Два мальчика и конец

12.03.2022


– Это ведь закончится, да?

Сережа сидит на теплой земле. Вокруг букашки ходячие, ползающие и летающие. Слышно, как вдалеке поёт песню незнакомая птица и стучит по дереву дятел. Везде кипит жизнь. Ветер подпевает ей: он завывает в такт, создавая мелодию – тихую, спокойную и дарящуя чувство дома. «Все проблемы решатся» – скулит он в Сережино ухо. — «Ты только подожди»

Такой чудесный пейзаж. По правую сторону – высокая ива с длинными косами, которые тянутся до самой воды. От ветра её ветки качаются, создавая на синеватой простынке мелкую рябь. Маленькие кружочки появляются и исчезают. Они убегают, задевая камыши, плавающих водомерок и водоросли. Слезы Ивы капля за каплей падали в воду. Она прогибалась от ветра, и тут же в озеро падали новые прозрачные капельки. Сережа уверен, что это ива, такая грустная и могучая, наполнила некогда пустую ямку водой. С каждым годом дерево становилось старше, а плач всё сильнее. Так маленькая ямка превратилась в лужу, после в болото, а сейчас – в маленькое озерце. Интересно, наплачет ли когда-нибудь ива новое, восьмое море?

По левую сторону – лесная чаща. Именно оттуда слышен птичий гул; туда улетает ветер и не возвращается обратно. Сережа думал, как ветер пробирается сквозь деревья: их стволы находились так близко друг к другу, и, казалось, между ними нельзя пройти. Будто их ветви – это руки любовников, прощающихся перед наступлением рассвета; руки матери, обнимающие вечно маленького для неё ребенка; руки возлюбленных поздней ночью. И ветви эти неумело скрывались за зелеными листьями, будто стесняясь любопытного Сережиного взгляда.

Парень посмотрел наверх, и яркое солнце ударило по глазам. Коваленко сморщился и насупился. Солнечные лучи забегали по его ресницам, спускаясь всё ниже – к шее, ключице и плечам. Лишь ива изредка прикрывала его зелёными косами.

Вдруг послышался знакомый голос:

– Да, закончится.

Парень обернулся: позади стоял друг с бутылкой воды в руках. Коля кинул её, но Сережа не успел среагировать – бутылка упала на землю. Пузырьки побежали наверх. Соколов цыкнул:

– Это же минералка! Хрен откроешь теперь.

Он взял маленькую бомбочку в руку и сел рядом с Сережей. Коваленко сразу почувствовал на себе взгляд темно-карих глаз – тяжелый, изучающий, похожий на родительский, но одновременно с этим добрый и понимающий. Казалось, что Коля смотрит не на самого Сережу, а в глубь него, и неясно что именно он там ищет.

– Опять ты нюни развел? – спрашивает друг, медленно пытаясь открыть минералку. Бутылка громко шипит. Газы быстро поднимаются наверх, и вот с горлышка уже течет белая пена, – Ну емае!

– Нет, я скорее... – Сережа задумался: а что он? Этот вопрос вырвался неосознанно. Слова непроизвольно сорвались с губ, и Коваленко понял их смысл только сейчас, – Я просто...

Парень посмотрел на друга. Тот думал как открыть бутылку и не вылить всю воду на землю. На Колено лицо падали солнечные лучи, ветер игрался с черными, как уголь, волосами. В глазах отражаются тени и блики, а когда друг смотрит в ответ – сам Сережа с печальным выражением лица. Отчего появилась эта тоска? Почему же сейчас, когда на улице лето, поют птицы и рядом близкий человек, Коваленко чувствует себя так паршиво? Наверное, это всё из-за плача ивы. Это из-за неё в голове такие мысли. Мысли грустные, тоскливые.

– Почему ты сказал «да»? – спрашивает Сережа.

Мальчик не хотел, чтобы это заканчивалось. Под странным словом «это» он подразумевал каждую секунду. Парень чувствовал, как время убегает из его рук, словно песок, и от этого захотелось сжать ладонь со всей силы.  Он желает запечатлеть каждый момент, но глаза не умеют фотографировать, и поэтому их хотелось закрыть навсегда. Будь у него возможность остановить время, он бы так и сделал. Нажал бы на кнопку, и тогда он навечно остался бы в «этом». 

– Потому что всё заканчивается.

Коля сказал, как отрезал. Без эмоций, не поджав уголки губ и не нахмурившись. Он открыл минералку, цыкнул от характерного шипения и отпил. Вода струйкой стекла по подбородку. Соколов закрыл крышку и посмотрел на друга – во взгляде темно-карих глаз не было ничего, кроме спокойствия. Коля взял друга за руку, в ладонь всучил ему минералку и сказал:

– Вместо того, чтобы грустить, научись наслаждаться моментом.

Что значит наслаждаться моментом Сережа не знал. Вместо этого он всегда убегал в воспоминания или думал: «Я к этому больше никогда не вернусь». Но он возвращался. Каждый раз, когда ему было грустно, он вспоминал прошлое. Он не понимал как можно беспечно относится ко времени, ведь оно так быстро идет: не успеешь оглянуться, как упустишь из рук его крупинки. Поэтому Коваленко пытался запомнить каждую песчинку, сохранить её в памяти навечно, чтобы потом собрать из песка картину. Картину его детства в юношестве, юношества в старости. По частицам. По крупицам. Для такого приходилось жертвовать чувством «момента», когда радуешься и не замечаешь деталей вокруг себя. Ведь зачем они тебе, когда ты итак счастлив?

Сережа открутил крышку и выпил минералку залпом.

– Как мне научиться «ценить момент»? Я не понимаю. Не понимаю... – Последние слова были сказаны тихо, почти шепотом. Сережа согнул ноги в коленях и обхватил их руками. Рыжая копна волос упала на синие джинсы.

Слышно, как рядом зашуршали – это Коля что-то ищет в карманах. Послышалась усмешка – это Коля что-то достал из шортов. Сережа почувствовал, как по его плечу постучали.

– Та-дам!

Перед глазами – вкладыш Turbo тридцать семь. Белый Ниссан смотрит на Коваленко двумя прищуренными глазами-фарами. Черная полоска по всему кузову, надпись Sunny на бампере и темные шины будто подмигивали Сереже. Белая ласточка!

– Откуда она у тебя?

– Да вот, подогнали, – Коля протягивает вкладыш вперед. Спустя секунду у него в руках ничего нет.

– Кто? – Сережа сиял. Ниссан же не достать, так как..!

– Неважно, – Соколов придвинулся вперед. Он дождался, когда друг уберет палец с белого листочка и выхватил «ласточку» из чужих рук. Она выпорхнула, не успел Сережа и глазом моргнуть, – А всё, хватит с тебя.

Сережа почувствовал обиду. Коля дал ему такой редкий вкладыш, зная, что именно его он так хотел. А спустя минуту безжалостно отобрал.

– Что чувствуешь? – Спокойно спросил Коля. В голосе – ни капли злорадства.

Сережа ничего не ответил, но всё было понятно по глазам, полным обиды. Соколов улыбнулся как-то по-взрослому, хитро щуря глаза.

– Ты же ценил Ниссан?

– Что?

– Ты ценил Ниссан, когда я дал его тебе?

– Конечно, это ведь такой редкий вкладыш!

– А когда я отобрал его, начал ценить ещё больше?

Сережа насупился.

– Да...

Коля кивнул. Он взял друга за руку, выпрямил пальцы и положил вкладыш обратно. Сережа почувствовал вес бумажки, услышал её нечеткий запах.

– Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Знаешь такую пословицу?

Коваленко кивнул. Конечно знает, мама часто упоминает её в разговоре.

– Ну вот и думай.

Друг сжал чужую ладонь. Сережа услышал, как зашуршала бумага, и тут же разжал пальцы. На него вновь смотрел белый Ниссан, подмигивая фарами.

Ветер всё кружил, играясь с зелеными косами ивы, пока где-то вдалеке пела песню незнакомая птица и стучал по дереву дятел.