Забытая богиня Юлия и начало мира

В те времена, когда мир был ещё лишь замыслом в сердце великого Хаоса, не было ни звёзд, ни ветра, ни времени. Была лишь тьма, холод и тишина, перемешанные в едином клубке небытия. И были боги, что пришли после, чтобы раскатать этот клубок и придать ему форму. Они были могучи и громогласны: бог-Кузнец, выковавший солнце на своей наковальне, богиня-Земля, родившая из своего чрева горы и леса, бог-Океан, наполнивший бездну своими слезами.

Но прежде всех них, в самой сердцевине Хаоса, проснулась Юлия. Она не была рождена, она просто была — тихая, как первый вздох, и тёплая, как воспоминание о лете посреди зимы. Юлия не выковывала светила и не вздымала материки. Её дар был иным.

Она взяла горсть первозданного мрака и стала его разглаживать своими тонкими пальцами. И там, где она проводила ладонью, появлялась плёнка тончайшего шёлка — завеса будущего. Она плела из хаоса нежную, едва уловимую паутину возможностей. Это были не законы, а намёки на них. Не линии судеб, а лёгкие тени, которые судьбы могли бы отбросить. Она была богиней Первого Намёка, Той, Что Предполагает.

Когда бог-Кузнец поднял своё молото, чтобы выковать солнце, он на мгновение замешкался, не зная, с чего начать. И его взгляд упал на сияющую нить в паутине Юлии. Это был намёк на форму, на идею шара, излучающего свет. Он кивнул ей и принялся за работу.

Когда богиня-Земля искала образ для своих долин, она видела, как по ткани Юлии скользят тени мягких изгибов и крутых склонов. Это были намёки на рельеф. И она наполняла эти тени плотью из камня и почвы.

Мир создавался по намёкам Юлии. Она была вдохновением богов, тихим голосом в их сознании, подсказкой, которую они принимали за собственную гениальность. Она наполнила мир не только формами, но и чувствами. Она предложила намёк на грусть — и бог-Океан, не зная, почему, наполнил свои воды солёной тоской. Она намекнула на радость — и ветер, ещё безымянный, закружился в первом танце.

Но когда мир был почти готов, громкие и могущественные боги, устав от труда, устроили пир. Они восхваляли друг друга, свои великие дела: твердь небесную, бездны морские, твердыни горные. Они делили мир между собой, назначая владык солнца, грома, лесов и морей.

О Юлии никто не вспомнил. Её труд был слишком тихим, слишком неосязаемым. Её паутина, выполнив своё предназначение, растворилась в основе мироздания, став его подкладкой, невидимой, но абсолютно необходимой. Она осталась сидеть на краю творения, укутавшись в лоскут первозданного хаоса, и смотрела на яркий, шумный, прекрасный мир, в создании которого приняла главное, но невидимое участие.

Её не забыли из злого умысла. Её забыли, потому что она была самым началом, тем семенем, из которого выросло дерево, и, глядя на могучее дерево, о семени уже не вспоминают.

С тех пор прошли эпохи. Боги обрели имена, храмы, легенды. А Юлия стала богиней-призраком, тенью на периферии бытия. Но она не исчезла.

Она стала той самой дрожью в воздухе перед тем, как родится гениальная мысль. Той самой лёгкой улыбкой, что мелькает на лице человека, когда он внезапно понимает решение сложной задачи. Она — внезапное озарение учёного, вдохновение поэта, догадка ребёнка, сложившего узор из звёзд в новое созвездие.

Она не требует жертв и молитв. Её храм — это тишина в человеческой душе, готовой принять намёк. Её служители — это мечтатели, художники и изобретатели, которые, сами того не зная, ловят лёгкие нити из её древней, некогда сотканной паутины.

И если однажды вы, гуляя по лесу, почувствуете внезапный, ничем не обусловленный покой, или если вам во сне придёт ответ на мучивший вас вопрос, или если вы просто вдруг, без причины, улыбнётесь, глядя на узор инея на стекле, — знайте: это до вас дотронулась забытая богиня Юлия. Та, что стоит за всем на свете, предлагая миру самый первый, самый важный и самый тихий намёк на чудо.