Sеd ardere

 Жизнь начинающего серийного убийцы Алана И. шла волнами, причём без приливов — только плато и редкие отливы. После травмы детства — неизменно пост-фактум находящейся, во всех расцветках и гранях — двадцать шесть лет длился стабильный откос: неудачная социализация, первая (унизительная) работа, последующие (слегка менее унизительные) должности, варианты эскапизма… Вчера Алану стукнул двадцатьдевятник, а он до сих пор никого не убил.

 Как и всякий пока не начавший, Алан переоценивал значимость первого раза. Дебют задаёт траекторию будущей карьеры, обозначает ранг, сильно-слабые стороны уникального видения субъекта, метода, будь то open-source код, роман или преступление. Первый поступок — несгораемая сумма, как минимум, менее опытным после него не стать. По нему же и судить, какого полёта птичка.

 Алан — мнительное и тщедушное существо — никак не мог подобрать жертву. Ему решительно не хотелось, чтобы пока не назначенные детективы, пробуя разгадать его мотив, исказили и переврали его характер, образ, личность, имея в распоряжении лишь приметы и биографию трупа; впрочем, ему также хотелось стать разгаданным. Ни разу в жизни не испытав проблеск самосознания, озарение о том, зачем он здесь, как персонаж "Алан И." мог бы услужить человеческому процессу, он не придумал ничего лучше, чем вынести себя человечеству на последний суд — коллективное сознание, соцветие тысяч мнений образует среднее, что и станет единственной истиной о нём. Пусть для этого бы и пришлось нарушить первую заповедь, вопрос "Кто я?" резал Алана острее, чем перспектива Ада навсегда.

 ***

 Олег вырос с платиновой ложкой во рту — по автомобилю у отца и у матери, своя комната, одна стена в которой была усеяна дипломами победителя и гран-при. Вот-вот готовый к счастливой жизни "золотого 0,01%", молодой человек, на исходе умеренного бунта отрочества обрюхатил случайную девицу, насмерть перепугался ответственности и сбежал, прихватив солидные накопления с дней рождений — и оборвал контакты с семьёй, взявшей потом девицу под опеку. Заселился зайцем в столичный киновуз, кочуя по комнатам общежития, где, соря деньгами перед постояльцами, познакомился с немецкой классической философией, французами и космическим пессимизмом…

 Здесь парнишка и пропал.

 Деньрожденные деньги кончились в один месяц — алкоголь и альтернатива (её, пожалуй, опустим) — и постояльцы всё неохотнее ютили Олега на очередную ночёвку. Заражённый метафизикой, юноша поначалу развлекал народ философскими речами, но, день за днём те становились мрачнее, упадочнее, пространнее — и дольше, дольше... Олег верил в собственные проповеди — главная ловушка мессии — и те глубже и глубже утягивали его в бездну души. Бывший блеск в глазах стирался каждым прочитанным трактатом, черты характера заменялись афоризмами…

 Вскоре поцелованный судьбой юноша стал нон-грата в каждом блоке общежития. Причина проста: утратив личность, Олег стал идеальным зеркалом, возвращающим другим все без исключения их приметы — неприглядные, заскорузлые, мерзкие. Трудно лицезреть себя во всей красе.

 Проглотив за последнюю ночь абсурдизм — все тексты о нём, что нашлись, — Олег покинул здание, намереваясь бродить по столице, пока не падёт ниц от истощения.

 ***

 Как часто бывает, два несчастья тянутся друг к дружке, минуя пространство, время — иногда логику. Алан и Олег столкнулись заполночь, во дворе спального района, по левую сторону которого гаражи, а по правую — широченный проспект, невидимый за длинной жилой панелькой. Алан, живший в этой панельке, любил ночные променады с собой тет-а-тет — можно было слушать пост-панк, крутить меж пальцев нож-бабочку и мысленно оттачивать план и детали преступления. Олег прошёл столицу насквозь, с северо-востока на юго-запад, и не спал с позавчера.

 Столкнулись буквально:

 — Прощения, — дежурно буркнул Алан. Ладошка мгновенно юркнула в карман, спрятав нож-бабочку.

 Олег ответил двухсекундным молчанием. Затем произнёс:

 — У тебя вид человека, который хочет кого-то прирезать. — Голос его был плоским, без интонаций, будто речь о погодных условиях.

 Двое юродивых — под облаками, под луной, под звёздами.

 — Что? Нет. Что вы... — вместо нервного смешка у Алана вышло мычание.

 — Не ври. У желающих крови особый, флюоресцирующий взгляд. Они светятся внутренним решением интеграла в уме. У тебя взгляд ещё и жалкий. Ты боишься, что у тебя ничего не выйдет.

 Было похоже на удар.

 — Вы пьяны, — ободрился Алан, пробуя вернуть какую-либо позицию.

 — Ой, нет, отнюдь, — парировал Олег и шагнул вперёд (Алан отступил на шаг). — Ты ищешь жертву. Верно?

 Кровь отхлынула от лица Алана.

 — …того, кто станет твоим аргументом в споре с мирозданием. Хочешь, чтобы твой поступок тебя определил.

 Фантазии убийцы, величественные и всеобъемлющие, таяли, как лёд на ладони.

 — Я, к слову, идеальный кандидат, — Олег развёл руками. — Зеркало. Убьёшь меня — не станет никакого "меня". Останется поступок. Твой акт. Никакой биографии жертвы, которая всё испортит, — только твоё намерение. Ты станешь тем, кто уничтожил Ничто. Это поэзия.

 Унизительно…

 — Ну-ну, что ты там елозишь в куртке, — Олег почти по-отечески нырнул в карман пуховика Алана и вытащил нож-бабочку. — А вот и орудие судьбы.

 Утративший последнюю опору Алан просто стоял, как нашкодивший школьник, и виновато глядел, как Олег крутит нож меж пальцев.

 — Сталь, конечно, так себе, но на первый раз сгодится. Так, а теперь смотри…

 Олег всучил нож обратно в руку Алана и подставил запястье, задёрнув рукав белой рубашки.

 — Режь.

 — Что?..

 — Режь давай, да поглубже.

 — Но я не…

 Здесь искрящиеся глаза Олега поднялись с ножа к загнанному лицу Алана.

 — Сделаем это. Дай мне смысл. Себе — определение. Смотри, это нетрудно…

 Олег принялся кромсать своё запястье — порез за порезом — дрожащей, обмякшей, безучастной рукой Алана. Затем, весь в крови, вдруг остановился:

 — Ты не убийца. Ты — зритель.

 Он развернулся и пошёл прочь, оставив Алана под облаками и звёздами.

 В наушниках Молчали Дома.