Глава 2. Ночная смена

 Звонок в дверь выдернул меня из дремоты. За окном накрапывал дождь, в квартире горел только тусклый ночник. Я нехотя поднялся, шлёпая босыми ногами по полу, и заглянул в глазок – снаружи, переминаясь с ноги на ногу, ждал Лёха. Повернул ключ, замок щёлкнул. Дверь распахнулась, впуская в квартиру аромат улицы и мокрого бетона.
— Привет, ты чё так долго открываешь то, я тут минуты две стою уже, — чуть улыбнувшись, высказался Лёха.
— Да я уснул случайно, не услышал сразу звонок, наверное, — почесав голову, ответил я. — Ты будешь чай или сразу пойдем?
— Да давай. Поесть есть чё? — бесцеремонно согласился Лёха и, быстро зайдя за порог, разулся, направившись на кухню. Я закрыл дверь и пошёл следом.
— Чайник поставь, пойду переоденусь сразу, — поручил я ему.
 В комнате переоделся в рабочий костюм - сине-красный комбинезон и куртку из того же прочного материала. Машинально сунул руку в карман – нащупал старый жетон метро. Его мне когда-то подарил коллега, перед увольнением. С тех пор я ношу жетон с собой, будто без него смена не начнется.
 Вернулся на кухню: Лёха сидел на подоконнике и курил в открытое окно. Его взгляд залип на неоновой подсветке электрического чайника.
— Лёх, я ж говорил - на балконе кури, достал, — буркнул я, усаживаясь рядом и доставая телефон.
— Да ладно тебе, окно открыл же, — отмахнулся Лёха.
Я скользнул взглядом по экрану телефона.
— О, Алина написала, что добралась домой… ложится спать.
— А ты работать, — помотал головой Лёха, выпуская струйку дыма в окно.
Несколько секунд мы молчали, прислушиваясь к шороху дождя.
— Какие планы на выходные, брат? — спросил я, откинувшись на спинку стула.
— Да не знаю пока, может сгоняем куда? — потянулся он, зевая.
— Например?
— Да фиг его знает… К матушке, может, моей съездим? У неё там крыша течёт – и в прямом, и в переносном смысле, — хмыкнул он. — Поможем починить, заодно шашлычки, девчонок возьмём… романтика, ё-моё.
— Ну, можно, конечно. Решим завтра уже. Против… — не успев договорить, я отвлёкся на замигавшую лампу.
Комната погрузилась в непроглядную темень. На секунду всё стихло – даже капли за окном будто замерли. Лампочка снова моргнула.
— Зашибись попили чайку! — воскликнул Лёха, — Достало это уже.
— Да-а, — протянул я. — Пошли тогда, на работе попьём. Надо набрать завтра в управляющую компанию, узнать, что за дела. Хотя, мне соседка говорила, что у нас в трансформаторе сегодня рабочие лазили.
— Да, хер их знает, — сползая с подоконника ответил Лёха.
 Через несколько минут мы уже шли по промозглой улице, с рюкзаками наперевес. Холод пробирался под кожу колючими мурашками. Над головой пролетел уже третий вертолёт – низко, с гулом, от которого дрожал воздух.
 Ночью в нашем районе обычно тихо – максимум редкие фары одиночных машин. А сейчас одна за другой проносились скорые, их вой резал темноту. Меня накрыло дежавю. Будто всё уже происходило. Вот точно так же мы Лёхой шли на работу, а вокруг - эта ночная суета.
— Может, пожар где-то, - пробормотал я.
 Откинуть липкие мысли о знакомых событиях пока не получалось, но мы уже дошли до станции и зашли в вестибюль. В нос ударил привычный запах метро - смесь пряности, приятной сырости и лёгких нот дорогого парфюма. Спустившись вниз по эскалатору, мы запрыгнули в вагон только что подошедшего поезда и поехали до своей станции.
 В вагоне почти пусто - что неудивительно в воскресную ночь: только какой-то мужик спал на противоположных сиденьях. Скрежет и стук колёс давали лёгкий эффект оглушения. Меня клонило в сон. Лёха сидел рядом и играл в странную игру на телефоне - собирал какие-то морковки и получал за это звёздочки. Он, конечно, особый ценитель низкорейтинговых телефонных игр.
 Время в дороге пролетело быстро. Мы вышли на нашей станции. Прошли вдоль путей до металлической дверцы с табличкой «Посторонним вход воспрещён». Металл под пальцами был холодный, с шероховатой ржавчиной. Я провернул ключ, дверь скрипнула, и мы, по привычке, сразу заперли её изнутри.
 За сетчатым ограждением тянулась узкая полоска бетонной платформы - идти по ней можно было только гуськом. Воздух становился тяжелее: спертый, влажный, с примесью плесени и чего-то гнилого.
 Мы дошли до двери, находящейся слева от нас. Старая, перекошенная, со следами когда-то прикрученной таблички, она вела в бесконечный коридор. Сколько лет я тут хожу, а каждый раз - как первый. Он больше напоминает старый подъезд: светло-зеленая краска на стенах потрескалась и вздулась, местами осыпалась хлопьями, оголяя серый бетон. Где-то капала вода. Лампы, висевшие под потолком, потрескивали в такт этому звуку.
 Наш рабочий кабинет находился в конце коридора. Зайдя в комнату, мы увидели нашего пятидесятилетнего коллегу Степаныча, работающего с нами в одной смене. Он сидел за столом, захламлённым стопками бумаг, проводами и чашкой с запёкшимся чаем. Седой, тучный мужчина в очках, отвёрткой ковырял старый приёмник.
 До начала нашей рабочей смены оставалось десять минут. Я закинул наши рюкзаки на хрупкую вешалку вместе с куртками и подошёл к Степанычу поздороваться - вслед за Лёхой.
— Здарова, Степаныч, — бодро хлопнул коллегу по плечу. — Чего у тебя тут?
— Да-а, жена приёмник от телевизора вручила, — протянул он, не отрывая взгляда от стола.
Лёха улыбнулся.
— Говорит: «Почини, мол сигнал пропал, каналы не показывает второй день». А я, чёрт знает что с ним такое - уже все перепроверил.
— Может, стоит просто новый купить? Этот уже вон какой старый, — предложил я.
— Тю ты, — протянул Степаныч, в его голосе мелькнуло раздражение. — Нет уж, пока с этим попробую что-то придумать, — осмотрел приёмник по кругу. — Вот вы молодежь, всегда у вас лишь бы выкинуть.
— Давай после обхода посмотрим, — предложил Лёха, заливая кипятком две чашки с сублимированным кофе.
 Бормотал телевизор, на который Степаныч периодически поднимал свой тяжелый взгляд.
 — Опять новости крутят, — проворчал он, прибавляя громкость.
На экране показали какой-то спальный район – ведущая рассказывала о перебоях в энергосистеме и сбоях светофоров на юге столицы.
— Все у них, как всегда, — хмыкнул Степаныч, продолжая ковырять провода приёмника.
— Ой, лампочка замигала, а у них уже перебои, — отмахнулся Лёха, поддержав слова коллеги.
Я промолчал, прокручивая в голове услышанное. Может все не просто так? Дурной день.
 В комнату зашел наш коллега, заканчивающий рабочую смену. Передал нам пару бумаг. Мы отметились о начале смены в цифровой платформе и были готовы приступать к работе.
— А остальных, где потерял, Фёдор Палыч? — усмехнулся Степаныч.
— Да они на путях остались. Одежду всё равно забрали всю перед последним обходом, так что сейчас уже по домам пойдем. Я только бумаги отдать забежал. Все, мужики, давайте, — попрощался коллега из другой смены.
 Кофе остался недопит, как большие электронные часы указали час ночи. Мы с Лёхой взяли по рации, уложив их в карманы на поясе, и прихватили фонари. Вышли из кабинета и направились к узкой платформе, чтобы спуститься на пути.
 Пока шли, я подумал: у Степаныча проблемы с ногами, и обходы мы с Лёхой проводим вдвоём – так уже больше года. Он обычно остаётся в кабинете, занимаясь своими делами, но если случается что-то серьёзное – первым делом идём к нему. Человек дела. Ему бы уже работу попроще, да и с нормальным графиком, но нет - продолжает служить метро. Наверное, и я таким стану.
 — Ладно, давай, Макс, связь - если что, — хлопнув по рации, ухмыльнулся Лёха. Я молча кивнул, после чего мы разошлись.
 Единственным источником света был мой фонарик. Несмотря на свою мощность, он давал всего лишь пару метров видимости. Каждый шаг отзывается глухим эхо, будто тоннель слушает. В лотке застоялась мутная вода, от которой нос пронзал запах железа. Где-то вдали слышался глухой стук капель. Запах плесени и чего-то гнилого, неподвижно стояли в воздухе.
 Я шёл медленно, внимательно оглядывая рельсы и провода вдоль стен. На путях скользко, каждый шаг отзывается лёгким холодком в спине. В такие моменты мне всегда казалось, будто я выживший герой после глобальной катастрофы, который одиноко бродит по заброшенным тоннелям в поисках выхода.
 Неожиданно под ногами что-то шевельнулось и метнулось в сторону. Толстая крыса проскочила по шпалам и исчезла в дыре между плитами. Я выдохнул. Видимо, прогрызли себе новый маршрут. Крысы в метро - обычное дело. Иногда из-за грызунов приходится производить ремонтные работы. Прошлой весной их было особенно много, потом почти все исчезли. Видимо перебрались глубже, туда, где теплее.
 Я собирался идти дальше, когда рация треснула шипением, от которого даже крысы бы замерли. Чистота выровнялась. Я услышал голос Лёхи - взволнованный, прерывающийся сквозь статические завывания:
— Приём! Приё-ё-ём! 
— Прием, Лёш, чего у тебя? – ответил я, прислушиваясь.
— Бегом дуй обратно, покажу кое-что! Я тебе навстречу иду.
 После тревожных слов я быстро направился назад. Шаги отдавались эхом в ушах. Воздух в тоннеле стал холоднее и будто плотнее. Непонятное предчувствие сковало разум. Лёха почти сразу появился из-за поворота - запыхавшийся и испуганный.
— Чего у тебя там? — спросил я, наводя свет фонарика ему за спину и прищуриваясь.
— Пошли быстрее, — выдохнул он, нервно проведя рукой по волосам. Его пальцы чуть подрагивали. — За Степанычем… — он замялся, не закончив. — Он должен это видеть.
  Мы вернулись в кабинет. Подняли полусонного коллегу и направились дальше. Примерно метров через шестьсот я понял, почему Лёха был таким нервным.
— А знаете, что самое интересное? —  возбужденным взглядом осмотрел нас. — Когда я шёл вперёд и всё осматривал – этого не было! — воскликнул друг. — Всё было в порядке. Я свернул вон там, — показал пальцем в сторону технического прохода, — глянул мельком, потом услышал грохот какой-то… Возвращаюсь обратно - а тут это. 
 Перед нашими глазами развернулась жуткая картина: толстый силовой кабель, тянущийся вдоль правой стены от наземной тяговой подстанции, был разорван пополам. Оголённые концы свисали, погружаясь в скопление мутной воды. В точках соприкосновения плясали яркие искры, озаряя тоннель вспышками.
 Меня охватило размытое предчувствие чего-то страшного и мрачного. Не мог точно разобрать свои ощущения. Тревога пробежала электрическим разрядом прямо от спины до кончиков пальцев.
 Мы подошли ближе. Направили лучи фонарей на повреждение. Кабель выглядел так, будто его разгрызли. Разлохмаченные края хаотично торчали, с них клочьями свисала внутренняя оплётка. Но как? Изоляция ведь делается из армированного материала, который даже не разрежешь так просто.
— Может, крысы прогрызли? — предположил я, сам не веря в свои слова.
— Ага, — буркнул Лёха. — Это что ж за крысы такие? Говорю тебе, всё было в порядке. Ни малейшего повреждения. Я вообще не понимаю как такое возможно.
— Тю ты! — развёл руками Степаныч. Помолчал. — Коротнуло поди, да и не выдержал кабель. У нас вон со светом черт-те что творится. Затёрся со временем вот и рванул.
— Сомнительно, Степаныч, — пробубнил Лёха, не отводя взгляда с мерцающего конца провода.
— Ну-с… — вздохнул Степаныч, морщась от боли в коленях. —  Давайте ремонтников вызывать. Времени-то до открытия немного, надо успеть. А то начальство бошку отвернёт.
 Я чуть отошел, настраивая рацию на нужную волну. У каждой службы свой канал, но я все знал наизусть.
— Приём! Меня слышно? — начал я.
— Пр-пр.. Приём! — раздался голос, с помехами.
— Это Максим Александрович, Крыловская, четырнадцатый пикет, — начал я. — У нас авария - кабель разорван, искрит… Нужна срочно ремонтная бригада. Приём!
— Максим, помочь ничем не можем, — отозвался ремонтник после короткой паузы. — У нас по трём веткам тоже самое… Диспетчеров же предупредили по веткам, вы не в курсе что ли? —  спросил он, после короткой паузы. — Чинитесь как сможете. С выходных людей вызывали, распределим по участкам. Конец связи.
 Тоннель окутала тишина. Только вспышки искр и звук капель нарушали её.
— И что это за херня такая? — спросил я, глядя на коллег. Внутри всё сжалось. Нервный трепет брал верх над моими эмоциями.
— Да что-что, пошли к дежурному по станции, — проворчал Степаныч. — Сообщим и будем чинить сами. Мелкие ремонты же делали уже - сейчас подлатаем как-нибудь, — махнул он рукой.
— Конечно, — усмехнулся Лёха, — потом еще штраф за нарушение техники безопасности прилетит.
— У тебя есть другие варианты? — холодно спросил Степаныч.
— Нет, — ответил я, вместо Лёхи. — Ты и сам слышал, что ремонтник сказал.
Более возражений не последовало. Мы пошли в сторону диспетчерской. За спиной потрескивало, словно тоннель дышал. Я несколько раз оглядывался: искры продолжали освещать пространство, но каждый раз, когда свет гас, казалось, что из темноты кто-то смотрит в ответ.