Я все еще люблю тебя! Глава Тридцать Пятая

Глава Тридцать Пятая. Око за око.


Разложенные на столе обрывки бумаги ни на йоту не приближали бывалого корифея Краснодарского уголовного розыска Вячеслава Сеславинского к разгадке смысла того, что было на них написано. Все казалось полным, не имеющим абсолютно никакого смысла, абсурдом.
— Здесь, пожалуй, без астролога не обойтись, – сказал про себя Сеславинский. 
Его размышления прервал вбежавший в кабинет давнишний сослуживец Егор Влазнев, по виду которого можно было понять: принесенные им новости вряд ли из разряда радостных.
— Слушай, тебя Рассолов к себе вызывает, – оповестил Егор. 
— Что на этот раз ему от меня понадобилось?
— Слав, спроси что-нибудь полегче. Одно могу сказать: пребывает он не в самом лучшем расположении духа. Поэтому будь готов к головомойке.    
Настроение начальника местного ОВД Юрия Юрьевича Рассолова, действительно, оставляло желать лучшего. Причиной тому была директива, полученная из Москвы, которая спутывала Юрию Юрьевичу все карты.            
— Поздравляю! – с порога заявил вошедшему в кабинет Вячеславу Рассолов. – Дела Громова, Развозова от нас забирают в  столицу.               
— Громова? Развозова? Юрий Юрьевич, а с какой стати? Москвичи-то  здесь вообще причем?
— Слышал, что стряслось в Москве пару недель назад? Были убиты бывший председатель районного суда в Белой Калитве и бывший районный прокурор. Причем, почерк убийцы очень схож с почерком убийцы Развозова и Громова. Вот на этом основании и решили два этих дела в одно объединить. Да, нам-то, честно говоря, так даже легче. Пусть теперь у москвичей голова из-за всего этого болит.
По правде говоря, известия из Москвы спутывали сыскарям с Кубани все карты. Можно было забыть о лаврах корифеев местного уголовного розыска, о солидной премии, о продвижении вверх по служебной лестнице. С другой стороны, с плеч сразу сбрасывался целый груз проблем.
— Ладно, Слав, – махнул рукой Рассолов. – В конце концов, баба с воза – кобыле легче. Теперь пусть в Москве с ума сходят.
— Юрий Юрьевич, а дела Лариных тоже им передавать? 
— Ну, а как же! Я бы вообще все эти дела в одно объединил. Ежу же понятно: орудует один и тот же человек.   
По поводу передачи дел в другую инстанцию Вячеслав тоже большой радости не испытывал. От природы наделенный здоровым самолюбием, Сеславинский сам мечтал раскрыть эти резонансные убийства.
— Народ кипит! Того, кто им убийцу Развозова предоставит, на руках носить будут, – сказал Вячеславу Влазнев. 
— Только нам, Егор, эти лавры не достанутся. Все эти дела отзывают в Москву. 
— В Москву!?! С какой это радости? Ты же уже почти все раскрыл.
— Начальству виднее, Егор. В Москве тоже произошли два убийства, по  почерку очень схожие с нашими. Вот и решили дела в одно объединить. 
— Все равно, не справедливо. Ты над всем этим корпел, ночей не спал, а все сливки, получается, кто-то другой снимать будет.   
Возразить на эти аргументы сослуживца Вячеславу решительно было нечего. Единственным утешением могло стать то обстоятельство, что все заботы в столице ложились на плечи Павла Спиридонова – давнишнего приятеля Вячеслава, знакомого еще со студенческой скамьи.    
— Ношу на тебя, конечно, непосильную возложили, – сказал Сеславинский Павлу во время встречи. 
— Ты что имеешь в виду?
— Понимаешь, к людям, которые во всем этом замешены, просто так не подобраться. Одна «Цитадель» чего стоит!
— «Цитадель»? А это еще что такое?   
   
           —  Да, «Коза Ностро» местное! «Якудза»! Нет уже в крае ничего, что  не было бы под их контролем. Вон, посмотри, что на местных рынках твориться. Скоро ведь не останется никого, кто не платил бы этим бандюганам дань.
           — В общем, ты думаешь, убийства Громова и Развозова – их рук дело?
  — Ну, а чьих же еще? В частности, Развозов им давно покоя не давал. Ведь эта гоп-стоп компания из-за всех сил пыталась к Новороссийскому судоходству подобраться. Ну, а Станислав Ильич спокойно смотреть на все это не стал. Нашла коса на камень, что называется.
Больше всего Сеславинского смущали послания, которые получали убиенные люди незадолго до своей гибели. Бессмыслица в них была, конечно, полнейшая. На обрывке белого листа бумаги вполне корявым почерком было выведено название одного из знаков китайского гороскопа и красноречивая фраза – приговор вынесен!
   — Слушай, а как ты думаешь: к убийству Лариных эта «Цитадель» тоже руку приложила? – спросил Павел Вячеслава. 
   — Трудно сказать, Паш. Понимаешь, по сравнению с Громовым, с Развозовым, эти Ларины вообще никто. Вот мне, например, непонятно, какое они вообще ко всему этому имеют отношение.                                                
Все, что касалось серии убийств, произошедших на Кубани, живо  интересовало не только Сеславинского и его столичного гостя. О каждом преступлении сразу же становилось известно в «Цитадели», к чему эта организация имела самое непосредственное отношение.
           — Ты понимаешь, что эти колокола вполне могут звонить и по нам?  - спрашивал Регину Робертовну «Гроссмейстер».
           — Надеюсь, все обойдется, Алик. Времени достаточно много прошло, да и наша роль во всем этом была минимальна.   
            — Минимальна!?! Слушай, а ты не вспомнишь, кто вместе с «Императором» от районного прокурора не вылезал? Я уж не знаю, чем вы там его ублажали, чтобы только Германа от суда отмазать. Федор же, чтоб своего родного сынка из-под удара вывести, пошел бы на любые ухищрения.
О том, что произошло много лет назад, Регина Робертовна жалела неисчислимое количество раз. Желание сделать жизнь родной дочери намного лучше своей явно выходило боком, и обвинять в этом она могла только саму себя.
— Неужели непонятно было, что этот Герман собой представляет? – спрашивал Разумовский. – По-моему, с самого начала понятно было, что его больше всего интересуют деньги да бабы, а на все остальное он вообще плевать хотел. 
Сам Герман Федорович обо всех убийствах, случившихся на Кубани, конечно, знал. Знал и боялся, так как имел к каждому из этих преступлений самое непосредственное отношение. 
—  Ты хоть понимаешь, что рано или поздно доберутся и до тебя? – спрашивал Германа Артамонов.      
— «Артемон», я-то здесь причем? Пусть моя бывшая теща с «Гроссмейстером» беспокоятся. Это ведь они тогда и районного прокурора, и судью ублажали…
— Ты еще забыл своего отца упомянуть. «Император» же тогда все сделал для того, чтоб тебя от суда отмазать.
О том, что произошло много лет назад, Герман не мог  вспоминать без содрогания. Слишком многое тогда оказалось поставленным на карту, а ставки при этом были беспримерно высоки.   
— Этого твоего школьного приятеля мы можем использовать по полной программе, – сказал Герману Федор Кузьмич. -  Все равно никаких подробностей он не знает, а поэтому говорить будет только то, что скажут ему. 
— Пап, а Лешка не настолько глуп, как ты о нем думаешь. Во всяком  случае, различить, где правда, а где нет, он точно сможет.
— Тогда стоит ему напомнить про жену. Она-то у него вообще на птичьих правах существует. Кстати, было бы неплохо и её подключить.
— Папа, но Ольга-то здесь причем? Они же только недавно поженились.
— Вот прежде твоему другу хорошенько смотреть надо было, с кем он свою судьбу связывает. Знаешь, кем был отец этой Ольги?
— Кем же?
— Шулером карточным, каталой первостатейным слыл. В былые времена под ним весь Ростов с Таганрогом ходили. Поэтому врагов себе, как ты сам понимаешь, он нажил немало. Желающих добраться до него всегда хватало с избытком. Вот он и решил свою единственную дочку замуж пристроить, чтобы она хотя бы фамилию сменила. Ну, а охоту на него никто не отменял. Теперь понимаешь, что этим твоим одноклассником мы можем распоряжаться, как угодно?
Какую выгоду можно извлечь из изложенных отцом фактов, Герман понял сразу же, чем и не преминул воспользоваться.
— Думаешь, Лешкиных слов будет достаточно? – спросил он Федора Кузьмича. 
— Наверное, стоит еще свидетелей привлечь. Дело-то слишком щепетильное выходит. Вон, посмотри, весь город на ушах стоит. Боюсь, на этот раз на тормозах ничего спустить не получится.
Разговор с Алексеем Герману предстоял, конечно, не из легких. Впереди маячила перспектива достаточно длительного тюремного заключения, которое Герман всеми силами старался избежать.
— Ты хоть понимаешь, о чем меня просишь? – спросил Алексей бывшего одноклассника во время встречи. – Дело-то сугубо подсудное. Если что-то пойдет не так, нам тогда всем мало не покажется.
— Не правильно рассуждаешь, Алеша. Тебе вообще не об этом надо думать. У тебя жена сильно под Богом ходит. Что, думаешь, её отца уже все забыли? Нет, брат. Бывалого картежника и наперсточника Сашку Антимонова по-прежнему помнят многие, и его долги никто прощать не  собирается. Вот теперь представь, что может быть, если на твою жену все отцовские деньги повесить. Боюсь, не сладко твоей Ольге тогда придется. Впрочем, часть этих проблем я бы мог решить. Только взамен мне тоже от тебя кое-что понадобится.
Все, что говорил Герман, очень походило на банальный шантаж. Прошлое любимой жены Ольги для Алексея уже давно было больной темой. Слишком много грязного скрывалось в нем. 
Порой дело доходило до того, что ни Алексей, ни Ольга не могли чувствовать себя в безопасности.
— Я уже боюсь одна на улицу выходить, – жаловалась Ольга мужу. – Все время кажется, что за мной кто-то следит. Вчера, когда за хлебом ходила, какой-то мужик с меня глаз не спускал. Алеша, мне страшно!
— Вот поэтому, Оленька, и надо попросить помощи у Германа. Он – единственный, кто может нас с тобой защитить.
— Только слишком дорогой эта его защита выходит, – заметила Ольга. – Леш, ты сам-то понимаешь, куда тебя хотят втянуть? Это же чистой воды уголовщина! Ты не боишься в один прекрасный день оказаться на скамье подсудимых?
— Оля, прежде всего, я боюсь, что с тобой что-нибудь случится. А с твоим отцом такое вполне возможно. Сама же говорила: тебе его дружки прохода не дают. Вот Герман мог бы решить эти проблемы. Только ему тоже помочь нужно будет.
Сам Герман в это время довольно потирал руки. После встречи с Алексеем ему казалось, что дело сделано, и теперь он может ощущать себя в полной безопасности. 
— Должен тебя огорчить, – оповестил сына Федор Кузьмич. – Одних твоих Лариных, пожалуй, маловато будет. 
— Это еще почему? 
— Знаешь, кто взялся защищать этого сторожа?  Сам Ананьев! А он, я тебе так скажу, величина! Не даром с самой Лубянки не вылезает.
Упоминание известного столичного адвоката привело Германа в состояние почти ступора. Он хорошо понимал, кто такой Ананьев, что за плечами этого корифея адвокатуры нет ни одного проигранного процесса, и поэтому на душе у Германа Федоровича становилось не по себе. 
— Слушай, а нельзя вопрос с этим адвокатом решить радикально? – спросил он отца. – Сам же знаешь: нет человека – нет проблемы. 
— Ты что, с ума сошел!?! – замахал руками Федор Кузьмич. – Ты не представляешь, какие серьезные люди стоят за этим Ананьевым. Если хоть один волос упадет с его головы, нам всем не поздоровится.
Все сказанное в разы усложняло положение Германа. Дело, которое, как казалось, не стоило выеденного яйца, теперь принимало совершенно другой характер.
— Я с Козюлиным, конечно, договорюсь, – сказал Федор Кузьмич. – Но он ведь тоже не всесилен. В любом суде этот Ананьев его по стенке размажет. Здесь уже совершенно по-другому действовать надо. Нужны железные, непрошибаемые улики  против этого сторожа.
— То есть, ты хочешь найти черную кошку в черной комнате, даже   если её там нет?
— Герман, а у нас что, есть другой выбор? Ты ведь все сделал шиворот на выворот, и это тебя мне теперь приходиться отмазывать.
— Слушай, а с судьей проблем не будет?
— Вот за это точно можешь не беспокоиться. Правдолюбов много чем мне обязан, и поэтому сделает все так, как ему будет сказано.       
Впервые в жизни Герман не мог чувствовать себя уверенно. То, что произошло тогда в Белой Калитве, всколыхнуло маленький городок настолько, что не говорить об этом было просто невозможно. 
В кабинете отца, куда Герман был вызван на ковер, его ждала грандиозная головомойка. Федор Кузьмич рвал и метал, выказывая максимум неудовольствия поведением сына.
— Ты хоть что-нибудь можешь сделать по-человечески!?! – кричал он. - Почему за тобой надо обязательно подчищать!?! Тебе же было сказано русским языком: нужно было взять только иконы да кое-что из утвари. Попа этого трогать было совсем необязательно. Ты что устроил? Я теперь боюсь один на улицу выйти.
— Пап, но кто же знал, что тогда этот святоша на месте, в церкви окажется? Я-то думал: все по-тихому сделать получится. Время было позднее, народа вокруг – никого. Как в церковь вошел, смотрю: там этот поп еще отирается. Он меня увидел… ну, и тут, сам понимаешь, другого выбора у меня не было…
Чем дольше говорил Герман, тем сильнее был раздражен Федор Кузьмич.
— Я, конечно, знал, что ты недалек, но не думал, что настолько. Тебе зачем понадобилось одному туда лезть? Что, «Бруска» не дано было попросить?
— Ну, извини, пап. Не догадался. Потом, ты же сам знаешь: «Бруска» о чем-то просить – себе дороже выйдет.               
  — Только мне от твоей самостоятельности дополнительная головная боль обеспечена. Тебя кто просил лезть туда, куда тебя абсолютно никто не просит? Что, еще раз захотел свою крутизну показать? Только сильно боком эта твоя крутизна выходит. 
— Да, никому ничего я не хотел показывать. Просто ты сам говорил: Абу Мухтар торопит.               
При любом упоминании этого человека по спине Федора Кузьмича начинали бегать мурашки. Арабский делец Абу Мухтар в выборе средств для достижения целей никогда разборчив не был, что в полной мере ощущали на себе все, кто с ним хоть раз соприкасался. Род деятельности Мухтара шел вразрез с законом, о чем Федор Кузьмич с Германом не знать не могли.
— Кто этого араба вообще приволок? – спрашивал Герман отца. – На нем же клейма негде ставить!
— Ну, а ты, сын, как хотел? В наших сферах по-другому не получится. Сама суть организации  подразумевает, что теперь нам с тобой придется ходить по краю. Абу Мухтар всего лишь тот, благодаря кому «Цитадель» сможет существовать на должном уровне.
Арабский делец, несомненно, обладал возможностями, какие в «Цитадели» никому даже не снились.
— Ты понимаешь,  насколько это – золотое дно? – спрашивал «Гроссмейстер» Регину Робертовну. – Если нам удастся заполучить этого араба в качестве поставщика, чеченцев в серьез уже можно будет не принимать. Товар у него и более качественный, и, главное, его гораздо больше…
—  Алик, а ты можешь представить, какую цену заломит этот Мухтар? – спросила хозяйка. – Я так думаю: потом отмыться будет очень трудно, если вообще возможно. 
— Регина, а ты думай на перспективу. «Император», конечно же, знает, что делает.               
Будущее организации Абу Мухтар сулил, конечно, космическое.
— Никто на такую высоту нас больше не поднимет, – говорил Герману Федор Кузьмич. – Сам понимаешь: Ближний Восток есть Ближний Восток. У них и товар другой – более качественный…
— Цена у этого товара тоже, я так понимаю, другая?
— Ну, а ты как хотел? Нет ничего в этой жизни, сын, за что не надо было бы платить. Абу Мухтар здесь отнюдь не исключение. Все его запросы нам  придется удовлетворять.
События, развернувшиеся после этого диалога, были настолько из ряда вон выходящими, что всколыхнули не только маленький городок на Дону, но и эхом отозвались далеко за его пределами.   
  — Долго отмазывать твоего отпрыска я не смогу, – сказал Федору Кузьмичу районный прокурор Козюлин. – Дело уж больно щепетильным выходит. Между прочим, уже в самом ЦК интересовались…    
 — Слушай, а для чего тогда ты сюда поставлен? Не для того, чтобы ты в кабинете штаны протирал. Твоя главная задача – блюсти мои интересы в этом городе.
— Так-то оно так, Федор, но и ты меня тоже пойми: я не всесилен. Видать, прошли те времена, когда попов ни во что не ставили. Знаешь, какой шум поднялся?
— Но ведь у тебя есть этот церковный сторож. На него же все  списать можно. 
— Есть-то он есть, Федор, но только доказательная база сильно хромает. Все, как ни крути, на твоего Германа указывает.
Впервые в жизни Федор Кузьмич чувствовал себя неуверенно. То, что совершил Герман, ставило под удар не только его самого, но и все, к чему он имел хоть какое-то, даже опосредованное отношение. К «Цитадели» это  относилось в первую очередь, так как организация  целиком и полностью была детищем Федора Сапранова, что автоматически ставило её участников в заведомо уязвимое положение.            
— Твой бывший зять вообще на что-нибудь путное способен? – спрашивал «Гроссмейстер» Регину Робертовну. – Лично у меня есть ощущение, что он ни за что не отвечает, и, главное, не хочет ни за что отвечать.
— Такое ощущение есть не только у тебя, Алик. Лично я с этим ощущением живу уже долгие годы. Тебе я так скажу: ответственность, чувство долга - это вообще не про Германа. Он же у нас родился с золотой ложкой во рту. С самого рождения ему все преподносилось на блюдечке с голубой каемкой, а все вопросы, проблемы решались «Императором».
Преступление, совершенное Германом, в «Цитадели» спутывало многие карты. Падавшее на него подозрение автоматически бросало тень на всю организацию. Чтобы отвести удар от сына Федора Кузьмича, пришлось приложить немало усилий. Были задействованы все, имевшиеся в округе, инстанции: милиция и прокуратура, местный совет и исполком; даже  партком с профкомом не смогли остаться в стороне.
— Ты ставишь передо мной почти невыполнимую задачу, – сказал Федору Кузьмичу Козюлин. – Предъявить этому сторожу нам ровным счетом нечего. Зато против твоего сына улик – хоть отбавляй.
— Слушай, в последнюю очередь меня интересует, какие есть у тебя улики. Перед тобой была поставлена задача – отмазать от суда Германа.  Вот этим и занимайся, пожалуйста.
— Федор, но ведь из песни слов не выкинуть. Все говорит о том, что это твой сын порешил того попа. Экспертиза – вещь упрямая. С ней особо не поспоришь.               
— Результаты любой экспертизы, насколько я знаю, можно подменить. Вот и поработал бы в этом направлении. 
Задача, поставленная перед Козюлиным, была из разряда  невыполнимых. Вряд ли у прокурора был доступ к результатам экспертизы, хранящимся в строжайшей тайне. Хотя трудился в экспертном отделе один  человек, на которого и Герман, и Федор Кузьмич могли целиком и полностью рассчитывать.
— Вальку Накозину помнишь? – спросил Козюлин.
— Накозину? Да, кто ж её не помнит? Я еще с её дедом знался. Каталой он, конечно, в высшей степени знатным был. Все подворотни в Краснодаре под ним были.    
— Ну, а Валька, видишь, другую стезю выбрала. Сейчас, вон, в экспертном отделе милиции трудится. Вот если бы с ней договориться, все было бы гораздо проще.