6. Распутье

6. Война

- Сидор, война! – в кузницу вбежала растерянная Полина. – Что же теперь будет?

Комлёв, бросив раскалённый металл обратно в горн, молча обнял жену, нежно гладя своей загрубелой рукой её вздрагивающее тело.

На следующий день на войну ушли первые мобилизованные мужчины. Женщины провожали их со слезами на глазах, уходящие же храбрились, стараясь держаться бодро.
- Скоро вернёмся, разобьём врага – и домой, - пытаясь поддержать родных, говорили они.

После их ухода деревня, как обезлюдела и замерла в тягостном ожидании. Отрывочная и смутная информация, поступавшая об обстановке на фронте, была тревожной – войска Красной Армии стремительно откатывались на восток.

- Немцы в Гористом! – Пустозвонов с круглыми от страха глазами первым принёс в деревню это страшное известие.
- Что же делать? Как жить дальше? – с тревогой и чувством неминуемой беды спрашивали женщины.

Кто и что им мог сказать? Никто не знал ответов на эти краткие, но ёмкие, жизненно важные  и непростые вопросы.

- Развесили уши и слушаете пустозвона, - пытался успокоить всех Чудиков, -   наша армия не допустит сюда врага.

Однако на следующий день информация подтвердилась. Хомутайло, прибыв из села, сообщил:
- Немцы устанавливают новый порядок, создали полицейскую управу, составляют списки коммунистов и евреев. Остальных жителей не трогают. Предлагают служить великой Германии в полиции, дают хорошие деньги и паёк, - его глаза при этом хищно заблестели.

- Как можно служить врагу? – удивился Никита Чудиков.
- А что здесь такого? Не убивать же предлагают, а платят хорошо, - пояснял Герасим. – Каждый с достатком жить хочет. Умные сельчане уже записались в полицию.
- Что, тоже пойдёшь? – поразился Никита позиции бывшего бригадира.
- Может и пойду. Я от работы не бегаю, как некоторые, а кормить семью надо.
- Да… - невнятно промычал Чудиков. Затем, отстраняясь от Хомутайло и с опаской глядя на него, поспешил всё же занять нейтральную позицию, невнятно проронив: «Каждому своё».

Появление немецкого унтер-офицера в сопровождении 2-х полицаев и переводчика уже не удивило жителей Берёзкино, а вызвало сложные чувства интереса и неприязни к врагу. Офицер, как хозяин, прошёлся по деревне, осматривая её, и было видно, что остался недоволен.

- Немецкое командование предлагает вам хорошо работать, чтобы кормить солдат вермахта, - переводчик угодливо излагал главную суть лающей речи своего начальника. – Желающим служить в полиции подойти к господину офицеру.

После сходки жители молча разбрелись по домам, около немецкого представителя остался только Хомутайло.

Герасим, став полицаем, недолго прожил в Берёзкино. Вскоре он переселился в Гористое, заняв дом коммуниста, ушедшего на фронт. Почувствовав силу и власть, Хомутайло мгновенно преобразился. Сбросив внешнюю личину добропорядочности, он стал самим собой – наглым и самонадеянным. Как красуясь, он с плёткой в руке, гарцуя на лошади, носился по притихшим окрестным деревням.

- Сидор, пора германскому порядку послужить, - глядя свысока, язвительно бросил он. – Советская власть тебя не обласкала - смотри, как бы теперь новая не проучила, - довольный прямым намёком и молчаливой покорностью своего недруга Герасим расхохотался и, вздыбив лошадь, умчался дальше.

- Не узнать человека, - укоризненно и в недоумении покачивая головой, с трудом прошепелявила бабка Маланья, потерявшая за длинную жизнь все зубы.
- А был ли он человеком? – оглядываясь вокруг, тихим голосом произнёс Филипп Щепоткин. – Перевёртыш! Куда ветер дует, туда и клонится.   

Вскоре в сопровождении Хомутайло и полицаев в Берёзкино прибыло две повозки.
- Грузите продукты, - скомандовал Герасим, - кормить немецкий гарнизон в Гористом нужно. В дальнейшем заниматься этим и другими вопросами будет староста, назначаемый немецкой властью.