пробуждение в чужой коже

Он проснулся от странного ощущения. Не от звука будильника и не от яркого света в окне, а от чувства, будто кто-то подменил его тело и разум, пока он спал. Это был не сон. Это была реальность, ставшая резиновой и отдалённой.

Марк лежал и смотрел на свои руки, лежащие на одеяле. Они были чужими. Эти пальцы, линии на запястьях, ноготь на мизинце, который он когда-то порезал — всё это принадлежало не ему. Он скомандовал пальцу пошевелиться, и он пошевелился, но это было похоже на управление марионеткой через толстый слой ваты. Внутри была тишина. Не мирная, а пугающая, мёртвая. Ощущение «Я» растворилось, как сахар в холодном чае. Осталась лишь оболочка, которая смотрела в потолок и ждала инструкций.

Это случалось часто. Периодическая деперсонализация — так это называлось в статье, которую он нашёл в интернете. Сухое, медицинское словосочетание, не передающее и доли ужаса. Ужаса не от чего-то внешнего, а от предательства собственного мозга. От бесконечного одиночества, которое наступало, когда ты терял связь с единственным человеком, которого, как тебе казалось, знал, — с самим собой.

На работе он был функцией. Движущейся, говорящей, выполняющей задачи. Он мог улыбаться коллеге, кивать начальнику, но внутри была лишь пустота, натянутая, как барабанная перепонка. И эта пустота была хрупкой.

Срыв случился вечером, дома. Он пытался собрать простой шкаф из IKEA. Инструкция, написанная на универсальном языке пиктограмм, вдруг перестала иметь смысл. Крошечный человечек на картинке с гаечным ключом казался насмешкой. Марк крутил болт не в ту сторону, потом не мог открутить его назад.

И вдруг что-то щёлкнуло.

Тишина внутри лопнула. Её место мгновенно заполнила бешеная, кипящая лава злости. Она поднялась из желудка, сожгла горло и вырвалась наружу с низким, звериным рыком. Он не кричал. Он ревел. Со всей силы он швырнул металлическую ножку шкафа в стену. Глухой удар, облако штукатурной пыли. Потом он схватил молоток и начал бить. Бить по незаконченному каркасу, по полу, по стене. Дерево трещало, металл гнулся. Это была не ярость, имеющая причину. Это был взрыв той самой бесконечной пустоты, её обратная, разрушительная сторона.

Он не контролировал своё тело. Он был пассажиром в машине, которую ведёт пьяный, озлобленный водитель. Агрессия была слепой и беспощадной. Он хотел ломать, крушить, стирать в порошок этот мир, который не имел к нему никакого отношения, и его самого, который был лишь набором костей и мяса, не понимающего, зачем оно дышит.

Когда волна отступила, он стоял, тяжело дыша, среди обломков древесины и искорёженного металла. Руки дрожали. В груди саднило. Он посмотрел на свои сжатые кулаки, на белые костяшки, и снова не узнал их. Чьи это руки только что крушили всё вокруг? Кто этот человек, способный на такую ярость?

Злость сменилась леденящим недоумением. Он не понимал. Не понимал связи между собой — тем, кто лежал утром с ощущением ваты в голове, и этим безумцем с молотком. Не понимал, что его спровоцировало. Не понимал, как жить, если твой собственный разум — это чужая и враждебная территория, где ты вечный заложник.

Он опустился на пол среди руин своего спокойствия. Тишина вернулась, но теперь она была громче любого крика. Она была тяжёлой, как свинец, и густой, как смола. Он был абсолютно, космически один. Один в центре вселенной, которая была им самим. Двери наружу не было. Была только бесконечная комната с зеркалами, отражающими пустоту.

Марк подобрал ноги, обхватил колени руками и замер. Снаружи он был просто мужчиной, сидящим на полу в беспорядке. Изнутри он был ничем. Никем. Просто точкой невыносимого, необъяснимого страдания, запертой в теле, которое он не мог назвать своим.

И он знал, что завтра всё повторится. Снова пробуждение в чужой коже. Снова день, прожитый как сон. Снова тикающая бомба внутри. И снова эта ночь. Эта бесконечная, одинокая ночь.