На границе миров. Октябрь

Октябрь. Он пришёл и не спрашивал. Нагло отобрал те крупицы летнего тепла, что Сентябрь ещё пытался хранить. Он вошёл не долгожданным гостем, скромно ожидающим в дверях, а вломился сквозь щели в окнах, сквозь распахнутый воротник двубортного пальто и тут же заполнил собой пространство. Прошёлся грязными ботинками по ковру и бесцеремонно вытащил весь драгоценный хлам с антресолей: и разбитые цветные фильтры стекол, и наспех склеенные когда-то обрывки воспоминаний, и отсыревшие коробки старых сожалений. В обмен же, с видом щедрого хозяина, со звоном водрузил в центр стола пару трёхлитровых банок слез и свежих соплей. Октябрь был диагнозом, лекарства от которого люди пока не придумали.

Он был пощёчиной. Хлёсткой, внезапной, отрезвляющей. Ворвался мокрым снегом, сыростью дорог, серостью неба. Хлестал по нервам оголенными ветвями. Сама природа скулила в трауре по ушедшему цвету, замирая в предстоящей поминальной песне ноября. Её плачь был слышен в тихой капели водостоков, в треске проводов, в оглушительной тишине опустевших парков. Мир затаил дыхание в предчувствии последнего предсмертного вдоха, когда всё вокруг неизбежно погружается в холод и мрак. Когда серый монотонный хаос из машин, плащей, пустых взглядов потерянных и постаревших детей становится единственной окружающей тебя реальностью.

И когда к вечеру стылое одиночество лезет под кожу, как леденящий ветер под промокшее пальто, со скрипом напоминая о впустую прожитых жизнях, не случившихся встречах, так и не совершённых шагах, словах, застрявших комом в горле... Тогда ты натягиваешь шерстяные носки на промокшие ноги, кутаешься в махровый халат потеплее и завариваешь чай. Тот самый, из дальнего угла верхнего шкафчика, который когда-то кто-то подарил, но ты уже даже не помнишь, кто именно. Делаешь почти обжигающий глоток, выдыхаешь и смиряешься. Не с поражением, а с тихой правдой.

И когда он заходит следом, ты не хлопаешь дверью перед его мокрым, нахальным носом. Ты протягиваешь ему кружку чая, приглашая за стол как старого друга. Долька лимона тонет в кипятке, как бледное октябрьское солнце в тучах. Достаёшь с пыльных антресолей книгу, ту самую, что вечно откладывал на потом. И Октябрь, усевшись в кресло напротив, перестает быть мучителем. Ты видишь в нем старого, упрямого, но единственно честного друга. Того, кто не умеет и не хочет лгать. Он смотрит на тебя сквозь пар от чая, и взгляд его словно взгляд самого времени. Он выворачивает наизнанку, вытряхивает из карманов засохшие крошки прошедшего лета, забытые семена несбывшихся надежд. И говорит тебе в лицо. Молча. Про твоё одиночество, про трещины в собственной душе, которые ты так тщательно затыкал кем-то неподходящим. Про страх, что ты всего лишь один из тех самых потерявшихся постаревших детей. А никаких взрослых, кто бы знал «как правильно», на самом деле не существует.

Но именно он учит тебя главному. Отбирает все внешнее тепло, чтобы ты неизбежно начал искать его внутри. Чтобы наконец нащупал и разжег его сам – из щепок забытых надежд и желаний, сухих листьев прочитанных книг, горстки углей тех немногих, но верных слов, что ещё хранит сердце. Маленький, негасимый костёр в груди, перед которым бессильны и поминальные песни ноября, и леденящее дыхание грядущих зимних стуж.

И ты благодаришь его. За отрезвляющую правду. За эти трещины. За возможность просто сидеть и пить чай с самим собой, пока мир за окнами медленно умирает, чтобы однажды возродиться вновь.