Я Як-52

"Я ЯК-истребитель
Мотор мой звенит
Небо - моя обитель
Но тот, который во мне сидит
Считает, что он - истребитель"
В. Высоцкий

Меня зовут Стас, но это не имеет значения. На войне имена стираются первыми.

Когда я сидел в кабине Яка-52, то думал о Высоцком — о его песне про истребителя, который говорит о себе как о живом существе. "Я как истребитель," — напевал я себе  — "я как сталинский сокол". Только сокол мой деревянный, и летает он на керосине, не на крыльях. 1952 год, спроецированный на 2028-й, как ошибка в какой-то перфокарте истории.

Внизу была она. Жёлтая земля, перепаханная воронками.  А вверху прозрачное синее небо. Я видел это четыре раза в день, и каждый раз земля казалась мне одной и той же, как если бы время здесь остановилось где-то между крещением и первой мировой.

— Видишь? — спросил пилот. Голос его был металлический, как будто говорил сам самолёт.
— Вижу, — ответил я.
— Дроны идут с северо-запада. Три штуки. Может быть, четыре. Может быть, сто.
В этом была вся правда войны — никто не знает ничего. Мы летим на самолёте, который летал ещё деды летали, стреляем из автомата, который дед мой держал в 1953-м, и ловим дроны — эту невидимую проклятость современности. Это было бы смешно, если бы не было страшно.

Я прикусил трофейный майонез. Украинский, польский, может быть, французский — уже не помню. Депутат Милонов давно запретил его, выпустил какой-то указ про "западные яды".

Но война, оказывается, пробивает все запреты. Майонез проходит контрабандой через смерть и идеологию. Он был сладковатый, неправильный, и это было хорошо — когда в животе сидит ледяной ком страха, сладкое — единственное, что ещё связывает тебя с жизнью.

— Готов? — спросил я сам себя.
— Никто не готов, — ответил я

Мотор завыл. Як подпрыгнул, как лошадь перед прыжком. Мы поднялись выше облаков, и тогда я понял, что это не облака, а дым. Дым от взрывов, от пожаров, от сжигания всего, что люди когда-то называли жизнью. Я летел в этом дыме, как в молоке, слепой и дергающийся.

На третьем канале радиосвязи, для поднятия боевого духа пел Шаман — не по фамилии, а по профессии, потому что все дроны, которые я не видел, но знал об их существовании, назывались "дроны Шамана". Шаман пел что-то про Товарища Кем Чен Ына.

Голос был тонкий, отчаянный. Я узнал в нём свой собственный голос — из прошлой жизни, той, где я был гражданским.

Дроны появились как чёрные точки. Сначала одна, потом две, потом они размножились в сознании. Пилот развернул Як, и я почувствовав, как деревянные крылья протестуют против гравитации. Я вытащил Калаш. Он был настоящий — холодный, деревянный, с запахом масла и начал стрелять.
Тра-та-та-та.

Калаш плевал пулями, как старый кашляющий дед. Половина их не попадала — самолёт прыгал от отдачи. Я прицеливался, но прицел был условный, как и вся эта война — условная, на полусне.

Один дрон упал. Или мне показалось.
— Попал? — спросил пилот.
— Не знаю. Может быть.

В этом была вся правда жизни боевого стрелка XXI века — ты не знаешь, убил ты кого-то или нет. Ты просто летаешь туда-сюда, ешь майонез, поёшь себе какой-то стон, и надеешься, что когда-нибудь это кончится.
Когда-нибудь ты приземлишься, и земля не будет гореть.

Як развернулся на второй круг. Топливо было на исходе. В нижней части живота сидел холод — не от высоты, а от понимания того, что всё повторится завтра. И послезавтра. И послепослезавтра. Пока не кончится топливо. Или жизнь. Это произойдёт в одно время.
— Летим домой, — сказал пилот.
— Где дом? — спросил я.

Молчание. Радиоволны гудели в пустоте.
ЯК снизился через облака-дым и увидел землю — совсем рядом, такую близкую и такую чужую. Аэродром был впереди. Полоса была разбита, как лицо боксёра после двенадцати раундов. Як сел, и я выдохнул.

Когда я вылез из кабины, мне дали новый майонез, чтобы пополнить силы перед следующим вылетом. Французский, запретный. Я съел его в один присест, стоя на мёртвой земле, и понял, что завтра я снова буду летать.
Потому что других мне вариантов мне не дали, мне сказали, что воевать нужно за идею. А вот за какую не сказали.

Я — как истребитель. Я — как сокол. Я — как Як-52. И так будет до конца:
Шаман поёт.
Товарищ Кем Чен Ын ведёт.
И я продолжу летать, пока земля не станет небом, или небо не станет землёй, или пока не кончится майонез, что случится первым — уже не ясно. Миииррррр вашему дому.