому же весь персонал клиники непреложно считал их любовниками, или же вовсе гражданскими супругами. Ни тот, ни другая не находили нужным разуверять в этом коллег, и те радостно упивались всё новыми и новыми сплетнями. Но мало кто подозревал истинный характер отношений обсуждаемой парочки.
На самом деле всё было совсем не так. Феофанова на дух не переносила большинство мужичков. В силу её великолепных внешних данных и согласно генокоду человеческих самцов, почти каждый мужчина неизбежно начинал на неё охоту. Из-за этого у Сони стал вырабатываться комплекс возбуждающей всех подряд красотки, хотя она уже неприлично долго ходила в статусе вековухи.
Беленький, как и прочие особи мужского пола, тоже с первой минуты знакомства запал на Сонечку Феофанову, глубоко и бесповоротно. Случилось это ещё в юности, когда после института обоих молодых врачей направили на работу в один и тот же районный стационар. Однако в отличие от многих, Гриня так же сразу понял: обольстить эту необычную девушку не так-то просто, а уж ему, некрасивому мосластому очкарику - скорее всего невозможно. Придя к такому умозаключению, навек очарованный нейрохирург оставил в отношении Сони даже малейшие сексуальные поползновения и сделался для неё просто хорошим товарищем. Соня знала, что рядом с ней находится безнадёжно влюблённое существо. Но знала она и то, что под рукой всегда имеется крепкое плечо – мужское, между прочим – умного, знающего и скромного друга. Она не рисовала с Грини подобие брата, которого не имела, но её вполне устраивало ненавязчивое рыцарство мужчины, полного ожидания и готового в любой момент предложить ей руку и сердце. И ей даже наравилась игра, предложенная Беленьким. Его же питала надежда, что когда-нибудь характер этой целомудренной связи изменится… А пока двум толковым людям, увлечённым общим делом, было уютно и надёжно друг с другом и без напророченной сплетниками семейственности.
Такая здесь крутилась романтика...
Оттого-то к консилиуму по решению весьма непростой задачи Феофанова привлекла не абы кого, а самого объективного своего советчика - Гриню. Этот ни юлить, ни привирать не станет. Григорий Петрович, как никто другой, постарается шире и честнее представить перед доктором Соней свои думки о разных возможных исходах ситуации, по которой им предстояло принять решение.
Беленький как обычно наставил кучу вопросов. Одни из них волновали Соню уже давно, другие были для неё внове, родили наплыв неожиданных идей, заставили глубоко задуматься. Заметив это, разошедшийся в полемике Гриня закруглился, наконец, конкретикой:
- В общем, давай на завтра-послезавтра готовить операционную. Люлей, конечно, получим со всех сторон. Не могу и представить, чем всё может кончиться. Ну да кто не рискует, тот – сама знаешь что!
Не ответив ни да, ни нет, Феофанова свернула разговор, переведя его на другую тему:
- Ладно, время на додумки у меня ещё есть. Всё обскажу Арише завтра поутру… А пока пойдём, Григорий Петрович, в мою каморку, что ли. Отдохнём, трохи чайком пробавимся. Заодно и поговорим кой о чём. Я вот что давненько хотела тебя спросить…
О чём могут беседовать а досуге два упёртых специалиста по человеческим мозгам?
…Пока я, потеряв покой, пыталась упасть в сон на комковатой больничной подушке, Соня с Беленьким склонились к монитору компа. У нас не Штаты, интернет еле ворочается, выуживание каждого файла даётся с трудом. И всё же часа через три им удалось скачать на диск цифровой атлас мозга человека: ту вожделенную информацию о разработках Института Аллена. С его помощью наши районные экспериментаторы собирались нащупать точку в моей голове, дающую, по из разумению, вход в межвековой портал. На Сонино счастье, Григорий Петрович уже знал о работах мудрецов из Сиэтла и сам готовился познакомиться с ними поближе.
Не дотерпев до утра, Соня поздно ввечеру всё же заглянула ко мне в обрыдлую палату с объявлением участи больной Арины Скок. Я своего добилась! Хотя и скрепя сердце, мучители мои согласилась на повторную атаку! Ещё пара деньков – и моя бестелесная сущность снова водрузится среди давно ушедших в небытие людей и событий.
Водрузится, если эти два баламута вычислят среди мириад нейронов, составляющих мою нейросферу - подкорку, полушария, извилины, и черт-те что ещё - ту невообразимо малую пылинку, что станет мне пропуском в IY век новой эры. Дай Господь им не промахнуться!
Получив благую весть, я успокоилась и неожиданно для себя ударилась в сон –стала перевыполнять Сонину команду отдыхать. От заката до рассвета храпела ночью, часа два давила подушку после обеда, и часок прихватывала вечером. Врачи такой ненормальности не препятствовали: спокойная нервная система есть лучший помощник в выздоровлении мозга.
На отделении тем временем кипятком закипала подготовка к повторной атаке на мою болячку. Феофанова, как начальник воинского штаба перед наступлением, вцепилась в трубку телефона: отдавала распоряжения специалистам и службам их с Гриней объединённого нейрофизиохирургического фронта. Врачи и сёстры бегали, скакали, носились по коридорам, как наскипидаренные. В палату парой тихо зашли Реснянская со Стрелковой, пряча заплаканные глаза. Глупые, они и представить не могли, в какое путешествие я вот-вот отправлюсь. Наконец, меня, расправившую едва было не обломанные крылья, приготовили к отправке на стол.
В операционной всё шло как прежде. Только на этот раз Соня, по моему понятию, ковырялась в мозгах более аккуратно, электроды нашли себе место намного легче. Во всяком случае, мой теперешний переход в историческую древность можно было считать мягкой посадкой. По возвращении надо не забыть поблагодарить своих отчаянных докторов за хорошую работу.
…Сверкающая пасть трубы хотя и маячила вдалеке, но больше не старалась меня заглотить. Под бархатное пение сфер я плавно переместилась туда, откуда убыла.
В Археймаре всё оставалось таким, как в момент моего перехода сквозь столетия. Словно за время недельного отсутствия здесь прошло не больше минуты. То же полуденное солнце, та же поляна и гордо закинутая голова юной красавицы. Безобразный дед возится в кресле, а принц о чём-то его отчаянно умоляет. Только не слышно звуков, всё происходит в полной тишине. Мой слух почему-то отключён.
А, вот и звук появился! Видать, Сонины ручки подправили золотые волоски щупов. Моё «второе пришествие» началось!
Часть YI.
Глава 1
На поляне в основном собрались люди военные, да и те по долгу ратников. Вокруг места казни сумрачно топтались облачённые в кольчуги и латы сумрачные рыцари, да выглядывали из повозок разряженные Бог знает в какие петушиные одежды придворные чиновники. Большинство обычных жителей Археймара не пожелали любоваться на придуманную конугом забаву. Несмотря на бытующее среди готов пристрастие к кровавым развлечениям, на этот раз ремесленников и домохозяек не тянуло к загородному полю. Женщины взялись за кухонные дела, накрепко пришпилив к юбкам даже подросших ребятишек, а мастеровые вернулись к отложенным на время королевской свадьбы горнам и молоткам. Смертоубийством пусть себе бездельная знать развлекается, а у простого люда есть дела и поважнее…
Грейтунги не видели, как первой приготовилась к уходу на небеса русколанка. Заметив приближающихся скакунов, Лыбедь стала молитвенно кланяться на закат уже краснеющего светила, потом торжественно, хотя и скорбно, прошествовала к центру большой поляны. Шла свободно: спутывать королеву не стали. Куда денется среди вооружённой толпы этакая тростинка? Однако кое-кто подумывал, не пустит ли княжна в ход для своего освобождения волховские чары. О её колдовстве судачили на всех углах Археймара. Но ни о чём таком коронованная супруга готского конуга, видимо, не помышляла. Всё вокруг неё было спокойно, изумруд вешних трав волнами окатывал подол того же, что и днём, злато-серебряного одеяния новобрачной.
Вдалеке раздался посвист бичей, конское ржание, лай собак и гиканье пастухов, гнавших большой табун к знакомому выпасу. Шеи зрителей сами собой вытянулись, чтобы не пропустить ни секунды жестокого зрелища. Из-за бугра в клубах поднятой пыли вылетела стоголовая лошадиная лавина, и, подгоняемая гортанными криками, устремилась прямо на стоящую среди поля фигурку. Морды передних лошадей уже были перед самым лицом недвижной русколанки. Вот-вот вожак собьёт девушку широкой грудью, повалит наземь, под острыми копытами захрустят нежные косточки... Но лошадиный поток, будто не заметив возникшего на пути человека, омыл княжну с боков, и она скрылась от любопытных глаз в пыльном облаке.
…С тоской глядя на изуверскую казнь, я вспомнила, что девять веков спустя таким же способом отправился на небо Великий Могол. Почти таким. Умер он своей смертью, а вот погребальный курган скрыли как раз под копытами десятков тысяч скакунов – чтобы никому невозможно было найти его и разграбить. Так гласит одна из легенд, не раскрытая ещё и в XXI веке.
Поговаривают, правда, что Тэмуджина упокоили по-другому: в глубокой 20-метровой усыпальнице под Селенгой. Построили на реке плотину, отвели воду, погребли тело, а затем плотину убрали. Убрали и всех, кто видел это хотя бы краешком глаза. Ищи теперь кости владыки под бурным потоком!
Есть и другие версии захоронения останков Чингисхана. Грабители и учёные разных стран по сей день старательно проверяют разные древние мифы, изрыв всю Монголию, пока власти страны не запретили любые поиски. На официальных изысканиях до времени поставлен крест…
… Когда табун поравнялся с россомонской девой, взгляды устремились на землю. Зрители во главе с Германарехом старались не пропустить мгновения, когда изменница превратится в кровавый прах. Но в столбе пыли над полёглой травой ничего невозможно было разглядеть. Алево подал новую команду, коноводы ловко развернули коней. Сотни копыт снова прошлись по тому же пятачку, где только что виднелась стройная фигурка Лыбеди. Потом ещё раз, ещё… Табунщики гоняли и гоняли животных, пока те не покрылись хлопьями пены, а на лугу не осталось ни единой былинки.
Рандвер, не способный дальше смотреть на расправу, возносил молитвы Господу. Он один и заметил, как от пыльного столба, висящего над косяком коней, отделилось небольшое светлое облачко. Оно поднялось ввысь и будто застыло над Археймаром в темнеющем аквамарине весеннего неба…
Следа тела поверженной гордячки - не было!!! Никто так и не понял, что сталось с девушкой. Кровавое развлечение было спутано. Раздосадованный Германарех велел ярлу глянуть, что всё же осталось от непокорной девки. Трясущийся Бикки, в ужасе приковылявший к месту, где стояла Лыбедь, увидел лишь нетронутый клочок молодого ковыля, каким-то непостижимым образом уцелевший во время бешеного месива. Совсем одичалый конуг топал ногами и требовал, чтобы табун ещё гоняли по этому клочку, но трава по-прежнему вставала и зеленела посреди черноты поля.
Ну ничего, с сынком-то народ получит своё!
Великий правитель уже оправился от минутной слабости, бросившей его в объятья нечестивца. Не было больше любимого мальчика, красы и гордости войска грейтунгов. Перед ним стоял государственный преступник, посягнувший на имущество самого короля. Конуг дал приказ взяться за принца.
Для смертной потехи всё устроили споро. Что-что, а толк в подготовке висельников наши дальние предки хорошо знали! Наследника подвели к старому раскидистому дубу, стянули богатые доспехи, оставили только длиннополую рубаху, какие солдаты надевают под кольчугу. Руки связали за спиной, шею обвили петлёй с крепким узлом. Здесь же гарцевал конь, готовый унести хозяина в иные миры…
По древнему обычаю, пришедшему ещё из Скандзы, врагов готов казнили без особых изысков. Изламывали над их головами луки со стрелами, мечи, копья, или другое принадлежащее им оружие, и вешали вмести с обломками на самых высоких деревьях. По всей стране болтались зловонные трупы - напоминание о величии Готии.
Человека военного, такая же участь ожидала и принца. К ногам Германареха бросили богато украшенное оружие и амуницию, которое не раз приносило славу и самому наследнику, и всей державе его отца. При взгляде на груду этого золоченого арсенала Алево крякнул: грех был портить такое воинское добро. Но конуг щурился грозно, и командир знал, что, не выполни он приказа в точности, сам будет болтаться рядом с приговорённым. Пришлось его людям проводить весь ритуал полностью.
Рандвер, казалось, не замечал творимого с ним бесчинства. Всё время, пока вчерашние боевые товарищи крушили гору его доспехов, юноша неотрывно глядел в вечереющее небо. Многие пытались проследить за его взглядом, но не увидели в вышине ничего, кроме маленькой заблудшей тучки, предвестника чёрного грозового фронта, уже надвигавшегося со стороны Кавказа.
Наконец, с оружием было покончено, пришел черёд других дел. Но когда высокую сильную шею обняла грубая петля, стариковские нервы не выдержали. Лишаться единственного дитя из-за какой-то девки– это было слишком даже для него. Он привстал со своего сиденья, снова протянул к принцу руки – и вдруг без чувств грохнулся оземь. Подскочили знахари со снадобьями и притирками, кое-как привели конуга в чувство. Рандвера пока оставили в покое. Но, едва открыв глаза, старик взялся за прежнее - будто боялся не успеть завершить до окончания земной жизни самой большой своей подлости. Германарех снова обернулся к сыну:
- В последний раз предлагаю - покайся! Отрекись от моей супруги!
Жаль было мальчишке родителя… Но принц - совсем так же, как недавно Лыбедь – поглядел надменно, тряхнул размётанными по плечам кудрями:
- Пусть герцог Биргер, пусть твой подлый советник кается – ему больше пристало, да и есть в чём. А я иду вслед за своей любовью. Не тяни же, вели начинать!
Посеревший конуг махнул ярлу рукой...
Бессмысленные казни самых близких людей закончились для Германареха плохо - он сильно захворал. Полумёртвый, недели три отлёживался в драном походном шатре на драгоценных леопардовых шкурах. Ближнее окружение и не чаяло, что столетняя развалина поправится. Слуги начали потихоньку делать приготовления к похоронам. Епископ присмотрел на высоком песчаном холме чистое место для большой могилы. Была заготовлена утварь, подобраны доспехи и украшения, необходимые для сопровождения в мир иной такого знатного человека. Учитывая древние поверья о духах подземного мира, народ перестал называть вождя по имени, а больше думал и говорил о нем «тот», «тому».
Но король оказался крепок, закалённое битвами тело выкарабкалось из смертельных пут. В конце цветущего мая он тенью покинул своё убежище.
И сразу же стал готовиться к новому походу. Как змея копит яд, выслеживая добычу, так и душа дряхлого полководца непрестанно лелеяла козни против соседских племён. Ни днём, ни ночью не мог забыть великий правитель, как принародно насмеялись над ним единокровный сын и венчаная супруга. Содеянной расправы ему казалось мало. Конуг решил, что за оскорбление, нанесённое сестрой Буса Белояра, поплатится вся Русколань. Ответит ему богатыми землями, сильными рабами и самыми красивыми в подлунном мире невольницами, за которых в Керчи дают огромную плату!
Старый вояка приготовился двинуть полки на Кияр-Град. Едва он смог сидеть без посторонней помощи, как призвал своих присных: идём воевать антов с аланами. И вот уже кое-кто из придворных льстиво начал сравнивать конуга с великим Александром Македонским: славный вождь грейтунгов, подобно грозному покорителю Ойкумены, замыслил подмять под себя весь близлежащий мир! Засидевшимся воям велено было оставить кумысные попойки, обжорство и забавы с бабами, а ладить боевые доспехи и конскую упряжь. В середине июня рога протрубили дружинам выступление.
В то время, как Готия строилась в полки, весть об ужасной гибели Лыбеди ещё не дошла до Буса. В Киеве Антском многие знали о случившемся в Археймаре. Но одни не верили в вероломство дружественного соседа-зятя и считали донесения из Готии пустыми россказнями. Другие боялись лишиться головы, кладя к ногам Белояра такую новость. Страшные подробности устроенной Германарехом мясорубки пришли в княжий терем через Ярославну-Эвлисию, которая с причитаниями сообщила о бесчинствах соседнего правителя.
Горячего князя охватила безудержная ярость. Он и вправду готов был растерзать гонцов, принесших мерзкие вести. Не мог поверить в чудовищное коварство конуга, а более всего в то, что никогда уже не увидит своей любезной сестрицы. Хозяин стольного Кияр-Града винил себя за то, что не сумел распознать в предводителе германцев столь кровожадного упыря. Бус горевал долго и отчаянно. Кам Златогор с большим трудом утихомирил его, лишь пустив в ход свои чудодейственные премудрости.
Бус Белояр предавался горести и клялся отомстить нечестивому старикашке, ещё не осознавая, что одна беда ведёт к порогу Русколани другую. Со стороны припонтийских степей нарастал топот конницы Готского союза, приближаясь к кавказскому Семигорью. Пора было сменить бешенство на холодную бойцовскую ярость, точить оружие и седлать коней. Опомнившийся князь бросил клич покорным его руке племенам, призывая готовиться к защите отчей земли.
Но тут не всё оказалось ладно. В очередной раз не сойдясь с Бусом в каких-то мелочах, горные аланы подались в свои теснины, и часть границы обширного края оказалась без должного караула. Искушённые в бою россомоны смогли выставить оборону на узких тропах и возле речных перекатов. Но вихрь грейтунгов смёл неприкрытые войском равнинные селения пахарей и скотоводов. Правда, аланские братья очень быстро одумались и поспешили на подмогу, но обидчики успели разграбить многие богатые степные земли, а оставшихся в живых обитателей - утащить на невольничьи рынки.
Набег готов, больше напоминавший разбойничье бесчинство, был, к счастью, недолгим. Полки Германареха не годились для упорной войны на подступах к грозной Алатырь-горе. Да и не собирался конуг всерьёз осаждать государство Буса. Так, посчитаться за измену сестрицы. Но всё же урон Русколанскому союзу был нанесён заметный.
Конуг уже поворачивал восвояси, когда из селища пришла весть, что в отсутствие армии на Археймар навалились дикие гунны, давние его недруги. Набеги беспощадных полчищ этих невесть откуда взявшихся всадников беспокоили готов всё нахальнее. Забыв о грабежах, дружина Германареха во весь опор помчалась к своим мазанкам.
Не знал, не ведал скандинавский выползень, что вскормленные великими горами люди просто так обид не прощают, не отдают жизни своих сынов идочерей на милость первого же налётчика. Поэтому месяц спустя после военной вылазки к Сар-Граду правитель Готии с удивлением услышал донесение прискакавшего со стороны Кавказа запалённого гонца. Все соседствующие россомонские и горские народы, а также многочисленные братские Русколани словене готовятся к военному отмщению на землях грейтунгов. Доселе миролюбивые - с тех пор, как конуг пил с князем Бусом вино за дружбу – русы выступили против него с неожиданным остервенением.
Вождю бы сейчас присмиреть, не петушиться. Привязчивая немочь постоянно давала себя знать. Из последней стычки с гуннами Германарех вернулся совсем обессилившим. А ему, словно молодому сабельщику, всё неймётся лезть в драку: конуг опять шлёт лазутчиков в Кияр Антский. Пусть хорошенько разузнают, что мыслит князь и какие силы может двинуть на вчерашнего зятя. Проницательный вождь несметных южных полков был уверен, что причиной встречного похода стала казнь неверной Лыбеди, знатной девки рода Бусова.
Не надо, ох не надо было устраивать этой показательной забавы! – не переставал корить себя державный старец. Буйство его перегорело, оставив душный пепел досады. После свадьбы удавил бы потихоньку жену-изменницу и объявил, что скончалась от неизвестной болезни. Мало ли жён отправил он таким образом к праотцам! Так нет же, захотелось принародной кровавой платы за попрание своей униженной королевской и мужской чести! А чего добился? Чёртова волхва только посмеялась над ним. Сначала сама придумала себе способ кончины, а потом на глазах у всех бесследно исчезла с места казни. Куда она на самом деле пропала, для Германареха так и осталось загадкой, которую не могли распутать даже придворные провидцы. В народе же сложилась сказка, будто бы обречённая им на муку дева не была затоптана табунами, а по велению Господа обрела крылья, выскользнула из-под копыт и взметнулась в небеса. Не случайно по своей ведической вере была Лыбедь посвящена какой-то их Матери Сва, непонятной божественной птице…
А сына он потерял и вовсе бездарно. С зачумлённой головой под горячую руку в жертву Вотану был принесён любимейший из его отпрысков, завтрашний наследник Готии и её лучший воин. Германарех и рад бы помиловать запутавшегося парня. Но как тут помилуешь, если тот сам рвался в петлю вослед за колдовкой Сванхильдой?
Эти мысли неотступно терзали старика, их не прогоняла ни болезнь, ни война.
…Я прекрасно понимала незадачи столетнего сластолюбца. Показательной казни не получилось, россомонская кудесница опять обвела конуга вокруг пальца, даже в смерти став выше своего мучителя. Пошли прахом надежды основателя Готского Союза на продолжение великих дел. Он совсем остарел, нового наследника уже не родить и не взрастить…
Весь Археймар притих и закручинился. А потом в столице пошёл слух, будто ни с того, ни с сего стали исчезать люди. Да не абы кто, а персоны высшего придворного ранга. Каким-то неясным образом утонул в болоте ненавистный всей Готии советник Бикки. Потом полная яда дочь его Зельда до смертных колик опилась на поминках овсяного киселя. Сгинул с глаз командир Алево, переметнулся с большим отрядом отборных гридей к своим родичам герулам. Совсем одряхлевший конуг сидел под своей пыльной сенью одиноким сычом, слова доброго ни от кого не слыша!
А на носу опять стояла злая война!
Глава 2
Между тем, слухи с русколанской стороны приходили тревожные. Бусово семейство решительно ополчилось против Германареха, лазутчики в одну дуду дудели, что кияр-градским царственным братьям нужны не земли и богатства готов, а голова их вождя. Значит, с замирением ничего не выйдет. Не ко времени затеял великий воитель эту свару - слаб он нынче воевать! Да и послать с войском некого, ни Рандвера, ни верного Алево больше нет рядом. Сиро правит старик своей огромной империей, и нет поблизости надёжного плеча. Сам натворил дел, сам теперь кашу и расхлёбывай! Придётся, видно, его людям оставить любезные прохладные леса и озёра по Борисфену и вывести полки в припонтийские ковыли.
…Там, в полыхающей весенними маками степи, и стакнулись орды германцев со щетиной россомонских копий. Впереди своих несметных дружин гарцевал старик-конуг на огненно-рыжем высоконогом коне. Прочистив горло, он, как в молодости, подал команду к атаке, от оглушительного рёва лошади вздыбились. Поднял над головой длинный меч, выкованный ещё во времена Скандзы, и направил вперёд готских латников. Армия верила в особую божественную силу старинного оружия, и ринулись на врага с неустрашимостью привычных к убийству извергов. Металл зазвенел будто в десятке кузниц, крики, стоны и брань чёрной тучей поднялись над алой степью.
Если бы когда-нибудь прежде Германареху сказали, что его войско, наполовину собранное из хорошо выученных платных римских легионеров, даст заячьего стрекача от нестройных Белояровых рядов, он за этакий навет немедля велел бы вздёрнуть болтуна на первом же суку. Куда там жалким руссам, кое-как прикрытым воловьими кожами, лезть против наёмников в железной броне, кованной римскими рабами-умельцами! Разве эти убогие с колами-роженями могут противостоять калёным копьям и дротикам его наймитов!
Так самодовольно рассуждал Германарех, не замечая, что его нанятые балябы уже дрогнули под бешеным напором буй-тур-руссов. Прогнулись непобедимые ряды, а там и побежали, закрываясь от россомонов своими расписными щитами. Сражение выиграли не железо со стрелами, а дух воев!
Чего же было ждать от готских воев с их настроем? Они шли в бой с единственным желанием надменно припугнуть соседских слабаков и добычи побольше захапать - так, как было в недавнем набеге. Никто не брал в расчёт, что народ Буса Белояра, едва сдерживая ретивых долгоногих коней, шёл сражаться за честь своего края и подло отнятую жизнь дочери рода Дажень-яра, любимой княжны, почитаемой во всей Русколани девой святой. За святыни отчего племени сражались ряды россомонов и антов! И рядом с вождём Русколанского союза скакал не лживый, пресыщенный кровью, глухой к людским страданиям бесстыжий наёмник-римлянин, а посвящённый в глубины мудрости великий кудесник Злат-кам. Полки русколанские кипели святой яростью, погасить которую было не под силу охочим до чужого добра готским убийцам. Потому-то, видно, оказались мечи и копья русов не менее прочны, чем у грейтунгов. Да и владела ими Бусова рать искусно. Разодетые в богатые кирасы легионеры, словно шли они не на смертный бой, а на праздничный парад на Виа дей Фори Империали в Риме, тут же начали пятиться.
В один из моментов сражения царственные братья, бившиеся наравне с любым своим дружинником, оттеснили к реке замешкавшуюся стражу конуга. Как? Эти язычники смеют приближаться к самому великому воителю Севера? Взъярившийся Германарех развернулся и помчался навстречу Бусу. Сейчас он укажет бывшему тестю, где его истинное место! Грейтунг приблизился к князю русских родов почти вплотную. Быть поединку? Правитель Великой Готии чувствовал давно забытый прилив сил, в пылу сражения старческие немочи его отпустили. Он потуже надвинул на голову двурогий железный шлем, перекинул с руки на руку свой исполинский меч, и приготовился к схватке. Туго бы пришлось божественному автору Провещания против такого опытного воина, даром что тому исполнилось 100 лет. Но тут старого вояку отвлёк громкий стон, странный и пугающий, будто звук из потусторонних далей…
…В этот отчаянный момент битвы и Белояр, и Златогор, и даже я могли бы поклясться: с высоты небес призывно взывала ушедшая в мир иной Лыбедь-Сванхильда, венчанная королева готов. Княжна звала своё племя к отмщению!..
От небесного этого гласа конь вождя Готии в страхе приостановился. Всего на миг замедлился скок рыжего жеребца. Этого хватило, чтобы острое жало Бусова копья отыскало на груди врага щель между железных пластин - и ушло под рёбра, пропоров кольчугу.
Конуг раны сразу не почуял, продолжал сидеть в седле. Гикнув, он ударил в бока лошади тяжёлыми сапогами с металлическими оковками, и снова было ринулся на князя. Но от испуга и боли дюжий конь понёс так, что глубоко засевшее копьё с мясом вырвалось из тела. Рыжий остановил бег далеко от побоища, когда седока на нём уже не было. Столетний владыка Готского союза давно свалился на землю и распластался без чувств среди кроваво-красных маков. Из страшной раны на боку цевкой била кровь - под цвет безмятежно качающимся вокруг цветочным головкам.
Благодаря коню, умчавшему хозяина в степь, конуг не был растоптан в мешанине сражения. Слава Вотану, после боя на него случайно наткнулись уцелевшие ратники поверженного войска грейтунгов. На тряской обозной телеге владыку повезли в стольное селище, где через несколько дней горячки, не приходя в себя, грозный завоеватель отправился на встречу с любезным его душе богом войны. Как, почему не знавший поражений всесильный покоритель Меотиды позволил врагу сокрушить себя – осталось для готских дружин тайной.
Всесильного правителя схоронили поодаль от Археймара, на том самом холме, загодя присмотренном Ульфилой. Телегу с богато обмотанными останками, кроме уличных зевак, провожали несколько конных воинов. Положенную на похоронах погребальную ладью мостить не стали – несмотря на тайные поклонения Вотану, конуг всё же был крещёным. Но, уступая древним бытованиям, пришедшим к готам из Скандзы, епископ разрешил сжечь тело, хотя не в лодке, а на обычном костре. Потом прах всё же упокоили в земле, в глубокой могиле, вместе с оружием и черепками. Засыпали одинокую яму, подняли над ней плоский холм с крестом (епископ настоял!). Пару старых наложниц-прислужниц в угоду языческим традициям приканчивать не стали, их разобрали по себе наиболее шустрые стражники. Разбежавшихся в страхе прочих слуг и вовсе не нашли. И некому было проследить за соблюдением должных старинных почестей тризны, некому пролить слезу над почерневшим сморщенным телом... В загробные дали конуга сопроводил лишь заколотый живодёром рыжий скакун, вынесший хозяина с поля проигранной битвы. На том и закончилось царствование Германареха, создателя великого Готского Союза.
Отбыв после погребения положенные сроки траура, ближняя знать из окружения Германареха собралась на совет и задумалась. Кому теперь отойдёт обширнейший Готский союз?
Наследников, годных в новые правители, у почившего не было. Последний его сын, опора и надежда государства, был недавно казнён собственной рукой конуга. О других претендентах на престол речь никогда не заходила - при жизни вождя подобные разговоры были небезопасны, так как могли прослыть изменой. Теперь по смерти правителя созданная им огромная империя осталась без твердой руки. В мире нескончаемых переделов царств это предвещало кровавую борьбу за место владыки Готии.
Как случалось в те времена, герцоги решили, что нового конуга правильнее всего искать среди своих, то есть между них самих. Завязалась пока мирная, но жестокая свара. Каждый старался доказать, что именно он годится для великого трона. А попутно собирал послушных ему ратников, спешно прикупал воев в соседних странах. Над Археймаром повисла гроза кровавых междуусобных драчек.
Однако почтенные ярлы точили ножи напрасно. На жирный кусок и без них в любой момент могла найтись алчная пасть. Так оно и вышло. Среди ближних к готам северных племён вдруг объявился коронованный вождь, гораздый подхватить жезл оставшейся без хозяина власти. Своё право наследования завоеваний Германареха заявил некий молодой преемник из германкой ветви балтских готов. Им оказался принц старинного рода Амалов. Всеведущие балтские кудесники божились, что дед явившегося в Готию молодца и дед великого Германареха были родными братьями. Кроме того, говорили, что в материнской ветви претендента на богатый трон имелись и славяно-венедские начала, отчего он носил имя Венда, или Витимира. У многих кметей пришедшей с ним дружины тоже были имена не Скандзы, а славянские: Вандаларий, Велимир, Видимир…Что не мешало ни вождю, ни его приспешникам исповедовать свирепый скандинавский дух.
Более внятных доказательств родства с грейтунгами новоявленный наследник не представил, да в те времена этого особо и не требовалось, споры чаще всего решали меч и копьё.
Молодой, смелый, честолюбивый и безжалостный, этот внучок в одночасье ухватил власть над Готским союзом так, как хватают под уздцы шалого жеребца. Не имея ничего противопоставить балтскому принцу, готы подчинились этой наглости, обещав стать такими же верноподданными новому конугу, какими были для великого старика. Не всё ли равно по чьему свистку крушить в битвах врагов! Лишь бы походы под новой десницей были прибыльны.
И впрямь: грейтунги, веками жившие войной и приунывшие было от вида щенячества нового повелителя, скоро почуяли в нём куда более крепкого вождя, чем в последнее время был совсем остаревший Германарех. Сила прежнего конуга крепилась давно увядшей памятью о славных походах, о подзабытых удачах и победах. Мальчишка Амал предпочитал старое не поминать, зато любил говорить о неизменных успехах, ждущих впереди.
Впрочем, Амал Венд не только разглагольствовал. Первое, что он по наущению ярлов задумал – вернуть в свои владения земли, отошедшие россомонам после недавней победы над Германарехом. Через полгода после воцарения балта рати грейтунгов снова подступились к Кияр-Граду. Но когда навстречу им во всем своём грозном вооружении выступила дружина русов, готские ряды, памятуя о жестоком разгроме, недавно учинённом Бусом Белояром, дрогнули и побежали. Взбешённый военачальник не смог остановить своих шмыгнувших в дубравы конников.
Но недаром в молодом конуге кипела кровь удачливых предшественников. Отставлять грёзы о покорения Русколанского союза Амал и не думал. Примерно наказав десятка полтора трусов, принц основательно занялся войском. Таких учений в Археймаре ещё не видели. Со стороны армейских шатров днями и ночами слышался яростный рёв и лязг стали. Солдаты почти не покидали поляны, где шло обучение новым приемам копейных и кавалерийских атак. Новый конуг потратил немало времени и средств, но добился примерной выучки готских полков.
К весне следующего за казнью влюблённой пары года балт почувствовал, что пора его настала. Дружина была вымуштрована лучше любого из легендарных легионов Цезаря, и готова к битве с дикими кавказцами. Готия снова становилась великой. Не дав семьям воев даже закончить с посевами, Амал опять двинулся на Кияр-Град.
…Я снова видела, как маки расправили притоптанные копытами розетки лепестков, потянулись к жаркому солнцу алыми цветочными головками. Потревожившие безмятежность степи чужаки скрылись, оставив после себя горы мёртвых тел, выжженные рощи и безмолвные дымящиеся головёшки на месте недавних хуторов. Вдоль их дороги лежали тела стариков и детишек, не перенёсших бега на прикрученных к сёдлам арканах. Сыны благословенной Русколани в последний раз обошли напитанное кровью поле, подобрали брошенное врагами оружие. Бережно погрузили на телеги раненых и павших. Их путь-дорога лежала к своим исконным землям, жестоко попранным врагом. И хотя Бусова рать на этот раз снова взяла верх в схватке с неуёмными готами, назвать это победой было трудно. Уж слишком великими вышли потери с обоих сторон, чересчур зыбким казалось наступившее спокойствие.
Теперь по священному обычаю предков на высоком яру Танаиса зазвенела богатая тризна. Павших ратников предали огню, прах развеяли над отчими полями. Тела самых знатных и отличившихся героев сожгли в высокогрудой лодье, прах упокоили в кургане – насыпи из земли, нанесённой дружинниками в своих шлемах. Боевые товарищи заняли места у подножия рукотворного холма, пустив по кругу братину с хмельной сурьёй. Уцелевшие после сечи дружинники пели и плакали, сердцем поминая тех, кто своими жизнями добыл победу над готами. Отчаянные буй-рус-туры - анты, аланы, братья-словене - горько пировали под гусельные переборы. Молодший княжич Боян, сын Бусов, со слезой исполнял свои напевы. Мальчишка наравне с остальными побивал, как мог, безжалостных недругов. Во время сражения он шёл стремянным у князя Словена, и рядом с воями союзного князя отражал накаты Амаловой мглы.
…Пел сар-градский гусельник, выводил рулады великий голос древности. Звонко разливался меж изумрудных холмов поминальный гимн в честь павших другов. Вместе с юным певцом скорбела и моя душа, всей глубиной принимала боль старинных потерь. Правильным казался обычай предков не стенать над могилами, а пировать и петь о героях, жизнь отдавших за родную землю. С той поры все племена Русколанского союза подхватили этот Боянов гимн, из поколения в поколение стали повторять его во время самых печальных торжеств. До нас эта песнь не докатилась. Но осталась память о юном Бояне, чудном певце побед русских. Постепенно и юноша состарился, даже ослеп, а дружинники всё звали на тризны великого соловья Русколани - услышать от седого гусляра проникновенную песнь во славу Родины и её защитников!
Покончили с трапезой, отпели хвалу героям - и разъехались к своим зеленеющим пашням, к застоявшимся на горных луговинах отарам. Жизнь в Русколанском союзе, остывая от жестокой войны, потекла своим чередом. По одолении могучих готов под руку Кияр-Града были взяты Таврида и Тамань. Бытие равнинных и горных племён пошло привычным чередом, пока не нагрянули на тучные земли Предкавказья бешеные кочевники-гунны.
Но это случилось позже.
А сейчас я, обратив свой виртуальный взор к жизни Готии, с горечью увидела: разбитый князьями руссов и антов принц не угомонился. Потери в битвах с Кияр-Градом, показались ему быстро восполнимы, и безусый конуг начал строить новые козни против рода Белоярова. В тёплом марте, в дни, когда на смену зиме шло ослепительное весеннее солнцестояние, Амал Венд по не до конца стаявшему снежку направил войско в сторону семи предкавказских холмов.
Глава 3
…Когда всё свершилось, бойцы грейтунгов кичливо бахвалились, будто дело решили их умение и смелость. То же самое объявил в Археймаре их предводитель. Но я-то видела, что на самом деле свою игру сыграли силы не только человеческого свойства. И пусть самонадеянный молодой конуг не желал признавать, что на этот раз вмешалась совсем иная, никому не подвластная воля, мудрые волхвы русичей хорошо знали, в чём были истинные причины побед одних и поражений других. Неумолимые языческие боги преградили путь мудрому Бусу, остановили царственного знатока вед кама Златогора!
Кипящий жаждой возмездия Амал выбрал на равнине близ Кияра Антского для наскока на Русколань самое нехорошее для неё время. Момент нападения на Бусовых воинов совпал с особыми днями, полными глубоким сакральным смыслом.
…Я, вглядываясь в жизнь своих древних предков, узнала некоторые истины их веры. Неоднократно пришлось слышать упоминания об одном чуднОм моменте, а теперь вот и увидеть его. По вероучению руссов наступал день, когда одно божество сменялось другим. На какие-то – совсем недолгие! – часы народ как бы оставался без своего небесного управления. Люди во главе с кудесниками духовно умирали. Хоронили усопших богов, и предавались всеобщей скорби. Воевать в это время никто не был способен.
Длилось уныние недолго. А потом боги воскресали и возвращались к антам, обновлённая жизнь продолжалась с новой силой. Смена божеств как переход от смерти старого к возрождению нового бытия обычно совпадала с весенним солнцестоянием. Согласно звёздному календарю, который оставил великий мудрец Бус, и передал потомкам пользуются вплоть до наших времён, наступал некий рубеж. В год моего «хрономиража», как называла всё это Соня, заканчивалась светлая эпоха Белояра (Овна), уступая место тёмным векам Рода (Рыб). Наступала непроглядная Ночь Сварога когда боги оставляли землю. По ведическому учению, власть над миром переходила к Чёрному богу, и никто из верных славянских язычников не должен был возносить небу своих молитв. Обращения к высшему божеству становились тщетны, окутавшая души мгла отгораживала Вышеня от человеческих молитв.
Раз так, то никто больше не чтил своего кумира, теряя надежду, что небеса дадут защиту от зла. Разгневанный народ жестоко распинали глуховго к нему небожителя, и он, бессильный, умирал. Ни ему, ни земным его поклонникам, помощи ждать было неоткуда.
Издревле руссы уверовали, что на одну-единственную ночь чёрные силы могут взять верх над их божествами. Вслед за уничтоженным кумиром весь народ и все его вожди вдруг ослабевали, покорялись любой приходившей извне напасти – болезням, непогоди, войне. Каждый год в часы перехода с 21 на 22 марта, в ночь проклятого небесами весеннего равноденствия, верные древней религии племена смиренно приготовлялись к самым тяжким испытаниям. Старинный жестокий обряд не велел противиться им.
И только когда ночь ужаса и сомнений отлетала прочь, жизнь тихо поворачивала на новый круг. Силы постепенно возвращались к потерявшему веру народу, он снова обращался к божественным устоям древности и, успокоенный, ждал, что распятый ими Вышень скоро восстанет, и начнётся вращение обновлённой жизни.
Вот и теперь защитники Кияр-Града и все полководцы во главе с Бусом Белояром в сакральную мартовскую ночь до самого рассвета предавались горю и печали, и не способны были ни к какому вооружённому сопротивлению.
Страшная для Русколани ночь!
С 21 на 22 марта племена русов Предкавказья вместе со своим царём Бусом и волшебником Златогором ждали, когда минует опасное времечко. Собравшись возле капищ, русколане не молились и готовы были покориться любому врагу. Но сизым крылом уже высветлил небо рассвет. Считаные мгновения оставались до того, как весёлый Ярило пробросит над впавшим в тоску миром первые несмелые солнечные стрелы… В этот -то миг над Кияром Антским и раздались устрашающие вопли чужеземных солдат. Из-за леса с рёвом вылетели конники, потрясая длинными пиками. Войско готов разметало стоящих на коленях руссов, когда они ещё не получили новых сил от небес и только готовились послать Вышеню первые горячие здравицы о воскрешении. Шалый принц из рода Амалов вклинился в толпы безоружных обращённых к небу людей, заполонивших места молитвы, и никто не дал отпора его воинам. Маг-разрушитель, страшный Чернобог в свои последние мгновения успел обрушить на руссов тёмную силу – с тоской понял пленённый Златогор.
…Амал Венд, сев на трон Германареха, посвятил себя не единственно оттачиванию мастерства армии. С великим тщанием учился рыцарь государственным делам, осваивал премудрости управления большим разнородным скопищем наций. Против его бедной маленькой родины Готский Союз казался исполином, который не без труда приходилось удерживать в пока ещё не слишком умелых руках.
Править державой, строптивой, как норовистый конь, оказалось непросто. В Великой Готии бесконечно возникали неприятности. То на дальней границах какое-нибудь племя принималось выяснять пустяковые несогласия с соседями. То вышедшие из повиновения молодого конуга союзники тянули с присылкой дани в общую казну. А то объявлялись предатели, и вовсе желавшие отложиться своими селищами от германских порядков и уйти в моря вольными разбойниками. Что ни день, то приходили какие-нибудь новости, и редко они несли радость. И это в то время, когда над страной грейтунгов черной тучей нависала настоящая большая опасность - чужеземное нашествие. Рубежи Готского Союза всё плотнее обкладывали вертлявые драчливые гунны. Правда, покуда лавиной прибывавшая рать степняков вела себя смирно, лишь изредка ради полона рабов и девок пощипывала малые приграничные народцы. Но нужно было не иметь ума, чтобы не распознать: в котле гуннского вождя Баламбера заваривается что-то большое. Этот воитель слыл знатным хитрецом, он сумел сблизить со своими дикими наездниками некоторых припонтийских вождей, и уже примеривался к Русколани.
Скрутит алчный гунн Русколань – так пусть его. А куда нацелит гуннского воевода копья своих всадников потом? Ведь среди россомонских полков станут гарцевать и отважные воины, вымуштрованные Бусом Белояром... Так не опередить ли этого дикого коновода и не напасть ли первым на славяно-аланские земли? – то и дело прикидывал Амал. Пожалуй, медлить не стоит, весна - самое подходящее для войны время.
Принц всё ещё размерял свои прикидки, когда к нему привели не по-готски наряженного человека. Оказался он дворовым служкой, обиженным одним князей руссов – дело меж богатых и бедных обычное. Но этот явился к соседскому правителю не за опекой. Узнав, что иноземец не прочь повоевать с Кияр-Градом, затаивший злобу холуй решил: самое время отомстить своему притеснителю. Он добрался до Археймара и выболтал Венду сокровенные тайны веры своего народа. В другое время конуг и слушать не стал бы о таких пустяках: пусть соседи молятся своим богам, как им заблагорассудится. Но сейчас слова предателя заставили его призадуматься. В них немец увидел весьма полезный для своего военного наступа багаж. Перебежчика велено было скоренько прибить, чтобы тот не подался гуннам продавать свою сказку ещё и там. Амал тем временем назначил точный момент атаки на Белоярову столицу.
Момент и вправду казался заманчивым. Если только этот окаянный ублюдок не набрехал, в ночь полнолуния Русколань можно взять голыми руками, в прах разбить обезумевшие от религиозного экстаза дружины Буса! Что стоит ударить по недругу точно в упомянутый час? Русы будут захвачены врасплох, когда ни один меч не поднимется против недругов. Нападай, конуг, круши соседа, который не в силах сопротивляться!
И полуславянин Венд обрушился на скованных горестью молчаливых рус-буй-туров всей силой Готского Союза. Как и предвещал наветчик, ни один из русколанских воев не ответил врагу. Не вступила в битву конница горных аланов, промолчали другие союзники Кияр-Града. Бусова рать в это время предавалась своему священному бдению, и никакая, даже смертная сила не может его прервать. И были уверены, что погибла Русколань. А без подпруги Бусова войска вступать в схватку с грейтунгами не смел даже самый отчаянный из горских князей.
То-то наследник выходцев из Скандзы порезвился! В крови язычника Амала Венда не было высокого благородства предков-христиан. Зато северные боги призывали его, как и предшественника-Германареха, к одному: убей! Русских воев было побито без счёта, а 70 полководцев избранных славянских племён готы взяли в плен - без сопротивления. Князья покорно, как простые рабы, подставляли руки под веревьё, и ни один из них в эту ночь не обратил молитвы к небесам...
Готы ликовали! Зачем им вникать в причины такой лёгкой победы, если главная опора Русколанского союза лежит в пыли у Амаловых сапог!.. Уже запылал разграбленный Кияр-Град, уже потянулись к невольничьим рынкам вереницы могучих рабов и белокурых ребятишек, меж рядов скорбных жён и дев уже плотоядно засновали рыжие патлатые готы, высматривая самых пригожих наложниц… Русколань пала!
И только конуг Венд не чувствовал торжества победителя, покорность русичей бесила его всё больше. Ему казалось мало просто разгромить и спалить большой красивый город, каких и в помине не было ни у готов, ни в его отеческой Балтии. Город-дворец, куда более роскошный, чем полудикая столица грейтунгов, земляночный Археймар. Хотелось лишить воли, до земли согнуть побежденных. Растоптать, как его родич Германарех ещё недавно растоптал в пыль россомонскую гордячку-княжну Сванильду. Он, Амал, казнит русов так же жестоко, как когда-то римский наместник казнил Иисуса, раздражающе покорного бродягу из Галилеи! И пусть это сыны не христианского Бога, но всё же самые знатные князья чужой земли!
…В вековых горных лесах звенели пилы, стучали топоры. Скинувшие доспехи готские ратники со злобным усердием валили деревья для новой потехи своего молодого конуга. Вкруг того места, где ещё недавно сияли позолотой купола чудного Сар-Града, великолепного Кияра Антского. возвысились корявые ставросы с широкими перекладинами.
Пришелец из рода Амалов делом доказал, что умеет побеждать грозных соперников, разорять твердыни даже такого неприятеля, каким виделась готам Русколань. Правда, на солдатских попойках поговаривали, будто победа эта досталась балту вороватым путём. Напал он на Бусово государство во время какого-то священного для русичей обряда, когда те не могли взяться за мечи. Ну да кто теперь осудит победителя?!
Вот и старый Ульфила, срочно привезённый в лагерь для смирения грейтунгов, проповедовал то же самое. Епископ долго объяснял войску, что любая победа православных над язычниками есть никакой не грех, а, наоборот, дело правильное, богоугодное и почётное. Для одоления иноверцев годны любые средства. От таких слов некоторые успокоились в своих сомнениях. Но немало воинов осталось при своих суждениях. Да и римские легионеры, что оставались верны своим мраморным истуканам, привыкли считать настоящим только тот успех, что добыт в честном бою. А какая честь в том, чтобы покрошить безоружных богомольцев?.. В прежних стычках с Бусом воины почившего Германареха сполна изведали боевую доблесть россомонов. И они не могли не отдать должное сильному противнику, которого нынче мальчишка-конуг подстерег в немощи, как раненого зверя.
…Покончив с брёвнами, готы хмуро встали вдоль вереницы крестов. Большинство не были рады тому, что затеял прибалтийский принц, но угрюмо помалкивали: на войне судьба невольников отдана в руки вождя. Как распорядится, так тому и быть. Одного за другим пленников подводили к месту казни. С царственного Буса Белояра, великого князя Руси Ведической, с его брата-волхва Златогора, посвящённого в мудрейшие тайны, с Борислава, первого искателя руки Лыбеди и одного из самых смелых аланских витязей, с вещего Богдана, с мудреца Богуслава, старого наперсника Бояна, а вместе с ними – с князей Валамира, Видимира, Вандалария, Сваруна, с силача Велисария, когда-то умертвившего старшего наследника Готии принца Гуннимеда, с князей горных антов Хвалибуда, Мезамира, Доброгаста, Усигарда, а следом и с десятков других русских вельможных воев сорвали доспехи и одежду, привязали к смоляным столбам почти нагими. Не обошли даже старейшего из князей Летислава, едва доковылявшего до места расправы под пинками готов.
И пошла палаческая работа! Одного за другим подняли на кресты 70 предводителей русколанских родов! Амал чинил свой суд победителя – в вековечное назидание покорённым русичам. Дабы оставшиеся в живых жители Предкавказья смотрели на распятые тела своих героев и трепетали перед величием готского победителя! Выходец из недавно ещё нищих балтов злорадно усмехался в длинные усы, манеру отпускать которые перенял у даков: пусть каждый избежавший плена русс узнает, почём фунт лиха! Теперь на радость воронам пусть болтаются на пепелище своей столицы эти вершители человеческих судеб. Пусть визжат от боли, вымаливая у победоносного Амала Венда прощение и жизнь! И пусть теперь помогают заносчивым русам их языческие боги!
Но, к удивлению и страху Амала, все 70 распятых россомонских князей и старшин приняли муки безгласно. После нескольких часов непомерных страданий и удушья один за другим вознеслись к Всевышнему старые и молодые русы, анты, аланы, венеты, склавены. Уходили будто бы даже радостно, не проронив ни стона, ни слезы. Видевших это грейтунгов полнило не ликование победы, а горькое сожаление о погибающей доблести… Могильная жуть холодила сердца победителей, готы со страхом думали, не вернутся ли для отмщения тени не преданных земле мертвецов?
Ночью после распятия дух мой скорбно витал над вереницей смоляных крестов. В полуночной тьме многим тоже было не до сна. Готам, уцелевшим россомонам, поклонникам Марса римлянам с ужасом виделось, будто сами небеса восстали против кощунственных терзаний.
В это время случилось нечто, и вовсе повергшее в ужас Амалово войско. На землю пало полное лунное затмение. Непроглядная темень окутала предгорья и царила над хлолмами три часа подряд. А следом Кавказ и всё побережье благословенного Понта до самого Константинополя и Никеи потрясло невиданной силы землетрясение и жестокая гроза. Ливень шёл стеной, струи омыли Буса и его сотоварищей, и стали руссы белыми и свежими, словно живые, только будто уснули на крестах тихим сном...
Увидев беснование природы, и сам балтийский выскочка уже начал сожалеть, что решился на такое глумление!
…Распятые висели трое суток. Потом к конугу пришли люди из Кияр-Града и за большую мзду упросили снять и отдать им тела казнённых. Свой великий вдовий долг исполняла царевна Эвлисия, готовясь посвятить супругу богатую тризну. Была приготовлена кавалькада повозок, в которые запрягли множество быков. Восемь пар волов покатили просветлённого Буса на родину. Только двигались они не в сторону погибшего Сар-Града, а к широкому ущелью одного из самых величественных горных потоков Кавказа. Здесь по приказу Радостеи-Эвлисии над клокочущей стремниной реки Этоко был насыпан большой курган, в котором и упокоились останки правителя Русколанского союза. Гречанка велела отныне именовать реку в честь своего супруга, и с тех пор горцы стали называть Этоко Баксаном, рекой Буса. Радостея поклялась ещё, что поставит над курганом обелиск в честь Буса Белояра, великого князя Русколани, давшего своим народам новое учение, слившим христианские истины с ведическими верованиями, и составившего календарь, дошедший даже до нас, дальних потомков…
Тризна прошла на славу, о ней говорили в Русколани, вспоминали в разных славянских племенах по берегам Меотиды, Понта и даже Гирканского моря, повторяли даже в стойбищах вождя диких гуннов Баламбера. Слух о казни и вознесении Буса достиг самого Рима, где поэты распевали об этом в стихах. А речку стали называть Божем или Баксаном – в честь Буса Белояра, славного князя древних времён.
…Пиршество справлявших широкую тризну витязей было последним, что моему виртуальному сознанию представилось в ведическом государстве Русколань. Сеанс Сони Феофановой закончился так же, как и в первый раз, быстро и неожиданно. Руки нейрофизиологов отключили подачу сигнала в мой мозг, и я оказалась в своей привычной «тарелке» - среди ослепительного сияния операционной XXI века.
Послесловие.
- Аришка! Ты, что ли? Ну привет, лягушка-путешественница!
Чьи-то руки облапили меня сзади, на крепких пальцах сверкнула россыпь бриллиантов. Такая хватка и такое обилие колец могли быть только у одного человека. Весеннее равноденствие не скупится на сюрпризы!
- Сонька! Привет и тебе, бедолага!
- Чего это бедолага? У меня всё пучком. Ты-то как?
Со времени моего пребывания в Сониной клинике прошло больше года. После выписки мы с Феофановой почти не виделись - нужды особой не было. Положенное время пронаблюдав стационарно за результатами произведённого эксперимента, Феофанова сбросила меня на руки участковому неврологу.
Товарищ оказался не их с Гриней десятка. К тому, что произошло со мной под Сониными электродами, он не проявил ни малейшего интереса. Мельком пробежал выписку, недоверчиво хмыкнул и вернулся к своей привычной подёнщине Голова не болит? Приступы не мучают? Судорог не бывает? Вот тебе дежурный рецептик, и гуляй себе, где знаешь. Распинаться перед таким «специалистом» о том, что в действительности случилось, я не видела смысла. Дал пару раз талончик на энцефалографию, и на том спасибо. Потом вообще куда-то делся, и за постоянно-временной вакансией нужного врача мои амбулаторные контакты вовсе отодвинулись. Соня тоже в гости не звала, а я, помня ритм её отделения, сама на встречу не набивалась.
И вот опять свёл наш огромный двор.
- Я-то? А великий наш доктор не догадывается, почему я к нему носа не кажу?
- Неужто?
- Да, Соня, да! В твоих идеях оказалось не так уж и много завирального. Меня будто наново родили. Целый год прошёл без этих чёртовых раздвоений. Человеком я стала!!! А коли нигде не болит, чего шляться по докторам?!
Услыхав это, Сонька опять полезла с объятиями, едва удалось отбиться.
- А я давно подумывала: надо бы Аришку вызвать на проверку. Да всё никак не собраться. Время и пробежало. Сама, небось, знаешь, как нынче жизнь полощет.
Мне показалось, что говорилось это как-то неуверенно. Погодя немного, Феофанова и вовсе замолкла. Видимо, как водится, ловила за хвост какое-то важное соображение. Зная её характер, я стояла тихо, поджидая. Наконец, докторша очнулась:
- Видишь ли, подруга, мне всё-таки не даёт покоя то, чего мы с тобой наваяли. Вот скажи: теперь, по прошествии достаточно долгого времени, к тебе по-прежнему приходят картины … ну, тогда увиденного?
Я глянула на Соньку козьими глазами. С этими докторами, право слово, беда. Ну сколько можно о том, да потому! Сто раз ведь уже повторяла говоренное... Но выразить своё «фэ» я не успела, Феофанова снова затараторила:
- Аришка, не сердись! Не думай, будто тебя позабыли-позабросили. Я спрашиваю не просто так, мне и вправду очень важно знать.
Я немного подобрела. Похоже, с моей чертовщинкой у неё какие-то проблемы. Огромные карие очи, известные всему медицинскому миру нашего городишки, смотрели на меня просяще: Софье Исаевне край как понадобилось знать, что осталось в моём мыслительном аппарате после её вмешательства. Сменив гнев на милость, я терпеливо выслушала Сонькины причитания.
…Она много месяцев сознательно не искала встречи со мной. Бесполезно ведь выспрашивать о чём-то больного, толком не очухавшегося после сложной медицинской пытки. Требовалось время, чтобы взбудораженное процедурами сознание улеглось, пришло к норме, освободилось от балласта ненужных ощущений. Ведь как бывает? Пройдут деньки, болезнь отступит, а вместе с ней без следа исчезнут и все последствия вторжения в мозг. В лечебной практике это не редкость. И в моём случае воспоминание о непредсказуемом «историчском» эффекте, возникшем после двойного ковыряния электродами, со временем тоже могло бы улетучиться.
Могло. Но не забылось, не выветрилось...
И теперь Соня, будучи человеком въедливым, прицепилась к полученной во время электростимуляции побочке с не меньшим любопытством, чем к самому лечебному результату. Не успела я покинуть её богадельню, как доктор взялась за исследование природы моих невесть откуда взявшихся удивительных видений. Беззастенчиво бросив отделение на руки Беленького и Эльзы Райс, Софья Исаевна полетела искать подобное в других клиниках. Объездила такие же периферийные больнички, как наша, побывала в разных навороченных столичных неврологиях. Больше двух десятков нейрофизиологов отпотчевала своим знатным коньячком, едва сама не заработала зависимость. Всюду настырно тормошила коллег, не чурающихся электростимуляции: может, бывали у тамошних пациентов хотя бы намёки на хрономиражи? Увы и ах! Никто ничего такого не припоминал ни в своей практике, ни у предшественников или знакомых. Получалось, что я оказалась чем-то вроде уникума, этакой единичной штучкой. Никакие обобщения не вытанцовывались.
Вернувшись из долгого безрезультатного вояжа, доктор Феофанова призадумалась. Может, и вправду она, кандидат медицинских наук, круглый дурак? Может, под воздействием тока у замученной длительными раздвоениями личности Арины Спиридоновны случился всего-навсего сон золотой? Дела не меняет, что в сон этот пациентка погружалась дважды. От больных на голову можно ждать всякого. За годы копания в чужих мозгах перед Соней и не такие чудеса выплывали. Взять хотя бы Лидку Стрелкову, наделавшую шуму со своей сексуальной переориентацией. Глупость, полнейшая глупость, что она ещё раз полезла к Лидке со своими проволоками! Не уловила, что крановщица и без неё уже шла на поправку, «неправильное» влечение слабело само собой. А уж когда больную повадился навещать давний знакомец, поставленный в нормальное русло сексуальный фон заставил девушку и вовсе забыть о бабах. Теперь, говорят, вышла замуж, ребёночка ждёт. Паркинсон отступил, и ни о каких дырках в голове она больше думать не желает.
С Ариной главная загвоздка была в другом. С момента проведённой манипуляции времени уже прошло достаточно. Пациентка, пережившая длительное двойное стимулирование, могла и вообще ничего не вспомнить. Самое большее – отрывочные эпизоды, размытые, как утренний сон. Рассказывать о своих впечатлениях связно, как сразу в первые часы после наркоза, она уж точно не должна была.
А – рассказывала, по-прежнему чётко описывала непривычные в нынешнем мире мелочи вплоть до переливов цвета, до запахов…
Дать этому объяснение с точки зрения современной нейрофизиологии у доктора пока не получалось. Вот с дрожью в голосе и пытала теперь Соня свою бывшую пациентку: помнит ли виденное, или день ото дня всё отодвигается дальше и дальше?
Помню ли я?..
…С тех пор, как перед моей бестелесной сущностью развернулись картины другого мира, тем только и живу, что перелистываю древние события. Картин давно ушедшего века не заслоняет привычный рисунок буден.
Вдруг охватывает пряностью цветущего степного раздолья, сладко-смоляным маревом горниц в Бусовом тереме, едким духом лошадиного пота после радостной скачки, затхлостью углов землянки в Археймара, где коротали дни кияр-градские девы… А то возьмёт и взбудоражит хищная острота жареного на костре мяса, скуёт страх от разлитой в воздухе сладости крови - нектара безумной войны, что стекает по забитым пылью кольчугам мёртвых уже витязей… Память о ведической Русколани и безбожно свирепой Готии не отпускает, ежедневно и еженощно звенит в моей памяти, как стрела в ране, горящей огнём! Только этими воспоминаниями и живу я, навсегда опалённая далёким прошлым!
И Соня ещё сомневается, способно ли сознание расстаться с таким багажом!
…Мы всё ещё стояли среди двора, топтались на раскисшей дорожке скверика между качелями и грязными после зимы кустами. Наконец, я предложила:
- В ногах правды нет, пойдём ко мне чай пить. Побеседуем, раз уж ты так домогаешься, чем полна моя голова год спустя!
Соня не без облегчения кивнула и извлекла из своей всегдашней бездонной сумки коробку конфет. Стол и дом были готовы.
Разговор получился совсем не таким, как можно было ожидать. Ему бы не в моей неприкаянной берлоге состояться. Ну да как вышло, так вышло. Быстренько вскипятив чайник и заварив пакетики с листовой трухой, я начала излагать. Обстоятельно, со всеми возможными деталями – как, мне казалось, и требовалось докторше. Она слушала не перебивая, только время от времени помечала что-то в своём сплошь изрисованном блокноте. Раза три кричал о готовом кипятке чайник, коробочка с заварочной мутью почти опустела, конфет осталось совсем ничего, а я всё не могла уняться. Говорила и говорила о том, что теперь осталось среди далёких незнакомых людей…
После того, как в местной поликлинике я была признана сносно здоровой, я попыталась достучаться до историков нашего пединститута. Вежливо выслушав всё, что я имела им сказать, научные шишки поблагодарили меня за информацию и пообещали подумать над свалившимися на них сведениями. Размышляют уже больше полугода, не торопясь с новыми приглашениями на беседу. Видимо, сверившись с весьма ограниченными данными своей науки, порешили, что имеют дело с очередной городской сумасшедшей. Набиваться к ним я больше не стала, в таких делах нужны люди родственного замеса. Мои надежды на исторические открытия повисли на весьма виртуальных волосках.
…Соня долго молчала и чиркала в блокноте. Когда же я, наконец, выдохлась и пустилась по второму кругу, она мягко меня остановила. Ей всё понятно: «общественный», по выражения Беленького, результат её медицинского эксперимента со временем не померк; мозг, побывавший в ином времени, не стал работать хуже.
Слава те, Господи, с этим, кажется, разобрались!
- А твоя докторская о чём будет? – поинтересовалась я. – Опять какую-нибудь новую методику продвигаешь?
Феофанова загадочно улыбнулась:
- Не поверю, друг Ариша, чтобы и ты не задумывалась об этом твоём волшебном «попадании» в давнее историческое время. Подали в мозг определённый электроимпульс, и пожалуйте вам - феномен, причём уникальный. А ведь мы и вправду имеем дело с настоящим феноменом, причём таким, который даже тиражировать удалось. По крайней мере, один раз - точно. Известно ведь, что с хрономиражами, подобными твоему, люди сталкиваются давно и часто. Мы об этом не раз уже беседовали. Установили и то, что до сих пор физические, или психические, или иные причины их появления никем не определены. Видения эти не получили объяснения - также, как, к примеру, гипноз или ясновидение.
- Или даже сновидения – вставила я.
- Вот именно! Едем дальше. Известно, что до сих пор о хрономиражах свидетельствовали обычные вполне здоровые люди, не нуждавшиеся во вмешательстве медицины. Когда единицы, а когда и целые толпы зрителей из разных веков могли наблюдать одни и те же картины. Но ни продлить своё видЕние, ни тем более дважды войти в другую эпоху подобно тебе пока никому не удавалось.
И вот посреди такого тёмного для науки леса твоя покорная слуга неожиданно столкнулась с ситуацией иного рода. Понятное дело, мне стало до чёртиков интересно нащупать способ, как можно вытащить из глубин человеческого сознания прошлое или будущее! Уверена, такой способ есть, твоё повторное погружение в прошлое это подтверждает. Да только ключик-то к машине времени пока не обнаружен. Сдаётся мне, что хранится он в глубинах хранилища человеческих мыслей, так мало и плохо изученных. А дорога туда лежит через медицинские исследования! Другой пока не придумано…
…Я слушала Соню с удивлением. Вот, оказывается, чем она собралась заняться! Раскрывать неразрешённые загадки мироздания! Интересно бы знать, как к этому отнёсся прагматичный Беленький?
- Гриня наш полностью на моей стороне! – будто прочитав мои мысли, сказала она. - Уже подбирает больных для участия в новом эксперименте. Пока, памятуя о твоей эпилепсии – больных.
- Почему обязательно эпилептики? - завертелся вопрос у меня на языке.
- Во-первых, благодаря нашему эксперименту получен благотворный лечебный эффект. Существует негласное правило - не давать «добро» на какие-то отвлечённые исследования, если они не веду к положительным медицинским результатам. Такова уж наша жизнь. И в чем-то это правильно. Ведь проблема прекрасно известна даже лично тебе. Мотаясь в поисках действенной помощи по клиникам и консультантам, разве ты не уяснила, что некоторые виды эпилепсии пока практически не поддаются лечению, даже хирургическому. Люди пожизненно обречены на тягчайшие страдания. А у нас вдруг замаячил шанс это исправить.
Ну а «во-вторых»… Кто помешает разыскивать во время лечебных электростимуляций те области мозга, в которых, быть может, находятся интересующие нас зоны? Вдруг да нащупаем области или точки, отвечающие за временнУю память! По-русски говоря, подцепим два горошка на ложку!
Что же до моей диссертации... Защита любого научного труда требует хотя бы небольшой статистики. Мне придётся, поработав с несколькими десятками пациентов, эту статистику набрать. Одной не справиться, поэтому будем пахать вместе с Гриней. Кстати сказать, для него эта каторга не бескорыстная: он тоже накопает себе достаточно материала на кандидатскую. А какие перспективы появляются у доктора наук в небольшом городке, тебе объяснять не надо. Глядишь, и впрямь пробью открытие собственной специализированной клиники. Приходи тогда ко мне пресс-секретарём!
…Чай наш давно остыл, конфеты были съедены, подсохшие печенюшки из моих сусеков тоже иссякли. Да и мы, кажется, обо всём переговорили. Соня взялась за шапку.
Когда она, натянув свою роскошную шубейку, наклонилась для прощального поцелуйчика, я тихо, почти не слышно, спросила:
- А… попасть к вам… на повторный заход… никак нельзя?..
Неугомонный нейрофизиохирург, исследователь святая святых человеческого сознания, кандидат медицинских наук, прелестная женщина Софья Исаевна Феофанова заржала так, что, наверное, все соседи услыхали:
- Как только мы обнаружим кнопку, с помощью которой можно будет летать во времени, первой на испытания я позову тебя. Не сомневайся – обязательно позову!
С той поры я жду. Я буду ждать.
Завтра приходит вчера
© Copyright: Наталья Богатырёва, 2025
Свидетельство о публикации №225101501659
Свидетельство о публикации №225101501659
Рецензии