Вёсны 2012, 1987

   «У тебя нет никаких авторитетов!» - сказала с укоризненным презрением мама сына, по совместительству федеральный судья. На дворе весна 2012 года. В тот момент она была беременна, значит я выполнил успешно роль бычка - осеменителя. Тогда я не нашелся особо, что ответить любимой даме. Коротко сказал, мол нет, авторитетов нет. Не имею морального права создавать кумиров.
В чём-то я был прав в ответе той весной, но скорее солгал. Если бы мы тогда договорились в нашей дискуссии в определение терминов, использование терминологии, то возможно презрение стало бы более предметным.
   Не понимание!
   Что значит авторитет? Если тот, кто занимает должность, кто является покровителем или помог получить должность, признание, звание. Я не приемлю данное определение авторитетов. Но и не отвергаю для вас, каждый из нас вправе давать определения словам и уж тем паче морально – этическим личным догмам.
Моими авторитетами в жизни были люди, которые оказали какое-то существенное влияние на моё мировоззрение. Благодаря или вопреки этим людям я шёл там, где мне и стоило идти. Это люди, с которыми я был лично знаком в разные периоды жизни, люди, которых я читал, смотрел интервью, встречал пару цитат. Все они по-разному совершенно непредсказуемо могли постучаться и войти в мою жизнь и уйти из неё, на первый взгляд случайными попутчиками. Словно вагонные попутчики.
   Сергей Баринов (Седой) – коллега на флоте, котельный машинист, тот кто открыл для меня Ремарка (спасибо Седой), живопись, архитектуру Петрограда. Спасибо Седому за наши пьяные ночные беседы о культуре и истории, музыки. Витгенштейн – философ, которого я так и не смог осилить. Валентина Александровна – преподаватель истории, обществоведения, классный руководитель, открыла для меня удивительный мир права, заставляла меня плакать не единожды четырнадцатилетнего перед всем классом за мои незрелые и ошибочные убеждения, научила меня плевать на систему. Мой папа, выписывающий стопку газет, и я бежавший вперёд него, чтобы успеть забрать из почтового ящика и прочитать их, опередив его. Дэвид Грэбер – антрополог, мир меняется прямо сейчас под буквами этого текста. Александр Пятигорский – философ, буддолог, мышление – это моя ненависть к тому, что я сейчас пишу. Инна (Инчик) – моя первая любовь, девочка в беретике, в зеленоватом плаще, играющая на пианино, даже на парте, у ней были ноты, которые для меня выглядели как иероглифы, она была из мира искусства, та самая первая, всамделишняя среди маленького рабочего городка среди шпаны, водки, мата. Фридрих Ницше – безумный филолог, «истины нет нигде, даже в самой истине». Бродский с Оденом – «философствовать стоит после пятидесяти». Наверное перечисление неполное, мне сложно вспомнить так быстро и навскидку всех, когда – то быть может я добавлю кого-то ещё в этот список, они есть бесспорно, те кто достоин этого. Список станет не полон без Дмитрия Косенко, начальника убойного цеха, он стал первым руководителем, который просто пришёл и сделал, пришёл в мрак, убожество и что-то преобразил, его опыт руководства думаю достоин преподавания в любом университете. А вот я улыбнулся, от того, что вспомнил тех самых отставных морских офицеров, моих коллег на флоте, научивших меня играть в преферанс. Всех тех первых людей с огромным опытом, знаниями и которые никогда не указывали тебе на твоё неумение и незнание и если ты хотел что-то знать, то они говорили учись, иди и делай. Если мне было, что-то непонятно и я спрашивал, то они показывали или объясняли, без задирания носа, без великого пафоса, что они умеют и знают, могли шутить над тобой, хохотать, но не унижать. Огромное им спасибо.
    Весна 1987 года, мне кажется весна, или начало лета. У моего одноклассника Джона был день рождения. И он предложил выпить, до этого мы не пили, если только так, по мелочи, глоток пива, глоток водки у родителей без палева, со старшими пацанами. У нас было пять рублей, одной синей бумажкой. Мы пошли в «девятнадцатый магазин», магазин, где продавали спиртное (сейчас говорят там уже квартира, кто-то выкупил помещение, когда магазин закрылся и сделал себе квартиру, вот уж намоленное помещение). «Девятнадчик»- название народное. Жители маленького уральского, рабочего городка того времени знали это название хорошо. Уже были времена «сухого закона», спиртное продавалось с проблемами. Когда в такие магазины был завоз, там была бойня. И вот туда мы 13-и летние подростки направились, со всем романтизмом рабочего городка, бухнуть. Когда мы прибыли туда, то увидели, что шансы сегодня купить бутылку вина близки к нулю. Столпотворение, бойню увидели мы на подступах к дверям «девятнадчика».
    Нам повезло, мы повстречали соседа по двору Джона, имя точно не вспомню, давайте я назову его Витя. Ему было лет под сорок, плюс минус, не смогу быть точным.  Витя предложил свои услуги в покупке бутылки «Портвейн – 777» («три топора» народное название). Ёмкость 0,8 литра - «бомба». Он взял деньги, вошёл в эту беснующую толпу и вышел оттуда целый и невредимый (сказочное зрелище – мираж) с «бомбой». Мы зашли во двор, за магазин, в какое – то парадное, нашелся стакан. Витя разливал по полному стакану, мы выпили на четверых бутылку, кто-то ещё примкнул, какой-то знакомый Вити. Потом подходили люди, просили Витю купить вина, он ставил условие, говорил, что вот пацаны со мной и им надо будет налить. Люди соглашались. Я смутно помню, как мы вхлам пьянючие шли оттуда с Витей, с Джоном. У Вити был полный портфель портвейна (он брал долю за покупки для людей), такой здоровый, коричневый, кожаный портфель. С такими портфелями в советских фильмах профессора и инженеры ходили. И вот мы уже сидим в подвале того двора откуда Джон и Витя, в каморке слесарей и пьём этот портвейн.
   Потом я блевал, жестоко блевал, невыносимо страшно, а мужики не сердились, смеялись. Витя, улыбаясь, сказал, что вот мол пацан перебрал, с непривычки. А потом был двор. Яркое солнце, тепло после холодного подвала. Зелень тополей, весенней травы и Джон, блюющий в детском саду.
 Витя, вот он авторитет для меня больше любого председателя, директора, министра, профессора и им останется навсегда. Я не знаю кто он, где он теперь, и что с ним.
   Несомненно, мне хочется в этом тексте сказать спасибо всем тем, кто ненавидел меня, презирал, вытирал об меня ноги, тем самым давая мне повод не сомневаться в своих заблуждениях, огорчениях, ошибках, поисках, падениях. Кто если не я сам более данных людей презирал и не верил в себя?
   И вот я вновь и вновь задаю себе вопрос, а может мама сына права? У меня и правда нет авторитетов. Никого, кроме Вити, покупающего до сих пор портвейн для меня пацана из маленького рабочего городка, который уже лет семнадцать не пьёт ничего спиртного и девочка Инна, которая так и осталась для меня тем самым эталоном Красоты, Искусства, которую я потерял в своих сомнениях.  Я ищу её среди вас, чтобы завести себе авторитетов.