Поручик Голицын белогвардейский шлягер...

История одной мистификации: «Поручик Голицын» — белогвардейский шлягер, которого не было

Это история о песне, которая сумела обмануть время. Она кажется выцветшей фотографией из альбома русского офицера, затерянной где-то между Гражданской войной и эмиграцией. Но на самом деле это — гениальная подделка, «новодел» советской эпохи, который стал подлиннее многих подлинных реликвий.

Пролог: Легенда, в которую хочется верить

Представьте: дым папирос, патефон, желтые фотографии. И звучит голос, полный тоски и офицерской чести:

«Четвёртые сутки пылают станицы,
Раздайте патроны,поручик Голицын,
Корнет Оболенский,налейте вина…»

Кажется, что эти строки могли родиться только в огне Гражданской войны, в среде белой эмиграции — в Париже, Харбине или Константинополе. Песню приписывали то Марине Цветаевой, то Георгию Гончаренко (Юрию Галичу). Она идеально вписалась в миф о «России, которую мы потеряли». Но правда, как это часто бывает, оказалась куда интереснее.

Акт I: Рождение легенды в советской Одессе

Май 1977 года, Одесса. Время и место рождения «Поручика Голицына» известны с поразительной точностью. Впервые он прозвучал в исполнении культового подпольного шансонье Аркадия Северного. Запись проходила с ансамблем «Черноморская Чайка».

Автором текста, по общепризнанной версии, был друг и звукооператор Северного — Владислав Коцишевский. Именно он, талантливый поэт-любитель, и сочинил этот текст. Но почему он стал так популярен?

Гениальная находка Коцишевского состояла в том, что он уловил и воплотил в стихах коллективную ностальгию по той, дореволюционной России, которой никто из его современников не знал. Он создал идеальный, «кинематографический» образ белого офицера — благородного, обреченного, пьющего вино на краю гибели.

Акт II: «А был ли мальчик?» — расследование

Если песня — подлинная, она должна была оставить следы. Но их практически нет.

· След в литературе (1974): За три года до записи Северного, в 1974 году, в повести Н. Самвеляна «Послесловие к жизни Кольки» один из героев, бывший деникинский офицер, напевает строфу будущего «Поручика». Это главный козырь сторонников «более раннего» происхождения песни. Однако наиболее вероятно, что Самвелян был знаком с каким-то ранним, «блатным» или «дворовым» вариантом текста, который уже ходил в устной традиции и который позже был облагорожен Коцишевским.
· След в поэзии (1967): Еще более ранний след — стихотворение диссидента Вадима Делоне «Моя роль в революции», датированное 1967 годом. Оно является едкой пародией-переделкой «Поручика Голицына». Это железное доказательство, что некий прото-текст песни существовал уже в середине 60-х! Значит, Коцишевский не столько сочинил, сколько канонизировал уже ходивший в народе текст.
· След в эмиграции (отсутствует): Самый весомый аргумент против «белоэмигрантского» происхождения — полное отсутствие песни в каких-либо сборниках или воспоминаниях первой волны эмиграции. Представители старшего поколения эмигрантов в 70-80-е годы, услышав ее, лишь пожимали плечами.

Вывод: Песня — фольклорный новодел. Она родилась в 60-х годах в среде советской интеллигенции и городского фольклора как стилизация, как игра в «ту Россию». А Коцишевский и Северный придали ей ту самую безупречную, «шлягерную» форму.

Акт III: Авторские битвы и народное творчество

Популярность породила и споры об авторстве. Михаил Звездинский официально зарегистрировал песню на себя, что вызвало волну критики. Ее приписывали и другим бардам:

· Михаил Гулько
· Александр Дольский
· Александр Розенбаум

Каждый из них включал ее в свой репертуар, и каждый привносил что-то свое. Это породило множество вариантов текста и музыки — песня жила и менялась, как настоящий народный фольклор.

Любопытный факт: в 1984 году советские пропагандисты использовали фрагмент песни в исполнении Аркадия Северного в фильме «Заговор против страны Советов» как «аутентичный голос белой эмиграции». Ирония судьбы: советская власть, сама того не ведая, использовала для иллюстрации образа врага творение советских же граждан.

Звёздный час: Александр Малинин и «поручик» в телеэфире

До конца 80-х «Поручик Голицын» оставался песней андеграунда — ее слушали на магнитофонах, пели в дружеских компаниях, но широкая публика ее не знала. Все изменил Александр Малинин.

В 1988 году молодой и уже невероятно популярный певец, кумир советских женщин, появляется с этой песней на телевизионной программе «Голубой огонёк».

Это был эффект разорвавшейся бомбы.

Малинин, с его аристократической внешностью, в идеально сшитом сюртуке, с блестящей вокальной подачей, драматичным и проникновенным исполнением, «легализовал» поручика Голицына для миллионов. Он убрал из песни тюремно-блатной налет, присущий исполнению Северного, и возвел ее в ранг высокого романса. В его устах история белого офицера звучала не как дворовая баллада, а как подлинная трагедия и памятник русской истории.

Именно после этого выступления «Поручик Голицын» обрёл поистине всенародную славу. Он зазвучал на свадьбах, застольях, его стала транслировать радиостанция «Маяк». Малинин сделал из подпольного шлягера — шлягер общенациональный. Для огромной страны, которая только начинала заглядывать в свое непредвзятое прошлое, эта песня в его исполнении стала одним из символов переосмысления истории.


Акт IV: Новая жизнь и новые мифы

В 90-е годы песня обрела второе дыхание. Появились новые варианты, отражающие уже новую, «третью» волну эмиграции из СССР:

«О, русское солнце, великое солнце!
Поручик Голицын,а может, вернемся
Туда,где меня запирали на ключ…»

А в последние годы и вовсе возникла сенсационная версия от украинского исполнителя Василя Лютого. Он заявил, что «Поручик Голицын» — это перепевка песни УПА «Мій друже Ковалю», якобы написанной в 1949 году. Однако никаких независимых подтверждений или архивных записей, предшествующих советскому варианту, представлено не было. Это — еще один миф, наслоившийся на изначальную мистификацию.

Эпилог: Почему мы до сих пор верим?

«Поручик Голицын» — это не песня. Это — культурный феномен.

Она оказалась сильнее исторической правды, потому что отвечала на глубинную потребность в красивой легенде. В стране, где история была переписана, людям нужен был свой, альтернативный эпос — романтичный, трагический и благородный. И они его создали.

Эта песня — памятник не белогвардейцам, а советским людям, которые в своем воображении сотворили ту самую «Россию, которую они не теряли», но очень хотели бы иметь в своем прошлом. Это гимн ностальгии по тому, чего никогда не было. И в этой ностальгии — его подлинная, неумирающая правда.





История одной мистификации: «Поручик Голицын» — белогвардейский шлягер, которого не было

Это история о песне, которая сумела обмануть время. Она кажется выцветшей фотографией из альбома русского офицера, затерянной где-то между Гражданской войной и эмиграцией. Но на самом деле это — гениальная подделка, «новодел» советской эпохи, который стал подлиннее многих подлинных реликвий.

Пролог: Легенда, в которую хочется верить

Представьте: дым папирос, патефон, желтые фотографии. И звучит голос, полный тоски и офицерской чести:

«Четвёртые сутки пылают станицы,
Раздайте патроны,поручик Голицын,
Корнет Оболенский,налейте вина…»

Кажется, что эти строки могли родиться только в огне Гражданской войны, в среде белой эмиграции — в Париже, Харбине или Константинополе. Песню приписывали то Марине Цветаевой, то Георгию Гончаренко (Юрию Галичу). Она идеально вписалась в миф о «России, которую мы потеряли». Но правда, как это часто бывает, оказалась куда интереснее.

Акт I: Рождение легенды в советской Одессе

Май 1977 года, Одесса. Время и место рождения «Поручика Голицына» известны с поразительной точностью. Впервые он прозвучал в исполнении культового подпольного шансонье Аркадия Северного. Запись проходила с ансамблем «Черноморская Чайка».

Автором текста, по общепризнанной версии, был друг и звукооператор Северного — Владислав Коцишевский. Именно он, талантливый поэт-любитель, и сочинил этот текст. Но почему он стал так популярен?

Гениальная находка Коцишевского состояла в том, что он уловил и воплотил в стихах коллективную ностальгию по той, дореволюционной России, которой никто из его современников не знал. Он создал идеальный, «кинематографический» образ белого офицера — благородного, обреченного, пьющего вино на краю гибели.

Акт II: «А был ли мальчик?» — расследование

Если песня — подлинная, она должна была оставить следы. Но их практически нет.

· След в литературе (1974): За три года до записи Северного, в 1974 году, в повести Н. Самвеляна «Послесловие к жизни Кольки» один из героев, бывший деникинский офицер, напевает строфу будущего «Поручика». Это главный козырь сторонников «более раннего» происхождения песни. Однако наиболее вероятно, что Самвелян был знаком с каким-то ранним, «блатным» или «дворовым» вариантом текста, который уже ходил в устной традиции и который позже был облагорожен Коцишевским.
· След в поэзии (1967): Еще более ранний след — стихотворение диссидента Вадима Делоне «Моя роль в революции», датированное 1967 годом. Оно является едкой пародией-переделкой «Поручика Голицына». Это железное доказательство, что некий прото-текст песни существовал уже в середине 60-х! Значит, Коцишевский не столько сочинил, сколько канонизировал уже ходивший в народе текст.
· След в эмиграции (отсутствует): Самый весомый аргумент против «белоэмигрантского» происхождения — полное отсутствие песни в каких-либо сборниках или воспоминаниях первой волны эмиграции. Представители старшего поколения эмигрантов в 70-80-е годы, услышав ее, лишь пожимали плечами.

Вывод: Песня — фольклорный новодел. Она родилась в 60-х годах в среде советской интеллигенции и городского фольклора как стилизация, как игра в «ту Россию». А Коцишевский и Северный придали ей ту самую безупречную, «шлягерную» форму.

Акт III: Авторские битвы и народное творчество

Популярность породила и споры об авторстве. Михаил Звездинский официально зарегистрировал песню на себя, что вызвало волну критики. Ее приписывали и другим бардам:

· Михаил Гулько
· Александр Дольский
· Александр Розенбаум

Каждый из них включал ее в свой репертуар, и каждый привносил что-то свое. Это породило множество вариантов текста и музыки — песня жила и менялась, как настоящий народный фольклор.

Любопытный факт: в 1984 году советские пропагандисты использовали фрагмент песни в исполнении Аркадия Северного в фильме «Заговор против страны Советов» как «аутентичный голос белой эмиграции». Ирония судьбы: советская власть, сама того не ведая, использовала для иллюстрации образа врага творение советских же граждан.

Звёздный час: Александр Малинин и «поручик» в телеэфире

До конца 80-х «Поручик Голицын» оставался песней андеграунда — ее слушали на магнитофонах, пели в дружеских компаниях, но широкая публика ее не знала. Все изменил Александр Малинин.

В 1988 году молодой и уже невероятно популярный певец, кумир советских женщин, появляется с этой песней на телевизионной программе «Голубой огонёк».

Это был эффект разорвавшейся бомбы.

Малинин, с его аристократической внешностью, в идеально сшитом сюртуке, с блестящей вокальной подачей, драматичным и проникновенным исполнением, «легализовал» поручика Голицына для миллионов. Он убрал из песни тюремно-блатной налет, присущий исполнению Северного, и возвел ее в ранг высокого романса. В его устах история белого офицера звучала не как дворовая баллада, а как подлинная трагедия и памятник русской истории.

Именно после этого выступления «Поручик Голицын» обрёл поистине всенародную славу. Он зазвучал на свадьбах, застольях, его стала транслировать радиостанция «Маяк». Малинин сделал из подпольного шлягера — шлягер общенациональный. Для огромной страны, которая только начинала заглядывать в свое непредвзятое прошлое, эта песня в его исполнении стала одним из символов переосмысления истории.


Акт IV: Новая жизнь и новые мифы

В 90-е годы песня обрела второе дыхание. Появились новые варианты, отражающие уже новую, «третью» волну эмиграции из СССР:

«О, русское солнце, великое солнце!
Поручик Голицын,а может, вернемся
Туда,где меня запирали на ключ…»

А в последние годы и вовсе возникла сенсационная версия от украинского исполнителя Василя Лютого. Он заявил, что «Поручик Голицын» — это перепевка песни УПА «Мій друже Ковалю», якобы написанной в 1949 году. Однако никаких независимых подтверждений или архивных записей, предшествующих советскому варианту, представлено не было. Это — еще один миф, наслоившийся на изначальную мистификацию.

Эпилог: Почему мы до сих пор верим?

«Поручик Голицын» — это не песня. Это — культурный феномен.

Она оказалась сильнее исторической правды, потому что отвечала на глубинную потребность в красивой легенде. В стране, где история была переписана, людям нужен был свой, альтернативный эпос — романтичный, трагический и благородный. И они его создали.

Эта песня — памятник не белогвардейцам, а советским людям, которые в своем воображении сотворили ту самую «Россию, которую они не теряли», но очень хотели бы иметь в своем прошлом. Это гимн ностальгии по тому, чего никогда не было. И в этой ностальгии — его подлинная, неумирающая правда.