это и есть твой главный оппонент

Он не приходит постепенно, этот сезон. Он обрушивается ножом — внезапным, холодным, мокрым. Ножевой дождь. Он не льёт, он режет — косо, под уклон,
целясь в лицо, в шею, под воротник.

Петербург в такие дни — это не город, а гигантская губка, пропитанная
грязной водой. Слякоть — не снег и не вода, а нечто третье, клейкое
и пронзительно-холодное. Она заливает сапоги, брызгает из-под ног грязными слезами. Фасады, величественные и строгие при свете, теперь поплыли,
расплываясь в серой мути, как акварель, оставленная под осенней струёй.

Воздух густой, им тяжело дышать. Он пропитан сыростью, которая проникает в кости, в лёгкие, во все твои самые потаенные мысли. Она выжимает из тебя всё тепло, оставляя внутри такую же слякоть, как и на улицах.

И ты идёшь по этому миру, зябкий и поникший, а город давит. Он давит своей
мокрой тяжестью, своим безразличием. Он не ненавидит тебя, он просто позволяет сырости и ветру медленно размалывать тебя в труху. Он — гигантский жернов,
а ты — всего лишь зерно.

И ты понимаешь, что это он и есть твой главный оппонент. Не критики, не равнодушие публики. А вот это: вечная серая муть, ножевой дождь и слякоть, что подступает к самому горлу. Он не убьет тебя быстро и ярко. Он будет делать это медленно, методично, день за днем, пока от тебя не останется лишь влажное пятно на граните. Он раздавит тебя, поэта, потому что его собственная поэзия — жестока, безжалостна и бесконечно одинока. Как этот пронизывающий ветер в промозглых переулках, отнимая какую-либо надежду здесь окончательно не свихнуться.