Нежность

Проснулась она от тишины, что осела в комнатах густым осадком. Без детского мальчишеского грома, раскатывавшегося по квартире, пространство выцвело и застыло, как забытый негатив. Малыш уехал погостить к ее родителям, и одиночество, непривычное и бездонное, легло на грудь холодной ладонью.
 
Муж уже хозяйничал на кухне. Слышался сдержанный перезвон посуды — утренняя литургия приготовления завтрака. Она притворилась спящей, и сквозь ресницы наблюдала, как свет рисует полосы на паркете, и ловила носом тот особый, обещающий аромат, который мог означать только одно.
 
Дверь вздохнула. Муж вошел — не человек, а нарушение тишины, смещение воздуха, несущее с собой запах свежемолотого кофе. В руках был поднос, на котором расположились две небольшие чашки. Не спрашивая ни о чем, его рука, тяжелая и теплая, нашла ее плечо под одеялом, как находят место в книге, где прервалось чтение.
 
— С добрым утром, любимая, — его голос был тихим, как прикосновение. — Я принес твой любимый, с корицей.
 
Она приподнялась, и он устроился рядом на краю кровати, их бока мягко соприкоснулись. Одной рукой он протянул ей чашку. А когда она ее взяла, его пальцы на мгновение прикрыли ее руки. Она сделала первый глоток. Горячий, густой, с горьковатой сладостью и едва уловимым дрожащим следом корицы — точь-в-точь как она любила. Кофе тек по жилам не напитком, а тихим светом, растапливая утренний ледяной осадок на сердце.
 
Он не говорил ничего, просто пил свой кофе, глядя на нее, и в этом молчаливом соучастии было больше понимания, чем в самых красноречивых словах. Она закрыла глаза и прижалась лбом к его плечу, вдыхая знакомый запах кожи и кофе, и тот тяжкий осадок одиночества вдруг кристаллизовался и улетел, как пыльца, унесенная утренним ветерком.
 
А когда она открыла глаза, комната вспыхнула акварельной свежестью. И вселенская, необъяснимая словами нежность, которую не высказать, а только — принять, как дар, вошла в нее вместе с теплом чашки в ладонях и тихим сиянием самого утра.