Наровчатские зори

                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
                V
    
     На вокзале народу, как тараканов за печкой: шныряют из двери в дверь, к билетной кассе и обратно, только сквозняк веет в тесном, продуваемом помещении.
     Как только подходил пассажирский поезд, лавина людей устремлялась к единственному окошечку кассы. Крики, ругань, толкотня… Стихия!
     – Куда попер, оглоед окаянный!
     – Ой, мамоньки! Задавил, чертяка разъедакий! – звучали из толпы отчаянные голоса, когда особо ретивые умудрялись поверх людских голов добираться до кассы, ныряя сверху вниз в глубь толпы.
     А вот уже счастливчики с билетом обратным ходом продираются сквозь людские дебри, с утроенной энергией расталкивают людей, рискуя опоздать на поезд. Некоторые проворняги потихоньку предлагали билет на поезд неудачникам-пассажирам, но втридорога.
     – У кого мошна туга, всяк ей слуга, а без лишнего гроша не уедешь ни шиша… – невесело шутили те, кому подобное приобретение билета было не по карману.
     Соня расположилась на ночлег с земляками на бетонном полу, у промежуточной стены между входом и выходом. Вокзал не отапливался, холод, сквозняки. Ветер сбросил последние листья с привокзальных деревьев, в воздухе порой пролетали снежинки.
     День шел за днем, а купить билет – все равно, что взять неприступную крепость.
     – Эх, житуха-невезуха! Хоть по шпалам беги на родину! – вздыхали измученные ожиданием люди.
     – Поделом нам, дурням, зачем сюды прикатили, из огня да в полымя…
     – Втемяшили нам: не жизня тут, а разлюли-малина…
     – А пришлося тут горюшко мыкать, детей мучить, – переговаривались меж собой женщины, прижимая к себе детишек, чтобы немножко их согреть.
     – Ну, раскашлялись, бухают, как из бочки, сопли ниже губ развесили… Вставайте, плясать будем, вот и согреемся! – скомандовала девушка лет семнадцати. Она взяла детей под свою опеку, бегала с ними, играла «в догонялки» на завокзальной площадке, где поблизости располагался базарчик. Вера всегда старалась быть рядом со старшей подругой.
     В начале ноября холодный ветер не на шутку закрутил снежную карусель. Начиналась зима. На детей было жалко смотреть, измучились донельзя.
     – Делать нечего, «плакали» наши билеты, денежки проели. Айда, земляки, на работу устраиваться, тальковая фабрика рядом, далеко ходить не надо. Во-он, смотрите, к самой горе прилепилась, – предложила выход из трудного положения тетка Дуся, и все, кому не повезло уехать, двинулись за ней.
     Работа на тальковой фабрике нашлась, но… такая!
     – Не приведи, господь! – говорили женщины на другой день, когда толкали тяжелые вагонетки, которые они же и нагрузили тальковым камнем.
     – Фу-ты, ну-ты, лапти гнуты! Эх, дернем! – подбадривали себя бабы, налегая на тяжелые вагонетки и подгоняя их бесперебойно в мельничный цех, где все было окутано белой пылью – дышать нечем.
     Каждое утро завывающий фабричный гудок будил рабочих, в основном женщин, живущих в двух черных бараках без водопровода и канализации, а также без отопительной системы, кроме самодельных печек и плит. Бараки располагались рядом с фабрикой, далеко ходить не надо. В них и поселили на жительство земляков-неудачников.
     Поднявшись на второй этаж барака, Соня открыла дверь и оказалась в небольшой прихожей. Три комнаты коммунальной квартиры заняты, зато общая кухня свободна. Здесь, в кухне, будет жить Соня с дочкой. Половина площади занимала русская печь с прямым дымоходом, рядом небольшое окно, а в углу обыкновенный настил из досок – нары.
     «Ну и кухня! Два угла: в одном – печь, а в другом нары, и никакой перегородки от коридора. Из входной двери сильно дует», – размышляла Соня, оглядывая свое жилище.
     Оставив дочку, сидящую на голых нарах, Соня пошла искать солому, чтобы набить мешок и положить матрас на доски настила.
     Вера тихо сидела, ожидая маму. Их трех комнат коммунальной квартиры выходили соседи, шли по своим делам, бросая взгляды на чужую девчонку.
     Когда Соня пришла с набитым соломой мешком, дочка спала, свернувшись калачиком на просторных нарах.
     «Ох, и намучилась она, бедняжка, на вокзале! – подумала Соня. – Теперь у нас, наконец-то, свой угол, слава Богу! Только вот беда: печку топить нечем».
     На другой день Соня раздобыла торфу, затопила печь, сварила картошку «в мундирах», поели с черным хлебом, который она получила по выданным в конторе карточкам (в то время была карточная система), а потом грелись кипятком, подслащенным сахарином.
     – Жить можно! – сделала она вывод.
     – Не то, что на вокзале! – подтвердила Вера.
     Через два дня Соня отвела свою маленькую ученицу в школу, во второй класс.
     Семилетняя школа № 22 располагалась на горе и состояла из двух зданий: в первом учились старшие дети, а в другом, расположенном чуть повыше, были младшие классы.
     Верочке понравилась учительница Лидия Васильевна Молодцова, которая не кричала на расшалившихся детей. А только строго посмотрит, внушительно скажет, и они сразу слушались ее.
     Вера сидела за четвертой партой в первом ряду от окна с мальчиком Леней, который постоянно улыбался, шутил и смешил свою соседку.
     На уроке письма он взял пузырек с чернилами, наклонил горизонтально – не проливаются, их просто мало. Леня с улыбкой поднес флакон к открытому рту, будто желая выпить, чуть-чуть наклонил и… губы его стали черными. Ужас! Вера испуганно смотрела на него, а он, придерживая в руке пузырек, так и застыл в своей черной улыбке, вытаращив озорные, смеющиеся глаза.
     Ничего страшного: прозвенел с урока колокольчик, на перемене Леня смыл чернила, которые были приготовлены из сажи, и снова стал обдумывать очередную шутку.
     На большой перемене всем выдавали по маленькой булочке, которая называлась «школьная». Вера откусывала малые кусочки-крошечки, стараясь продлить удовольствие. На уроках чтения Лидия Васильевна сидела за столом и вызывала к себе учеников для оценки их чтения. Вера до сих пор не научилась читать, и это ее мучило, она не знала, как преодолеть досадное препятствие. Заданный на дом материал читала вместе с мамой и заучивала наизусть.
     Запомнился навсегда рассказ под названием «Сестрица Галя», который начинался так: «Мне хочется вырасти такой же смелой и храброй, какой была защитница Сталинграда Галина Гончаренко. Галя и меня спасла от гибели…».
     Это повествование о мужественной девушке, которая во время боя вытаскивала раненых танкистов из горящих танков, оказывая им первую помощь и отправляя в медсанбат. В одном из боев бесстрашная сестрица Галя была смертельно ранена.
     Когда Лидия Васильевна вызывала Веру к столу читать заданный на дом урок, девочка уверенно водила пальчиком по строчкам и бойко читала, вернее, говорила по памяти.
     Ничего не подозревающая учительница всегда ставила в журнал отличную оценку, похвалив ученицу перед детьми. Но Веру это совсем не радовало. Червячок стыда постоянно точил ее душу, оставляя тягостное ощущение своей неполноценности, что, к сожалению, наложит отпечаток на всю дальнейшую ее жизнь, прожитую с заниженной самооценкой.
     Надо сказать, что постоянное заучивание текстов сыграло и положительную роль на развитие прекрасной памяти, которая в дальнейшем всегда выручала Веру на экзаменах, незримо предоставляя ту страницу из учебника, на которой был ответ по вопросу билета. Это было на грани невероятного, а ей думалось, что каждый так может.
     Жить на кухне зимой оказалось несладко: печь с прямым дымоходом пожирала много топлива, а тепла от торфа отдавала «с гулькин нос», к тому же постоянное хождение соседей туда - сюда еще более выстуживало кухню.
     Заболела Вера, кашель и высокая температура. Пришлось Соне просить помощи у начальства фабрики. Помогли, подселили здесь же в одну из комнат, где жила семья: муж и жена с двумя детьми. Грудного возраста девочка часто плакала, особенно по ночам, а мальчик Вася учился в одном классе с Верой, был не по годам серьезный и неразговорчивый.
     Обстановка комнаты простая, мебель казенная: стол, две табуретки, три железные кровати да очаг с чугунной плитой, от которой шла железная труба к потолку. Топили дровами и торфом, на плите варили пищу, если было что сварить, а чаще всего резали кольцами сырую картошку, укладывали сверху на чугун плиты, обжаривали с двух сторон. Это было настоящее лакомство.
     К Новому году Соня притащила в мешке кочаны мерзлой капусты на радость остальным  жильцам комнаты. Капусту оттаивали на плите и ели в сыром виде. Все же витамины… Основные продукты были по карточкам, даже мыло хозяйственное.
     Шестеро жильцов в небольшой комнате – хорошего мало.
     «В тесноте и бедноте, да только не в обиде. Ничего, все что ни делается – к лучшему», – как всегда, опять утешала себя Соня в надежде на благополучную полосу жизни.

(продолжение следует)