Войны Империи

Пролог

Ветер. Ветер дергает флюгера, ветер кружит над каменным зданием. Ветру нет дела до его великолепной архитектуры, до грандиозных колон, высокой башни с часами и ушедшей в прошлое «ретро» красоты. Как и до треплемых им полотен, с какими-то рисунками, и до собравшихся под ними толп людей. Как и до вышедшего из служебного авто пожилого человека в погонах, направившегося к маленькому ящику. Какие-то люди собрались воевать с другими людьми. Стихии не воюют. У стихий свои порядки, где все четко определенно и расписано невидимыми кандалами, которые люди скупо называют «законы физики». Люди сами сковывают себя законами. За стихии это сделал Создатель. Ветер просто не знает, что такое война. И знать не хочет. Ветер полетел дальше.

Глава Первая.

Служебный «Бобик» лихо вкатил на парковку между двумя такими же. Я нехотя и сонно потянулся. Вот и кончился отпуск. В армии какого-нибудь Стумника отпуск в военное время – случай беспрецедентный. Но Котинентальная Империя заботится о своих офицерах не в пример партнерам по Лиге Демократических Государств. Тем более – я любовно погладил Железный Крест первой степени – о далеко не простых офицерах.
– Товарищ майор, может выходить пора – сонно спросил водитель.
В принципе, не по уставу так со старшим по званию разговаривать, но водитель – асс, какими не разбрасываются. Я понимающе кивнул и протянул ему пригоршню монет с гербовой трезубой короной на обратной стороне.
– Купите себе крепкий кофе, товарищ сержант.
Тоже не по уставу, больше напоминает чаевые в санатории. Но это было искренним желанием помочь, ведь сонливость в рабочее время еще более не по уставу. Водитель понял, и молча взял деньги. Покупательная способность Имперского Кошканесца была высока, вполне вероятно, что служака на эти деньги не только кофе купит, но то уже на его совести.
Я вышел из «бобика» и, усердно строя из себя бодрого и трезвого человека, размашистым шагом направился к лотку. Похоже, и мне кофе не помешает. За счет закономерного и наглого нарушения ПДД мы добрались до точки сбора за пять минут до установленного времени начала учения. Но, как и все, что организовывала ещё более старая, чем я кригскомиссар по снабжению Хусинелла Лесич, это учение начнётся с опозданием – то пробки и комсостав не доедет, то чего из снаряжения не подвезут. Наша советник командира полка по снабжению была из тех, кто пошел в Федеральную армию немножко не чтобы служить. А потом, когда вместе со всем полком приносила клятву на верность премьер-министру Мурзику Сергеевичу Белову во время июльского путча, послужившего началом социалистической революции. Мой друг детства Мурзик Белов позднее стал Императором Мурзиком Первым. Многие приносили клятву, чистосердечно, но Лесич – не за совесть, а за страх. К маршалу Стражи Серого присоединялись все новые и новые части и просто толпы народа. Основанная им Защита Интересов Народа стала единственной силой, способной остановить вторгнувшихся под кризис гавравцев. Удивил всех не приход к власти, победившей на последних выборах, традиционно оппозиционной партии Народная Социалистическая Партия Котинентальной Федерации, а то, что страна всего лишь раскололась. И то, как председатель НСПКФ этой властью распорядился. А чего ждали? Беловское движение всегда отличалось от классического социализма подходом к проблеме управления, большей приземленностью и более расплывчатыми интересами. И преследовало интересы в первую очередь безопасности своего народа, а только потом его свободы.
Я наклонился к окошку и прикрикнул на вздремнувшего продавца:
– Напиток «Бодрость» и «Правду Серого», – отечественное всё, не люблю импорт, тем более Мурзик его запретил.
Лично по мне это был верный ход. Четвертой статьей Единого Товарного Кодекса Котинентальной Конфедерации запрещался «импорт товара или услуги из стран, не являющихся членами Конфедерации, при возможности аналогичного импорта из страны, находящейся в составе Конфедерации». Правда, потом внесли поправку, о том, что это не относится к военной технике, но она была чисто для порядка – воспользовались этой поправкой за все десять лет ее существования всего два раза – заказав у Гавира серию лучших в мире крушителей, и продав устаревшие линкоры Древнидолу в обмен на линейные крейсера. Хотя в Конфедерацию входило пять полноправных членов.
Ведь техника у нас почти везде была самая лучшая.
Скандальная статейка до того появилась в Таможенном Кодексе Котинентальной Империи. Скандальной она прослыла, потому как любители импортной музыки и стиля, составлявшие большую часть молодёжи, стали протестовать. Но компетентность спецслужб позволила превратить намечавшийся кризис в выделение отправившихся в могилу потенциальных врагов народа. На выкрики формально сохраненной демократической оппозиции, народ-де убивает свое будущее, Мурзик ответил гениально просто «на кой нам такое будущее?»
– С вас три Кошканесца, – растерянно пробормотал подрабатывавший в выходной школьник, явно из какого-то интерната, которых в Новогагаринске было много, – с учетом армейской скидки.
– И дворянской? И кавалера Железного Креста?
– О-один, – подросток окончательно обомлел.
Я бросил ему серебряную монету, медленно, наслаждаясь натуральным вкусом, выпил напиток, и направился в сторону знамен четвертой, пятой и шестой рот Седьмого Железного Полка Южного Корпуса Лесной Гвардии. До последнего сражения я был капитаном и руководил четвертой, но после боя у Горькой получил в водительство терцию – полбатальона, триста солдат и старшин, не считая офицеров младшего звена и тыловой состав.
Выстроившиеся вдоль траектории моего движения солдаты отдавали мне честь. Ни одного ветерана. Да и откуда, ведь после Горькой все выжившие получили офицерские чины. А вот и знакомые лица – стоит, бодро приставив руку к каске, младший лейтенант Дима Битомордов, командир моей личной звезды, вообще-то такую должность обычно носил старший прапор, но кавалеру Рыцарского Креста, каким он с недавних пор был, меньший чин не положен. А высокое звание не означает высокой должности. Помните об этом. Я подошел к черно-бело-серому знамени, которое держал в руках молодой человек явно из кадетского корпуса.
– Ротных ко мне! – Конечно, велика вероятность, что с ними я уже знаком, но перепроверить не мешает. Тем более по моему уходу в отпуск я не знал, как обстоят дела с их назначением, хотя и высказал свои пожелания по этому поводу. Теперь в санатории повеселел и зарастил многочисленные раны. Господи, за всю жизнь я не получил столько ран, как в последнем бою.
Они не задержались.
– Здравия желаю, товарищ майор! – Это коренастый северянин Зайко Дмитрий, выходец из большого рода, контролировавшего солидную часть Нейтральной Полосы у северо-восточной границы Империи, он руководил четвертой ротой все шестнадцать лет существования Империи, но тогда он был не капитаном, а всего лишь старшим лейтенантом, и у него не было рассекшего все лицо шрама.
– Здравия желаю, товарищ майор! – Это высокий и когда то красивый Антон Черномазов. Он был единственным выжившим из пятой роты, хоть к моменту битвы и новичок, но после недели непрерывной мясорубки на переправе мог считаться ветераном.
Если все назначены в таком духе, то причин для беспокойства нет. Надо бы почитать газету – судя по прочитанному мной в санатории, вопреки опасениям общественности, война с Гавравом не спешит перерастать в мировую. Страны Лиги, несмотря ни на что не спешат использовать раскол внутри созданного Мурзиком неофициально (официально: для организации промышленной взаимопомощи), но в первую очередь для адекватного ответа на возможную агрессию со стороны лигийцев, союзного блока. Но против закона подлости не попрешь.
– Здравствуйте, товарищ майор. – Это говорил юноша, которому я годился даже не в отцы, а в дедушки, с аристократичными чертами лица, голубоглазый, черноволосый. Наверняка дворянин не из бедных, во всяком случае, хорошие манеры въелись в кровь, а вот элементарные инстинкты, на войне необходимые, вряд ли.
Я повернулся к Зайко.
– Откуда этого… на мою голову?
– Товарищ майор! Разрешите доложить! – Дождавшись моего кивка, капитан продолжил. – Новый ротный – Дмитрий Бриллиантов. Он вундеркинд, в девять лет поступил в столичную школу при Управлении Разведки и Контрразведки, сдав вступительные экзамены на «отлично», окончил ее в тринадцать с золотой медалью, досрочно получил паспорт по именному распоряжению Его Величества и начал обучение в ВУЗе УРК. Потом неизвестно, семидесятого года рождения. Первое появление после окончания ВУЗа – в городе Соколином двадцать второго мая сего года: собирал ополчение.
Я уже смутно понимал, какой сюрприз нам готовил шеф УРК старый Александр Борисович Лучков. Откуда я знаю его имя? Как мне не знать своего крестного отца?
– Извини, – уже к Брилиантову, – но ротного из тебя не выйдет.
Юный гений демонстративно развернулся и ушел в направление своей палатки, взглянув на меня так, как будто говорил: «Никита Михайлович, хоч не хоч, а буду я ротным, как не старайся».
– А теперь я пойду к товарищу подполковнику. Спокойно, минут через пятнадцать у нас будет НОРМАЛЬНЫЙ ротный. – Только кто? Может назначить Битомордова?
Я взглянул на стоявшего столбом лейтенанта и понял – он не справится. Нет, Битомордов упорный труженик, солдат с детства, сын полка и талантом не обделен. Но у него был один недостаток – он был флегматиком, жил трудом. Дадут зарплату, хорошо, орден – очень, повысят в звании – еще лучше. Типичная рабочая лошадка. У него не было друзей, только боевые товарищи, не было ни девушки, ни тяги к ним, не было никакого знания манер. Не сказать, что он был безвольной свиньей – на поле боя он разительно преображался, становился отважным командиром, образцом упорности и дисциплины. Даже голос его становился более командирским. Но делал он лишь то, что скажет дядя с большим количеством звезд на погонах. Инициативу не проявил ни разу. А, хотя дисциплина, конечно, хорошо, начиная от ротного офицер должен быть психологически готов начать, например, атаку без прямого приказа начальства по одной простой причине – даже рота Лесной Гвардии может быть вынуждена действовать полностью автономно, без связи со штабом. И тогда…
Хотя он, как и я, был лично знаком с императором. Вот только засиделся я в майорах по другой причине. Хоть и дворянин, но получил дворянство не по праву рождения, а за заслуги перед Отечеством. Я не конь для парадов, который на высоких должностях нужен. Кто-то думает, что тактику и стратегию прорабатывает сотня людей в погонах с огромными звездами. Это не так. Работают в основном носящие более скромные их адъютанты в погонах поскромнее. В давно не воюющих странах это выражено особенно ярко. До вероломной атаки вроде бы союзного Гаврава мы не воевали официально лет шесть. Для истории мало. Для людей много. Но Мурзик понимал – скоро придется воевать. Он никогда не ставил генералов за связи или, там, выслугу лет. Только реальных гениев, доказавших свою гениальность, притом опытных. Мне как то в санатории пришло письмо, вернее предложение возглавить возрождавшуюся после первого удара гавравцев Третью Дивизию Общевойскового Алексеевского Корпуса. Но я отказался. Бодрым командирским голосом посылать новобранцев на пушки… не мое это.

Продолжение главы 1

А вообще, засиделся я на этой должности. И на официальной и на не очень. Просто нравилось мне, когда вокруг ветераны, все понимают с полуслова, а то и без слов.
Я направился к развевающемуся в некотором отдалении знамени батальона. Но понял, что это не требовалось.

***

Моей первой войной была расовая война в Лензе. Мне было семь лет, и до того, как по радио и телевизору прозвучало обращение вдохновителя запрещенной социалистической партии «Солнце» Сергея Белова с призывом сражаться против чернокожих эксплуататоров, я таких слов даже не знал. Тем не менее, черные эксплуататоры перепутали Белова с белым, и восприняли оскорбление соответственно. Уже через час к нам в квартиру вломились трое дюжих молодцев-негров в штатском и с криком «социалисты сцуки!» разрядили в мою семью мушкеты и кинулись врукопашную. Я единственный из десяти детей чудом успел выскочить в окно и добежать до соседнего здания раньше, чем на городских улицах стали разрываться бомбы. Подарок от властей. Как я узнал позже, к тому моменту белое население моего родного города Шипша начало расправляться с эксплуататорами, стихийно расправлявшимися со всеми потенциальными социалистами. Правительство бомбило и повстанцев и своих. Город тогда буквально сравняли с землей, а война из крупнейшего торгового центра переметнулась на окраины. Потом были полгода ходьбы в неизвестном направлении под звуки бомб, пропаганду сельских старост, шум грузовиков.
Под осень я встретил своего крестного отца – усатого человека средних лет, завязанного в мафиозных группировках, хорошего знакомого нашей семьи. Тогда я зашел в бар с говорящим названием «Пьяный Козел», где ополченцы буйно отмечали очередную победу. Кто-то сунул мне кружку пива. Я еще не знал, что это такое, и выпил. Может, если бы я знал, что это такое, я бы получил существенно меньше шрамов, может, получил бы кружкой по голове за отказ, может, просто стал бы всего лишь рядовым ополченцем и сгинул бы в жерновах войны, ведь в борьбе против обученных правительственных войск Бесгишиги у вооруженных тем, что под руку попалось, восставших бедняков и угнетаемых, а также наиболее дальновидных людей посостоятельнее шансов было мало. Победило не «белое» ополчение, победила сформированная на его основе Кондратовская Армия. Назвали ее в честь предыдущего лидера «Солнца» Александра Кондратова, который погиб в ходе восстания десять с небольшим лет назад. Она была уже хорошо обученной за щитом из толп ополченцев и глубоко идейной армией из тех немногих, что сражаются до последнего солдата. Ведь лучше умереть, чем предать Идею. При таком раскладе неважно ни количество, ни вооружение – главное чтобы было сопоставимо с таковым у противника, и командир был недурной. Именно она стала основой для армии Республики Ленз.