Глава 28. Рейххемм. Рыба

На этот раз все было не совсем как обычно. Отец смотрел на меня и нерешительно улыбался. Было понятно, что он еще пока смутно припоминает, что мы знакомы, но уже не помнит, кто я.

- Пойдем присядем, пап, - сказал я и подал ему руку. Он несмело оперся о нее и мы двинулись к диванам и креслам гостевой зоны.

Так вышло, что я не приезжал навещать отца очень давно и нашел его сильно изменившимся. Наблюдающий гериатр перехватил меня на входе и объяснил, что у отца началось постепенное разрушение нейронных связей, поэтому в общении с ним мне надо делать то-то и то-то, ни в коем случае не делать того-то,  а тому-то и тому-то просто не удивляться. Но, главное, ни в чем не винить ни его, ни себя. И выдал толстенькую брошюру с названием “Перед уходом гаснет свет” - о деталях этой проблемы, психологии предуходящих и нюансах общения с ними. Понятия не имею, когда буду ее читать. Особенно с моим зрением.

Пока мы черепашьим шагом ползли к диванам, я болтал всякую ерунду, а отец молчал, только время от времени осторожно поднимал на меня взгляд. Мы сели - отец в кресло, я на узкий короткий диванчик напротив него.

Подошла нянечка и спросила, не нужно ли чего.

- Домино, - вдруг сказал отец.

Я недоуменно посмотрел на нянечку. Какое домино, если он уже с трудом соображает? Однако, отец выигрывал у меня одну партию за другой, в ходе игры пользуясь сленгом доминошников, который я лет тридцать не слышал.

- Пусто-пусто. Ходи.

Я полез в кучу фишек. Два-четыре. Мимо.  Три-один.  Мимо. Третьей вытащил ноль-шесть. Она была последней в банке. Отец шмякнул свою - шесть-шесть - и медленно произнес:

- Баян.

А затем  с удовольствием добавил, открыв свои фишки:
- Рыба.

Я всмотрелся в то, что имелось у меня, и в кривую загогулину на столе. И вправду “рыба”. У него оставалось всего две фишки, а у меня восемь. Считать очки было бессмысленно, я опять продул.

- Пап, ну ты даешь. Четвертый раз подряд выигрываешь. Пожалуй, хватит на сегодня.

Я собрал фишки в коробку и вдруг неожиданно для себя спросил его:
- Пап, а кто я тебе?

Он как следует подумал и с уверенностью ответил:
- Родной.
- Родной - это понятно, а какой именно родной?

Он опять хорошенько подумал, почесал ухо и предположил:
- Отец?
- Нет, пап, это ты мой отец. А я тебе кто?

Он озадаченно потер коленки руками.
- Брат?
- Нет, подумай как следует.
- Племянник?

Мы еще некоторое время перебирали разные степени родства, пока он недоверчиво не произнес:
- Сын?
- Бинго, пап! Получилось!

Его глаза заблестели и словно бы прояснились слегка. Он взял в руки коробку с домино, принялся разглядывать и ощупывать пальцами ее углы. И вдруг неторопливо заговорил, старательно подбирая слова и делая паузы между предложениями:

- Ты сын. А еще есть брат. Давно не видел. Он уехал за Трансаргал. Туда. На Гиауарские Территории. Хотел жить в огромной стране. Без погранконтролей. И без паромов. И без пустыни. Чтоб сесть на машину и ехать, ехать. День, два. Три. Зря. Большое пространство - большой беспорядок. Большой беспорядок - большая неустроенность.

Отец поднял на меня глаза, заулыбался и стал погромыхивать коробкой домино, которую все еще держал в руках. Его взор затуманился и стал менее осмысленным. Внезапно я понял, что он не знает, что именно держит в руках и для чего эта штука нужна. Передо мной сидел большой младенец, который нашел погремушку и с удовольствием ею гремел.

Я взглядом нашел нянечку. Она тут же подошла и увела отца.

Свидание закончилось.

Рыба.

Ни он, ни я, никто из нас больше не мог сделать ни один ход.

И в следующий раз все будет еще хуже.