Когда б имел златые горы

Так начинается народная песня, в которой словосочетание «златые горы» заимствовано из русского фольклора, о чём прямо говорит нам Словарь Даля: «Сулить кому золотые горы”, т.е. обещать много». Содержание этой песни грустное, поскольку девушка, поверившая большим и сильно преувеличенным обещаниям парня, впоследствии оказалась обманутой. Но это песня из XX-го века.
А что же Пушкин в XIX-м? А он вышеуказанную поговорку в «Сказке о Золотом петушке» преобразовал в стих «Горы золота сулит». Ну, а поскольку в концовке этой сказки он также поместил весьма знаменательные слова: «Сказка ложь, да в ней намёк», то мы с учётом этого обстоятельства просто обязаны расшифровать намёки, связанные с царём, который «горы золота сулит» скопцу, под маской которого ещё в 1930-е годы Анна Ахматова верно угадала Пушкина. Ну, а под маской Дадона – Николая I.
Разгадывать же намёки мы начнём со слова «золото», которое Дадон, прежде чем кому-то «сулить», всё же должен был бы иметь. Ищем это «золото», для чего возвращаемся к главе «Приготовьтесь, фрау-мадам», в которой мы обнаружили, что декабрист-каторжник С.Г.Волконский скрывается в «Коньке-Горбунке» в виде золотой шлюпки, на которой постоянно плавает Царь-девица. Почему постоянно? Да потому, что Горбунок уверенно говорит о том, что на океане «круглый Та красавица живёт». Ну, а мы уже знаем, что под маской этой «красавицы» (т.е. Царь-девицы) прячется Мария Николаевна Волконская, которая не должна быть далеко от своего мужа, поскольку выехала к нему вскоре после отправки его на каторгу и была с ним много лет.
Но мог ли Пушкин в 1833-34г.г., когда был написан и издан «Конёк-Горбунок», думать о такой сильной близости мужа и жены? Понятно, что ранее приведённая мной поговорка «Муж и жена – одна сатана» грубовата и поэтому я предлагаю вам, дорогие читатели, более культурное выражение. Причём от самого Пушкина, который заимствовал его из Библии для своей «Капитанской дочки», начатой в том же году, что и «Конёк».
Вот эти слова: «Ах! мой батюшка! -- возразила комендантша; -- да разве муж и жена не един дух и едина плоть?» (КД 304.21). Ну, а после таких библейских слов (см. Матфея святое благовествование, 19:5-6) комендантша, как известно, отказалась покинуть крепость, которую мужественно защищал её муж и в которой она вместе с ним, как верная жена, и погибла. Забегая вперёд, отметим, что имя комендантши «Василиса» сразу же направляет нас к царевне, называемой в русском фольклоре Василисой Прекрасной (или Василисой Премудрой). Одновременно же у нас возникает и версия о том, что под маской этой комендантши в качестве основного прототипа может быть спрятана всё та же М.Н.Волконская (Раевская), которая постоянно появляется у Пушкина под маской всяких царевен. Но о царевнах разговор отдельный. Так же, как и о том, кто именно из современников Пушкина скрывается под маской коменданта Белогорской крепости.
А пока вернёмся к «Золотому петушку», в котором царь «скопца благодарит, Горы золота сулит», и спросим: а когда и где в подтексте этой сказки подразумевается первая встреча Дадона с мудрецом? По ранее проведённым нами изысканиям ответ известен: это было 8 сентября 1826-го года при первой встрече Николая I и Пушкина в Москве. Это же знаменательное событие, как мы уже знаем, подразумевается и в «Коньке-Горбунке» при первой встрече царя с Иваном на рынке, и в пушкинской «Сказке о попе...» при первой встрече попа и Балды на базаре.
Отдельно отметим, что встреча попа с Балдой произошла утром (об этом прямо говорит стих «Что ты, батька, так рано поднялся?»), т.е. так же, как и утренняя встреча Пушкина с Николаем I в Москве. Таким же утром встречается с Иваном и царь из «Конька», что видно из стиха «Вот обедня наступает», в котором слово «обедня» определяется по Словарю Даля как «церковная служба после утрени, литургия». Это подтверждает и Словарь языка Пушкина, говорящий о слове «обедня» так: «Церковная служба у христиан, совершаемая утром или днём», но при этом ещё и дающий пример, связанный с утром и обедней у Пушкина: «Поутру, в воскресенье, мать и дочь Пошли к обедне» (ДК 258). В «Коньке» же об утренней встрече царя и Ивана мы догадываемся ещё и по следующим признакам:
1. По стихам «Царь умылся, нарядился И на рынок покатился», в которых слово «умылся» связано именно с утром, когда люди обычно встают после ночного сна и умываются.
2. По призыву глашатая на рынке: «Гости! Лавки отпирайте, Покупайте, продавайте», поскольку на любом рынке продавцы обычно отпирают свои лавки с утра.
В двух случаях работодатели (а это поп из «Балды» и безымянный царь из «Конька») прямо на рынке заключают с героем, под маской которого прячется Пушкин, договор (или «сделку», как сегодня сказал бы президент США Трамп и некоторые подражающие ему, как попугаи, лица) трудового найма. И если в этих двух случаях будущий работник, как это и положено на рынке, немного торгуется, то в «Золотом петушке» этого нет, поскольку встреча Дадона и мудреца происходит не на базаре, где можно торговаться, а в царском дворце (что, кстати, полностью перекликается с реальной дворцовой встречей Пушкина с царём 8.09.1826г.).
Обращаем внимание на то, что Иван и Балда ставят будущему работодателю некоторые условия (Иван, например: «Только, чур, со мной не драться И давать мне высыпаться», а Балда – три щелчка по лбу попа), а вот мудрец из «Золотого петушка» никаких условий не выторговывает, что подчёркивает его абсолютное бескорыстие. И когда некоторые пушкинисты (типа Вадима Вацуро) пытаются обвинить пушкинского мудреца в какой-то недобросовестной хитрости, направленной к установлению выгодных ему условий, то это свидетельствует лишь о том, что текст этой сказки был прочитан ими очень невнимательно.
Кстати, условие Ивана «давать высыпаться» царём было проигнорировано уже в тот момент, когда он послал своих царедворцев вызвать Ивана во дворец по поводу пера Жар-птицы. «Но его не добудились. Наконец уж рядовой Разбудил его метлой».
«Золотой петушок» и «Конёк-Горбунок» писались в одно время и при этом в обеих этих сказках мы замечаем, что инициативу для выражения своего великодушия и своей милости проявляет именно царь. Так, в первой сказке «говорит он в восхищенье, - Волю первую твою Я исполню, как мою», а в «Коньке» царь «по милости своей, Дал в прибавок пять рублей. Царь-то был великодушный!» Повторю: «по милости своей». Кроме того, он говорит Ивану: «придётся Во дворце тебе служить. Будешь в золоте ходить, В красно платье наряжаться, Словно в масле сыр кататься. Всю конюшенну мою Я в приказ тебе даю. Царско слово в том порука». Т.е. в обоих случаях царь сам берёт на себя разные, и довольно большие, обязательства.
А теперь спросим: откуда дровишки? А точнее, откуда у Дадона на момент встречи с мудрецом «горы золота» и где они хранятся? И вот тут-то мы замечаем, что при ответе на эти вопросы мы сможем сделать важное открытие об одном из моментов беседы Пушкина и Николая I при их встрече 8 сентября 1826-го года. Следует отметить, что реконструкцию этой беседы пушкинисты пытались делать не раз, но всё упиралось в недостаток информации, т.к. встреча была без свидетелей, протокол не вёлся, а некоторые её моменты известны лишь из кратких замечаний Николая I и Пушкина, который, судя по всему, дал царю слово о неразглашении содержания их беседы. Однако то, что в этой беседе была затронута тема о декабристах, сомнений нет, т.к. известно, что в ответ на вопрос Николая I о том, был бы Пушкин при наличии возможности 14 декабря 1825г. на Сенатской площади, тот ответил утвердительно. И это подтверждается разными источниками. Но вот, что интересно: а разве тема о декабристах ограничилась только одним этим вопросом Николая I? Подумаем.
А пока потянем ниточку дальше и отметим, что в своё время Анна Ахматова справедливо отметила пушкинский отрывок «Царь увидел пред собою» как выделенную автором часть сюжета из источника, каковым является «Легенда об арабском звездочёте» В.Ирвинга. Но расшифровать этот отрывок Ахматова, к сожалению, не смогла, хотя и абсолютно верно связала его с «Золотым петушком». Мы же ранее догадались, что в отрывке «Царь увидел пред собою» барки, каторги и шлюпки «из ореховых скорлупок» могут быть золотыми, поскольку в «Сказке о царе Салтане» имеются и золотые орехи, и скорлупки от них. И всё это во дворе у Гвидона. Кроме того, и Царь-девица из «Конька» ездит «В золотой, ребята, шлюпке». А ведь в лохань царь поместил целую «тьму прекрасных кораблей из ореховых скорлупок»! Однако и лохань невелика по размеру, и кораблики маленькие, д а и их количество, подразумеваемое под словом «тьма», как мы уже видели из сюжета «Конька», всего «три десятка». А исходя из этого, мы никак не можем представить, что эти кораблики (да ещё и с парусами!), могут быть сложены в некую «гору». Нет, кораблики - это не то направление для поиска «гор золота» от царя Дадона.
И поэтому мы отворачиваемся от всяких корабликов и возвращаемся к исходной точке. А точнее – к пушкинскому «Салтану», где во дворе всё того же Гвидона находим второе применение золотых скорлупок: «Из скорлупок льют монету Да пускают в ход по свету». О том, что по словам «льют монету» (да ещё и во дворе Гвидона) можно догадаться о Петербургском Монетном дворе, расположенном в Петропавловской крепости г.Петербурга, мы уже знаем из наших предыдущих публикаций. Ну, а, обратив внимание на слова «И пускают в ход по свету», мы догадываемся о пушкинском намёке на т.н. «ходячую монету», которая в данном случае является золотой. Т.е. через «Салтана» мы как бы нашли источник тех «гор золота», которые сулил мудрецу царь Дадон.
Однако как он их собрал и где прятал это золото? И тут мы догадываемся, что оно может храниться у царя Кащея, который у Пушкина «Над златом чахнет». И Пушкин пишет об этом в очень известном Прологе к своему «Руслану». Этот пролог, как мы уже знаем, является своеобразной «План-программой» пушкинских произведений. И при этом не только сказочных, но и более обычных. И поэтому мы поищем перекличку этого Кащея с другими пушкинскими образами, которые тоже «над златом чахнут». И, конечно, тут не грех вспомнить Плюшкина из «Мёртвых душ», отданных Пушкиным своему подставному автору Гоголю, о чём разговор отдельный. А пока мы обратим внимание на старого барона из пушкинского «Скупого рыцаря», у которого «золото спокойно в сундуках  лежит себе». Кроме того именно в словах этого «скупого рыцаря» мы и найдём понимание «гор золота», поскольку барон говорит о своём «золотом холме» следующее:
Читал я где-то,
Что царь однажды воинам своим
Велел снести земли по горсти в кучу,
И гордый холм возвысился – и царь
Мог с вышины с веселием взирать
На дол, покрытый белыми шатрами,
И море, где бежали корабли.
Так я, по горсти бедной принося
Привычну дань мою сюда в подвал,
Вознёс мой холм…
Повторю: «Вознёс мой холм»! Да при этом такой большой и возвышенный, с которого «и царь Мог с вышины с веселием взирать На дол, покрытый белыми шатрами, И море, где бежали корабли». Ну, а мы, отмечая такую необычную «вышину» холма из золота, смело может назвать его и «горой из золота».
Когда же старый барон хочет «глядеть на блещущие груды» своего золота, то и тут можно допустить некоторую перекличку со словами «горы золота».
Кроме того, ссыпая золотые деньги (!) в сундук, барон обращается к ним, как к живым людям: «Ступайте, полно вам по свету рыскать». И мы догадываемся, что тут имеется перекличка с теми золотыми монетами, которые Гвидон «пускал по свету» и что эти монеты могут быть одушевлены. В пушкинском воображении, конечно.
Отперев же свои сундуки, барон из «Скупого рыцаря» восклицает: «Я царствую!». И если до того он говорил о некоем царе в прошедшем времени, то в этот раз мы видим намёк на царя пушкинского времени, т.е. на Николая I.
Тем более, что перед этим тот же барон говорит: «Хочу себе сегодня пир устроить», что автоматически переносит нас к пушкинской поварихе, желавшей устроить свой пир, а также к жадной старухе из «Рыбака и рыбки», тоже устроившей себе пир тогда (внимание!), когда она стала царицей. Когда же после слов: «Я царствую» барон говорит: «Послушна мне, сильна моя держава», то перекличка с «державным» Китом из «Конька-Горбунка» становится более явной. Тем более, что и о добытом во владениях Кита сундучке Иван с досадой говорит: «Сундучишко больно плотен, Чай, чертей в него пять сотен Кит проклятый насажал».
Но что это за «пять сотен» спрятанных в сундуке «чертей»? Для ответа смотрим, что после суда над декабристами по указанию Николая I был составлен «Алфавит членам бывших злоумышленных тайных обществ и лицам, прикосновенных к делу, произведённому высочайше утверждённою 17 декабря 1825 г. Следственной комиссией», в который были занесены (внимание!) 570 человек. Этот «Алфавит» постоянно хранился у Николая I («список всех осужденных всегда находился у него на письменном столе» - В.И.Басков «Суд коронованного палача», М., 1980, с.163 и с.59).
Ну, а, вернувшись к первой встрече Пушкина с Николаем I, мы с учётом того, что в «Золотом петушке» под «горами золота» подразумеваются осужденные декабристы, можем догадаться, что автор в подтексте своей сказки намекает на то, что в пылу своего «великодушия и милости» царь пообещал ему довольно скорое освобождение декабристов-каторжников.
Но «скорое» – это сколько? И вот тут мы обращаем внимание, что в «Коньке» при разговоре Ивана с царём на рынке несколько раз повторяется число «пять». Причём пять рублей царь дал Ивану по «милости своей», желая при этом показать, что он очень уж «великодушный». Т.е. можно предположить, что срок освобождения декабристов-каторжников Николай I обозначил в пять лет. Но при этом он обманул Пушкина, поскольку своего обещания не сдержал.
Допустив такую версию, мы получаем объяснение того, что в произведениях после 1831-го года (т.е. когда для декабристов истёк срок наказания в пять лет, а они так и не были амнистированы!), Пушкин стал использовать сюжеты, связанные с неисполнением царского слова. Это мы можем наблюдать и в «Золотом петушке», и в поэме «Анджело», написанных почти одновременно в 1833-м году. Вот, например, как возмущается героиня властителем Анджело: «Изабела. Обманщик! Демон лести! Сей час мне Клавдио свободу подпиши, Или поступок твой и черноту души Я всюду разглашу» (А II 95).
Кстати, не исполняет полностью свои обещания и царь из «Конька», поскольку конюшего Ивана использует порой не для конюшни, а для посторонних поручений в виде поездок то за Жар-птицей, то за Царь-девицей. Ну, а в связи с поездкой за кольцом этой девицы, та совсем не случайно обращается к Ивану со словом «посланник» (см. первое издание сказки).
Отдельно отмечу, что Пушкин лично знал чуть ли не всех декабристов, его брат во время восстания был на Сенатской площади, а друг и учитель В.А.Жуковский - в Зимнем дворце, вместе с царской семьёй. Т.е. информация у Пушкина была из самых разных источников, в т.ч. и из царских архивов, доступ к которым он впоследствии получил.