7 глава. МАМА окончание повести

VII
Со стороны Хамфри было действительно глупо не заразиться корью вместе с остальными, а потом подхватить её в одиночку, как только мама вернулась из Алжира. Это как раз тот случай, когда Хамф поступает неразумно, — хотя, конечно, он ничего не мог с этим поделать. Я уверена, что ему было совсем не весело болеть в одиночестве.

 Должна сказать, что наш месяц в прошлом году был просто чудесным; Вайолет и Теду он понравился не меньше, чем мне. Помимо того, что мама была рядом с нами всё время,
у нас почти всегда был чай с говядиной, когда бы мы ни захотели его выпить, и самое захватывающее — это то, что каждое утро мы считали, у кого больше пятен.  У кого больше пятен. Один из нас, конечно же, был королём или королевой на один день, а остальные должны были говорить «ваше величество» и кланяться при каждом слове. Это действительно казалось грандиозным.

 Должно быть, Хамфри потом очень переживал из-за этого, потому что, когда он всё-таки заболел, ему было так плохо, что, если бы он заболел одновременно с нами, он бы легко стал королём на каждый день. Он был так болен, что мама отправила малышей к Джейн, потому что они слишком шумели. А так как миссис
Чарлтон как раз тогда попросила меня пожить у неё, мама подумала
С таким же успехом я мог бы тоже уйти. Думаю, я должен честно признаться, что
мама говорила со _мной_ о том, что нужно вести себя тихо, как и с младшими. Казалось, я совсем забыл о том, что нельзя топать наверху.
Однажды я всё-таки решился и снял не только ботинки, но и чулки, чтобы двигаться как можно тише, и пошёл очень-очень медленно.
Но потом эти ужасные ботинки всё испортили: они упали прямо с самого верха.

 Миссис Чарлтон — это что-то вроде папиной тёти, она живёт в Линкольншире. Я её совсем не знал, хотя мама говорила, что я
Я видел её только один раз, когда был младенцем, а это не самый приятный вид дружбы. Такие люди всегда рассказывают, как они держали тебя на руках, и ты чувствуешь себя глупо. Или, если ты был слишком большим, чтобы тебя кормить, они говорят, каким непослушным ты был. Это очень неприятно.
В общем, мама сказала, что миссис Чарлтон — очень добрая пожилая дама, хоть и не ласковая.
Она также сказала, что, поскольку я еду в гости одна, как взрослая юная леди, я должна постараться и вести себя хорошо. Я пообещала,
и, хотя потом может показаться, что это не так, я действительно старалась.

Ходили разговоры о том, что отец поедет со мной, но он был слишком занят, и в итоге я поехала с ним в Лондон, а дальше путешествовала совсем одна! По крайней мере, отец поручил меня заботам кондуктора. Лучше бы он этого не делал, хотя кондуктор был очень приятным человеком. Он заглядывал в вагон почти на каждой станции и спрашивал: «Всё в порядке, мисс?» А я отвечала: «Да, спасибо. Надеюсь, у вас тоже всё хорошо».
Затем он взмахнул флагом, и мы снова тронулись в путь.

 Мы выехали из Лондона сразу после обеда, но до Корби было уже довольно темно. Я ужасно
Я тоже проголодался, потому что съел все свои бутерброды очень быстро. Я думал, что
я довольно долго ждал, прежде чем приступить к ним, но на самом деле это было не так.
 С бутербродами такое бывает: что-то заставляет тебя съесть их почти сразу, как только ты начинаешь их есть, даже если ты только что поужинал и совсем не голоден.

Это был тот самый охранник, который помог мне с вещами на вокзале в Корби.
Но почти сразу же подошёл слуга, коснулся шляпы и сказал:
«Мисс Лоуренс?»  Я действительно чувствовала себя взрослой.
Снаружи меня ждала карета с очень толстым кучером и двумя очень толстыми
Лошади; мужчина подвёл меня к карете и придержал дверь, чтобы я мог сесть.
 Если бы только остальные были со мной и увидели, как я еду один в такой роскошной карете!

 Хотя первые минуты или две было очень приятно, я был так ужасно голоден, что не мог по-настоящему насладиться поездкой; я мог думать только о жареных цыплятах и тому подобном. Я старался этого не делать; я смотрел в окно, чтобы увидеть местность, и очень туго затягивал пояс, как краснокожие индейцы, но это не помогало. В книгах тоже пишут неправду о том, что голодающие больше всего страдают от жажды.
потому что мне совсем не хотелось пить. Но наконец мы добрались до дома, и слуга проводил меня в гостиную, где
миссис Чарлтон сидела в очень жёстком кресле. Она встала, поцеловала меня и спросила, как поживают мои мама и папа, но, похоже, я ей совсем не понравился. Я сел в другое жёсткое кресло и, казалось, становился всё несчастнее и несчастнее, сам не знаю почему, ведь мне принесли ужин, хотя я бы предпочёл что-нибудь другое. Я был очень рад, когда миссис Чарлтон спросила меня, во сколько я ложусь спать, что было очень
Забавно, потому что раньше я никогда не хотел, чтобы люди говорили о времени отхода ко сну.

 Однако наверху было ещё хуже, чем всегда. Я никогда не думал, что визиты могут быть такими. Даже если бы наша кухарка пришла уложить меня спать в самом скверном расположении духа, я был бы рад.
 Всё казалось таким ужасным, что я действительно не знал, что делать, пока
Я подумала о мамином маленьком ластике, который она одолжила мне, потому что
у меня в пенале такого нет; поэтому я взяла его с собой в постель, прижала к себе, и мне стало легче.

На следующее утро я проснулась очень рано, светило солнце, и
Всё было гораздо приятнее. Я начал читать книгу, которую привёз из дома.
Она называлась «_Ярмарка тщеславия_»; книга интересная, но довольно запутанная, а героиня, Амелия, — дура. Так Хамфри и
я называем людей, которые ведут себя подобным образом. К тому времени, как прозвенел звонок на завтрак, я прочитал довольно много и отложил книгу, чтобы продолжить позже.

Миссис Чарлтон сидела в кресле во главе стола, а все слуги собрались на молитву. Казалось, они все ждали меня. Как будто этого было недостаточно, в ту же минуту, как я вошла, миссис
Чарлтон крикнул: “Что это за книга, которую ты держишь в руках?”

Ну, когда я показал ей ее, она, казалось, очень рассердилась. Она спросила: “
твоя мама разрешила тебе прочитать это?” самым суровым образом.
Я сказал “Да”, потому что мама никогда не говорила нам, что нам нельзя ничего читать.
Потом я подумала, что, поскольку мама не упоминала именно эту книгу,
возможно, это было неправдой, поэтому я сказала “Нет”. Потом я вспомнил, что мама как-то сказала, что мы всегда можем брать журналы, а этот был на той полке, так что я снова сказал: «Да». Я сказал: «Видишь, у него бумажная обложка».

“Не кривить душой, ребенка,” Миссис Чарлтон сказал: “мне жаль видеть вас
не более прямолинейно”. Она пошла и заперла мою книгу, которую я
вообще думать стыдно, и молитвы стали. Это было ужасно ее мышления
Я рассказывал истории, и очень глупые, как раз тогда, когда пытался быть таким
особенно правдивым.

После завтрака мы пошли прогуляться по деревне; и это было неплохо,
только сначала произошла еще одна неприятная вещь. Не думаю, что я это говорил.
когда я встал, я повязал мамин карандаш для перьев на шею шнурком для ботинок,
потому что так мне было приятно. Ну, когда мы начали выходить
Миссис Чарлтон вдруг спросила: «Что это за неаккуратный кусок чёрной ленты, торчащий из-под твоего платья?»

 Я сделала вид, что не слышу. Я не знала, что ещё можно сделать, потому что, конечно же, не могла рассказать ей о таких личных вещах. Она спросила меня ещё раз, но я так и не ответила. Потом она покачала головой и сказала себе под нос:
«Угрюмый, угрюмый», хотя я как раз собирался снять
пеннивайз, чтобы порадовать её. По крайней мере, я не стал
снимать его сразу, а вместо этого повязал вокруг талии,
где не было видно шнурков, только было очень колко. Я не виноват, что не снимаю его
Миссис Чарлтон тоже ждала, потому что мне пришлось полностью раздеться, чтобы сделать это.
Я забыл сказать, что это была очень красивая подставка для ручек, которую я сделал для
Мамы в подарок на день рождения, когда был совсем маленьким.
На ней бусинами было выложено «Мама», а также дата и её возраст; по крайней мере,
Я ошибся в последнем и написал «семьдесят восемь». Понимаете,
Отец говорил нам, что мама уже не та, чтобы шутить, и мы ему верили. Конечно, я тогда была совсем маленькой.

 Деревня была недалеко, и когда мы возвращались, я играла в саду.
Делать было особо нечего, и я забралась на дерево. Почти
Тут же прибежала миссис Чарлтон и, подняв шум, сказала, что это очень опасно и недостойно леди и что я никогда больше не должна так поступать. Я очень разозлилась, потому что это было глупое маленькое деревце, на которое мог забраться даже ребёнок, но я помнила, что обещала маме, поэтому просто ходила с глупым видом, как взрослая, и думала, когда же наконец наступит время обеда.

Днём стало ещё хуже, потому что пошёл дождь. Мы с миссис Чарлтон сидели в гостиной и ничего не делали. Там был персидский кот, который, казалось бы, должен был нас утешить, но он был таким же
самый глупый кот, которого я когда-либо видел. Он просто всё время спал. Миссис Чарлтон спросила меня, не принесла ли я какую-нибудь рукодельную работу, поэтому я пошёл и принёс коврик, который я делаю в подарок на свадьбу кузины Софи. (Это будет довольно поздно, потому что кузина Софи вышла замуж около года назад, прежде чем я успел закончить. Думаю, ей не стоило так торопиться.) Я сидела и шила целую вечность, пока мне не показалось, что у меня вот-вот отвалится голова. Наконец я обнаружила, что забыла взять моток шёлка, и больше ничего не могла сделать. Это было здорово.

Как раз в этот момент подали чай, настоящий послеобеденный чай с тонким хлебом и маслом, двумя очень вкусными маленькими булочками на отдельной тарелке и маленьким кувшинчиком сливок, которые я особенно люблю. Что ж, я старался не быть жадным, но не мог сдержать радости, когда миссис
 вдругЧарлтон сказала: «Киска так любит сливки, я знаю, ты не будешь против, если он их съест», — и она раскрошила обе маленькие булочки и полила их сливками, не оставив ни капли. Затем она попросила меня поставить тарелку на пол в углу.

 После чая миссис Чарлтон спросила, не хочу ли я немного почитать, потому что
она сказала, что присмотрит для меня хорошую подходящую книгу. Я был очень
доволен, хотя обнаружил, что это книга в блестящей красной обложке и с
зелеными листьями на ней, которые обычно не вызывают интереса. Она называлась
“Как маленькая Сьюзен спасла дом”, и все это было о бедных
людях.

Это не плохо это за книга, хотя она была написана, а как бы вы
у меня нет смысла вообще. Это была история о маленькой девочке, которая каждый вечер ждала у паба, когда её отец вернётся домой. Я не понимаю, что в этом было такого ужасного для неё. Когда мы были в Лондоне,
Представления Панча и Джуди почти всегда проходили на углах пабов, и однажды мы увидели милого толстого пса в лоскутном пальто и с милейшими белыми мышками на спине, но кузина Софи не позволила нам остановиться. Конечно, в дождливые вечера Маленькой Сьюзен было не так весело, но, осмелюсь сказать, они бы разрешили ей подождать внутри, только она, похоже, была слишком глупа, чтобы попросить. В середине книги был очень ужасный отрывок о том, как отец напился и немного сошёл с ума, но в конце всё наладилось. Текст был набран таким крупным шрифтом, что я быстро его дочитала, потому что читала очень быстро.

Миссис Чарлтон легла спать, и я не знал, что делать. Я
посмотрел на книжный шкаф, но он был заперт, поэтому я обошёл комнату.
В дальней части гостиной, довольно высоко, была полка с несколькими старыми на вид книгами. Я подошёл к миссис Чарлтон, чтобы спросить, можно ли мне взять одну из них, но она всё ещё спала. Ну, я не думал, что она будет против, потому что они были такими потрёпанными.
Поэтому я забрался на стул и выбрал книгу под названием «_Перегрин Пикл_».
По названию я подумал, что это может быть история о мальчике, который попадал в передряги. Я был разочарован
Внутри было много букв «s», которые было забавно читать, но кое-что было интересным. Текст был написан хорошо, не так глупо, как в
«_Маленькой Сьюзен_», и в нём не было ничего ужасного.

Внезапно, когда я читал, книгу выхватили у меня из рук. Миссис.
Чарлтон стояла там с разъярённым видом. «Как ты смеешь брать эту книгу,
нечестивая девчонка! — сказала она. — Иди в свою комнату и молись, чтобы стать лучше». Я сказала ей, что взяла её только потому, что дочитала ту, что она мне дала, и не знала, что делать, пока она не проснётся, но
она, похоже, мне не поверила; это действительно казалось странным и ужасным.

 Я поднялся наверх, как она мне и сказала, и мне было так скучно, что я трижды повторил таблицу умножения в прямом и обратном порядке, а до этого перечитал почти все стихи, которые знал, и попытался подсчитать, сколько будет стоить подкова, если за первый гвоздь заплатить фартинг, а за каждый следующий — в два раза больше. Конечно, я
всё время притворялся, что нахожусь в Бастилии, но там не было ни крыс, ни жаб, ни чего-то ещё приятного, и я был рад даже просто увидеть
горничная. Это тоже была не настоящая горничная, потому что она была старой
и неприятной; такой я раньше не видела. Она принесла мне
немного хлеба и молока на ужин.

“Осмелюсь сказать, ты скучаешь по своим младшим братьям и сестрам”, - сказала она.

Я не думал об этом раньше, но как только она это сказала, я понял это.
вот почему я был так несчастен. Мне вдруг так сильно захотелось увидеть маму и всех остальных, что я едва могла сдержать слёзы. Лиззи (служанка сказала мне, что её зовут Лиззи и что она горничная, а не кухарка) была очень милой. Она казалась самой милой
человек в доме. Она сказала, что раньше плакала перед сном каждую ночь.
когда она впервые вышла на службу. Она рассказала мне о своем доме
и о том, что их было двенадцать, и что они привыкли спать
по четверо в одной кровати, и тому подобные милые вещи. Она как раз рассказывала мне
о своих свиньях, когда довольно сердито прозвенел звонок.

“Лор, мне пора, миссис будет в порядке”, - сказала Лиззи.
и она убежала.

Когда Лиззи ушла, я собирался просто похандрить, но вдруг она снова ворвалась в комнату и бросила на кровать кучу газетных вырезок.
«Я подумала, что они могут тебя развлечь, но не показывай их миссис», — сказала она и выбежала, потому что звонок звенел ещё громче.


Я, конечно, понимала, что мне не следует читать книги, когда меня с позором отправили наверх, и мне лучше сразу в этом признаться.
Но тогда мне казалось, что я не сделала ничего такого, за что меня могли бы наказать, и это было так заманчиво. Сначала я думал, что просто посмотрю на картинки — ведь на каждой обложке была по одной.
На них были изображены джентльмены, стреляющие друг в друга, и дамы в халатах, с распущенными волосами, и тому подобное
это, все самое захватывающее. Итак, я начал просто переворачивать страницы, чтобы увидеть
имена людей на фотографиях, но прежде чем я понял, что делаю
, я прочитал одну историю от начала до конца. Я честно забыл
тогда о его шалости.

Это был очень интересный сюжет, все про господ и князей; я никогда не
читать такой раньше. Они были очень забавными людьми, и всегда
им нравились совершенно незнакомые люди, и они хотели летать с ними. Я был как раз в середине, когда вдруг услышал, как открылась дверь. Не успев опомниться, я затолкал все бумаги под одеяло. Это была та самая часть
Мама больше всего возражала, когда я рассказал ей об этом, потому что это показалось мне подлым. Я пытался
с тех пор думать, что я сделал это, потому что Лиззи попросила меня никому не показывать газеты.
но на самом деле это было не так, по крайней мере, не в основном.
Кроме того, мама сказала, что если бы я убрал новеллы в
начале, не глядя на них, а потом вернул их
Лиззи при первой возможности, это спасло бы ее от неприятностей.
Все равно, и мне не следовало быть злой.

Ну, я полагаю, когда вошла миссис Чарлтон, я выглядела довольно
Ей было неловко; к тому же, возможно, из-под одеяла торчал край одной из газет. В общем, первым делом она подняла одеяло. И, конечно же, увидела их всех. Я чувствовала себя ужасно.

 Казалось, что никто ничего не говорит, а потом миссис
Чарльтон издала ужасный звук, похожий на карканье ворона, и начала:
«Вы настолько лживы, — сказала она, — что задавать вам вопросы бесполезно, но я была бы рада, если бы вы любезно сообщили мне, где вы раздобыли эту унизительную форму литературы».

 Я не ответил. Это было не озорство, а из-за Лиззи. Миссис
Чарлтон снова спросила меня, и она задавала мне другие вопросы такого же рода, но, конечно, я не мог на них ответить. Она злилась всё больше и больше. Наконец она сказала: «Я немедленно отправлю тебя домой. Я не могу допустить, чтобы мой дом был осквернён твоими низкими вкусами и лживостью».

 Это было первое приятное слово, которое она сказала с тех пор, как я там появился. Конечно, мне это не очень нравилось, потому что я боялась, что меня отправят домой с позором.
Кроме того, моё возвращение стало бы для них поводом для беспокойства, ведь Хамф был так болен.  Но я была так счастлива от мысли, что увижу маму
Я снова подумал, что не могу думать ни о чём другом. Я едва мог удержаться от того, чтобы не запрыгать от радости. Я сказал: «Пожалуйста, можно мне сразу надеть пальто и шляпу?»


Я уверен, что сказал это очень вежливо, но миссис Чарлтон ответила «нет» с самым сердитым видом. Она сказала: «Вы можете быть уверены, что я не хочу задерживать вас ни на минуту дольше, чем это необходимо, но, боюсь, я не смогу организовать ваше возвращение сегодня вечером».
Затем она ушла.

После её ухода я много думал. Прежде всего я собрал свой чемодан, чтобы утром всё было готово. Потом я вдруг подумал:
Почему я не мог спланировать свой путь домой в одиночку, чтобы не беспокоить миссис Чарлтон? Тогда я мог бы отправиться в путь прямо сейчас? Я бросился к окну, чтобы посмотреть, перестал ли дождь, и увидел, что перестал.

 Когда я начал всё планировать, мне стало казаться, что всё становится всё проще и проще. До станции было всего три с половиной мили, и весь путь пролегал по большой дороге с километровыми столбами и телеграфными столбами. Я знал, потому что, помимо того, что мы
ехали туда накануне, в то утро мы немного проехали по дороге в
деревню. У меня был обратный билет до Кингс-Кросса.
Я взяла с собой кошелёк, и как только добралась до места, то просто взяла такси до Ватерлоо, а оттуда уже могла спокойно добраться домой. Я знаю всё о поездах оттуда, понимаете, потому что ездила туда много раз. У меня было много денег, потому что мама дала мне полкроны перед тем, как я уехала (я, конечно, зашила её в одежду, как это делают люди, отправляющиеся в путешествие). Потом я достал из кармана шиллинг и фартинг, а также шестипенсовик с дыркой.
Я знал, что на эти деньги смогу неплохо прожить.
Единственной проблемой была моя шкатулка: я
Конечно, я не мог его нести; это было странно. Однако я подумал, что могу сказать на вокзале, чтобы за ним пришли на следующий день, и пусть он едет сам по себе, как мы иногда делаем дома. Я очень аккуратно написал адрес на этикетке.

 Тогда я решил, что можно отправляться в путь, хотя мне было немного неловко, потому что я не знал, не будет ли мама против. Ей определённо не нравится, что я гуляю один, но иногда меня отправляют с поручением.
 Конечно, было уже довольно поздно, но я подумал, что если побегу, то успею добраться до Корби, где находится станция, до того, как совсем стемнеет. Кроме того,
Я знала, что мама не захочет, чтобы я уходил, когда миссис Чарлтон не хочет меня видеть.
Я сама слышала, как она однажды сказала, что гости не должны злоупотреблять гостеприимством.  Но самое главное, я чувствовала, что просто не могу провести ещё одну ночь без мамы.

  Хуже всего было думать о том, как я буду спускаться по лестнице.  К тому времени, как я надел пальто и шляпу, моё сердце бешено колотилось.  О, сначала
Я прикрепила к подушечке для иголок записку, в которой сообщила, что ушла.
Мне очень пригодилось то, что я прочитала книгу Лиззи, потому что именно это и сказала леди
Вера сделала это перед тем, как улететь с герцогом; я бы никогда не додумался до такого. Я забыл сказать, что завернул все журналы в коричневую бумагу и адресовал их «мисс Лиззи Хапаундер, спасибо». Мне пришлось написать именно так, потому что я не знал её настоящего имени.

 Это было просто ужасно — я имею в виду спуск. Лестница скрипела так, будто делала это нарочно. Каждую минуту я думал, что
кто-нибудь придет. Однако никто не пришел. Я думаю, миссис Чарлтон была в это время за поздним ужином.
В любом случае, поблизости никого не было. Я прокрался через
Я вышла в коридор и открыла входную дверь. Она ужасно заскрипела.
Я постояла там с минуту, чувствуя себя странно и неуютно, но никто так и не пришёл.
Поэтому я вышла и закрыла за собой дверь как можно тише.

Потом я бежала и бежала.

 Конечно, я не могла бежать всю дорогу до Корби; вскоре мне пришлось перейти на шаг.
Я то и дело бежала, но путь казался ужасно долгим. Я так боялась, что кто-нибудь из знакомых миссис Чарлтон увидит меня и, возможно, отправит обратно, но, хотя люди, которых я встречала, смотрели на меня с некоторым удивлением, они ничего не говорили. Я спряталась за
Я тоже прятался за живой изгородью, пока они не прошли мимо, и тогда я услышал, как они приближаются.

 На последнем отрезке пути уже совсем стемнело, и в Корби горели все фонари. Я не мог вспомнить, где находится поворот к станции,
но я спросил у маленького мальчика. Они там так забавно говорят, что я не
понял, что он сказал, но он правильно указал мне дорогу.

На вокзале был только один носильщик, и я был этому рад. Он казался довольно глупым, но после того, как я спросил его два или три раза, он сказал, что в 8:52 отправляется поезд до Кингс-Кросс. Это было очень
Мне повезло, потому что было уже четверть девятого. Носильщик спросил меня, есть ли у меня багаж, но я сказал: «Нет, вы заберёте его завтра». Только потом я понял, что не сказал ему адрес.

 Когда подошёл поезд, он был переполнен, потому что была какая-то экскурсия или что-то в этом роде. Я нашёл одно не такое уж переполненное купе и сел в него. Один джентльмен сказал: «Давайте, здесь есть место для малыша», а другой добавил: «Чем больше, тем веселее». Они и правда веселились, потому что всё время пели песни, и
Они дрались, но делали это весело. Я и не знал, что взрослые люди так играют.

Напротив меня сидела очень полная дама, и она начала говорить.
Внезапно она довольно строго спросила: «Где твоя мама, дорогая?»
и я ответил: «Дома».

Через минуту или две она снова заговорила. Она сказала: «Твоя мама нездорова?»

Я сказал: «Да, это Хамф заболел». Потом она расспросила меня о нём, и я всё ей рассказал.

 Я думал, что она замолчала, и очень удивился, когда она очень сердито сказала:
«Полагаю, твой папа не бросит свою привычку курить. Целый день пыхтит и затягивается
длинный, вот как со всеми этими мужчинами. Свиньи, я их называю!

Я не совсем понял. Я сказал: “Отец не курит весь день"
но он очень любит это. Он любит курить свою трубку, если есть возможность”.
Позже я узнал, что она думала, что я имела в виду, что отец был в
для отделения той же поезд, и я уверен, что я не знаю, почему.
Однако мне так захотелось спать, что я, кажется, не мог ни объяснить ничего толком, ни нормально подумать.

 Рядом с полной дамой сидел забавный маленький худой мужчина, который выглядел так, будто попал сюда по ошибке. Он был похож на белого кролика
с простудой в голове. Внезапно полная дама сказала: «Джеремайя, поменяйся местами с юной леди», и он вскочил в явном испуге. Затем она сказала мне гораздо мягче: «Иди сюда и садись, моя дорогая, тогда ты сможешь опереться на меня и устроиться поудобнее».

Я так хотел спать, что едва мог стоять на ногах. Это было очень странно. И тогда
толстая дама подняла меня и положила мою голову себе на колени, как будто я был младенцем. Я, кажется, был совсем не против.  Мне было довольно стыдно, когда я вспоминал об этом потом, но мама говорит, что это не имело значения и что толстая
Дама была очень любезна. Я тоже так думаю, хотя её колени были слишком крутыми, чтобы на них было удобно сидеть. Тем не менее я, должно быть, сразу же уснул.


Следующее, что я помню, — это как меня поднимают. Полная дама и маленький джентльмен в костюме белого кролика суетились, доставая свои вещи, а поезд останавливался. — Нет, это не Кингс-Кросс, дорогая моя, — сказала она, — но мы уже близко, так что надевай пальто.
Мы выходим здесь, но я думаю, что твой папа приедет за тобой на следующей станции. Я бы хотела высказать моему прекрасному джентльмену всё, что я о нём думаю, — сказала она.
— продолжал он, обращаясь к маленькому человечку-кролику, — оставил здесь это бедное дитя и даже не потрудился взглянуть на него.
Благослови его Господь.

 Я был так поражён, что едва мог говорить. Понимаете, первые пару минут я не мог вспомнить, где нахожусь. Поэтому я просто сказал:
«Большое вам спасибо, спасибо», — и повторил это много раз. Полная дама
наклонилась, поцеловала меня и сказала: «Какая хорошая девочка». И,
знаешь, когда она была так близко, её лицо на минуту стало похоже на
мамино. Это было очень удивительно, потому что она была такой красной и смешной.

Я окончательно проснулся, когда доставал шляпу с вешалки, и почти сразу после того, как мы приехали на Кингс-Кросс. Там была большая суматоха и толкотня, и всего одна или две свободные кареты, так что мне повезло, что другие экскурсанты не захотели ими воспользоваться; казалось, все шли пешком. Я подумал, что мне лучше поторопиться, и сказал одному извозчику: «Вы заняты?»
И когда он ответил: «Нет», я быстро запрыгнул в карету.

Ну, я ожидал, что он сразу начнёт, но он не стал. Я подождал минуту или две, а потом просунул руку в маленькое окошко, что было довольно сложно сделать, потому что оно находилось высоко. Я сказал: «Не мог бы ты приказать своей лошади
пожалуйста, уходи?»

Он был крайне удивлён. Он сказал: «Ты не одна?» Я ответила: «Да». Тогда он очень разозлился. Он сказал: «А ну, убирайся отсюда».
Тогда я вспомнила, что не сказала ему, куда идти, и подумала, что, возможно, из-за этого он так недоволен. Я сказал: «Прошу прощения, что не сказал вам, что хочу поехать на вокзал Ватерлоо и хочу отправиться прямо сейчас, пожалуйста».

 Мужчина, казалось, удивился ещё больше. Он сказал (я не могу этого не сделать, это звучит ужасно, но именно это он и сказал):
«Ну, я в восторге!» Затем он позвал носильщика, но носильщик не пришёл.
я был слишком занят, чтобы его слышать.

 Я не знал, что делать, потому что он, казалось, даже не собирался начинать.
Потом я вспомнил, что, когда мы были у кузины Софи, таксист не стал везти нас обратно после пантомимы, потому что сказал, что Чизвик — это слишком далеко. Поэтому я снова просунула голову в маленькую дырочку и сказала:
«Ты наёмный извозчик, и если ты немедленно не начнёшь работать, я вызову полицию».
Так сказала кузина Софи. Мы с Хамфом часто разыгрывали эту сценку, потому что извозчик был очень зол и поднял такой шум.

Однако этот таксист не разозлился, а, казалось, только больше удивился. Он расхохотался и снова сказал: «Ну, я везучий!»
Потом он спросил: «Ты ведь не сбежишь, а, мисс?»

Я ответила: «Нет». Думаю, это была правда, потому что это не совсем побег, когда тебе сказали, что ты в любом случае должна уехать на следующий день. Я сказала: «Я просто еду домой к маме».

 Это, похоже, ещё больше его убедило. Он уже собирался начать, как вдруг вспомнил о том, что его ещё больше беспокоило. Он крикнул: «А как же моя плата, мисс?»

Я и сам был немного обеспокоен этим. Я, конечно, дал ему полкроны, а билет домой от Ватерлоо стоит всего один фунт пять пенсов и полпенни, так что он мог бы получить ещё полпенни из шестипенсовика с дыркой, а также мой блестящий фартинг.
Но я не был уверен, что даже этого хватит. Мама всегда говорит, что такси ужасно дорогое, а папа говорит, что не стоит скупиться. Поэтому я просто объяснил это таксисту. Я сказал: «У меня есть для тебя полкроны и полпенни из шестипенсовика с дыркой
в нём и блестящий фартинг; и если вы отвезёте меня так далеко, как только сможете, за эту сумму, и я не буду жадничать, то остальное я пройду пешком». Я знала, что идти осталось совсем немного.

 Однако таксист был очень любезен. Он сказал: «Полкроны мне вполне хватит, мисс. Остальное можете оставить себе». Тогда мы действительно поехали.

Мне понравилось в такси, а улицы были залиты ярким светом.
 На часах, мимо которых мы проезжали, было без десяти двенадцать; разве это не удивительное время?
 Когда мы подъехали к Ватерлоо, я выскочил из машины и
извозчик отдал деньги. Он спросил: “Вы сможете найти леди в порядке?” Я
сказал “Да”. Я думаю, он сказал бы больше, но как раз в эту минуту
кто-то помахал ему рукой с противоположной стороны дороги.

На станции было не так уж много людей, но все они смотрели очень грубо.
некоторые выглядели так, как будто собирались заговорить. Так что я поспешил
так быстро, как только мог, к месту, где вы получаете билеты. Я знал, что
посреди ночи ходит поезд, потому что отец иногда проезжает мимо него после вечеринок. Маленькое окошко для покупки
Билетная касса была открыта. (Я могу легко дотянуться до неё, встав на цыпочки;
 Хамфри не может, ему пришлось бы взять подставку для ног, если бы он ехал один.) Я сказал:
«Один билет в Фарнкомб за полцены».

 Ну, джентльмен там выглядел таким же удивлённым, как и таксист. Он сказал:
 «Что?» — довольно сердито. Я подумал, что это из-за того, что я не сказал «пожалуйста»,
но он не стал ни на йоту любезнее, когда я это сделал. Потом подошли ещё несколько человек, и это, похоже, немного успокоило джентльмена в маленькой будке. Он пробил мой билет, отдал его мне и сказал: «Полагаю, у вашей мамы есть абонемент?» Я ответил: «Нет, у папы есть».
Я не знала, почему он спросил, но, думаю, теперь он решил, что я принадлежу к тем людям, которые там стояли. Это было очень глупо с его стороны, потому что эта дама была совсем не похожа на маму; она выглядела ужасно.

 Я знаю платформу, с которой в основном отправляются наши поезда, к тому же там было много других людей. Я услышала, как одна дама сказала: «К кому принадлежит эта маленькая девочка?» А джентльмен ответил: «О, думаю, к этой компании». Меня очень раздражало, что все принимали эту ужасную даму за маму, но мне не хотелось ничего объяснять. Кто-то другой,
Он тоже спросил меня, не заблудилась ли я, но я очень твёрдо ответила: «Нет».

 Мне было так неловко, что люди так со мной разговаривают, что я забралась в первый же пустой вагон, который увидела. Я забралась под сиденье, чтобы они не приставали ко мне с вопросами. Неприятно, когда все так удивляются и злятся на тебя.

 Мне нравилось сидеть под сиденьем, но я так боялась, что это неприлично. Я очень надеялся, что мама не будет возражать. Видишь ли, она всегда говорит, что я так небрежно отношусь к своей одежде и что это несправедливо по отношению к Вайолет, которой приходится носить то, из чего я уже вырос. Это действительно тяжело для неё
Вайолет, конечно, потому что она сама никогда ничего не портит. Думаю, она бы отлично смотрелась на необитаемом острове. Ей действительно стоило родиться старшей. От этого было только хуже, потому что я была в своём лучшем платье. Полагаю, все знают, что лучшее платье — это твоё второе по качеству платье; остальные — это худшие платья и тряпки.

 Конечно, я не всё время пряталась под сиденьем, иначе я могла бы пропустить свою остановку. Потом я подумал, что мне повезло, что в карету никто не сел, потому что взрослые люди так легко удивляются и могли бы подумать, что это смешно, когда я приполз
 Мы останавливались всего дважды по пути в Фарнкомб, и это было удобно. У меня было много времени, чтобы спланировать, что я буду делать, когда мы приедем.
Но сначала я проверил, не открыты ли обе двери в купе, потому что это было частью плана. Они были открыты. Я почувствовал себя молодым претендентом на престол после битвы при Каллодене.

Что ж, всё прошло прекрасно. Поезд замедлил ход, чтобы въехать в
Станция Фарнкомб Я выскочил из двери с другой стороны на нашу платформу
. Затем я перебежал через линию и присел на корточки у изгороди.
пока поезд снова не тронулся и все не стихло. Я сделал
Это потому, что начальник станции и все жители Фарнкомба знают нас, и я подумал, что будет больше шума. Кроме того, начальник станции — очень неприятный человек.

 Я знал, что в изгороди есть дыра, потому что Хамф и я обнаружили её однажды, когда фройляйн вела нас на встречу с мамой. Она опоздала на поезд, и нам пришлось долго ждать. Однако это неправда, что мы с Хамфом первыми проделали эту дыру, как сказал начальник станции.
Она была там всё время, хотя, возможно, стала чуть больше, но дыры — это такие вещи, которые быстро растут, как простыни, но
Особенно в шерстяных перчатках. В любом случае хорошо, что он вырос, потому что я смог легко его найти и пробраться через него в поле. Никто меня не заметил, поэтому, подождав ещё несколько минут, я перешёл через поле и перебрался через изгородь на дорогу.

  Я совсем забыл, что во время этой прогулки стемнеет, когда планировал вернуться домой к миссис Чарлтон. Если бы я помнил, то, возможно, не стал бы этого делать, потому что подумал бы, что маме это не понравится.
Но я и представить себе не мог, что это само по себе будет так ужасно.
И не было кромешной тьмы, как иногда бывает. Я не уверен, что было не хуже, потому что было достаточно светло, чтобы разглядеть всевозможные жуткие чёрные штуки вокруг, а как только выходишь за пределы Фарнкомба, там уже нет ни огней, ни домов. Было так тихо, не слышно ни звука. Внезапно я начал думать о бешеных собаках и Сен-Дени.
Я подумал: а вдруг за мной кто-то идёт, обхватив голову руками и глядя на свою окровавленную шею, как на картине. Мне ужасно хотелось убежать, но я не позволил себе этого, потому что
если вы когда-то начать, что-то кажется, что придет после вас, что будет муфты
ты с длинными пальцами clawy если ты перестанешь. Вместо этого я думал о матери,
как сложно, как я мог, и я бы получил penwiper по-прежнему, так что я провел
что через мою одежду. Что сделало его лучше.

Внезапно я увидел, что на дороге что-то движется. Я едва мог дышать.
Это было ужасно. Но потом он подошёл ближе, и я увидел, что это был обычный человек. На голове у него было всё в порядке. Он сказал: «Привет!» и я ответил: «Добрый вечер».


Хотя я не подумал, что он очень приятный человек, потому что он подошёл совсем близко
закрыть довольно грубо. Он схватил меня за руку и сказал: “Это
красивая брошь на тебе”, и я ответила: “Да, отец подарил мне ее в прошлый раз".
на день рождения. Это настоящее золото.

Мужчина не ответил, потому что в этот момент мы услышали приближающиеся колеса. Он
с минуту прислушивался, а затем бросился прочь в кусты.
Экипаж действительно находился на верхней дороге, так что ему не стоило возражать. Я не сказала ему об этом, потому что он мне не очень нравился.
Хотя с его стороны было мило восхищаться моей брошью. Он был обычным человеком, так что
Осмелюсь предположить, что его никогда не учили хорошим манерам.

После встречи с этим человеком я почувствовал себя намного лучше и увереннее. Я добрался почти до того места, где начинается наш короткий путь через рощу, и
это придало мне ощущение, что я дома. Я подумал, что могу позволить себе побежать туда, потому что путь совсем короткий, но всё равно мне было страшно. Я бросился к входной двери и дёрнул за ручку. Она была заперта!

Ну, конечно, я мог бы догадаться, что так и будет, но в тот момент
это казалось самым страшным из всего. Я начал кричать: «Мама,
мама!» — и весь дрожал и плакал, сам не знаю почему. Почти
прежде чем ты бы подумал, что было время, дверь была отстранился и
Мать держала меня.

После этого все было в порядке, конечно, и почти слишком хорошо, чтобы
скажи. Мама прибежала вниз в таком виде, хотя и сказала
потом, что на самом деле не верила, что это мог быть я, и
думала, что все это ей приснилось. Она носила меня вверх и разделась
мне и поставил меня в своей постели. Я все еще был довольно глуп, потому что не мог
казалось, что я был в состоянии что-либо сказать, только строчка, которую я прочитал, продолжала звучать в моей голове
о "Порту после штормового моря”.

Однако вскоре мама начала задавать мне вопросы. Она всё спрашивала,
действительно ли я проделала весь этот путь одна, как будто с трудом могла в это поверить. Каждый раз, когда я отвечала «да», она снова обнимала меня. Затем она спросила, знает ли об этом миссис Чарлтон, и я всё ей рассказала. Мама почти ничего не сказала, но написала телеграмму миссис Чарлтон, в которой сообщила, что
Я благополучно добрался до места, и она велела садовнику первым делом утром отнести письмо на почту. Мама принесла мне молока и пирожное, которое я съел, пока она на минутку зашла к Хамфу.
Я забыла сказать, что, конечно же, спрашивала о нём в самом начале, и мама ответила, что в последний день ему стало намного лучше. Фройляйн была с ним, так что маме не пришлось оставаться. Она вернулась ко мне, и я была так счастлива, что меня тут же сморил сон. Было почти невыносимо приятно чувствовать, что мама совсем рядом.

 Однако на следующий день всё было не так хорошо. Мама долго разговаривала со мной и сказала то, от чего мне стало ужасно плохо. Она сказала:
 «Ты эгоистична. Ты думаешь только о своих чувствах, а не о других»
народный. Она сказала, что, к счастью, миссис Чарлтон не обнаружил, что моя
отсутствие до следующего утра, но, если бы она сделала так, что она бы
был крайне обеспокоен, и, по ее возраст, то, может, совсем ее
плохо. Еще она бы телеграфировала домой, и мама говорит, что если бы она знала
что я всю ночь бродил по деревне один, она бы не смогла
с трудом это вынес, особенно когда Хамфри был так болен, а отец
прочь. Эта часть мне понравилась гораздо больше, чем история про миссис Чарлтон.
Мама выглядела такой несчастной, это было ужасно. Я много раз обещал, что больше никогда так не поступлю.

И это были ещё не все неприятности. На следующий день пришло письмо от кузины Софи из Лондона, в котором она просила меня и малышей погостить у неё. Она уже была за границей и только что узнала о том, что Хамф заболел корью.
Что ж, мама написала Джейн, которая жила отдельно с малышами, чтобы та отвезла их к кузине Софи в конце недели, потому что мама знала, что там им понравится больше. Но что касается меня, мама сказала, что ей не хочется снова отпускать меня из дома.Я был против того, что мне не доверяют, но я был не против того, чтобы не уезжать Я так обрадовалась, когда мама сказала мне об этом, потому что мне казалось, что будет здорово остаться дома с ней. Но на самом деле всё было гораздо хуже, чем я могла себе представить. Я почти не видела маму, потому что она всё время присматривала за Хамфри, а мне не разрешали к нему заходить.
Что касается фройляйн, то она была очень строгой и неприятной. А потом, когда
Вайолет написала, что, по её словам, кузина Софи водила их в зоопарк и в «Комнату ужасов», а также во множество других прекрасных мест. Я действительно злилась.
Но теперь они вернулись, Хамф в порядке, и всё хорошо.
Я твёрдо решила больше никогда не ходить в гости к незнакомым людям одна — нет, ни за что на свете.
Однако остальным так интересны мои приключения, что они почти заставляют забыть, какими ужасными они были на самом деле.
Возможно, всё то прекрасное, о чём вы читаете в книгах, действительно существует, и даже быть ковбоем не всегда приятно.
И я действительно думаю, что такое путешествие, как моё, было бы слишком ужасным для любого человека, если бы в конце его его не ждала мама.
***
АНВИН БРАЗЕРС, ЛИМИТЕД, ТИПОГРАФИЯ, УОКИНГ И ЛОНДОН.