Каждый из этих крупных писателей пробыл отбыл

талантами – интеллектуалы, недавние "враги народа", отбывшие лагерный срок и теперь продолжающие "тянуть ссылку", ожидая реабилитации, в стеганных казенных бушлатах, собирались вечерами в тесной комнатушке у освободившегося из Карлага и работавшего в те годы в Караганде А.Л. Чижевского, читали стихи, пили чай, обменивались новостями. Какие имена звучали в разговорах! Караганда тех лет была поистине гаванью прогрессивной, клейменной сталинским режимом, позже реабилитированной за "неимением состава преступления" интеллигенции…
Калерия Александровна Шумакова.
Арестована в 1938 году в Москве. Осуждена ОСО НКВД СССР как "контрреволюционный элемент". Освободилась из Карлага в 1947 году. Повторно арестована в 1948 году. Освобождена и реабилитирована после смерти Сталина.
В 1922 году вместе с родителями эмигрировала из России. Попала в Берлин. Училась в лицее Гете в Берлине, в Версальском лицее. Жила долгое время во Франции. В 1938 году вернулась в СССР, в Москву, устроилась на работу в МОПР. Вскоре была арестована. Этапом отправлена из Бутырской тюрьмы в Карлаг. Два месяца содержалась в пересыльном лагере в Карабасе, работала в команде, которая из бараков выносила трупы. Вместе с заключенными "врагами народа" Пуховой (инженер-изобретатель тормозов для железнодорожных вагонов) и Хоменко (инженером-изобретателем) в сопровождении охранника каждое утро обходила бараки и выносила умерших. Затем этапирована из Карабаса в Просторненское лаготделение Карлага, где содержалась до освобождения. После вторичного ареста попала на один из самых тяжелых участков Карлага-"штрафную командировку"–на шахту Дубовская. После вторичного освобождения жила и умерла в Караганде. Сохранилось только одно стихотворение, принадлежащее перу Калерии Александровны Шумаковой.
Это грустная быль! Это явь, а не сон! Серебрится ковыль, Слышен тягостный стон. Вереницей идут. Правда, нету цепей, Но стрелки стерегут Этих кротких людей. Лица бледны, грязны, Всех недуги томят. Что свершили они? И за что их казнят? Кто б им мог объяснить, Что творится кругом? Как должны были жить? Как бороться со злом? Кто б поверил тогда,
Что они не враги: Что все ложь, клевета, Злых людей языки! Те, кто выйдет отсюда –
Родные навечно. Исключая бездушных И ничтожных, конечно. Стихи собирала Екатерина КУЗНЕЦОВА
Молодцы Ербол и Гаухар! Хорошо начали вести содружество .. О Караганде.. Мудро,тонко..С герба начали. С традиций.. Невероятно глубокий символический и философский смысл в памятнике в Спасске.. Лучший из всех. Кусок шанырака, потерянный, отрубленный. Кусок истории народа, выдранный, изьятый. Вот как без куска истории жить? Вот спросит у Ербола внук когда-нибудь- « А мой седьмой предок -это Гарри Потер?» Караганда не на пустом месте в 34- м возникла.. Веками кочевали и жили в Сары-Арке роды каракисек , найман и другие... Молодец Ерлан Мустафин, краевед из Каркаралинска. Оазис на Великом Шелковом пути. Волость Мендыбулакская. С центром в Каркаралинске. Хорошее дело начала «АиФ Казахстана» .Собирают фотографии старые. А от Карагандинской области –только одна. Ерлан Мустафин послал. Купец из Каркаралинска, на деньги которого пол-мечети в Санкт- Петербурге построили. На фото шрифт проступает, буквы, вязь арабская. Видимо в Коране хранилась .Меж склеенных двух листков. Стонут в прессе на все лады- казахский надо учить ,не учат язык, родной язык, казак тили,язык предков,. Коп сойлеме! А они их знают? Своих предков? Имена их. Знают на кого из них похожим уродился? Кто был седьмой предок? Ахиллесова пята чешется! Оторвали от земли.Стандартами европейскими. Не зная истории… Карагандинцы-это особый народ. Выросли на земле, пронизанной энергетикой миллионов великих людей, умов. Попавших туда не по своей воле.. А если по «И волос не упадет с головы.. помимо воли..» Можно рассуждать,трактовать по разному.. Что и делали..
 

 Время летит.. Из моих ровесников, (курдасов), ровесников моих и Нурсултана Назарбаева уже мало осталось.. На блогах только троих нашели и то только с 1947 года.. В Хайфе, в Израиле на самом изящном и красивом Блоги@Mail.Ru: Волшебная Суррит. открыла для меня рубрику..(Привет! ," Мои ровесники" теперь под меткой"Астрология". Найти легко. В начале блога , где МЕТКИ, кликни на "Астрология" и все!) В Израиле про Караганду читают..

А в Караганде мои книжки сейчас читает только Евгений Метелено..Который ,закончив физмат и спортфак ... Поучив студентов информатике..Лихо поиграв в шахматы до КМС, потренировав чемпионов Казахстана по шахматам среди школьников, перешел к более серьезным вещам.. И с чего начал! Сразу быка за рога ! За самую страшную из сатанинских звезд -Алголь- (голова Медузы Горгоны ,ее глаз, или Дьявол). Солнце попадает под влияние этой звезды 16-19 мая… Управляют ею Сатурн (страх, сатана, жадность), Лиллит- Черная Луна - (козлиная голова в перевернутой пятиконечной звезде) и Нептун (туман, иллюзии, миражи ,запои, наркотики и пр.) Дает совращение с истинного пути. На пути человека все становится зловещим. Часто дает разные виды сумасшествия, в том числе и паранойю и мании. Обольщения и большая опасность от такого человека. Демон обольститель. Огромная слава, часто дурная через кровь и убийство.. Это самые дурные наклонности ,с которыми практически бороться невозможно.. Толкает человека на преступления. У Ленина была с Юпитером.. Особенно неблагополучными в семейной жизни являются родившиеся в период 10-20 марта, мая. ноября 1975, 1977, 1981гг.. (пьянство, наркотики, распутство и т.п) Когда всем хорошо -такой человек тоскует. ( Нет счастья.) Особенно ярко у женщин проявляется. Совсем нет любви! И смотрит на свою жизнь, как на экране чужого телевизора..И какие звезды стоят там у вас, какое значение имеют в общем и медицинском плане.. Особенно сейчас. Когда ЧернаяЛуна в Скорпионе стоит в оппозиции к Алголю.. А сейчас помогает внедрять программы по медицинской астрологии в одном медучреждениии. Караганды.
 

Глоток воды
ЖАЖДА.Солнечный удар. В 1952 году напросился с о стадом коров. С мальчиком ровесником. Он с отцом. Стадо поселковое пасли. Интересно, далеко в степь, посмотреть.. За поселок Федоровского угольного разреза далеко не уходили.. Купались в котловане возле разреза . Пригнал свою Зорьку, стадо собрали. Перегнали через железную дорогу, пока нет поезда, возле тюрьмы шестнадцатой. По полю, где мост сейчас и 82 квартал, мимо Зелентреста, мимо Большой Михайловки. Через железную дорогу снова, за которой строился мясокомбинат и в степь, в стороне от кладбища Михайлоского, где потом 30 лет будет покоиться святой Севастьян. Которого мы пока часто видим в соседних домах на Федоровке, где он проводит службы… Гоним стадо. Труба от скважины, кран, напились. Дальше по степи .. Коровы пасутся.. Медленно перешли пересыхающую речку Сокур.. Вдали, на холме , старинный громадный мазар.. «Байская могила..» -«Пойдем посмотрим..»-«А че там смотреть..». Пошел Солнце уже припекает. Казалось близко.. Напрямую.. Через заросли караганника..Ноги исцарапал, ящерицы из под ног шастают..Взошел на холм.. Старый, старый четырехугольник. Из самана, как башня Большой внутрь заглянул.. обошел посидел в холодке.. В далеке Караганда отвалы Федорвского разреза.. Далеко ушли.. На солнце самая короткая тень.. 12 часов полдень пить хочется. Быстрей к стаду.. Еще дальше угнали. Мальчик в овражке в холодке на старом плаще. «Пить ? Только у отца еще бутылка..Это нам до вечера. А тебе надо было соли с хлебом утром поесть.. И терпеть.. Не так пить хочется..». –«Да я пойду домой .»-«Иди.. Из скважины попьешь..» Назад по жаре. Да не выспался, рано встал. За коровами набегался, завопрачивая.. Голову напекло.. Добрел до остатков Сокура.. Лужа мелкая теплая , копытами истоптанная .. Прилег, поворочался, намочился.. Макушку помочил.. Красные круги перед глазами.. Пить.. Зачерпнул ладошкой ,попробовал, мутная солоноватая. Мочой коровьей ..Выплюнул.. Пошел ..Вон уже видно.. Там из скважины.. Тяжело шел. Туман. Ослабел.. Напился. Пил, пил.. Знобить стало. Иду..Столовая возле мясокомбината.. Сижу в холодке.. Взял 5 стаканов чаю.. Пил ,пил.. Потел. Остывал.Поплелся домой.. Как в тумане..Добрел. Спать свалился до вечера..
ВОДЫ ГЛОТОК. Афганец задул на полигоне десантного полка. Алло Яранг Мангиер называется. Каменистое ветренное пустынное каменистое плато. Над Ферганой. Внизу , далеко там зеленеет. Знаменитая Ферганская долина. Самолеты летят в сторону Афганистана. По ночам . Грузовые. Кубинский кризис.. Политическая напряга. Повышенная готовность. Хмуры офицеры.. Могут и нас, студентов. Только что присягу приняли. Леденящий, безысходный раздум.. Война уже вошла в нас. Почти лейтенанты медслужбы .. Пятый курс..Институты Киргизии, Казахстана и Узбекистана. Месяц военных сборов . Афган задул.. Ветер палатки треплет. В палатках от всепроникающей пыли .. В противогазах ,одеялами укрывшись с головой ,в горячих, пышущих жаром палатках. Какой там сон! А днем..» Лишь только пыль, пыль, пыль.. Из под шагающих сапог.. Отдыха нет..» Не хуже Кушки.. «Больше вышки не дадут, дальше Кушки не пошлют!».. Маршируем на плацу.. «Запевай!». Звонкий, хорошо поставленный голос солиста из нашего институтского мужского хора Карагандинского мединститута - «Прощай , родимый край.. Труба зовет в поход .. И настала пора лагерей.. И одета солдатская роба ,на простых казахстанских парней ..Не плачь и не грусти, напрасно слез не лей.. Лишь крепче поцелуй, когда вернемся с лагерей !.. Смотри, не забывай, наш медицинский третий взвод..» На мотив «Прощание славянки».
Ночью подъем по тревоге. Марш бросок. На 5 км. Сухой паек. Фляжки с водой , до трех часов нигде воды не будет.. На хлеб чайную ложку соли, запил.. У большинства алюминиевые солдатские фляжки. Некоторым стеклянные достались. Идем строем , уже жарит . Автомат тянет плечо, противогаз болтается.. Спуск в русло ручья пересохшего. Задача - пройти загазованный участок.. Сто метров, в противогазах .. Перебежками, ползком.. Одели.. Бегом.. Жарко, дышать нечем.. Потом по песчаному высохшему руслу по-пластунски ... Мокрые как мыши.. Гимнастерки к спине прилипли. Пить! Пошли быстрее, на берег, на дорогу.. Идем без остановки.. После противогаза пересохло..Глоток.. Что то все.. –«Дай глоток!» -«А твоя?». Кто разбил , когда по- пластунски. Автоматом зацепил. Противогазом.. Ругань.. «Дай воды !»- «Нет, самому до трех.. А уже половины нет.» Дошли до небольшой рощицы привал. Сухой паек.бутербродами . В жалкой и жаркой тени немного посидели, перекусили.Стычки.. Переругивания. «Глотка воды пожалел.!» Взгляды. Жесткие..Оскорбления. По национальности.. Подполковник наш, кафедральный, вмешался. Многое прояснилось.. Еще 4 часа до полигона.. Где можно будет напиться. А коллективный психоз.. А курево сушит.. Цена воды. Цена дружбы ложной.. Глоток воды –«Ну дай глоток !» -«Не дам, и все.!». Некоторые, кто жил в общежитии вместе, потом расселились.. Некоторый перестали разговаривать.. Цена глотка воды. Человечности. Глоток совести. Проверка на вшивость.


Братья Лелюхи. Юрий и Борис Петровичи. История казахстанского телевидения. Целинного края. Караганды. У одного за плечами был ВГИК, режиссура республиканского телевидения.. У другого километры пленки сюжетов о Караганде, шахтерах, первых космонавтах. Хранят их автографы прямо на корреспондентских удостоверениях. Во время сьемки сюжета о сенокосе.. Практически «откосило» обе ноги. Чудом остался жив. Ходит. С палочкой. Пишет историю Карагандинского телевидения. За 50 лет. И от себя. И от имени покойного брата. Частично в стихах.. Так Борис Петрович выглядел 45 лет назад. Сейчас «кудри золотые поседели..». Больше похож на св. Николая.. Прошли с ним на плотах Чусовую в 1962.. Познакомил меня с изумительным человеком и талантливейшим журналистом, автором сайта о Карлаге, Екатериной Борисовной Кузнецовой..   
 

Литературный камертон Караганды.. Ей сегодня 70 лет. Юбилей. Екатерине Борисовне Кузнецовой.. А Караганде- 72.. А Карлагу- 77.. Я пока придержу свои комментарии.. Дам слово профессионалам.
Атлантида по имени КарЛАГ
Газета «Мегаполис»№ 48 (261) от 05.12.2005
Александр ДАНЬШИН, Караганда
Неспроста говорят: Караганда – интеллектуальная столица Центрального Казахстана. Недавно в номинации «История. Культура. Краеведение» второе призовое место на международном конкурсе Интернет-сайтов AWARD-2005 занял сайт http://www.karlag.kz/. Его создатели – старейший карагандинский публицист Екатерина Кузнецова и студент Карагандинского политехнического университета Вячеслав Бахарев (дизайн и техническая поддержка). Отдав четыре десятилетия своей жизни областной газете «Индустриальная Караганда», которая в лучшие времена печаталась тиражом 190 тысяч экземпляров, Екатерина Кузнецова в течение последних двадцати лет пласт за пластом вспахивала тему Карлага, встречаясь с уцелевшими жертвами сталинских репрессий, а также с теми, кто охранял «политических». Итог этих встреч – многочисленные публикации в прессе и две книги: «Куст карагана» и «Карлаг: по обе стороны колючки».
Их убило время… – Мы целый год делали сайт вместе с Вячеславом Бахаревым, – рассказывает Екатерина Кузнецова. – За двадцать лет у меня набралось много материала…
– Как говорится, Екатерина Борисовна, следствие закончено – забудьте…Тема карагандинских лагерей, как и Гулага, ушла из общественного сознания. Казахстанская историческая наука не может похвалиться обилием фундаментальных исследований, муза также избегает этой страшной темы.
– Я вам скажу: была издана книга профессора Карагандинского госуниверситета Дюсетая Шаймуханова «Карлаг». Но автор сделал, на мой взгляд, большую ошибку: в архиве МВД он знакомился со всеми документами без разбору. Это огромный исторический пласт, в котором присутствуют донесения о том, что в Карлаге все было хорошо: и соцсоревнование с награждением победителей, и труд на благо Родины, и художественная самодеятельность… Все донесения, отсылавшиеся наверх, начальству, историк принял за чистую монету. То есть исследователь представил Карлаг как обыкновенное советское учреждение.
…Затем по теме АЛЖИРа хорошую кандидатскую диссертацию защитила в Карагандинском госуниверситете историк Анфиса Кукушкина. Студенты писали дипломные работы.
– Довольно слабая весовая категория на фоне исторической трагедии. Не было в Казахстане своих Солженицыных и Шаламовых…
– Нас учили, что подлинная история началась в 1917 году. Когда наступила хрущевская «оттепель», приоткрылась форточка, и мы узнали, что до семнадцатого года страна большая жила. Потом наступил 1991 год, не стало СССР. И каждое суверенное государство восстанавливало свою историю, в которой многого нет… Получается, мы живем в каких-то временных отрезках, они не стыкуются друг с другом. Нет единой цепи… Порвалась связь времен. Тема общей подлинной истории оказалась никому не нужна. Невозможно понять, что происходило в Казахстане, не зная про Карлаг, про репрессии, про тяжкие времена сталинизма, которые уничтожили людей, шагнувших в советское время из «старого мира». Имена образованнейших интеллигентов, получивших образование в российских университетах, ушли вместе с советской историей. О них почти ничего не пишут. Их убило время.
Нюрнбергский процесс – Екатерина Борисовна, что вас подвигло к разработке темы
– Я поняла вас: многие задают мне этот вопрос… В моей семье репрессированных не было. Моих родителей Сталин не сажал.
Когда я училась в Казахском госуниверситете в Алма-Ате конца пятидесятых годов, я ходила в библиотеку и читала стенограммы Нюрнбергского процесса… Такие большие коричневые книги, семь томов. Я не могу объяснить, почему мне тогда хотелось узнать о Нюрнбергском процессе. Я была восемнадцатилетней девчонкой и в Советском Союзе жила всего два года…
– То есть как это – два года? А где вы жили прежде?
– Я приехала в Советский Союз в 1954 году. Из Китая. Я родилась в сорока километрах от Порт-Артура, в Дальнем. Этот порт был построен русскими в 1902 году. И мой отец тоже родился в Китае, и дед мой жил и работал в этой стране.
– Вы родились в семье эмигрантов?
– Нет, это была семья так называемых невозвращенцев – русских, которые работали в порту Дальнем, в американской компании «Стандарт Ойл», и не вернулись в Россию после того, как там произошла революция. Эмигранты приехали в Китай после разгрома Колчака, они осели в основном в Харбине. А в Дальнем жила совершенно другая публика. Она отличалась рафинированным интеллектом.
Мы вернулись в СССР в 1954 году, а через два года я поступила в университет. Опыт жизни в стране Советов у меня был очень маленький. Я выросла в другой стране, в другой среде, в других условиях. И тем не менее я не могу понять, почему меня влекло узнать правду о войне. Я думала, что Нюрнбергский процесс откроет для меня эту правду, часами сидела и настырно изучала фолианты. И это помогло мне, между прочим, когда я стала заниматься темой сталинских лагерей. Принцип жизни в них был похож – массовое уничтожение населения.
Когда я приехала в Караганду, кругом были зоны. Вышки стояли зеленые. Утром заключенных везли на работу. Они строили дома. Я училась в СШ № 62. В нашей школе были преподаватели, каких сейчас в Караганде днем с огнем не отыщешь. Директор школы Чепурина брала учителей на работу из лагеря. Их выпустили после смерти Сталина. Это были образованнейшие люди, которые до отсидки работали в Москве, Ленинграде. Вместе с моей мамой в библиотеке КНИУИ (угольного научно-исследовательского института) работала родная сестра Генриха Ягоды – Таисия Григорьевна Мордвинкина. Иногда она кое-что рассказывала о Сталине, о жизни в Кремле, обо всей этой камарилье. Можно было кое-что представить по ее рассказам. Мордвинкина жила в «копай-городе» вместе со своим мужем Григорием, образованнейшим человеком… Бывшие «политические» обитали в мазанках с маленькими окошечками, у них ничего не было. Они были безбытные, но являлись людьми высочайшей культуры, с дореволюционным образованием и говорили на таком прекрасном русском языке, какого сейчас уже не услышишь. Среди этих людей я чувствовала себя уютно, мне было с ними интересно. В редакцию газеты «Индустриальная Караганда», куда в 1958 году я приезжала на практику, захаживали репрессированные поэты, художники… Они ходили в бушлатах, ватниках, в зековских шапках, в сапогах. Наум Коржавин бывал в редакции, где Юрий Герт вел литературный кружок. Помню, в редакции работал Френкель, который был арестован в Ташкенте. Всю редакцию «Правды Востока» повязали в 1937 году, всю – вплоть до машинистки. Френкель отбывал срок на Колыме, а потом его выслали в Караганду. Он рассказывал мне о колымских лагерях. А потом вышел «Иван Денисович». Вот так постепенно формировался интерес к теме.
– Стало быть, в течение последних двадцати лет вы вели свой маленький «Нюрнбергский процесс»…
– Историю нам вешали как лапшу на уши. Эти бесконечные пленумы, директивы, съезды партии. Мне же хотелось узнать, что на самом деле происходило. Меня тянуло к подлинным документам, к рассказам живых свидетелей. Лучшая часть жизни у репрессированных была вырвана, как если бы у яблока вынуть сердцевину. От жизни осталась одна кожура. Эти люди вышли из лагерей сорокалетними. Их бросили дети, от них отвернулась страна, их не брали на работу, не пускали на квартиры. Они были париями в своей стране. Мне хотелось что-то сделать для этих людей. Освободить их окончательно. Ведь человек не свободен до тех пор, пока громко не крикнет… Если случилось несчастье, ты должен о нем говорить, говорить, выговариваться… Эти люди доверяли мне свои письма, дневники, фотографии. Они не кривили передо мной душою. После публикаций о них в газете ко мне шли письма, люди сообщали о своих солагерниках, я разыскивала многих в Караганде, знакомилась. Так расширялся круг.
Товарищ Сталин: «Давай заходи! Лагеря пустуют…»
– Екатерина Борисовна, в Карлаге сидели «английские шпиены», которые когда-то пытались рыть тоннель до Токио… Мотали сталинский срок буквально за все – за еврейство, загранпроисхождение…
– В Карагандинском КНИУИ, где мой отец работал переводчиком, а мать библиотекарем, был такой Джо Глазер. Он приехал в СССР из Трансвааля, из Южной Африки. Худощавый, «заграничного» вида. Он работал в институте завхозом, ездил по Караганде на велосипеде круглый год и был фигурой очень заметной. А жена его была учительницей английского языка в нашей школе – Лия Григорьевна Будник. Мы все ее очень любили. Она выросла в Китае, в Шанхае…Она приехала в СССР вместе с возвращенцами первой волны, когда товарищ Сталин после войны сказал: «Давай заходи! Лагеря пустуют». Лия Григорьевна поступила в Московский институт иностранных языков, и там ее схватили. За загранпроисхождение. В Караганде Будник встретилась с Джо. У отца Глазера была в Трансваале какая-то мастерская, и когда в России произошла революция, отец семейства, рабочий, охваченный порывом пролетарской солидарности, взял своих пятерых сыновей и приехал в Советский Союз. И поселился недалеко от Москвы. И когда Сталин понял, какие люди приехали строить социализм, всех выловил и пересажал в лагеря. Джо Глазер сидел в Спасске. Братья потеряли друг друга. Один из них чудом спасся от репрессий и оказался в Лондоне.
Через много лет Джо Глазер встретился со своим братом благодаря московскому корреспонденту. Я написала об этом материал. В 1986 году в Караганду приехали сотрудницы радиовещания BBC, я рассказала им о судьбе трансваальца, который к тому времени жил в Подольске. Прошло еще несколько лет. И вдруг мне звонит из Москвы корреспондент телевидения BBC и сообщает, что хотел бы снять фильм о Карлаге. Когда англичане приехали в Караганду, я рассказала им историю о Глазере. Позже они разыскали его в Подольске, привезли в Караганду, чтобы снять фильм об этом политзаключенном. Была поздняя осень. Шел дождь со снегом, было холодно, серо… И мы поехали в Спасск, где на большом кладбище Джо Глазер в годы заключения работал могильщиком. Он встал на колени в снег, в слякоть, в грязь… Он кричал, у него была истерика. Он вспомнил все, что с ним произошло.
Матрица. Или – они были солдатами…
– Екатерина Борисовна, мне рассказывали трогательную историю о том, как в поселке Актас дружно-мирно жили два глубоких старика-соседа. Их дома разделял простенький штакетник. Один из них был «политическим», а другой – лагерный вертухай, водивший под ружьем на работы своего дорогого соседушку… Жизнь берет свое. Время лечит?
– Книгу, которую я написала, называется «Карлаг: по обе стороны колючки». И охранники, и зеки – все они жили за проволокой. В СССР свободы не было ни для кого. Сегодня он – вертухай, а завтра – заключенный. В поселке Долинка я познакомилась с Василием Яичкиным, бывшим охранником Карлага. Он мне сказал про зеков: «Были среди них очень умные, очень важные люди – для меня, простого мальчишки, солдата-краснопогонника, который ничего в жизни не видел, голодал в детдоме. Мог ли я поверить, что это враги? Наверное, нет… Но я боялся об этом даже подумать».
Я познакомилась с Сергеем Бариновым, который был начальником АЛЖИРа – Акмолинского лагеря жен изменников Родины. Можно сказать честно – это был приличный человек. Его прислали в Казахстан из Калининского НКВД. По его словам, он был не согласен с некоторыми вещами, работая в Калинине, и за это отослали его работать в Карлаг. В Долинке он жил вместе с женой в небольшом домике. Его супруга, довольно интеллигентная, в свое время объединяла уже отсидевших женщин в различные кружки по интересам. Она старалась как-то их реабилитировать внутренне. А сам Баринов был человек умный, образованный, трезво смотревший на вещи. По воспоминаниям тех, кто сидел в АЛЖИРе, Баринов был вполне гуманным. Конечно, это был служивый, офицер НКВД, он выполнял все предписания начальства. Конечно, женщины тяжело работали: резали камыш, делали саман, строили, пасли скот. Были они плохо одеты и морально угнетены. Этого нельзя забывать. Но в то же время было и другое: Баринов не выходил за человеческие рамки. Зечки оставались для него женщинами. Быть может, Баринов не верил в «борьбу с врагами народа», но он был при погонах. Все это очень непросто…
– Вы пытались говорить с ним о Сталине?
– Мы спокойно, мирно беседовали обо всем. Но, как только доходило до вождя народов, – все… Как отрезало. Это была закрытая тема для него. На окраине Караганды в Майкудуке жил начальник охраны Карлага Вайнблат. Заключенные говорили, что «он не был зверем…» В начале девяностых старик рассказывал мне о быте заключенных. Но, как только разговор коснулся Сталина, ставилась точка.
В их сознании была заложена определенная матрица, ограничительная программа. У тех, кто охранял, до последних дней оставалось ощущение: да, все они, люди с оружием, находились по одну сторону колючки от зеков. Однако все вместе были они за проволокой. Достаточно одного неосторожного слова, чтобы из охранников перейти в охраняемые.
Время лечит. Так должно быть
Память о Карлаге оставалась болезненной и для вохры. В начале восьмидесятых, работая в «Индустриальной Караганде», я поехала в командировку в совхоз-техникум имени Мичурина. Уже вышел солженицынский «Архипелаг Гулаг». Один человек дал мне том французского издания на пару дней и ночей. Я читала книгу с тем же психопатическим рвением, как и стенограммы Нюрнбергского процесса. И вот я приезжаю в совхоз, встречаюсь с начальником отделения Каирбековым, пожилым человеком в галифе и армейских сапогах. Контора – саманное здание, бывший карлаговский барак. Мы сели с ним за стол, и я по своей глупости спокойненько ему говорю: «Ну рассказывайте мне, как вы тут живете на своем Архипелаге Гулаге». И вдруг наступила тишина. Я смотрю на Каирбекова – глаза его полны слез. Я перепугалась ужасно, водички в стакан налила: «Ой, может, я вас чем-то обидела, извините, пожалуйста». А он говорит: «Насчет Архипелага Гулага вам скажу: здесь (в том месте, где располагался совхоз, находилось лагерное отделение Карлага) были такие люди! Цвет Советского Союза!» И он мне стал рассказывать. В те времена, еще советские, об этом предпочитали помалкивать… Каирбеков говорит: «Я был охранником, неграмотным, аульным мальчишкой, который плохо знал русский язык. Благодаря этим людям я стал человеком. От них так много узнал, чего нельзя было узнать ни в одной школе. Потом я приехал в Москву несколько лет тому назад лечиться. Лежу в общей палате. И ко мне стали приходить авиаконструктор, профессор, балерина… Люди всенародно известные. Несли мне апельсины, бананы, колбасу. Все больные смотрели на меня и думали: что за старик из Казахстана, знатный такой? Говорят – безвестный, а к нему ходят такие посетители! А этих людей я всех водил под ружьем».
– Все-таки время лечит…
– Так должно быть. Недавно мне позвонила женщина, работавшая в Карлаге перлюстратором писем. На мои публикации она всегда реагировала злобно: «Вранье!» И женщина эта на сей раз меня попросила: «Ты пришла бы ко мне, я тебе кое-какие фотографии дам».
Время должно лечить. Нельзя все время воевать. Ни у тех, кто охранял, ни у других, заключенных, – ни у кого не было нормальной жизни. И тем и другим товарищ Сталин сломал жизнь. В любой момент они могли поменяться местами и поняли это, когда постарели.
Елена Зейферт Караганда: прожилки в кварце«Знамя» 2007, №1
Об авторе | Елена Зейферт родилась в 1973 г. в Караганде. Живет и работает в родном городе. Доцент, кандидат филологических наук. Старший научный сотрудник Карагандинского государственного университета им. Е.А. Букетова, преподает теорию и историю литературы, латинский язык. Автор художественных и литературоведческих книг, более 80 научных статей. Пишет стихи, прозу (в том числе для детей), литературную критику, переводит стихи немецких авторов. Автор книг стихов “Расставание с хрупкостью”, “Детские боги”, “Я верю в небо”, “Вечность вещей”, “Полынный венок (сонетов) Максимилиану Волошину”, книги прозы “Прозрачность век”, сборника стихов и прозы “Малый изборник”, книг для детей. Публиковалась в казахстанской, российской, германской и американской периодике.
Караганде — семьдесят два года, иной человек прожил дольше… Город-подросток большой, протяженный, но не цельный — разбит на пять крупных сегментов, отдаленных друг от друга — между ними шахтные выемки, строить жилье здесь нельзя… История громко кричит о Караганде — Карлаг! Сталинский лагерь, куда были сосланы тысячи людей, в том числе деятели науки, культуры, искусства… Нынешняя Караганда — удивительное сплетение менталитетов, культур, религий. Здесь, без всякого преувеличения, — прекрасная школа жизни и письма. Живые типические характеры бродят по карагандинским улицам…
О Караганде как месте знаковой ссылки интеллигенции и доблестном трудовом городе написано немало. Караганда и ее реалии присутствуют в произведениях русских поэтов-классиков: “…И далеко в сиянии зари, / В своих широких шляпах из брезента / Шахтеры вторят звону инструмента / И поднимают к небу фонари” (Николай Заболоцкий. “Город в степи”); “Ах, Караганда, ты, Караганда, / Ты мать — мачеха, для кого когда…” (Александр Галич. “Песня-баллада про генеральскую дочь”) и др. Казахские классики тоже воспели Караганду — Габиден Мустафин (роман “Караганда”), Сабит Муканов (стихотворение “Караганда”), Сакен Сейфулин (очерк “Нура”). Не только к ленинградцам, но и к карагандинцам обратился со стихотворением в военное время неравнодушный Джамбул: “Герои из Караганды! / Фронтовики-богатыри! / Горжусь я вами в дни беды / И шлю привет теплей зари” (“Письмо карагандинцам”).
Изнанка современной Караганды изображена лауреатом Букеровской премии Олегом Павловым в романе “Карагандинские девятины, или Повесть последних дней”.
Ощущения от жизни в родном городе у карагандинцев различные: от безысходности (Руслан Курамшин. “Я в когтях у этого города…”) до восторженного приятия (Ринат Яфасов. “Мой город! О как ты сегодня хорош!..”).
Я люблю Караганду и очень ценю свою связь с ней. Тем важнее для меня предельная честность оценок в этом очерке.
Парадоксальная ситуация — в городе, куда по сталинской путевке в свое время стеклись лучшие силы мощной страны, так и не было создано достойное литературное объединение и не начал выходить регулярный литературный журнал!
Золотые прожилки в литературном пейзаже Караганды — это, безусловно, творчество “великих узников”. Караганды коснулись (побывали в Карлаге) волею судеб Михаил Зуев-Ордынец, Александр Чижевский, Лев Гумилев… Как вольнонаемный трудился в Караганде с августа 1944-го и весь 1945 год репрессированный Николай Заболоцкий (в 1938—1944 гг. он отбывал срок в лагерях на Дальнем Востоке и в Алтайском крае). С 1950-го по 1953 год жил и работал в Караганде репрессированный Наум Коржавин.
Каждый из этих крупных писателей пробыл (отбыл) в Караганде разный “срок”. Каждый оставил свой след.
Николай Заболоцкий работал начальником канцелярии на одном из отделений “Карагандашахтостроя”. Возвращаясь с работы домой, поэт до глубокой ночи сидел над переводом “Слова о полку Игореве”. 2 января 1946 г. Н. Заболоцкий по ходатайству Союза писателей уехал в Москву.
Крупный ученый Александр Чижевский (в частности, изобретатель “ионатора (люстры) Чижевского”) в 1942 г. по навету завистливых коллег был осужден на восемь лет заключения, большую часть срока отбыл в Карлаге. Инвалид первой группы, Чижевский и в Карлаге продолжал свои научные исследования. После освобождения в качестве ссыльного жил в Караганде. Несмотря на жизненные тяготы Н. Чижевский в Караганде писал не только научные труды, но и стихи, прозу, занимался живописью. В 1959 г. Чижевский переехал в Москву.
Лев Гумилев, чьим именем назван