Будто не видишь у меня трое детей, деньги нужны

Когда твоя мать в шестьдесят два года хлопает дверью и заявляет, что уезжает к племяннице куда-то под Саратов, потому что «там её ценят», следует насторожиться. Но я не насторожилась. Я просто устала. Устала от её вечного недовольства тем, как я нарезаю салат, складываю бельё и живу свою жизнь.

В тот день все началось с дивана — я хотела купить новый, а она считала, что старый ещё «вполне себе ничего», хотя его пружины уже пытались выпрыгнуть на свободу. Она стала упрекать меня, что я не считаю деньги и вообще в моем возрасте нужно думать о детях, а не о диванах. В общем закусились мы не на шутку и разругались в пух и прах.
— Всё, Анька, с меня хватит, — сказала мама, запихивая в чемодан свои нарядные кофточки, которые она надевает только по большим праздникам. — Поживу у Светочки, она мне и внуков привечать запрещать не будет, и на кухне командовать разрешит. Вон, как обрадовалась, что я еду! Даже прислала фото комнаты, которую специально для меня освободила.

Светочка — моя двоюродная сестра, дочь маминой старшей сестры. Высокая, как каланча, вечно восторженная, с тремя детьми и странным мужем, который занимался каким-то мутным бизнесом в провинции. Последний раз они виделись с мамой года два назад по грустному поводу - сестра моей матери покинула этот мир.

После этого Света стала регулярно звонить, уж не знаю о чем они часами говорили, но после этих разговоров мама всегда смотрела на меня как на главное разочарование своей жизни.
— Мам, куда ты собралась? Зачем? Чужие люди, чужой дом, ты же даже не знаешь, как они живут, — попыталась я образумить её.

— Зато знаю, как я живу здесь, — отрезала она, громко хлопнув дверью. И умчалась на такси в торону вокзала даже не оглянувшись на мое окно на прощание.

Честно скажу, что первую неделю я наслаждалась тишиной. Никто не комментировал количество кофе, которое я выпиваю. Никто не вздыхал драматично, когда я заказывала суши вместо того, чтобы «приготовить нормальную человеческую еду». Никто не перекладывал мои вещи, чтобы они лежали «как надо». Быть хозяйкой в собственной квартире - это счастье!

На вторую неделю мне стало немного одиноко. На третью я поймала себя на том, что разговариваю с фикусом, который мама неизменно называла «уродливой пальмой» (ботаника никогда не была её сильной стороной).
Звонила мама редко. Говорила бодрым голосом, что у неё всё замечательно, что Светочкины детки такие умницы, а ее муж Павел — хозяйственный и очень заботливый мужчина, что ей бы такого зятя, потому что все, кто был у меня, конечно ни в какое сравнение с ним не идут.

А кто у меня был? Толик - мой первый муж - ошибка молодости. Расписались едва мне исполнилось девятнадцать, а он был чуть старше. У обоих в голове ветер. Да, Сергей - с кем я встречалась три года, но он так и не ушел от жены, хотя и обещал. Все закончилось, когда я узнала, что его благоверная вместо того, чтобы готовиться к разводу, выбирает коляску дя будущего малыша. С тех пор ни один из романов не длился больше пары месяцев.

— Мам, ты когда домой? — Спросила я где-то через месяц. — Погостила и хватит! Что людям надоедать?

— Это я-то надоедаю?! Это тебе родная мать надоела! Цепляешься постоянно, приживалкой себя там чувствую. А здесь я почти хозяйка. Дети меня бабушкой назвают, Света просит, чтобы я осталась на подольше. Вот что значит, осталась девченка без матери. Ценит! Поэтому пока не собираюсь. Мне и здесь хорошо.

В трубке слышался шум, детские крики, и было непонятно, действительно ли ей там хорошо или она это все говорит мне назло и просто характер показывает.
Прошел еще месяц. Я уже стала не на шутку беспокоиться. После того разговора с матерью я конечно и сестре позвонила, но там меня заверила, что моя мать - это настоящий подарок для нее, что она очень помогает. Да и что ей в моей городской квартире делать, а у них - свежий воздух, простор, красота!

А как-то вечером раздался звонок. Не от мамы — от Светочки.

— Аня, привет, забирай свою мать, — без предисловий заявила она. — Я не подписывалась быть сиделкой.

— Что случилось? — Я аж подпрыгнула от неожиданности.

— Татьяна Ивановна заболела. Температура, кашель. А у меня дети! Врач был, говорит бронхит, надо в больницу класть, есть вероятность осложнений. У нас ближайшая только в райцентре - тридцать километров, как я туда кататься буду? У меня работа, у мужа тож дел не впроворот! Нам некогда за ней ухаживать. Мы, вон, препаратов ей купили, между прочим почти пять тысяч отдали, ты, кстати, переведи мне за лекарства.

Я почувствовала, как внутри поднимается злость.

— Свет, значит когда она была здорова, убиралась и готовила, с детьми сидела, деньги тебе переводила, ты времени не считала? А как мать заболела, так сразу - забери! Еще и совести хватает деньги просить. Да пять тысяч - это капля в море, по сравнению с тем, сколько она тебе дала!

Повисла пауза.

— Ты о чём? Какие деньги? — Света, казалось, была сильно удивлена.

Я видела, что мама регулярно отправляла деньги то на карту сестры, то на карту её мужа. Это я уже потом узнала, что они просили деньги то на продукты, то на детей, то в долг баньку подправить, да крышу подлатать.

А потом Павел и вовсе просил с ее карты кому-то деньги перевести потому что ему нельзя, карта корпоративная. Но как выяснилось, просить-то просил, а возращать не спешил.

Я же все эти переводы видела, но не вмешивалась. В конце концов ее же деньги, имеет право распоряжаться так, как считает нужным. По моим подсчетам, за все время мама перевела им почти половину своих накоплений — довольно приличную сумму.
— Вот я приеду и вместе разберемся! — Резко ответила я. — Ждите.

Я взяла отгулы на работе и к обеду следующего дня была у сестры. Мама лежала в маленькой комнатке, бледная, с красными от плача глазами. Увидев меня, она попыталась натянуть одеяло до подбородка, как будто могла спрятаться.

— Анечка, ты зачем приехала? У меня всё хорошо, — прошептала она сипло.

— Вижу, — кивнула я. — Просто цветешь и пахнешь, как майская роза. Собраться можешь? Домой едем. Поезд через пять часов.

— Я очень хочу домой, дочка, сейчас все соберу. — Она села на кровать и заплакала. — Анюта, я, дура старая, деньги им отдала. Толик обещал вернуть, а теперь говорит, что не может, что-то пошло не так. Но я же в этих делах не понимаю...

— Мам, разберемся, уж по этому поводу можешь точно не переживать, — я села рядом и взяла её за руку. — В конце концов — это просто бумажки. Их можно заработать. А вот ты у меня одна.

Она заплакала, а я гладила её по голове, как маленькую.

Пока мама собиралась. Я вышла к сестре на кухню. Та прятала глаза. Мужа не было.

— Значит так, Свет, говорю один раз. Я завтра иду и пишу заявление, прикладываю все платежи, которые мать сделала на ваши карты и туда, куда ее просил отправить деньги твой муж, отправляю копии во все инстанции, которые только придут мне в голову и поверь мне, жизнь ваша спокойная на этом закончиться. У вас есть только одни сутки, чтобы все вернуть. Она у вас прожила два месяца, думаю, что двадцати тысяч за ее проживание за глаза. Вот их можешь оставить, хотя если совесть есть, то и их отправишь назад. А Толику своему мутному передай, чтобы думал кого шкурить! Ты меня услышала?

— Ань, да ты что? Да как ты можешь так! У меня дети, мы родня, неужели ты думаешь, что мы специально?

— Света, это теперь вам думать надо, потому что если я не увижу денег, то думать об этом буду не я, а совершенно другие люди. И я хочу тебе напомнить, что мой первый муж уже несколько лет как в налоговой, он хоть и бывший, но думаю не откажет мне в моей маленькой просьбе.

Сестра оттолкнула меня и резко вышла из кухни, а через несколько минут вернулась с конвертом в руках.

— Да подавись ты, налоговой она меня пугать будет! Пуганные! Совести у тебя нет! Будто не видешь — у меня трое детей, деньги нужны, а твоя мать не обеднела бы, ты и сама прилично зарабатываешь, - сестра пыталась давить на жалость. — А мы крутимся как можем, пока ты диван за двести тысяч выбираешь, а на сестру и племянников денег жалко. Да мы все равно вернули бы как смогли. Никто не собирался деньги присваивать, нам поставщикам надо оплатить было, да машину Толя хотел поменять. Ты бы хоть раз спросила как мы тут живем, может помощь нужна! Нет, жируете там, а мы концы с концами еле сводим.

— А просто спросить нельзя было?

— А дали бы?

— Не знаю. Но знаю, что чужие деньги считать - последнее дело! А выманивать их у пожилого человека - самая настоящая подлость.

Я забрала деньги, оставила только те самые двадцать тысяч, не хотела быть хоть что-то им должной. Мама плакала от счастья.

Уже дома я уложила её в постель, напоила чаем с малиной и включила её любимый сериал.

— Эх, дочка, я такую глупость сделала, — вздохнула она. — Хотела тебя проучить, доказать тебе что-то. А сама попалась, как последняя дурочка.

— Ну что ты, мам, — улыбнулась я. — Ты не дурочка. Ты просто слишком хороший человек, слишком доверчивый. А я хочу тебе кое в чем признаться - диван я всё-таки купила — он будет завтра. Только, пожалуйста, не начинай снова вобирать вещи!

— Дорогой?

— Самый дорогой из этой линейки... и очень... неудобный, тебе точно не понравится. — Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. — Мам, конечно, удобный, он с подогревом и функцией массажа.

— Я, пожалуй, останусь, очень любопытно увидеть это чудо.

Бабушка моя говорила: «Легче всего поссориться с тем, кто рядом, с тем, кого считаешь самым родным человеком». И это чистая правда. Когда мама уснула, я смотрела на неё и думала о том, как мы, два самых близких человека, вместо того, чтобы спокойно все обсудить, наворотили столько всего?

Мы обе пытались доказать то, что в доказательствах не нуждается. Мы так хотели быть услышанными, что перестали слышать друг друга. И этим воспользовались те, для кого слова «семья» и «доверие» — просто разменная монета.
И сейчас, глядя на её спокойное лицо, я знала — нужно учиться слушать не слова, а тишину между ними. Тишину, в которой и живёт самая важная правда.