Живые не плачут Глава5

— Дюймовочка вышла замуж за крота и мечтает увидеть солнце, — проговорила она, смяв пустую пачку сигарет. Внимательно всмотревшись в бутафорское окно, она швырнула в него пачку. — Да ебись оно всё конём.
Уверенными шагами она направилась к двери и со всей дури принялась пинать её ногой. Гипс был давно снят.
— Вот раздолбалась. Шумная сегодня стала. Говори, — услышала она его голос.
— Хочу прогуляться.
— Ишь что удумала. Но пошли. — Он открыл дверь и выпустил её в коридор. — Ваш Бродвей, мадам.
Она осмотрела коридор.
— На Бродвее всегда есть уличные музыканты, — и запела: — Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо…
В первый раз за всё время на его лице появилась улыбка. Он начал ей подпевать. Они прогуливались по коридору, перебирая репертуар от классики до рока, словно старые добрые друзья. Её взгляд скользил по деталям пространства в поисках хоть какой-то зацепки. Но ничего: ни табличек, ни вентиляционных решёток. Коридор с однотипными дверями заканчивался с обеих сторон тупиком. Лишь за двумя дверями она знала, что находится.
— Я поправилась. Мне пора. Ты обещал.
— Нет. Ты ещё не готова.
— Какого хрена? — промелькнуло у неё в голове. — Тогда пересели меня в другой номер. Этот надоел.
— Нет, — слегка расслабленно ответил он. — У меня доступ только к трём дверям. Могу лишь предложить тебе сотрудничество в моей работе.
Её передёрнуло от воспоминаний, но другого выхода она не видела.
— Согласна. Давай поработаем.
Они вернулись туда. На полу стояли вёдра, заполненные жидкостью. Невыносимая вонь ударила в нос.
— Ну и условия здесь, — оценивающе протянула она, подавляя рвотные позывы.
— Будешь мне ассистировать. — Он открыл дверь в «ПЕРЕРАБОТКУ» и вынес оттуда несколько частей человеческого тела, опустил их в ведро. Химикат мгновенно растворил плоть. Жижа загустела. — Надо довести до консистенции желе. Сходи, выбирай что понравится, и заполняй вёдра.
Она вошла. Куча трупов показалась ей меньше, чем в первый раз. Ей захотелось заорать от ужаса, но, собравшись, она взяла какую-то часть и потащила к ведру. При свете она разглядела, что это рука, — и её вырвало.
Он залился диким хохотом.
— Поначалу бывает. Привыкнешь. Собери рвоту в совок и отправь в ведро. Даже интересно, что получится. Отметь это ведро красным маркером. Для чистоты эксперимента. Тащи ещё.
Она принесла ещё несколько частей.
— Надо больше. Консистенция не та.
— Там только целые тела. Я не донесу.
Он окинул её взглядом с ног до головы и задумчиво произнёс:
— Да-а...
Затем он вытащил труп, закинул на стол, выбрал среди инструментов пилу Уэйза и принялся отрезать части. На его лице не дрогнул ни один мускул, словно он резал колбасу.
Она закрыла глаза. В её психике сработал защитный механизм, чтобы не сойти с ума. Мозг перестал отвергать реальность и начал воспринимать происходящее как норму. На третьем трупе она уже смотрела на это как на мясо. Она подбирала отрезанные части и опускала их в вёдра.
— А вдвоём работа идёт быстрее, — отметил он, подмигнув ей.
В ответ она хотела спросить, куда пойдёт жидкость, но вовремя удержалась.
— Ради такого дела и не жалко потраченного времени, — выдала она в надежде всё же узнать, что будет дальше.
— На сегодня всё. Тебе пора, —холодно сказал он и проводил её до комнаты.
Она забежала в уборную и обняла унитаз.
— Твою мать... — выругалась она и сполоснула рот.
В дверь постучали. «Он всегда входил без стука», — насторожилась она. «Что за перемены?»
— Открыто, — ёрничала она.
Он молча зашёл, поставил бутылку виски, положил пачку сигарет и вышел.
— Охренеть забота.
Она налила виски в бокал и опрокинула его залпом. Жгучий напиток с дымными нотками, прижигая горло, провалился в желудок.
— Фу, — выдохнула она и наполнила бокал снова. Со вторым бокалом она присела, облокотившись на спинку кровати, и вытянула ноги. Сделав со смаком глоток, принялась кружить янтарную жидкость в стакане.
— Весьма кстати. И лишь в тебе мое спасенье.
Понаблюдав за кружением напитка, она сделала еще один глоток. Алкоголь немного расслабил ее, и на глазах выступили слезы. Постепенно шок отвоевал у рассудка последние рубежи. Она сжалась в позу эмбриона и тихо прохрипела. Выдавать громкий плач она уже не могла — ее выворачивало наизнанку. Она уткнулась в подушку, стиснув ее зубами. Излишки слюны проступали из уголков губ. Чем сильнее она сжимала челюсти, тем тяжелее становилось ее дыхание. Ни боль, ни усталость, а всепоглощающее чувство безысходности и бессилия поедало ее изнутри. Алкогольная пелена постепенно притупляла чувства, и в конце концов ее отключило.