Окружайте себя неведомым...

   Отцы семейств, понукаемы с самого Рождества, некогда завоёванными собственными собственно барынями, летней отпускной порой ведут стада домашних не на водопой, но под просторную сень зданий воксалов. И вовсе не для променаду, и не для поглазеть на отъезжающих, и даже не для выкушать по стакану кофею под нестройные звуки духового оркестра в привокзальном буфете. А - дабы сменить обстановку и вкусить прелестей семейной жизни, вдыхая морской воздух, как дурман, кой способствует более лёгкому восприятию болезненной  раздражительности супруги и необходимости поучать неразумных на всю голову чад.

   Итак, отключив опустошённый до икоты холодильник и вручив сердобольной соседке ключ от квартиры, дабы та поливала цветы и кормила Мурзика, семейные пассажиры рассаживаются в купе, и отъехав совсем недалеко, пользуясь остановками, фланируют по перрону с развязным видом и в домашнем.
Они вышагивают с супругами и без, порознь и произвольно составленными группами из неравноценных по возрасту и значимости граждан обоего полу. Граждане будто дичают слегка, судя по тому, как восторгаются дорожным дорогостоящим провиантом, который в обычной жизни вовсе не причисляют к съедобным или удобоваримым. Семейные «за компанию» и «от нечего делать» чавкают, щёлкают, не забывая присматривать за плавностью заоконного пейзажа, очередью в туалетный закуток и расписанием, чтобы не проворонить очередную стоянку, на которой можно пополнить запасы «чего-то пожевать» за просмотром одной на Вечность кинокартины о том, как убивают время.

   Одиноким пассажирам не то, чтобы проще. Им иначе, немного не так. Если они и озабочены, то только отсутствием попутчиков, с которыми были бы связаны узами. Всякими. Любыми. Одинокие одеты хотя и по моде, но не по погоде, а вышагивая по подиуму перрона с очевидным желанием обаять всё человечество, сутулятся от извечного перонного сквозняка, будто зябнут от начинающейся так некстати простуды.

   В то же самое время, не разбуженные деликатным торможением граждане безмятежно спят, выставив волосатые коленки из-под подола простыни в проход. А иные, шустрее прочих, из желания обнаружить свою лихость перед заспанными слегка, но всё одно - очаровательными вагонными прелестницами, бегут в привокзальный буфет, который полон безвкусной несъедобной снеди в выцветших на солнце коробках. Добытое по-гусарски выкладывается на общий стол, дабы выказать щедрость, а заодно приворожить хотя кого-нибудь и хотя бы на беседу допоздна, что в зыбке вагона убаюкает даже того, кому пуще тёщи докучает insomnia.


   В дороге, с деланным равнодушием и тоской в сердце, одинокие поглядывают на женатых. Неженатые с любопытством на замужних, а отцы семейств, вздыхают втихаря об свободе, но в общем не ропщут. Кому, как не им положена румяная куриная ножка, и кому, как не им так сладко отказаться от неё в пользу жены или сына. Он же добытчик, он же - муж и отец, он - голова!

   Окружайте себя неведомым - людьми, местами, впечатлениями, книгами, и время отступится. Ему тоже интересно досмотреть всё, до самого конца.