Скрепка

Почему-то над теми, кто поднимает что-то с земли, всегда посмеиваются. Мол, ворона, падкая на все блестящее, барахольщик. Может, это и правда. Скорее всего, так оно и есть. Но как отделаться от этого пристрастия, я не знал. Меня манила земля — потрескавшийся асфальт, серая брусчатка, пыльная грунтовая дорога. Возможно, я был просто стеснительным. Или даже нерешительным. Мне куда проще было изучать неровности на тротуаре, чем поднять глаза на людей. А я был любопытным! И внимательным — это точно. От моих глаз не ускользала ни одна мелочь, даже когда смотрел украдкой, исподволь, лишь на секунду поднимая взгляд, чтобы не споткнуться и благополучно дойти.

Руки я держал в карманах. Потому что в них лежали настоящие сокровища. Ну… всё то, что попадалось на пути… что подбирал с земли… Я никогда не бросался к находке стремглав. Сначала замирал рядом, переминался с ноги на ногу, оглядывался по сторонам. А вдруг эту вещь только что обронили и сейчас вернутся её искать? Тогда вот же она! Лежит, совсем недалеко закатилась! Возвращать потерянное — пуговицы, ключи от почтовых ящиков, оброненные перчатки — было так же приятно, как и находить. И слышать слова благодарности, конечно, тоже.

Но были вещи, несомненно потерянные, но почему-то никому не нужные. Вот, например, теннисный мяч, закатившийся в неровность асфальта. Откуда он здесь? Как попал? Почему бесконечный поток прохожих равнодушно обходит его стороной? Постойте, да он же в опасности! Его сейчас раздавят, как пить дать! Я срывался с места и в последний момент, прямо из-под нависшей подошвы, выхватывал мяч. Мне за это частенько попадает — люди пугаются, вздрагивают, сбиваются с ритма. А я уже протягивал мяч молодому человеку в костюме, и неожиданно встретил понимание в его глазах. Он улыбнулся и потрепал меня по щеке.

До меня вдруг дошло, что я уже долгое время стою, прислонившись спиной к шершавому, выцветшему от солнца забору, и разглядываю маленькую красную скрепку. Самую обыкновенную канцелярскую скрепку. По ней ходят люди, ее топчут ботинками и туфлями, а она лишь подскакивает невысоко в воздух и отлетает в сторону, будто пытаясь увернуться.

Наблюдать за скрепкой было бессмысленно. Её надо было либо поднять, спасти, либо наконец уйти. Но я не мог. Мне было некуда идти. Я потерялся. В самом огромном и шумном городе страны. Замечательном, многолюдном, чужом. Ох, как же права была мама, как права! Как она не хотела отпускать меня с классом на экскурсию! Что заставило её на мгновение усомниться в моей… «потерябельности»? Кто убедил её в обратном?

Как бы то ни было, я стоял на шумной улице в центре чего-то невероятно красивого и грандиозного и в полном отчаянии разглядывал скрепку. Возможно, и отстал от класса я тоже из-за неё. Неужели нельзя было просто схватить её и броситься вдогонку? Эх, горемыка!

К горлу подступал комок. Мне было так жалко себя, словно виноваты в этом были не я, а бездушные одноклассники и невнимательная учительница. Бедный я, бедный!

От жалости к себе (или к скрепке, которую все так безжалостно топтали) мне захотелось зареветь в голос и привлечь внимание хоть кого-нибудь из взрослых. Ведь, в конце концов, разве нормально, чтобы небольшой мальчишка находился один посреди огромного незнакомого города?

Вдруг я почувствовал легкий, но уверенный толчок в спину и от неожиданности отлетел от стены на несколько шагов. Кто это?! Выпустив скрепку из поля зрения, я решительно развернулся, готовый встретить обидчика. Странно. Никого! Эй, что за дела?

Меня начали теснить прохожие. Они шли вперед, толкая меня в разные стороны, совсем как ту самую скрепку на асфальте. Я мешал их движению, я был помехой. Мне нужно было вернуться к стене. Там безопасно.

Уворачиваясь от людей, я протиснулся к краю тротуара. Скрепка, совсем задавленная и слегка помятая, лежала тут же. Теперь мы были рядом, и я уже наклонился, чтобы наконец спасти ее. И вдруг, совершенно не ожидая, с размаху уселся на землю. Да что такое?! Кто меня опять толкнул?

Перед глазами была все та же бесконечная серая стена.

Насмешливое фырканье заставило поднять голову. Я обомлел. Прямо передо мной, на высоте человеческого роста, маячила лошадиная морда. Как это возможно? Это она меня толкнула?

Лошадь будто смеялась над моим изумлением. Она терлась мордой о шершавую поверхность забора, трясла гривой и громко, с присвистом, втягивала воздух.

— Ты это зачем? Ты это как? — возмутился я, вскакивая на ноги.

Лошадь кивнула и, мягко покачиваясь, опустилась на землю. Теперь она была по ту сторону забора. Невидимая. Я подошел вплотную и обнаружил широкие щели в казалось бы сплошном полотне. Лошадь шла вдоль забора. Я пошел за ней, совершенно не понимая, что происходит. Куда она меня ведет? Лишь размеренное цоканье подков и ее спокойное сопение говорили о том, что мы идем вместе. Она — с той стороны, а я — с этой.

Лошадь двигалась неторопливо, словно давая время осознать происходящее. Я то и дело наклонялся, пытаясь разглядеть ее в щели между досками, но видел лишь мелькание темного бока и слышал ее ровное, мощное дыхание. Мы обогнули угол, и грубый забор сменила ажурная чугунная решетка, за которой виднелись кудрявые кроны деревьев небольшого сквера.

И тут я увидел ее целиком. Она была не просто лошадью. Ее грива переливалась, как мокрая галька на солнце, а в больших, умных глазах стоял такой глубокий, понимающий огонь, что у меня перехватило дыхание. Она остановилась и, повернув ко мне свою благородную голову, тихо заржала — негромко и вопросительно.

— Ты… ты меня зовешь? — прошептал я.

Лошадь кивнула, точно так же, как кивала у стены. Она подошла к решетке и просунула морду между прутьев. Я неосознанно потянулся к ней рукой и коснулся ее мягких, бархатистых ноздрей. От прикосновения по моей руке пробежала теплая волна, и весь страх, вся растерянность куда-то ушли. В кармане что-то слабо щелкнуло. Я запустил туда руку и нащупал скрепку. Она была на удивление теплой.

— Они там, — сказал кто-то рядом.

Я обернулся. Рядом стояла пожилая женщина с сумкой-тележкой и указывала вглубь сквера. — Ваши одноклассники. Ищут вас уже полчаса, бедолага.

Я кивнул ей в благодарность и бросил взгляд на лошадь. Но ее уже не было. За решеткой важно расхаживали голуби, а на скамейке мужчина читал газету. Как же так? Но на ладони еще жило тепло ее дыхания, а в кармане лежала согретая скрепка.

Я побежал в указанном направлении и вскоре услышал взволнованные голоса. Из-за кустов показалась моя учительница, вся раскрасневшаяся от беспокойства.

— Где же ты пропал?! — почти закричала она, хватая меня за плечи. — Мы уже полицию собирались вызывать!

Я хотел рассказать про скрепку, про лошадь, про забор, но слова застряли в горле комком. Я просто молча достал из кармана скрепку и показал ей.

— Опять за свое! — вздохнула она, но в ее глазах читалось скорее облегчение, чем раздражение. — Беги к ребятам, быстро!

Я побежал. Ребята окружили меня, засыпая вопросами, слегка толкая и похлопывая по плечу. Я отмахивался, улыбался и чувствовал, как по щекам текут предательские слезы — слезы облегчения.

Позже, когда мы строились у автобуса, я в последний раз оглядел тротуар. Никаких лошадей. Никаких загадочных толчков. Только город жил своей обычной, шумной жизнью.

Я сунул руку в карман, чтобы убедиться, что скрепка на месте. И вдруг мои пальцы наткнулись на что-то еще. Что-то маленькое, круглое и холодное. Я вытащил предмет на ладонь. Это был старый, потертый пятак, советских времен. Сторона с гербом была почти стерта, а на обратной стороне я с трудом разглядел всадника на лошади, занесшего копье.

Я сжал пятак в кулаке. И понял, что от своего пристрастия я не хочу отделаться. Никогда. Потому что земля — это не просто грязь под ногами. Это целая история, рассыпанная находками под ногами. И иногда эта история сама находит тебя, чтобы указать дорогу домой. Пусть даже для этого ей приходится принимать вид таинственной лошади за шершавым забором.