Записки из хосписа. Про родственников. Дети

В хосписе я наблюдала истории, где жена  и любимая женщина были разными персонажами. Перед смертью не разводятся и не женятся. Не до этого. А до "этого"-всех все устраивало.

Поэтому  любящие и ежедневно ухаживающие женщины оставались потом буквально на улице, только с воспоминаниями о любви, а наследство получали жены. Видимо, как компенсацию за измену. Каждому-свое!

 Бывало, что за болеющими мужчинами приходили ухаживать давно брошенные жены и дети, так как нынешним, ради которых и была разрушена первая семья, они   были теперь не  нужны.

 Трудно оставаться беспристрастной, слушая такие истории, но меня всегда покоряла и восхищала способность женщин прощать и любить несмотря ни на что.

Однажды врач попросила поговорить с плачущей молодой девушкой. У неё только что умер отец. Лиза рассказала, что он ушел из семьи, когда  она была совсем маленькой и всю жизнь мечтала с ним познакомиться. И вот мама передала ей, что он захотел ее увидеть.
Лиза приехала из другого города и была счастлива поухаживать за родным отцом, в её речи не было ни обиды, ни осуждения. Она успела рассказать ему о своей жизни и, самое главное, подержать его за руку. Целую неделю.

 В ее глазах в конце беседы появился свет, а расплакалась после её ухода  я, от потрясения : мечта ребенка сбылась не в самом лучшем месте.

 Думаю, что встреча с дочерью была и для мужчины одной из самых главных в жизни:
 люди перед смертью очень хотят быть прощенными и хорошо, что это желание есть кому исполнить, кроме священника.

 Мужчин, которые бы ухаживали за своими умирающими женами и мамами, было единицы,  мы знали их по именам и я разговаривала с каждым из них до и после смерти этих женщин.

  У наших врачей в стационаре по пятнадцать  и больше пациентов, а у тех еще  родственники и друзья есть, плюс  стопки медкарт, в общем, не до разговоров по душам.

 Общение с мужьями и сыновьями они старались делегировать кому-нибудь, кто посвободнее: обнять и поддержать плачущую женщину может каждый, пятиминутное дело, а на беседу с растерянным или агрессивно настроенным мужчиной нужно много времени, которого у врачей нет. А у меня есть.

Самый памятный разговор состоялся воскресным летним днем. Мы тогда снимали с мужем дом недалеко от хосписа и звонок с работы прервал нашу прогулку по берегу моря.

- Алена, ты можешь сейчас к нам зайти? У нас тут родственник буянит, -голос медсестры в трубке звучал напряженно.

-А что, мужчин сегодня в хосписе нет?-мне не хотелось в выходной день идти разбираться с проблемой и я стала искать другие варианты, кроме меня.
 
Тем более, что вечером мы собирались поехать на открытие выставки картин, куда нас пригласил знакомый художник.

-Нет, и дежурный врач и охранница - женщины.

- А в полицию звонили?

-Звонили. Ну ты же знаешь, что они обычно отвечают: вот когда вас убьют, тогда и вызывайте.

Это было правдой. Местная полиция нас знала: все угрозы родственников в состоянии аффекта были просто словами, никто еще не пострадал от них.

Главврача мы все любили и берегли, поэтому даже обсуждать не стали, нужно ли ставить ее в известность, пусть отдыхает, разберемся сами.

 За глаза мы назвали её Стасичкой. Она работала в хосписе врачом с самого начала его основания, но потом её уговорили занять этот ответственный пост, который доставлял ей много хлопот. К нам она относилась очень заботливо и уважительно, никогда не  кричала и публично никого не унижала. Если кто-то провинился-вызывала в кабинет и разговаривала тет-а-тет.
 При ней наш хоспис стал выглядеть как уютный дом, с многочисленными цветами и картинами на стенах. Вкус у нее был безупречный.
 Перед начальством никогда не кланялась и не угождала, сохраняла свое достоинство в любых ситуациях. Эти два качества-доброту и достоинство она как будто прививала нам: какая голова, такая и рыба.
 
-Приду сейчас, -отвечаю в трубку и улыбаюсь супругу,-зайди, пожалуйста, за мной через полчасика, забери меня оттуда.

- Что случилось- то?

 Толя привык, что я могу сорваться с любого места и уйти в хоспис по звонку,

поэтому в отпуск всегда увозил за границу, подальше от работы.

-Да ничего особенного, я быстро!- ответила бодро, уверенная в истинности своих слов.

Я повернула с пляжа к хоспису, по дороге  медсестра продолжала рассказывать мне в ухо, что умерла мама молодого мужчины и он носится по коридору, стучит кулаками по стенам и дверям, обещая всех нас поубивать.

Реакция на известие о смерти непредсказуема, но у мужчин она проявляется особенно ярко.

 Внизу живота неприятно потянуло страхом, но ведь скоро придет Толя и все будет хорошо, да и на выставку успеем, время - то еще полуденное.

 Я представила себе маленького мальчика, который потерял свою маму.
 
Вспомнился многолетний опыт работы в пионерлагерях, где часто приходилось утешать детей при разлуке с родителями, но их слезы были недолгими.

 Сейчас задача сложнее, мама умерла безвозвратно, да и мальчик, наверное, повыше меня будет.

Как есть, в легком цветном платье захожу в здание, стремительно иду по пустынному коридору, подхожу к стойке медсестры. Она кивает головой в сторону отделения.

 Из палаты выбегает в нашу сторону мужчина и что-то кричит. Медсестра уходит в процедурный кабинет от греха подальше, а я стою-жду, когда он приблизится ко мне: на ловца и зверь бежит. Худощавый, ростом с меня, лет тридцати, он выглядел напряженно и  растерянно одновременно.

 Хорошо, что я не успела надеть белый халат, мне стало спокойнее.

Он громко спрашивает, где тут все, отвечаю , что  тоже жду.

Сотрудники разошлись по палатам, чтобы не раздражать его лишний раз, это понятно.

 
 Мы стоим рядом какое-то время, в его глазах, похоже, я выгляжу посетителем и  начинаю тихо задавать вопросы, он отвечает и  постепенно увлекаю его за собой на диванчик, на котором мы обычно отпаивает успокоительными лекарствами родственников.

 Садимся рядом, он начинает много и сбивчиво говорить, я киваю головой, соглашаясь с ним во всем, глубоко и медленно дышу и поворачиваю голову к нему. В его глазах страх.

 Только вчера он был у мамы, она говорила и ходила своими ногами, а сегодня ему с утра сообщили, что она умерла. Он приехал, увидел её мертвое тело и взорвался: виноваты в её смерти врачи.

Ну, как обычно. Не болезнь же.

Медсестра принесла стакан воды, он выпил, успокоился, я продолжала задавать вопросы и постепенно перевела разговор на другую тему, а он перевел дух.

Медсестра показала глазами на стол: теперь нужно было написать расписку о невскрытии  тела.

 Та еще процедура.

 Трупы обычно не вскрывают, так как диагноз есть, но нужно, чтобы родственники сами написали отказ.

Я поспрашивала его еще про всякую ерунду, чуть касаясь руки и повела к столу, объясняя ,что нужно сделать.

 Стали подходить другие медсестры и все замерли в напряжении, ждали его реакции. Страх и сострадание повисли в воздухе. Второго было больше.

 Он сел на стул, взял  ручку и расплакался.

Все выдохнули и пошли по своим делам.

Я же  помогла ему заполнить бумаги, потом пошли в палату забирать вещи его мамы, благо, сестрички уже все упаковали, а тело увезли.

 Он сник, выглядел как растерявшийся ребенок и  я повела его  за руку к выходу.

 Там сидел муж. Судя по его выражению лица, он был тут давно. Глазами показала ему свою проблему, он понял без слов и пошел за нами.

 Я вызвала такси, поскольку мужчина не в состоянии был ехать самостоятельно. Сказала, чтобы  позвонил другу, так как оставаться в квартире одному нежелательно. Друг сразу согласился приехать.

Мы всегда проясняем у родственников, как они доберутся до дома в таком состоянии и кто с ними там будет, чтобы поддержать. Не по обязанности, а по человеческой заботе.

Еще мы  поговорили с ним о том, что он будет делать сегодня и завтра. Все же план дальнейших действий для мужчин очень важен.

Когда мы вышли на улицу, мне стало легче: за спиной дверь закрылась, а значит, никому больше этот мужчина угрозой не будет.

 Толя  стоял чуть поодаль, наблюдая за нами - я тоже под надежной защитой, если что.

Водителю такси  шепнула о состоянии пассажира, тот выскочил помочь положить вещи в багажник и обещал проводить его до квартиры.

 Мужчина сел на заднее сиденье, поблагодарил меня  и попросил передать извинения персоналу.

 -Завтра вернетесь за машиной, купите им пироги,-улыбнулась я.

- А Вы кто?- наконец-то спросил он и внимательно посмотрел на меня. Похоже, разум к нему вернулся окончательно.

-Я тут психолог.

 Теперь мой статус прояснился, он неопределенно махнул рукой и закрыл дверцу. Машина отъехала от крыльца.

  Уф!

 С начала его неадекватной реакции прошло более трех часов.

 А может и хорошо, что мужчины-редкие гости в нашем заведении? Иначе бы пришлось дополнительно держать бригаду мчсников.

Я вернулась обратно и увидела в холле всю дежурившую смену из шести человек: они одновременно заговорили о том, что здесь было, ведь им достался самый  пик.

 Стало ясно, что вместо картинной галереи, останусь смотреть местный триллер в лицах.

Стоявший за моей спиной муж тяжело вздохнул, он понял, что фуршет ему сегодня не светит, так как без меня он никуда не поедет.

За годы семейной жизни мы научились понимать друг друга без слов и это было счастьем, что ничего не надо объяснять.

- Ночевать-то придешь?- спросил он.

-Приду!-я выдохнула и поцеловала его в щеку с благодарностью. Он ушел.

 Я открыла свой кабинет,  автоматически надела белый халат и  по очереди поговорила с каждой медсестрой, дав им волю выразить произошедшее любыми словами.
 
Потом зашла к  дежурному врачу, она тоже поделилась своей версией увиденного, но более спокойно. Её стаж работы был значительно больше нашего и вывести ее из равновесия не так просто.

 За окном стемнело и Евгения Ивановна пошла  проводить меня до двери, то есть победный финал вот - вот должен был наступить, но тут мы обнаружили, что в помещении охранницы сидит посторонний мужчина. Он оказался ночным сторожем соседнего здания.

 Они мило беседовали и пили вино. Бутылка стояла прямо на столе среди аппетитной закуски.

 Это был перебор.

Я резко выставила его за дверь, а собутыльница набросилась на меня с криками возмущения.

 
Агрессия, как инфекция, вещь заразная !

  Говорить красивым литературным языком я уже была не в состоянии, и осадила ее хорошо понятными ей словами. Вы их тоже знаете. Она замолчала.

 Но пришлось все же звонить главврачу, так как эту проблему мы сами решить не могли: ночной сторож должен быть трезвым и  заменить его могло только охранное агентство, по звонку одного начальника другому.

 Мы отвели пьяную женщину в свободную палату и уложили спать. Больше я ее не видела, видимо, перевели охранять  другое место.


Дожидаться нового защитника я не стала, это еще час времени и Евгения Ивановна отправила меня  домой: мы тут уже сами справимся, иди.

Всё!

Пока шла по темной улице, освещенной только полной луной, я почувствовала, что внутри начинает расправляться какая-то пружина.

Войдя в дом я рухнула на стул, а Толя молча дал мне кружку горячего чая, руки у меня затряслись. Он накинул мне на плечи куртку и  повел на берег, кошка побежала следом и громко замяукала, почувствовав мое состояние.

 Мы сели на бревно у воды ,наше любимое место просмотра вечерних закатов. Меня уже всю колотило мелкой дрожью. Он быстро разжег костер и обнял меня.

 Началась истерика.

 Вокруг никого не было и я отвела душу на всю катушку: несвязно, со слезами, во весь голос, что не хочу больше видеть это все, ни живых, ни мертвых, что боюсь, что я слабая и не справляюсь, что завтра же уволюсь и давай уедем куда угодно и прочее.

 Он молчал и держал меня в объятиях, пока я не успокоилась. Кошка терлась об мои ноги и что-то причитала на своем кошачьем языке.

 Потом мы прошлись по тому же берегу , где были с утра. За эти двенадцать часов я узнала про жизнь и про себя так много, что нужно было время, чтобы это утряслось и  разместилось в моей психике.

На следующий день главврач вызвала к себе в кабинет, ей  уже доложили на утренней планерке про вчерашнее, и она повела меня попить вместе чаю.

 Я вспомнила, как она принимала меня на работу, как всегда была благодарна моей способности улаживать конфликты,  поддерживала мои нововведения, гордилась, что меня приглашают выступать на конференции, переживала, что  переманят   работать в Москву, она точно не хотела терять такого специалиста, но ничего этого не сказала, просто сидела рядом и мы ели конфеты. Мой запал " срочно уволиться " погас.

-Ладно, я пошла работать, спасибо,-не выдержав ее молчаливой просьбы я встала и пошла на отделение.

-Если хочешь, возьми сегодня выходной, я разрешаю,-сказала она вслед.

 К моим полставочным деньгам никаких дополнительных денег не положено было, поэтому предложила мне единственно возможную награду за подвиг - отгул.

 -У меня уже запись на весь день, как я уйду-то. В другой раз,-вздохнула я и пошла в стационар.

Любовь к коллективу и работе оказалась сильнее страха.

 Пока муж меня содержал и был рядом, я могла себе позволить получать этот опыт за символические деньги и искреннюю благодарность людей.

 На такую валюту можно жить и работать хоть вечность.