Дорога в рай

Он карабкался вверх по склону, который был не склоном, а чёрным стеклом разбитого колосса. Ветра не было; вместо него дышала сама ночь, выдыхая ледяную пыль, что впивалась в лицо тысячами хрустальных игл. Он шёл долго. Так долго, что забыл, есть ли внизу земля, а наверху — небо. Была только эта бесконечная гора, и его руки, истёртые в красную мякоть, и тихий стон, застрявший где-то между горлом и сердцем.
 
Его звали Лин. Он умер. И теперь шёл в Рай.
 
«Рай, — думал он, и мысль была похожа на горячую изюминку в ледяном вине. — Там должно пахнуть яблоками,  уютом и деревом. Там тихо».
 
Но здесь не было тишины. Здесь был гул. Гул пустоты, что звенела, как струна, натянутая между мирами. Иногда мимо, цепляясь и плача, проползали другие. Их тени сливались с тенью горы, и только короткий вскрик, похожий на звук лопнувшего стекла, отмечал их падение в ничто. Они сражались за выступы, похожие на обгоревшие кости, и в их глазах горел не свет рая, а холодный, животный ужас. Дорога проверяла их не на святость, а на прочность, как проверяют металл, раскаляя и сгибая до треска.
 
Лин полз, вспоминая. Каждая не высказанная благодарность, каждая мелкая ложь, каждый миг трусости превращались в лишний фунт веса, в дополнительную тяжесть, влекшую его вниз. «Неужели это и есть путь к свету? — спрашивал он себя. — Эта чёрная, адская точилка для душ?»
 
И тогда он увидел его.
 
Сначала это было просто отсутствие тьмы. Пятно тепла где-то впереди. Оно росло, превращаясь в сияние, которое не слепило, а ласкало взгляд. Золотой свет, пахнущий спелым яблоком, уютом и деревом. Наконец оно заполнило собой все. Лин сделал последнее усилие, оттолкнулся от камня, похожего на череп, и выполз на ровную, упругую поверхность.
 
Перед ним стояли Врата. Они не были жемчужными или алмазными. Они были сделаны из того же тёплого света, что и воздух вокруг, и переливались, как крылья стрекозы в полдень.
 
У Врат, прислонившись к косяку, стоял человек в одежде, пахнущей свежей стружкой и солнцем. Он улыбался. Не всепрощающей улыбкой святого, а простой, понятной улыбкой друга.
 
— Добирался непросто? — спросил он, и его голос был похож на звук ручья.
 
Лин, всё ещё не веря, выдохнул:
— Это… Рай?
— Он самый.
 
— Но дорога… — Лин обернулся, чтобы показать на тот ужас, что остался позади. И замер.
 
Там, где должна была зиять чёрная пропасть, лежала зелёная, пологая долина. По ней вилась тропинка, усыпанная мягкой хвоей. С ветвей яблонь вдоль тропинки свисали спелые яблоки.
 
— Я… я шёл по острым камням! Я видел, как другие падали! Это был ад!
 
Человек у Врат кивнул, и в его глазах заплясали весёлые искорки.
 
— Конечно. Ад — это груз, который ты тащил на спине. Ты думал, его можно пронести с собой в Рай? Нет. Дорога здесь для того только и существует, чтобы ты мог его растерять постепенно, по камешку. Кто-то сбрасывает его сразу. А кто-то тащит до самого конца. Посмотри.
 
Лин посмотрел ещё раз. И увидел, что зелёная тропа — это и есть его собственный путь, очищенный его же болью, его упрямством, его последним усилием.
 
— Дорога в Рай всегда выглядит как ад, — тихо сказал страж, — для того, кто смотрит на неё, не выпуская из рук свой собственный, маленький, персональный ад. Отпусти — и она станет просто дорогой домой.
 
И Врата распахнулись. Внутри пахло яблоками и детством.