Первая мировая. 40 дней после покушения - 1

«Трагедия политического кризиса, предшествовавшего началу боевых действий в августе 1914 года, заключалась в том, что государственные деятели и дипломаты всё больше и больше утрачивали контроль над событиями» (Дж. Киган, «Первая мировая война»)

Как только Франц Фердинанд пал под пулями Гаврило Принципа, министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Леопольд Берхтольд и начальник австрийского генерального штаба граф Конрад Гётцендорф увидели в покушении на эрцгерцога подходящий ПОВОД (заглавные буквы мои – А.А.) для решения «сербского вопроса». Оба исходили из того, что наличие на Балканах государств-сателлитов России – смертельная угроза для «лоскутной империи». К тому же Берхтольд еще до покушения разработал дипломатический план подготовки войны с Сербией, в который 4 июля внес коррективы следующего содержания: «Сербия представляет собой оплот панславянской политики, который должен быть уничтожен как фактор силы на Балканах». Германии предлагалось признать «настоятельную необходимость… для монархии (Австро-Венгрии – А.А.) решительной рукой порвать сеть, которую враги пытаются накинуть на нее».
 
Кайзер, прочитав телеграмму (от 30 июня 1914 г.) германского посла в Вене  об убийстве в Сараево, пишет на ее полях: «Сербы должны быть повержены в самое ближайшее время!». Затем, принимая австрийского посла,  Вильгельм рекомендует его правительству: «С выступлением против Сербии не мешкать!» и увещевает: «Внутренние затруднения России слишком велики, чтобы разрешить этой стране вести агрессивную внешнюю политику».
 
В последний день июня великий визирь (глава правительства) Турции Мехмед Саид Халим-паша сообщает германскому послу в Стамбуле, что в случае выступления России на стороне Сербии, Турция будет воевать на стороне Тройственного союза.

4 июля посол Германии в Лондоне князь Карл фон Лихновски встретился с лордом Холдейном и сказал ему: «Настроения в Берлине таковы, что Германия должна полностью поддержать Австрию вне зависимости от того, что та предпримет». В тот же день, по словам Берхтольда, посол Германии в Вене граф Фриц фон Чиршки встретился с ним, чтобы заявить: «Я получил телеграмму из Берлина, согласно которой кайзер Вильгельм поручил мне официально заявить, что Берлин ожидает действий против Сербии, и если удар по ней нанесен не будет, в Германии это вызовет непонимание».

Однако премьер-министр Венгрии граф Иштван Тиса и император Франц Иосиф заняли  осторожную позицию, опасаясь вмешательства России и дестабилизации положения в империи. 1 июля Гётцендорф констатирует: «Тиса был против войны с Сербией, он колебался, опасаясь, что Россия нанесет нам удар, а Германия не станет вмешиваться».
 
2 июля император попросил Берхтольда ничего не предпринимать, не посоветовавшись с Тисой. Министр иностранных дел, однако, проигнорировал просьбу суверена и 5 июля поручил австрийскому послу в Берлине передать немцам на словах, что Вена предъявит Сербии ультиматум, и, если он не будет принят, откроет военные действия. Реакция кайзера не заставила себя долго ждать. Вильгельм заверил Берхтольда в полной поддержке Германии и «успокоил» его, добавив, что, по имеющимся у него сведениям, вероятность вмешательства в конфликт России невелика.

Новости об убийстве эрцгерцога поначалу не слишком встревожили царских министров. Ситуация стала меняться по мере поступления нервных сообщений об агрессивности Австрии от посла в Лондоне Бенкендорфа, хотя таких сигналов логичнее было бы ждать из посольства России в Вене. Глава русского МИДа С.Д. Сазонов предложил Белграду действовать с крайней осторожностью. Также он предупредил Берлин и Вену, что Россия не будет равнодушна к унижению Сербии. Таким образом, российское правительство показало, что на этот раз не уступит перед угрозой войны, как было в 1909, 1912 и 1913 гг.

За 16 дней (7 июля 1914 г.) до австрийского ультиматума Сазонов телеграфировал русскому посланнику в Белграде: «Государю императору благоугодно было разрешить уступку за плату Сербии из военных запасов 120 тыс. трехлинейных винтовок и 120 млн. патронов с пулями». На самом деле «уступка» осуществилась в кредит на 6 млн. рублей, который Сербия, конечно, не погасила. При этом в австрийской и немецкой печати сразу после начала мировой войны стали публиковаться сообщения о том, что Николай II принял решение о поставке сербам 100 тыс. винтовок Мосина через два дня после покушения в Сараево.
 
Между тем, государева «благоугодная» уступка имела свою предысторию. После 2-й Балканской войны (июнь-август 1913 г.) Сербия, не имевшая  оружейных заводов,  отчаянно нуждалась в пополнении своих арсеналов, поскольку, по оценке русского агента в Белграде полковника Артамонова, «никак не в состоянии была вести даже оборонительную войну». Сербские военные обратились напрямую к тульским оружейникам с намерением разместить у них заказ на 400 тыс. винтовок, однако туляки отказали, ссылаясь на загруженность заказами собственного правительства. В условиях накаляющейся международной обстановки и растущей угрозы со стороны Австро-Венгрии становится понятным решение Николая усилить военный потенциал сербской армии.

Немцы, однако, не верили в решимость русских не оставить сербов в беде. 5 июля  кайзер Вильгельм II принял в Потсдамском дворце австрийского посла и еще раз порекомендовал ему «не мешкать с этим выступлением» (против Сербии). Император, по словам посла, «уполномочил меня доложить нашему милостивому Государю (т.е. Францу Иосифу – А.А.), что… в этом случае мы можем рассчитывать на полную поддержку Германии».

Поддержав австрийцев, германский император созвал военное совещание, на котором объявил собравшимся о вероятности войны, и получил заверения от военных, что армия к войне готова. На самом деле Германия вступила в Первую мировую войну практически без серьезных запасов сырья для производства взрывчатки, полагая, что тех боеприпасов, которые имеются на складах, вполне достаточно для выполнения задач, намеченных в «плане Шлиффена». Этот план предполагал нанесение удара по Франции через Бельгию (гаранты ее неприкосновенности – Англия, Франция, Пруссия) с последующим глубоким правофланговым охватом и полным разгромом французских войск.
 
На всё про всё, по расчетам Шлиффена, потребовалось бы 42 дня. Но «если французы отойдут за Марну и Сену, война затянется надолго…, мы не настолько сильны, чтобы успешно осуществить план», - признавался  немецкий стратег, фактически допуская несостоятельность своих замыслов.  О том, как будет функционировать экономика в экстремальных условиях затяжной войны, в германском военном ведомстве задумались только  после того, как она началась.

В тот же день (5 июля) кайзер сказал военному министру Пруссии Э. Фалькенхайну (будущему начальнику германского генерального штаба в годы Первой мировой войны): «Царь не встанет на сторону убийц эрцгерцога, а Россия и Франция не готовы к войне». Министр иностранных дел Германии фон Ягов в телеграмме своему послу в Лондоне от 18 июля 1914 г. предсказывает: «Чтобы не потерять лица, Санкт-Петербург, конечно же, поднимет шум, но всё это никак не отменит того факта, что Россия сейчас не готова к войне». Как видим, Вильгельм  и его дипломаты не ошибались насчет военной неподготовленности России, но просчитались, ожидая ее невмешательства в конфликт.
 
Возможно, этот просчет создавала позиция Великобритании, которая делала вид, что не только сама не будет участвовать в мировой войне, но и отговорит от участия в ней как Россию, так и Францию. Вскоре после убийства в Сараево шеф британского «Форин Офис» сэр Эдвард Грей в беседе с австрийским послом упомянул «о войне между четырьмя государствами». Посол решил, что пятая держава, то есть сама Британия, воевать не собиралась.

Как телеграфировал германский посол в Лондоне князь Лихновски, 6 июля в беседе с ним Грей говорил о миролюбии России, обещая «предотвратить грозу»; министр заверил, что «Англия, не связанная с Россией и Францией никакими союзными обязательствами, имеет полную свободу действий и что если Австрия в отношении Сербии не переступит определенный предел, то можно будет склонить Петербург к терпимости».
 
Однако 8 июля в беседе с русским послом Бенкендорфом Грей рисовал ситуацию в мрачных тонах. Говорил о вероятности выступления Австро-Венгрии против Сербии и подчеркивал враждебность германцев к России. На следующий день Грей вызвал к себе германского посла и заверил его в том, что Великобритания «пытается убедить российское правительство сохранять спокойствие по отношению к Австрии, даже если венский кабинет займет самую жесткую позицию из-за убийства в Сараево».

6 июля 1914 года рейхсканцлер Бетман-Гольвег заверил австрийского посла в том, что «Рейх будет преданно бороться на стороне своего союзника». В то же время он попросил главу МИДа фон Ягова сообщить германскому послу в Лондоне, что в отношении британского правительства «следует избегать всего, что может создать впечатление, будто мы подстрекаем австрийцев к войне».

7 июля в Вене состоялось заседание правительства. Почти все придерживались той позиции, что чисто дипломатический успех даже в условиях полного унижения Белграда не имеет ценности. Поэтому надо предъявить сербам такие требования, которые вынудили бы их ответить  отказом и дать ПОВОД (заглавные буквы мои – А.А.) для военных действий. Однако глава венгерского правительства И. Тиса не согласился с позицией большинства. Он выразил опасение, что поражение приведёт империю к гибели, а победа - к захвату новых славянских земель и усилению славянского элемента в Австро-Венгрии, что подорвет позиции собственно Венгрии. Графа Тису «с трудом» переубедили.

Непосредственно после покушения в Сараево австрийские следователи не нашли доказательств причастности к нему сербских властей, о чем 13 июля 1914 г. сообщили в секретном послании, адресованном австрийскому руководству в Вене. Однако к тому времени австрийцы уже заручились поддержкой германских властей, и выводы следователей не помешали австрийскому кабинету министров возложить ответственность за убийство Франца Фердинанда на правительство Сербии.

14 июля кабинет министров Австро-Венгрии постановил в течение недели  предъявить Сербии ультиматум. К 19 июля текст ультиматума был подготовлен, а 21 июля согласован с Тисой, настоявшем на придании документу формы дипломатической ноты и удалении из текста всего, что могло быть воспринято, как угроза аннексии. Затем текст согласовали с императором Францем Иосифом. Император одобрил документ «неохотно», как отметил Берхтольд, уговоривший «старика» сделать это.

Когда в Германии стало известно, что австро-венгерский ультиматум Сербии составлен в «неприемлемой форме», канцлер Бетман-Гольвег, как и остальные члены правительства, протестовать не стал, заявив: «мы не можем комментировать формулировку требований к Сербии, так как это дело Австрии».