чувство стойкого недоразумения

Петербург встретил его ноябрьской слякотью, той особой, пронизывающей влагой, что въедается в кости и не думает уходить. Город был похож на простуженного интеллигента — изящный, с позолотой решеток и высокими шпилями, но с хрипящими легкими подъездов и вечно мокрым кашлем асфальта.

У Максима снова першило в горле. Он стоял у окна своей съемной комнатки в «хрущевке», глядя, как по стеклу ползут мутные дорожки. Отопление включили, но от батарей веяло сырым, равнодушным теплом. Оно не согревало, а лишь подчеркивало холод, который он носил внутри. Холод несбыточной любви.

Анна. Ее смех, звонкий и легкий, как летний дождь, остался где-то там, в прошлом, за плотной завесой питерских туч. Она уехала, оставив ему лишь несколько смс и чувство стойкого недоразумения. Он писал ей длинные письма, которые тут же удалял. Его любовь была как этот город — прекрасная, но болезненная, обреченная на вечную простуду души.

В горле снова запершило, и это навязчивое, знакомое желание — согреть хотя бы глоток чего-то крепкого — стало таким же острым, как желание вдохнуть полной грудью. Не чтобы напиться, нет. Чтобы выпить. Чтобы внутри на несколько минут разлилась та самая уютная тяжесть, которая заменяет тепло. Он налил в граненый стакан дешевого коньяка, подарка от безысходности. Первый глоток обжег ледяное нёбо, и по телу разлилось долгожданное, обманчивое пекло. Вот оно, парадокс: тепло приходит только от холода сорокаградусного напитка.

Он вышел на улицу. Слякоть хлюпала под ботинками, фонари отражались в лужах размытыми желтыми пятнами. Холодный ветер бил в лицо, но внутри теперь горел тот самый маленький костерок. И это было по-своему прекрасно. Может, в этом и был секрет этого города? Его настоящее тепло — не в душных квартирах с хрипящими батареями, а в этом внутреннем огне, который зажигаешь, чтобы просто выжить. В глотке коньяка против першения, в коротком звонке другу посреди ночи, в памяти о смехе, который уже не вернуть.

Он шел по мокрому асфальту, и холод снаружи и тепло внутри нашли хрупкое, мучительное равновесие. Быть может, это и есть единственно возможная гармония для города, построенного на болотах. Где самое сильное пламя рождается не в очаге, а в глубине заледеневшей души.