***

…Время стало течь медленней, стук сердца стал редким, вдох и выдох моих легких походил на работу гигантских мехов, которыми раздували печь ада. Мир в моих глазах начал размываться, пространство превращалось в пятно переливающихся красок. Сквозь цвета, заполонившие мои глаза, пробивался свет, он становился все ярче и ярче. Я стоял неподвижно и не видел нечего кроме света, который почти уничтожил все цвета. К звуку стука моего сердца и дыхания добавился чужой звук, он был в моих ушах, это был звон – резкий, но тихий. Звон усиливался, дыхания и стука сердца уже не было слышно. А в глазах, тем временем, кроме ослепительно белого света ничего не было видно. Глаза не выдержали, и веки сомкнулись, но свет не пропал. Будто гигантский сейсмический маятник созданный для сотрясания гор, звон давил на мои барабанные перепонки, которые уже давно должны были не выдержать такого напора. Мозг пронзила боль, несравнимая ни с чем. Я стоял, как вкопанный, от ужасной муки я не мог пошевелить даже пальцем, от боли не мог простонать, возможно я даже не дышал. Свет будто резал мои глаза, звон хотел уничтожить мои уши, а боль, пронзившая мой мозг, была такой ужасной, будто адский изверг истязал ее. От не переносимой боли у меня ослабли мышцы и подкосились ноги. Я падал…
Появившиеся от боли темные пятна в глазах, ослабляли страшный поток света. Боль словно молотом ударила по моему мозгу. Немного ослабший свет, вспыхнул еще ярче. Одновременно со светом, ужасающе сильный звон превратился в абсолютный хаос звука. Мои глаза и уши не выдержали. Свет уже не светил – я ослеп, звон больше не звенел – я оглох. Я чувствовал только адскую боль и бесконечное падение. В моем сознании не было места для мыслей также как и для страха. Наконец боль отпустила мой мозг. Я больше не чувствовал мир не одним органом. Было ощущение будто земля крутилась вокруг меня с немыслимой скоростью. Постепенно и это кончилось, и я завис в невесомости – земли не было…

***

Пол – это первое что я ощутил, удивительный, странный, не холодный не теплый. Я лежал с закрытыми глазами на спине и никак не мог понять, из чего он сделан. Я трогал его ладонью, четко ощущал его материальность, но не было в нем реальности живого мира, он не имел качеств присущих обычному полу – будь то мягкость дерева или холодная твердость мрамора, на ощупь не возможно было сказать из чего он сделан. Парадокс был в том, что он был идеально-ровным как гладь воды, но в то же время не был ни гладким ни шероховатым.
От раздумья над вопросом – «что же это все-таки за пол?», оторвал другой вопрос – «где я?». Затем появился вопрос еще ужасней – «кто я?». От страшных мыслей я открыл глаза, но ничего не было видно. Я несколько раз моргнул, будто бы пытался сдернуть пелену которая окутала мои глаза, но это не помогло – по-прежнему была кромешная тьма.
Я никак не мог вспомнить своего прошлого. Я не помнил как меня зовут, сколько мне лет, я даже не помнил своего собственного лица. Я попытался, дотронулся до него, но дрожь в руках не давала этого сделать. От чего-то я панически боялся своего прошлого. Но я должен был вспомнить, иначе меня просто разорвал бы на части вопрос – «кто я?». Я по-прежнему лежал на полу, держа ладонь в нескольких сантиметрах от лица, и никак не решался дотронуться. Наконец я пересилил свой страх, еле касаясь кончиками пальцев дотронулся до своего лица.