Камчатка 2016. 5 мая. четверг

                5 мая. Четверг

  Завтрак на рыбной Камчатке, как и прежде, без намёка на рыбу. Да, это вам не СССР, где каждый четверг был рыбным днём в столовых и кафе. Опять холодная рисовая каша, сосиски и синий омлет.
  В этот раз у нас пополнение из вновь прибывших туристов, – то есть, в двух наших джипах едва хватает места всем. За ночь выпал снег, – земля и крыши домов белые, дует противный промозглый ветер. Гид начинает с объявления, что на Камчатке объявлен третий медицинский уровень, это когда все чувствуют себя неважно (если по-простому, – то хреново), есть ещё и четвёртый уровень, – это когда народ просто «отключается», и вот в такой период экскурсии не проводят. Уж и не знаю, это ли объявление повлияло или что ещё, но публика в машине как-то дружно задремала. Гид, пытаясь нас расшевелить, что-то рассказывает, но видя всю напрасность своего труда, умолкает и тоже впадает в дрёму. Так и ехали все 50 километров до этнического комплекса «Кайныран» – в тишине. Остановились, – морось и ветер не прекращаются. Нам идти через большое заболоченное поле по грязи к юрте, где и будет проходить основное действо. В юрте тоже не тепло, но хотя бы не дует. Все стены завешены шкурами животных, в особом почёте здесь шкура росомахи, так как её мех не намокает.
 Нас встречает маленького роста корячка (не знаю, как правильно это пишется, если «представительница народности коряки», то это громоздко). Буду писать как написала. В юрте кроме неё, парень и девушка, по виду тоже потомки коряков. Старшая посвящает нас в обычаи коренного населения Камчатки. По её словам, они разные у береговых и тундровых жителей, и в то же время, в чём-то одинаковые. А по мне, так и те и другие – обыкновенные язычники. Затем начинаются ритуальные танцы, – девушка, энергично приплясывая встряхивает задом, как это делают чайки. Паренёк, пританцовывая по кругу, изображает то ли ловца оленей, то ли самого оленя. Пожилая корячка горловым звуком имитирует крики чаек, а парнишка хрипло: «Хыр, хыр» с глубоким выдохом, – крик оленя. При этом все аккомпанируют себе на бубнах. Отплясав положенное, они предлагают нам встать в круг и повторить их танец. Мы как-то прониклись корякскими мотивами: мужчины, расставив широко ноги и притопывая, закричали: «Хыр, хыр!!!» (рога они предпочли не изображать, то есть безрогие такие олени. Женщины, разбросив широко руки-крылья и усиленно вращая тазом, отвечают: «Ири, ири», ну будто они чайки. Эх, и смеха было!!! Наши гиды не уступали нам в представлении. В этот момент мы были одним племенем. И всё же я чувствовала на себе настороженно-испытующий взгляд Инны (руководителя фирмы «Гранд»). Мысленно пытаюсь войти в её положение и понять, что не так со мной? Кажется, точка в нашем споре по поводу безопасности на горных маршрутах поставлена. Возможно, она боится, что я начну выяснять отношения с этим недорослем Виталиком. Но я уже объяснила, что никого не собираюсь учить, – коли родители не научили его отвечать за свои поступки, то вряд ли кто сможет это сделать со стороны. Да если бы я и хотела это сделать, то у меня была масса возможностей до сего дня. Кстати, Виталик изображает оленя в другом секторе нашего круга. Рядом со мной кричат «Ири, ири» «чайки»-пенсионерки из новой группы туристов. Они прилетели с Дальнего Востока и для них тур только начинается. Кажется, догадываюсь в чём дело, – после моего отказа заселиться в отель «Начальник Камчатки» Инна попросила не делиться с вновь прибывшими туристами моими впечатлениями об этом отеле. Скорее всего, её беспокоит то, что я могу рассказать о программе их тура «Отдых на майских праздниках на Камчатке»… Только я сама отказалась от всех претензий к их фирме. А разубеждать новых туристов в не подготовленных пунктах программы – ну, не моё это. Давно уже я не борец за справедливость!
  Что думает про меня Инна, – мне абсолютно не интересно, – даже если она начнёт приводить меня в пример, как сумасшедшую пенсионерку, сорвавшую экскурсию к прекрасным, ядовитым фумаролам и утверждать, что на самом деле у них ещё не бывало несчастных случаев… Мне всё равно!!! И не собираюсь я больше никому и ничего разобъяснять, – оставляю Инну в «абсолютном неведении» и делаю вид, что не замечаю её настороженного взгляда. Праздник продолжается… Наплясавшись и насмеявшись, мы по очереди фотографируемся с корякскими артистами, нарядившись в шапки из росомахи. Пока мы фотографировались, наши сопровождающие разогрели для нас обед. Очень вкусная, наваристая уха из нерки, пироги с рыбой и ягодами, – все дружно принялись за еду.
Главная ведущая этой программы посвящает нас в историю Камчатки: – Даже в самые суровые годы Камчатка никогда не голодала, и наш народ не знал, что такое цинга. Спасали нас рыба, ягоды и травы. За короткое лето мы успевали их заготовить на всю зиму. Любимая всеми черемша, и чай, заваренный иголками кедрача, до сих пор непременно на столе коряков. Жили на Камчатке долго, – до 90, а то и до 100 лет. И до старости у всех были свои зубы, никаких таких пломб не было и в помине (при этом у неё во рту поблёскивают металлические коронки). А сейчас? Да что сейчас, – во всём виноват проклятый сахар, все беды в организме от него!
– А какое у вас любимое корякское  блюдо?
– Вот я расскажу вам честно, есть у меня такое, только я уж и забыла, когда его ела в последний раз! Рецепт этот старинный, и мало кто может его приготовить. Ну, слушайте:
– Роем глубокую яму и засыпаем её горячими углями, на угли кладём медвежатину, но  ляжечную часть отсекаем, оставляем только мышечные куски. Сверху мясо накрываем предварительно запаренными травами, а затем яму засыпаем землёй, и томиться это всё три дня…
– У-у-у, – она зажмурила глаза и смачно так чмокнула, прищелкнув языком, – а сейчас мишек мы не бьём, мясо их запретили кушать нам, вроде как зараза какая-то в нём… Расскажу вам про рыбу: потрошёную рыбу в основном вялили на солнце. Вот я уже давно живу в городе, но в моей памяти так и стоит яркая картинка – наша юрта, а вокруг неё на верёвках гирлянды янтарных тушек, которые просвечивают на солнце и с них каплями стекает жир:
– М-м-мы, – снова смачно причмокивает корячка!
Я так думаю, что у наших туристов не течёт слюна только потому, что мы хлебаем сейчас  вкуснейшую уху из нерки с большими кусками этой замечательной рыбы. А за окном сыплет снего-дождь и дует пронзительный ветер, – Камчатская весна. Мы уплетаем пироги, запивая чаем, и продолжаем слушать рассказ: – Теперь немного о наших детях, вы, вероятно, и не догадываетесь, что конверты и памперсы для новорождённых изобрели у нас здесь на Камчатке – да-да, не удивляйтесь! Лето у нас короткое, а дети рождаются и зимой, вот для них из самой мягкой кожи наши предки шили конверты, вниз вшивался карман, в который закладывался белый мох, он и впитывал всё, и опрелостей у наших детей не бывает. Вот так-то, – и для достоверности она выуживает из своего баула пожелтевший комок мха, похожий на вату. В голосе женщины гордость за свой находчивый народ. Мы по очереди мнём этот комок в руках.
– Не брезгуйте, не брезгуйте, он пожелтел от времени, а вообще-то мы собираем этот мох по весне, сушим, ну и так далее. Так, а теперь быстро складываем все атрибуты действа, – командует она своим молодым напарникам. Если вы думаете, что все эти предметы складываются в кожаный мешок из шкуры оленя. Да, ничего подобного, – в обычный клетчатый китайский баул для челноков. Единственное корякское усовершенствование – это пришитая широкая лямка, которую сноровисто накинула себе на лоб ведущая, и более  10 килограммов легли ей на спину. Кто-то задал вопрос: – И как голова после этого?
– Всё нормально, так ещё наши предки носили своих младенцев, да и собранную ягоду носили также. Это очень удобно! Может, кто хочет попробовать? – желающих среди нас не нашлось, – что вы удивляетесь, а на другом краю планеты, думаете, было по-другому? В Африке женщины на голове носят не меньшие тяжести, да и в Азии тоже.
Под моросящим то ли снегом, то ли дождём, перебираемся в ярангу, где уже жарко полыхает костёр из берёзовых полешек. Вокруг костра лавки, застланные шкурами, мы рассаживаемся, и повествование о жизни коряков продолжается: – К сожалению, вокруг Петропавловск-Камчатского ни одного поселения коренных жителей не осталось. Далеко, в глубине полуострова на побережье, они ещё есть, – говорит ведущая, помешивая тесто в тазике. Женщина разминает комочки теста в руках и бросает их в кипящее на сковороде  растительное масло. Это заготовка для «традиционных» корякских лепёшек. Кавычки, здесь весьма кстати, потому что это совсем не то тесто. В былые времена его замешивали без соли и сахара, и жарились лепёшки на нерпичьем жире. Не знаю почему не соблюдается традиционный рецепт, может быть щадят наши европейские желудки, а может просто нерпичьего жира не завезли.
  По кругу молодые помощники ведущей разносят  горячие лепёшки – вкусно! Корячка ловко переворачивает лепёшки на сковороде и жестами без слов командует молодым: раздать салфетки, разлить чай. Наверное, чтобы не заморачиваться, чай заваривается из пакетиков, а хотелось бы из иголок кедрача или местных трав и ягод. Но, как говориться, на нет и суда нет… Деревянное корытце с лепёшками быстро опустошается, жарить молодым она не доверяет. И в то же время спешит, и всё время поглядывает в телефон, а он не смолкает.
– Опаздываю на фольклорный смотр, вся моя родня участвует в нём. Заказала для них автобус, в данный момент корректирую их посадку, – разъясняет нам она.
Наша аборигенка явно в своей стихии, в молодости она окончила местный институт культуры, и с тех пор (с её слов) неустанно несёт корякскую культуру в массы. И это правильно, – во всём мире у туристов спрос на экзотику аборигенов. Пытаюсь узнать у её помощников, – кстати, студентов того же вуза, – сколько лет ведущей, но они не знают. Уловив момент, когда ведущая не жарит, не разговаривает по телефону, и ни о чём не рассказывает, спрашиваю:
– А как по-корякски звучит ваше имя?
– Каванютовав, – что это в переводе на русский, я не успела записать. Да и так ли это важно. Хотя в имени, возможно, и спрятана разгадка её кипучей энергии. Сама она родом из племени береговых коряков.
– Правда, рыбу давно не ловлю, так как живу в городе, а горожанам квота на вылов не выдаётся, будь ты хоть трижды коряком… А лет мне всего ничего, ровнёхонько 59 исполнилось, – предупреждает она мой следующий вопрос. Корячка прощается с нами, а я желаю ей здоровья, здоровья и ещё раз здоровья! Почему, да потому что на мой вопрос: – Вы работаете по вдохновенью или по необходимости? (она давно уже на пенсии) – она отвечала: – Ох, да и потому и по другому сразу. У меня ведь дочь студентка, учится в Питерском университете на культуроведа. И хотя это бюджетное отделение, но за съёмную квартиру платить надо, покушать тоже на что-то надо. Вот и кручусь, пока ещё силы есть, – помогаю, – и Каванютовав быстро юркнула в отверстие яранги.
Мы допили чай и вышли на свежий воздух, одежда наша пропахла дымом костра. У входа нас уже ждали. Молодая женщина – совсем и не корячка, да молодой человек тоже не корякского роду-племени. И повели они нас в поле к медведям: приготовьтесь, – сейчас начну описывать сплошной негатив, хотя на что иное рассчитывали создатели этого Этнопоселения, не понимаю…
 Итак, подходим к двум клеткам из очень толстых металлических прутьев. Это почти куб размером 2,5 метра. Пол дощатый засыпан землёй, сейчас это грязное месиво с медвежьими фекалиями. В клетках мечутся, мотая головами, два огромных медведя (таких ни в цирке, ни в зоопарке не увидишь). Красавцы! Густая шерсть шоколадного цвета, довольно чистая, за исключением лап, которые месят вышесказанное. История их печальна – медвежат сюда принесли охотники, их мать погибла (не исключаю, что от рук этих самых охотников). Назвали медвежат Сильвер и Пышка, сейчас им уже по четыре года – это самцы. Самок сюда не берут (пробовали – не получилось), на их рычание со всех камчатских лесов являлось слишком много незваных «женихов». Пышка и Сильвер всеядны, – едят всё, кроме заморских бананов, они их почему-то просто топчут лапами. Сегодня третий медицинский уровень погоды, а он, оказывается действует и на мишек. Пышка просто засыпает, улёгшись в грязь и уткнув нос в лапы. Рядом в смрадной жиже утонул помятый алюминиевый тазик для воды. Гид убедительно так говорит, что убирать в клетках за медведями практически не нужно. Дескать, они сами лапами выдвигают свои фекалии за пределы клетки. Все туристы дружно «верят» в эту сказку, вдыхая воздух, насыщенный миазмами. Какой же всё-таки затяжной снего-дождь, – промозгло!  Медведь по кличке Сильвер просунул лапу сквозь прутья клетки и пытается выцарапать из грязи кусок кем-то не доброшенного батона. Туристка рядом со мной растерянно так замечает: – Мы недавно с мужем были в Новой Зеландии, там видели целый зоопарк на воле. Звери живут в естественной среде, в чистоте, и их охраняет целый штат служащих.
– У нас такое невозможно, – категорически заявляет гид, и даёт какое-то невразумительное пояснение. Сильвер когтями дотянулся-таки до батона, но размякший мякиш шлёпается опять в грязь…
  Мне надоело слушать нашу красавицу-гида, затянутую в кожаные брюки и куртку, с кокетливо не покрытой головой. Обращаюсь к своей соседке: – Извините за любопытство, а каким-таким образом можно попасть в Новую Зеландию?
– Всё очень просто, мы заказали путёвки в Австралию (они пенсионеры и живут на Дальнем Востоке), а тут «Крым-наш» случился… Нет мы, конечно, только за…, но в Австралию россиян почему-то перестали пускать, и мы целую неделю путешествовали по Новой Зеландии.
– Эх, – замечаю, – я бы тоже от такого варианта замены не отказалась!
– Знаете, там тоже всяко бывало, но такое безобразно-жестокое отношение к зверям я вижу впервые. А я думаю про себя: – А вот и нет, на острове Барокай (Филиппины) видела очень похожее отношение к братьям нашим меньшим, точно такие же загаженные клетки, и полное равнодушие обслуги.
  Рядом со мной стоит мужчина, сопровождающий нашего гида: – А где ваши питомцы спят зимой? – задаю я с его точки зрения нелепый вопрос.
– Да зачем им где-то ещё быть зимой, они и в спячку-то не впадают, так и живут себе в клетках, – недоумённо глядя на меня, бесстрастно отвечает мужчина. Понимаю, что любые доводы здесь бессмысленны, а кому собственно на Руси жить хорошо?..
– Сейчас самое зрелищное мероприятие  у мишек на сопках. Они просыпаясь, выходят из берлог и устраивают катание по кедрачу, –
вопросительно смотрю на рассказчика, – это они делают для того, чтобы вышибить «пробку из пятой точки», и восстановить все функции организма, ведь во время спячки они у них как бы замирают.
  Да, очень интересное зрелище, которое мне явно не увидеть. Вспомнила рассказ Володи, как он лазил в медвежью берлогу, – там было чисто и тепло, крышей служили ветки кедрача, плотно занесённые снегом, но пропускающие достаточно кислорода для дыхания. Чтобы как-то немного отвлечься от положения зверей в России, и пользуясь расположением моего визави, задаю вопрос: – Сегодня с утра в нашем отеле было особенно многолюдно и в основном это молодые мужчины?
– Ах, эти, да это сезонники, – на путину съехались, так каждый год бывает.
– Их кто-то оповещает?
– Да никто их не оповещает, «сарафанное радио» работает. А съезжаются они со всего бывшего Союза и в отеле ждут набора команд на корабли.
  Сразу за клетками с мишками нереально красивые два небольших озерца, прямо как с картины  В. Васнецова. Берега их поросли сочной травой, ивняком и каменными берёзами. Озёра проточные, и сюда весной на нерест заплывают нерка и чавыча. Многочисленные вороны и чайки зорко наблюдают за приходом рыбы и устраивают здесь такое «пиршество», что рыба не успевает даже глазом моргнуть, как оказывается в клюве у разбойницы.
– Мы уже подстерегаем их, – расставляем чучела,  шумим, отпугивая,  иногда даже приходиться стрелять, но эти нахалки ничего не боятся, – заканчивает свой рассказ мужчина. Уходим от мишек и озёр: – Прощайте, несчастные пленники судьбы, – мысленно говорю я Сильверу и спящему Пышке. Дальше идём по размокшей скользкой дорожке под пронизывающим ветром и снего-дождём. Доскользили по грязи до собачьих будок, – их много, наверное, штук 15, расстояние одной от другой около 3,5 метра, и у каждой на цепи сидит собака.
– Товарищи туристы, не обращайте внимания на их внешний вид, – это специальные ездовые собаки. Они участвуют в ежегодных местных спортивных соревнованиях «Берегиня», – если я правильно поняла, – забеги собак с нартами по снегу в сопровождении спортсменов.
Да, кстати, в юрте между шкурами животных висит много дипломов и фото хозяйки-спортсменки этого этнического комплекса «Кайныран».  Я не стала интересоваться, сколько стоит билет в этот комплекс, и какой процент  отчисляют на содержание животных. Но впечатление от увиденного у всех наших туристов  жуть-жуткая. Старые покосившиеся конурки, продуваемые всеми ветрами, промокаемые всеми дождями, а рядом с каждой яма-воронка, вырытая собакой. Такая нора, наверное, более надёжное укрытие от холода… Тощие с выпирающими рёбрами собаки, завидев нас, заискивающе скулят.
– Это они от радости, что видят вас! – на полном серьёзе заявляет сопровождающая (кстати, руководители этого тура предпочли устраниться от этого зрелища, и вернулись в тёплые салоны японских внедорожников). Сопровождающая называет клички собак, и повествует об участии каждой в том или ином соревновании, при этом не забывая выщипывать из их шерсти клочки пуха и складывать их в мешок.
– Ой, вы не знаете, у нас уже скопилось целых четыре мешка этой собачей шерсти, прямо и не знаем, что с ней делать… Ведь мы их регулярно вычёсываем (возможно, перед каждыми соревнованиями). Лично для меня эти заявления звучат, как сплошное лицемерие…
– В России давно уже прядут такую шерсть и вяжут лечебные пояса и носки, – кто-то из наших наивных туристов просвещает сопровождающую. В ответ  ноль эмоций. Собаки продолжают жалобно скулить. Я прихватила с собой несколько кусков рыбного пирога, но бдительная ведущая  категорично и без объяснений предупредила: – Кормить их нельзя!
Возможно, такое содержание, как бы в естественной среде, поддерживает собак в «спортивной форме», только в отличие от естественных условий сидят-то они здесь на короткой цепи…
Дальше узкая утоптанная в грязи тропка ведёт нас к крытому вольеру, передняя часть которого забрана решёткой из толстых труб, а за ней мечутся из угла в угол полтора десятка голубоглазых серых пушистых щенков. Завидев нас, щенки сбиваются в плотную стайку, запрыгивая друг на друга именно в том месте, куда подходим мы. Я ухожу в поле, – с меня этого зрелища достаточно. С неба продолжает литься снего-дождь, – холодно и мокро. Хозяйка этого «зверства» в данный момент отсутствует, – она чемпионка по бегу с ездовыми собаками, и наверное, сейчас где-то принимает очередной старт. Возможно, всё, что нам показали здесь, для местной публики в порядке вещей и даже суровая необходимость, но только для большинства наших туристов это шок и варварство в прямом смысле этого слова. Да, совсем забыла про грязную клетку с огромным кречетом, вроде как с подбитым когда-то крылом, и нежелающим теперь покидать свою неволю. Клетка стоит в открытом поле: – Представляете, на его клёкот прилетают дикие (читай, вольные), сородичи, и они общаются, – с оптимизмом в голосе констатирует ведущая. Грустно… грустно всё это. Мы с облегчением, что наконец закончилась «пытка» натурой, покидаем комплекс «Кайныран». Собаки продолжают жалобно скулить нам вслед…
А теперь немного позитива. Вот, что нам предлагалось дальше (выписка из аннотации к маршруту): – переезд для купания в бальнеологическом комплексе «Зелёные озерки», который состоит из одного бассейна и 8 специальных ванн, наполненных термальной водой. Вода благоприятно влияет на организм, улучшает обмен веществ и укрепляет иммунную систему организма. Термальная вода очень полезна для лечения опорно-двигательного аппарата  и некоторых видов дерматологических заболеваний. Прогревшись в целебных ваннах (сероводородно-мышьяковых), можно окунуться в озеро, в котором бьют холодные подземные ключи. Озеро находится сразу за ваннами. Этакая банька по-камчатски! Что и говорить, после 2,5 часового пребывания под снего-дождём с пронизывающим ветром, все радостно потянулись к райским источникам. Билет стоит 300 рублей, но у нас это входит в стоимость путёвки. Как же приятно находиться в воде температурой  +38 градусов после этой «собачьей» погоды! И даже небо, затянутое облаками, кажется не таким уж и мрачным.
Весь купальный комплекс, за исключением раздевалки и душа, находится под открытым небом. Над бассейном витает стойкий запах сероводорода, на стене большой циферблат. Молодёжь отправляется в индивидуальные ванны, а мы пенсионеры погружаемся в большой бассейн. Я, зная о показаниях и противопоказаниях такой процедуры, каждые 5 минут до пояса выхожу из воды, – время нахождения в ванной ограничено 15 минутами. Наши туристы, погрузившись по горло, «намертво» засели в бассейне.
– Сердце-то у вас одно, – пытаюсь предостеречь их, – хотя бы на время выходите из воды. Но куда там, они так промёрзли на ветру, что смысл моих слов не доходит до них. Я вышла из бассейна ровно через 15 минут. В озеро с холодной ключевой водой окунаться желающих нет. Да и, видно, давно не чистили его, – на поверхности плавает прошлогодняя листва. А если без придирок, здесь очень красиво: сопки вокруг, поросшие лесом, голубая вода и небо над головой! Сижу за столиком в холле, пью чай и «крапаю» свои заметки, мои соседи по группе продолжают «лечебные» процедуры. Проходит час, и наконец, выплывают наши туристы, читают предупреждение над окошечком кассы:  «Нахождение в бассейне не более 15 минут».
– Ой! Смотрите, и правда, купаться можно только 15 минут! Кажется, мы перекупались…
В машине они просто сразу «вырубились». А у меня возникло ещё одно замечание к фирме «Гранд», – разве нельзя письменно или устно предупредить пожилых туристов с осторожностью применять данную процедуру. Ведь вход у нас оплачен фирмой, и не каждый подойдёт к кассе и прочитает предупреждение. Но это так, заметки на полях, – Инне и Володе я ничего не сказала. Темнеет, выпавший за день снег и не думает таять, – май, Камчатская весна. Въезжаем в Петропавловск-Камчатский – это, как говорит мой супруг, заключительная ( вместо «последняя») поездка тура, завтра домой, вернее по местному, – на материк. Предупредила на ресепшене, чтоб разбудили в 7 часов утра. Уложила чемодан и легла спать, но не спится, каждые два часа просыпаюсь, скорее бы утро.