Рыбак Вселенной Закон Жажды

КНИГА 2

Часть 1


Глава 1. На дне
Сознание возвращалось к Сергею медленно и нехотя, как сквозь густой-густой сироп. Сперва пришла боль — тупая, раскатистая, стучащая в висках и отдающаяся металлическим привкусом на языке. Потом — звуки. Низкочастотный, изматывающий гул, от которого дребезжали не только кости, но, казалось, самые мысли. Скрип, лязг, отдаленные, приглушенные крики на незнакомом, хриплом наречии. И запах. Едкий, въедливый коктейль из пота, окисленного металла, пережженного масла и чего-то еще, сладковато-гнилостного, что щекотало ноздри и обещало тошноту.
Он попытался пошевелиться и понял, что руки скованы за спиной наручниками, впивающимися в запястья. Он лежал на липком, холодном полу, вплотную прижавшись спиной к вибрирующей металлической переборке.
— Виктория? — его голос прозвучал хриплым шепотом, едва слышным под аккомпанемент станции.
Рядом что-то шевельнулось. Он повернул голову, преодолевая протестующую боль в шее. В тусклом, мерцающем свете аварийных ламп он увидел ее. Она сидела, прислонившись к ящику с выцветшей маркировкой, ее руки тоже были скованы. Она смотрела перед собой невидящим взглядом, но по ровному, слишком глубокому дыханию Сергей понял — она в сознании и пытается взять себя в руки.
— Виктория, ты ранена?
Она медленно перевела на него взгляд. В ее глазах читалась та же ошеломленная пустота, что и у него, но ум, отточенный годами полевых исследований, уже боролся с шоком, цепляясь за анализ.
— Нет… Кажется, нет. Ты?
— Жив, — кряхтя, он попытался принять более удобную позу. — Где мы?
— В трюме. Какого-то корабля. Двигатель вибрирует, как старый трактор. Слышишь? Детонация в третьем цилиндре… или в чем-то его заменяющем.
Сергей прислушался. Сквозь общий гул он и впрямь уловил неровный, спотыкающийся ритм.
— Куда они нас везут?
— Не знаю. Но судя по тому, что я успела услышать от наших… «проводников», — она с горькой усмешкой выделила слово, — место это пользуется дурной славой даже у таких, как они.
Из темноты в углу трюма послышался тихий, старческий кашель. Сергей вздрогнул, а Виктория напряглась, вглядываясь в сумрак. Там, среди груды обломков и обрывков кабелей, сидел человек. Вернее, то, что от него осталось. Его лицо было испещрено глубокими морщинами и странными, ржавыми подтеками, словно он годами мылся кислотной водой. Одежда висела на нем лохмотьями. Но глаза… глаза были живыми, острыми и невероятно уставшими.
— Новенькие, — проскрипел он. Голос был похож на скрежет железа по стеклу, но язык был понятен — грубый, исковерканный, но все же тот самый «космический блатной», который они слышали от мародеров. — Добро пожаловать на курорт.
— Вы… вы кто? — осторожно спросил Сергей.
— Здешний старожил. Или привидение. Как удобнее, — старик хрипло рассмеялся и снова закашлялся. — Имена здесь не в ходу. Выживешь — обретешь кличку. Нет — так и умрешь «новеньким».
— Куда нас везут? — повторил свой вопрос Сергей.
Старик помолчал, будто прислушиваясь к ритму двигателя.
— Слышишь этот лязг? Значит, скоро будем на месте. Везут нас, детки, в «рай». В единственное и неповторимое место во всей этой богом забытой дыре. Везут нас в «Геенну».
Он произнес это слово с горькой, торжественной интонацией, словно священник, произносящий имя самого ада.
— «Геенна»? — переспросила Виктория. — Что это?
— Колония, девочка. Шахта, свалка, рынок и братская могила в одном флаконе. Гнездо, где сидят самые отпетые стервятники этой части космоса. Сергей почувствовал, как по спине пробежал холодок.
— Почему мы? Что им от нас нужно?
Старик усмехнулся, обнажив редкие желтые зубы.
— Все просто, новенький. Ты — пара рабочих рук. Твоя подруга — молодая и, прости за прямоту, еще не совсем облезлая. А ваш корабль… ваш корабль — это лом черного кремния и цветных металлов. В «Геенне» все имеет цену. Даже ваши жизни. Пока вы можете стоять на ногах и таскать руду — вы ценный актив. Упадете — станете биомассой для рециклера.
Виктория побледнела, но подбородок ее вздернулся.
— Мы сбежим.
На сей раз старик рассмеялся по-настоящему, его смех превратился в новый приступ душащего кашля.
— О, милая! Первое правило «Геенны»: сбежать из нее можно только одним путем. Вниз. В плавильную печь. Сюда свозят всех, кто не угодил кланам, кто оказался не в том месте, кто проиграл в ставках. Здесь кончаются все дороги. Здесь есть только шахта, которая ждет своих рабов. Готовьтесь. Скоро… скоро прибудем.
Он умолк, устало закрыв глаза, словно эта короткая речь отняла у него последние силы.
Сергей перевел взгляд на Викторию. В ее глазах уже не было страха. Был холодный, стальной огонь решимости. Гул двигателя нарастал, заполняя собой все пространство, сливаясь с лязгом их наручников и тяжелым дыханием обреченных. Корабль-хищник, ведя на абордаж свою добычу, медленно и неотвратимо втягивался в чрево «Геенны».


Глава 2. Закон Жажды
Трюм корабля с шипящим звуком заполнился едким паром, а массивные засовы с грохотом отъехали в стороны. Слепящий свет ворвался внутрь, заставив Сергея и Викторию зажмуриться. Их грубо подняли на ноги и вытолкнули наружу, на узкий трап.
Воздух ударил в лицо — густой, спертый, с непередаваемой смесью запахов: паленой изоляции, раскаленного металла, человеческого пота и чего-то невыразимо сладковатого и гнилого, что щекотало горло и обещало мигрень. Но хуже всего был звук. Не тот неровный гул двигателя, что преследовал их в трюме, а всепоглощающий, оглушительный рев. Лязг разномастных механизмов, визг дисковых пил, ревущие вентиляторы, грохот падающих грузов и постоянный, неумолчный гул, исходящий от самой станции, — все это сливалось в один сплошной, давящий на мозг кошмар.
Им дали рабочие робы. Сергею, более-менее целую, а Виктории рваную – где половины пуговиц не было. Она вставила алюминиевую проволоку в отверстия от вырванных пуговиц, и закрутила пальцами. Ботинки ей дали большие и тяжелые. Сергею дали ботинки на размера два, меньше. От чего боль в ступнях была невыносимой.
— Вперед! Не задерживать движение! — проревел один из конвоиров, грубо подталкивая Сергея в спину стволом своего копьевидного ружья.
Сергей споткнулся, едва удерживая равновесие на шатком мостке, и впервые увидел «Геенну» целиком.
Это был не город и не станция. Это был хаос, воплощенный в металле. Гигантское, многоуровневое сплетение из ржавых платформ, переборок, трубопроводов и куполов, нарощенных друг на друге в безумном архитектурном беспорядке. Повсюду кишели люди и гуманоиды — изможденные, грязные, с пустыми глазами. Они сновали по узким мосткам, карабкались по конструкциям, сгружали ящики с безымянными грузами. Никакого намека на эстетику, на порядок, на чистоту. Повсюду была ржавчина, подтеки неизвестной жидкости, отслаивающаяся краска и толстый слой пыли. Это был полный антипод сияющей, стерильной, пропитанной гармонией Люмиферии. Если там была воплощенная мечта, то здесь — материализованный кошмар.
— Держись ближе ко мне, — пробормотал Сергей Виктории, стараясь заслонить ее от толпы.
Она молча кивнула, ее глаза бегали по окружающему ужасу, пытаясь анализировать, систематизировать, найти в этом хаосе хоть какую-то логику. Бесполезно. Логикой здесь был только грубый физический закон — каждый, сам за себя.
Их спустили с трапа и втолкнули в поток людей, движущихся в одном направлении. Над головами висели самодельные, криво наваренные указатели с кособокими надписями на том самом «блатном» языке: «К жилым норам», «К центральному реактору», «К утилизатору», «К яме».
Старик, с которым они говорили в трюме, шепотом пояснил, кивая на последнюю табличку:
— «Яма» — это главная шахта. Руда, порода. Туда всех новичков. Там и определится, выживешь ты или в первый же день отправишься в утиль.
Внезапно Пояс на Сергее завибрировал, излучив короткий импульс тепла. Он вздрогнул, ожидая чего-то, но ничего не произошло. Только странное, едва уловимое ощущение — будто его кожа на мгновение стала чуть плотнее, чуть грубее, а сам артефакт, всегда такой яркий и заметный, будто бы визуально потускнел, слился с грязью и потом под его робой. Маскировка. Он понял это интуитивно. Артефакт скрывался.
Их поток смешался с другой толпой, выходящей из бокового тоннеля. Шли мимо ряда заставленных самодельными прилавками ниш. Торговля здесь была примитивной и звериной.
— Клинок! Острый! За полпайка! — хрипел продавец с изуродованным лицом, потрясая обломком пилы с обмотанной тряпкой рукоятью.
— Инфа по щели в защите сектора «Дельта»! Меняю на две дозы чистой воды! — выкрикивал другой, маленький, юркий человечек, прячась в тени.
— Эй, новенькая! — кто-то грязно цокнул языком, и жирная рука потянулась к Виктории. — Давай сюда, красотка, покажу тебе…
Сергей резко встал между ними, и рука с грохотом ударилась о его плечо. Хозяин руки — здоровенный детина с мутными глазами — удивленно хмыкнул.
— О, птичка щипаться хочет!
— Отстань, — тихо, но четко сказал Сергей. И тут же осознал, что сказал это не на русском. Его горло само издало хриплый, гортанный звук, полный угрозы. Это был тот самый жаргон, язык «Геенны», который он теперь понимал на уровне инстинкта.
Детина смерил его взглядом, оценивая. Взгляд скользнул по лицу Сергея, по его крепко сбитой, все еще сохранившей армейскую выправку фигуре, задержался на глазах, в которых не было страха, а лишь холодная готовность. Сплюнул и отошел, бормоча что-то невнятное.
— Спасибо, — прошептала Виктория.
— Молчи и смотри под ноги, — так же тихо ответил Сергей, чувствуя, как Пояс снова излучает легкое, почти неощутимое тепло, гася зарождающуюся боль в плече от толчка. Регенерация. Мелкий ремонт. Ничего заметного, но именно то, что нужно, чтобы выжить.
Их подвели к огромному проему в полу, откуда поднимался запах сырости, породы и пота. Оттуда же доносился глухой, ритмичный гул отбойных молотков и скрежет транспортеров. Вниз уходила бесконечная спираль ржавых лестниц и шатких лифтовых платформ.
— Добро пожаловать на дно, — снова проскрипел старик, исчезая в толпе. — Помните главный закон: здесь все чего-то жаждут. Воды, еды, власти, просто возможности выжить еще один день. Ваша жажда никого не интересует. Вы либо найдете, чем утолить чужую, либо вас сожрут. Это и есть Закон Жажды.
Конвоир толкнул Сергея к спуску.
— Двинулись, новенькие! Вам выпала честь послужить «Геенне». Может, даже умрете с пользой.
Сергей сделал первый шаг вниз, в грохочущую, проржавевшую утробу станции. Виктория последовала за ним, ее пальцы судорожно вцепились в его робу. Они спускались в ад, и единственным их преимуществом был тихий, живой огонек на поясе, скрытый от голодных глаз.


Глава 3. Исповедь обреченного
Первая смена в «Яме» слилась в одно сплошное, изматывающее кошмарное полотно. Грохот отбойных молотков, врезающихся в твердую, слюдянистую породу, отдавался в костях глухой, разбивающей болью. Густая, едкая пыль забивала легкие, превращая каждый вдох в пытку. Свет, тусклый и мерцающий, от ржавых прожекторов отбрасывал уродливые, прыгающие тени, в которых мелькали сгорбленные фигуры таких же, как они, рабов.
Сергей, обливаясь потом, в очередной раз опустил заступ, чтобы подцепить раздробленную породу. Мозоли на его ладонях, стертые в кровь, жгли огнем, а мышцы спины ныли от непривычной, каторжной нагрузки. Рядом, сжав зубы, работала Виктория. Ее лицо, испачканное грязью и пылью, было похоже на маску — только по упрямому, яростному блеску в глазах можно было понять, что ее разум не сломлен, а борется, анализируя каждую деталь этого ада.
Конвоир, лениво прохаживающийся по краю выработки, резко свистнул, указывая дулом ружья на груду породы.
— Перерыв! Десять минут! Воды — по жребию!
Толпа сорвалась с мест и устремилась к большому, проржавевшему баку, из которого торчала единственная помпа. Началась давка, хриплые крики, тупые удары. Сергей оттащил Викторию в сторону, под прикрытие каменного выступа.
— Не лезь туда, — хрипло сказал он. — Обойдемся.
— Без воды мы не продержимся и дня, — устало ответила она, вытирая лоб грязным рукавом. — Здесь… здесь все устроено так, чтобы выжать все соки, а потом выбросить. Максимальная эффективность уничтожения.
Из тени за выступом послышался тихий, старческий смешок.
— Умная девочка. Быстро раскусила нашу гостеприимную «Геенну».
Сергей резко обернулся, инстинктивно прикрывая Викторию. В углу, на ящике из-под патронов, сидел тот самый старик, с которым они говорили в трюме. Он держал в руках самодельную кружку, вырезанную из обрезка трубы, и заваренную с низу. И с наслаждением прихлебывал мутную жидкость.
— Не бойтесь, я не стукач и не надсмотрщик, — он медленно поднял руки, демонстрируя пустые ладони. — Просто старый грешник, который ищет менее сумасшедшую компанию. Вы пока что подходите. Вот, — он протянул кружку Виктории. — Пей. Не отравлено. Сегодня мне повезло — нашел конденсат в вентиляции.
Виктория с сомнением посмотрела на жидкость, но жажда пересилила. Она сделала глоток и передала кружку Сергею. Вода была теплой и отдавала металлом, но для их пересохших глоток она показалась нектаром.
— Спасибо, — хрипло сказал Сергей, возвращая пустую кружку.
— Не за что. Редко вижу здесь тех, с кем можно поговорить. Не просто порычать, как эти звери, — он кивнул в сторону дерущихся у бака людей, — а именно поговорить. Вы откуда? По лицам видно — не местные. И не с какого-нибудь захолустного астероида.
Сергей и Виктория переглянулись. Доверять было опасно, но старик казался наименьшей из угроз в этом аду.
— Мы… заблудились, — осторожно сказала Виктория.
— Попали не в то место, — добавил Сергей.
Старик снова тихо рассмеялся, но в его смехе не было веселья — одна лишь горькая усталость.
— О, детки, вы все еще не понимаете, куда вас занесло?
— Это сточная канава мультивселенной, — выдохнул Старик, и его слова повисли в гуле станции.
В этот момент мимо них, спотыкаясь, протащили истощенного человека. Надсмотрщик с размаху ударил его электрошокером, и тело затряслось в беззвучной судороге. Сергей инстинктивно рванулся вперед, но Старик костяной рукой вцепился ему в запястье.
— Не надо. Здесь так заведено. — Его голос стал жестким. — Видишь его? Он не с нашей ветки. Его мир провалился сюда триста лет назад. Потомки тех, кто не смог побороть свою жажду.
— Провалился? — не понял Сергей, с отвращением глядя, как тело утаскивают в боковой тоннель.
— Миры, как люди, детка. Одни растут. Другие — гниют. — Старик хрипло кашлянул. — Когда жадность, злоба, страх становятся их единственным законом... они тяжелеют. И проваливаются. Сюда. В помойку мироздания. А их дети... — он мотнул головой на суетящихся вокруг рабов, — рождаются уже в этом. Они просто не знают, что может быть иначе.
Виктория, бледная, сжала кулаки. Ее научный ум отчаянно цеплялся за логику.
— Но это... это нарушает все законы физики! Энтропии! Куда девается энергия?
— Энергия? — Старик горько усмехнулся. — Ты думаешь, эта железная могила работает на паре? Она работает на нас. На нашей боли. На отчаянии. Это и есть то самое "топливо". Самое ценное.

— Смотрите, — он ткнул пальцем в воздух, будто рисуя невидимую схему. — Есть миры, что развиваются. Строят, творят, летают к звездам. А есть те, что деградируют. Топят себя в жадности, агрессии, бесконечной потребности брать и потреблять. Они тяжелеют. Гниют изнутри. И когда критическая масса падения достигнута… они проваливаются. Просачиваются сквозь слои бытия. Сюда.
— То есть… все здесь? Все эти люди? — спросила Виктория, с ужасом оглядывая толпу.
— О, нет, милая. Не все. Большинство — просто потомки тех, кто провалился давным-давно. Они родились уже в этой… жажде. Они не знают другого закона. А некоторые, — он многозначительно посмотрел на них, — приходят извне. Как мусор, выброшенный в общую кучу. Как вы.
— Но зачем? Для чего все это? — не выдержал Сергей. — Эта шахта, эта бессмысленная работа?
— Для поддержания порядка, — старик усмехнулся. — Хаос тоже нужно питать. Энергией отчаяния. Болью. Страхом. Вот мы и кормим его. Кто-то наверху, в «средних мирах», — он с презрением бросил эти слова, — должно быть, очень доволен, что вся грязь стекает в одно место и еще и приносит пользу. Добывает руду для их новых кораблей. Вечный двигатель на крови и поте.
Он замолчал, и в тишине снова воцарился оглушительный гул станции. Виктория, несмотря на усталость и страх, не могла отключить свой аналитический ум.
— Но как это возможно? — выдохнула она, глядя на Старика. — Целый мир... цивилизация... существующая только для добычи ресурсов? Это же неэффективно с точки зрения энергетического баланса! Содержание всей этой биомассы, инфраструктуры... Это же абсурд!
Старик хрипло рассмеялся, и его смех превратился в новый приступ душащего кашля.
— Абсурд? Дитя, ты все еще мыслишь категориями своей трехмерной физики. Ты думаешь, «Геенна» — это просто планета или станция? — он покачал головой, и в его глазах вспыхнула странная искра — отблеск знаний, которые он давно похоронил.
— Представь себе мультиверсум. Не набор параллельных вселенных, как в твоих сказках, а нечто более сложное. Единое поле реальности, волну вероятностей. Каждое событие, каждый выбор, каждая мысль создает новую ветвь, новую складку на этой ткани.
Сергей насторожился, слушая. Слова старика странным образом перекликались с тем, что он чувствовал через Пояс.
— Так вот, — продолжил Старик, — есть ветви... крепкие, здоровые. Они развиваются, усложняются. Их квантовая когерентность высока. А есть... брак. Тупиковые ветви. Миры, где энтропия взяла верх, где доминируют низкочастотные состояния — жадность, агрессия, страх. Их волновые функции коллапсируют в узкие, предсказуемые, убогие паттерны. Они становятся тяжелыми. Плотными.
Он сделал паузу, чтобы его слова возымели эффект.
— И, подчиняясь гравитации высших порядков, они... стекают. Стремятся к точке наименьшего потенциала, к подвалу мироздания. Собираются в своего рода «отстойник» реальности. Это и есть Нижние миры. А «Геенна»... — он широко раскинул руки, указывая на все вокруг, — это всего лишь одна из множества «бочек» в этом отстойнике. Место, где брак утилизируют.
Виктория смотрела на него с широко раскрытыми глазами. Ее мозг, воспитанный на классической физике, с трудом воспринимал эту информацию, но что-то щелкало внутри, находя отклик.
— Но... но как это работает практически? Как можно «утилизировать» целый мир?
— Энергией, дитя! — его глаза вспыхнули. — Энергией отчаяния! Болью! Страхом! Это низкочастотные, но невероятно мощные вибрации! Они... стабилизируют ткань реальности в средних мирах. Как булыжники в фундаменте здания. Чем больше страданий здесь, внизу, тем стабильнее и прекраснее сияют средние миры наверху. Это и есть тот самый «вечный двигатель». Превращение хаоса низкочастотных вибраций в порядок высокочастотных.
— А Тартар? — не унималась Виктория, завороженная этим кошмарным откровением. — Что это? Еще глубже?
— Глубже, — кивнул Старик. — Если «Геенна» — это отстойник, то Тартар... — он понизил голос до шепота, — это осадок. Гуща. Место, где законы физики еще только формируются и тут же рушатся. Где время течет вспять, вперед, и стоит на месте одновременно. Туда сбрасывают то, что не поддается даже утилизации. Ошибки творения. Протоматерия. Или тех, кто возомнил себя богами и попытался переписать законы мироздания...
Он замолчал, и по его лицу пробежала тень.
— Иногда... иногда из Тартара что-то просачивается обратно. Древние сущности, первозданные ужасы. Поэтому туда лучше не соваться. Никогда.
Он умолк, исчерпав запас своих мрачных знаний. Тишину снова заполнил гул механического оборудования. Теперь он звучал для Сергея и Виктории иначе. Это был не просто шум станции. Это был стон самой реальности, скрип гигантской машины, перемалывающей одни миры, чтобы другие могли сиять. Они сидели молча, осознавая, что оказались не просто в тюрьме. Они оказались на дне мироздания, в его самом темном и беспощадном механизме.

Сергей, до сих пор молчавший, медленно поднял голову. Его взгляд скользнул по окружающим их изможденным, апатичным лицам, по этому аду из стали и отчаяния.
— Подожди, — его голос прозвучал хрипло. — Если этот... этот «отстойник» для целых миров, то почему здесь так много... людей? Ну, вроде нас? Как мы вообще сюда попали? Мы же не целый мир.
Старик горько усмехнулся, будто ждал этого вопроса.
— А ты думаешь, миры из чего состоят, мальчик? Из звезд? Из планет? Нет. Они состоят из интеллектуальных, одушевленных существ. Из их мыслей, их поступков, их коллективной энергии. — Он ткнул грязным пальцем в грудь Сергею. — Каждый из вас — крошечная клеточка в теле своего мира. И когда мир начинает болеть, гнить изнутри от жадности, злобы, равнодушия... его квантовая связность падает. Он тяжелеет. И начинает сползать сюда.
— Но мы же не чувствовали никакого «сползания»! — не сдавался Сергей. — Мы летели на корабле! Мы просто... заблудились!
— Заблудились? — Старик язвительно хмыкнул. — Ты уверен? Ты уверен, что твой мир, откуда ты родом, абсолютно здоров? Что в нем нет того же страха, той же жажды наживы, того же равнодушия, что и здесь, просто прикрытых тонким слоем цивилизации? — Он посмотрел на Сергея взглядом, полным старческой мудрости и усталости. — Корабль... «заблудился»... потому что его курс был предопределен. Ты просто не видел карты. Ты — частичка системы, которая уже давно, может, столетиями, дрейфует сюда. Ты и твой мир связаны неразрывно. Ты — его порождение. И его участь.
Он помолчал, давая им осознать это.
— А те, кто родился уже здесь... — Старик махнул рукой в сторону толпы. — Они просто продолжают нести в себе ту же самую болезнь. Они — потомки тех, кого сбросили сюда первыми. Они наследуют не гены, а частоту. Частоту «Геенны». И усиливают ее своим существованием, своей борьбой за выживание, своей ненавистью друг к другу. Это самоподдерживающаяся система. Вечный двигатель, я же говорил.
Виктория побледнела. Теория обретала жуткую, неопровержимую логику.
— Но мы... мы же смогли сюда прилететь... — слабо попыталась она возразить.
— Смогли, — кивнул Старик. — Потому что ваш личный резонанс, ваша «частота» — будь то отчаяние, жадность или просто слепая жажда открытий — совпала с частотой этого места. Дверь открывается только изнутри. Вас не затянуло силой. Вы вошли в резонанс и призвали себя сами. Все здесь, за очень редким исключением, — добровольные пленники. Просто не все знают об этом.
Его тело содрогнулось от надрывного кашля.
— Я был когда-то навигатором, — прошептал он, когда приступ прошел. — Летал на дальние рубежи. Видел многое. Но такого… такого я не видел никогда. Попал сюда после мятежа на корабле. И остался. Потому что отсюда нет выхода. Только вниз. Всегда только вниз.
Он поднялся, его кости скрипели.
Сергей остановил его.
— Старик, скажи, а кто все эти гуманоиды, что также работают вместе с людьми?
Собираясь уйти, он окинул взглядом толпу, и в его потухших глазах мелькнула искра былых знаний — словно заработал вдруг заброшенный терминал.
— Гуманоиды? — хрипло усмехнулся он. — Слишком широкое понятие, мальчик. Для галактического классификатора разница между нами и ими — как между амебой и слоном. Вот смотри.
Он указал пальцем на высоких тощих существ с серой, мелкопористой кожей и длинными, четырьмя суставчатыми пальцами. — Видишь вон тех, что похожи на высохшие лишайники? Это эриданийцы с планеты Эпсилон Эридана b. Кремниево-органическая жизнь. Их биоцикл основан на медленном метаболизме кремнеземов. Цивилизация достигла когерентного пси-поля, но пала из-за экзистенциального кризиса — отказа от физического тела, которое сочли «бренным». Тех, кто не смог отказаться, объявили браком и вышвырнули. Здесь они медленно растворяются от избытка влаги и углеродной грязи.
Потом кивнул на приземистых, коренастых существ с мощными надбровными дугами и кожей, напоминающей базальт. — А эти — аркториане с Глизе 581g. Планета с гравитацией в 1.8 земной. Агрессия как базовая форма социальной коммуникации. Их технологический рывок был основан на принципе «выживает сильнейший образец». В итоге их мир пал жертвой бесконечной войны всех против всех.
— Сразу тут вспомнились строки Виктора Цоя:
«И мы могли бы вести войну
Против тех, кто против нас,
Так как те, кто против тех, кто против нас,
Не справляются с ними без нас…».
— Сюда попадают не побежденные, а те, кого система признала «неэффективными» — способными на жалость или сострадание. Слабаки, понимаешь ли.
Его взгляд скользнул по фигуре с перепончатыми конечностями и большими, не моргающими глазами. — Гидры из системы TRAPPIST-1e.
Водные обитатели. Их мир — сплошной океан. Они добились симбиоза с планетарным разумом, но их солнце начало остывать. Океан замерзал. Они впали в генетический хаос, пытаясь создать расу, способную выжить на льду. Вот эти... неудачные эксперименты. Побочные продукты биоинженерии, которых сбросили в отстойник, как шлак.
Старик тяжело вздохнул. — А есть и те, кого и расами-то не назовешь. Сбои телепортации, неудачные попытки сингулярного скачка, кибернетические сознания, сошедшие с ума в подпространстве... «Геенна» — это не тюрьма, мальчик. Это лаборатория естественного отбора наоборот. Место, где собирают все неудачные эволюционные ветви, все цивилизации, которые выбрали не ту доминанту развития. И всем им здесь предъявляют один-единственный спрос — работай. А кем ты был — гением, монстром или божеством — никого не касается. Забудь. Ты теперь — биомасса с квотой на выработку.
Он повернулся и собирался уйти прочь, оставив Сергея и Викторию с новым, куда более жутким пониманием. Они смотрели на этих «гуманоидов» и видели не просто чужих. Они видели научные катастрофы, трагедии целых эволюционных путей, закончившиеся здесь, в этой вселенской помойке неудачников.
Сергей медленно перевел взгляд с причудливых существ на фигуры в робах надсмотрщиков, снующих по мосткам с электрошокерами и щелкающими датчиками. В их движениях была не просто жестокость, а какая-то безликая, механическая эффективность. И в их глазах — ровно ничего. Ни злобы, ни усталости, ни даже удовольствия от власти. Пустота.
— Старик, — остановил его Сергей, — а они кто? Надсмотрщики. Они... Они не похожи на людей. И не похожи на них, — он кивнул на инопланетян.
Старик фыркнул, вытирая грязной рукой пот со лба. В его глазах вспыхнула старая, едкая усмешка.
— Думал, тут только наука да эволюция? Ан нет, сынок. Наука — это просто инструмент. А вот те, кто этим инструментом заправляет... — Он понизил голос до хриплого шепота, полного презрения. — Ты их правильно учуял. Они и не люди. Хотя, может кто-то из них и был когда-то человеком. А теперь они — черти. Самые что ни на есть обыкновенные. Только не из сказок с рогами и свиными пятачками, а похожие на людей. Плотные.

Сергей и Виктория невольно переглянулись. Это прозвучало слишком абсурдно, чтобы быть правдой, и в то же время — слишком органично для этого места.
— Черти? — недоверчиво переспросила Виктория. — Как... бесы?
— Бесы, демоны, падшие духи — называй как хочешь, суть одна, — буркнул Старик. — Их работа — стравливать, мутить, искушать, разжигать «жажду» в любом её виде. Там, наверху, в «средних мирах», они действуют тоньше — шепчут на ухо, подбрасывают дурные мысли. А здесь, в этой клоаке, где все низменное уже вывернуто наизнанку, им и маскироваться не надо. Их материализовали, дали в руки оружие и поставили надзирать за тем адом, который они же веками и помогали создавать. Идеальная работа для садиста, правда? Кормят их нашей болью. Нашим страхом. Нашей ненавистью друг к другу. Это для них — чистейшая энергия. А мы, — он горько усмехнулся, — мы всего лишь дойный скот на этой ферме. Батарейки. И не вздумай их жалеть, — Старик мотнул головой в сторону надсмотрщика, безразлично бьющего электрошокером упавшего эриданийца. — Они свою природу не меняли. Просто здесь им разрешили не скрывать её.
Он замолчал, дав им переварить это новое, леденящее откровение. Картина мироздания окончательно сложилась в единое, чудовищное целое. «Геенна» была не просто тюрьмой или заводом. Она была духовной скотобойней, управляемой теми, кто столетиями оттачивал свое мастерство на падшей человеческой душе. И самое ужасное было то, что в этом безумии была своя, железная и неумолимая логика.

Сергей, все еще находясь под впечатлением от этого мрачного прогноза, не отпускал его.
— Постой, — Сергей схватил Старика за рукав. — Ты говорил, мы здесь, чтобы «кормить хаос». Эта руда... которая здесь добывается, обычный уголь для каких-то древних паровозов или для мангалов, чтобы шашлык жарить? Или что-то другое?
Старик обернулся, и в его потухших глазах мелькнула искра едкой иронии, смешанной с горькой ученостью загубленного инженера.
— Уголь? Паровозы? Мангалы? — он хрипло рассмеялся, и звук был похож на скрежет шестеренок. — Нет, мальчик. Ты в сердце самой передовой и самой безумной перерабатывающей фабрики во всем известном мультиверсуме. Здесь не жгут. Здесь диссоциируют и ресинтезируют материю.
Он прищурился, глядя на Сергея, оценивая, поймет ли он.
— Видишь эти трубы? — он мотнул головой в сторону гигантских колонн, уходящих вверх, в темноту. — Это не дымоходы. Это магистрали сверхкритического флюида. Туда под колоссальным давлением закачивают угольную пыль, смешанную с катализатором на основе платиноидов. Температура — выше точки синтеза. Вещество переходит в состояние, где нет различия между жидкостью и газом. И там оно распадается на синтез-газ — монооксид углерода и водород. Основа для всего. Из него делают и топливо, и полимеры, и эту самую... питательную суспензию, которую мы здесь едим. — Он брезгливо сморщился.
Виктория, до этого молчавшая, внезапно подняла голову, ее научный ум проснулся.
— Но КПД... даже сверхкритический флюид не даст стопроцентного выхода... Куда деваются отходы? Твердые отходы?
Старик мрачно ухмыльнулся.
— Умная девочка. «Отходов» нет. Есть побочные продукты. Углеродный остаток идет не на растопку. Его превращают в углеродные нанотрубки в CVD-реакторах (химическое парофазное осаждение). Ими армируют бетон, из них ткут броню. Даже шлак — не шлак, а микросферы с заданной пористостью — идет на фильтры для рекуперации воды и воздуха. Здесь все идет в дело. Цикл замкнут. Абсолютно.
Он помолчал, давая им осознать чудовищный масштаб этой индустрии.
— Но это — цветочки. — Его голос стал тише и мрачнее. — Есть шахты глубже. Специальные. Туда новичей не посылают. Только приговоренных. — Он наклонился ближе, и от него пахло озоном и старым страхом. — Там добывают когнериум. Не руда, а аномальная материя с отрицательной энергией связи. При правильном катализе она аннигилирует с выделением энергии по формуле E=mc; с КПД под 95%. Один кристалл — и целый сектор «Геенны» живет месяц. Но тронь его не так — и получишь фазовый переход в ничто. Шахту, людей, оборудование — просто стирает из реальности.

Сергей почувствовал, как по спине побежали мурашки.
— А еще есть... — Старик почти зашептал, — нейронная руда. Квантовые кристаллы, способные хранить и передавать не электричество, а информационные паттерны. Контакт с ней без нейростатического шлема... это не просто безумие. Это перезапись твоего сознания чужими воспоминаниями, обрывками мыслей тех, кто копал до тебя. Люди сливаются с породой, становятся частью шахты, вечными живыми процессорами в этой адской машине.
Он выпрямился, и в его глазах была бездонная усталость.
— А есть и такие пласты, где добывают нечто, что питается не теплом, а энтропией сознания. Витанит. Он инертен, пока рядом нет агонии. Страх, боль, отчаяние... они катализируют в нем реакцию, которую никак не воспроизвести иначе. Это не метафора. Это — технологический процесс. Наши муки — это не побочный эффект, дитя мое. Это — топливо высших сортов. Самая ценная валюта Тартара. И все это... — он широко раскинул руки, охватывая весь грохочущий ад вокруг, — все это идет наверх. Чтобы их средние миры сияли, чтобы их корабли рвали ткань пространства, чтобы их элита жила вечно. Мы здесь — биохимические реакторы, вырабатывающие для них энергию из собственной плоти и души. Понял теперь? Ты — не раб. Ты — живой катализатор. Ты — ходовая часть вечного двигателя, заправленного страданием.
Они сидели молча, осознавая, что оказались не просто в тюрьме. Они оказались внутри чудовищного, безупречно отлаженного механизма, где законы физики и химии были поставлены на службу абсолютному злу, а их собственные души были всего лишь одним из компонентов в рецепте чужого благополучия.
Сергей первый нарушил тягостное молчание. Он смотрел не на Старика, а на свои руки, испачканные в пыли и мазуте, но его вопрос был обращен к нему.
— Откуда ты всё это знаешь? — его голос был хриплым от усталости, но в нём звучала не просто просьба, а потребность понять. — Такие вещи... квантовые колебания, переработка материи... Это не уровень обычного зека или даже надзирателя. Ты говоришь, как... инженер. Учёный.
Старик горько усмехнулся, и его усмешка перешла в короткий, сухой кашель.
— Потому что я им и был, мальчик. Ещё до того, как стал тем, кем стал. — Он вытер губы тыльной стороной ладони. — До того, как взял в руки штурвал и стал бороздить эту проклятую пустоту, я проектировал реакторы. Не такие примитивные, как здешние. Настоящие, термоядерные сердца, способные гореть тысячу лет. Я был блестящим инженером-энергетиком. Мои расчёты лежали в основе новых моделей кораблей.

Он замолчал, глядя в потолок, словно сквозь ржавую броню он мог разглядеть звёзды, которые когда-то помогал покорять.
— А потом я понял, куда идёт большая часть энергии, что вырабатывали мои детища. Не на свет и тепло для новых колоний. А на оружие. На подавление. На создание таких вот мест... — он мотнул головой, охватывая весь ад «Геенны». — Я попытался протестовать. Поднять мятеж на корабле, где служил навигатором. Глупо, конечно. Меня схватили, судили и... выбросили в эту самую помойку, которую я, по сути, помогал кормить. — Он посмотрел на Сергея, и в его глазах была бездонная усталость не от физического труда, а от осознания собственной вины. — Вот и вся цена моих знаний. Я знаю, как работает этот ад, потому что когда-то своими руками закладывал кирпичики в его фундамент. И мое наказание — видеть это каждый день. Понимать это. И знать, что я ничего не могу с этим поделать.
Теперь его знания обретали новый, страшный смысл. Он был не просто наблюдателем. Он был соучастником, который расплачивался вечным заключением в творении своего греха. Это объясняло его желание помочь Сергею и Виктории — возможно, в этом был его последний шанс на искупление.

— Отдохнули? Тогда совет на первое время. Держитесь вместе. Не доверяйте никому. И самое главное — не погашайте в себе надежду. Она здесь — самый ценный эликсир для поддержания жизни. Тот, кто теряет надежду, вскоре умирает от безысходности. Он повернулся, чтобы уйти, но затем остановился.
— И еще. Если у вас есть что-то ценное… что-то, что еще не съела эта «жажда»… прячьте это. Глубже. Иначе это найдут. И съедят вместе с вами.
Старик растворился в тени, оставив их наедине с оглушительным грохотом «Ямы» и новой, невыносимой тяжестью на душе. Они сидели молча, осознавая, что оказались не просто в тюрьме. Они оказались на дне мироздания.


Глава 4. Первый план
Дни слились в одно мучительную и тягучую, серую массу. Каждый день был похож на предыдущий: оглушительный грохот «Ямы», едкая пыль, скудная пайка суспензии и тяжелый, беспробудный сон в переполненной норе, которую они называли бараком. Но Сергей и Виктория менялись. Грязь въелась в кожу, мышцы стали твердыми и упругими, а в глазах появилась та же отрешенная усталость, что и у остальных обитателей «Геенны». Но в отличие от других, в их взгляде тлела искра. Искра надежды, которую они тщательно скрывали, помня совет Старика.
Их шанс намекнул на себя вечером, когда они, изможденные, возвращались со смены. Старик, казалось, случайно оказался рядом, шагая в том же потоке людей.
— Ноги ноют? Спина отваливается? — пробормотал он, не глядя на них, будто размышляя вслух. — А ведь есть те, кто ушел отсюда. Не в утиль. А совсем.
Сергей насторожился, но не подал вида.
— Сказки для новичков, — буркнул он, подражая местному говору.
— Да? — Старик хрипло усмехнулся. — А я вот знаю один. Один старый, забытый ход. «Ось», что ведет сквозь самое нутро этой железной махины. Говорят, он еще со времен Первых, кто построил эту помойку.
Виктория, шедшая с другой стороны, чуть замедлила шаг.
— И куда же ведет этот ход? Ничто не может уйти из «Геенны». Ты сам говорил.
— Не уйти. Упасть глубже, — поправил старик. — Есть тут место, куда даже самые отпетые головорезы совать нос не спешат. «Тартар» называется. Не путай с Ямой. Это… другое. Там, в самой глубине, стоит древняя машина — «Осевой переходник». Ключ. Дверь между… ну, между всем, что было до этого ада и после.
Они свернули в менее людный тоннель, и старик понизил голос до едва слышного шепота.
— Но дорога к нему лежит через Огненное озеро. Не ищи его на картах — его нет. Это не озеро, а разлом в самой реальности, плазма реактора, смешанная с чем-то еще, похуже. И стерегут его не только охранники. Говорят, там… вещи. Древние. Те, кого сбросили сюда первыми. Падшие боги или безумные демоны — не знаю. Спят они. Но проходить надо тихо.
— И этот «переходник»… он работает? — не удержалась Виктория.
Старик покачал головой.
— Кто его знает. Древний он. Сломанный. Говорят, для запуска нужна какая-то деталь. Энергетическое ядро, кристалл... Но, если найдете и почините… может, и выскочите. — Он горько усмехнулся. — А может, и нет. Может, он просто швырнет вас в еще худшую дыру.
— Почему ты нам это рассказываешь? — резко спросил Сергей. — Почему сам не попробовал?
— Я стар, мальчик. И устал. У меня нет сил бороться с древними богами. А у вас… — он бросил на них оценивающий взгляд, — у вас есть огонь. И еще кое-что. Я вижу, как ты на меня смотришь. Как все замечаешь. Ты не простой. И она не простая. Вам есть за что бороться. Мне же… мне уже некуда спешить.
Он остановился, упираясь в глухую, заваленную мусором стену.
— Ладно, болтовней сыт не будешь. Совет на первый раз: чтобы добраться до Озера, нужно пройти мимо центрального командного пункта. Там все глаза и уши «Геенны» — датчики, сканеры, камеры. Ни одна мышь не проскочит.
— И как же пройти? — спросил Сергей.
— А вот это ваш вопрос, — старик хитро прищурился. — Может, вам повезет. Может, случится чудо, и все эти камеры
 на пару минут ослепнут. Заглючат. — Он многозначительно посмотрел на Сергея, и тому показалось, что старый навигатор видит гораздо больше, чем показывает. — Такое иногда бывает. Никто не знает, почему. Случайность. А может, и нет.
С этими словами он повернулся и зашагал прочь, растворяясь в сумеречном свете тусклых ламп.
— Желаю удачи, птенцы. Если решитесь лететь на огонь.
Они остались одни в звенящей тишине бокового тоннеля. Гул станции доносился сюда приглушенно, как отдаленный гром.
— Он что, догадался про Пояс? — тихо, почти беззвучно выдохнула Виктория.
— Не знаю, — честно ответил Сергей. — Но он дал нам шанс. Самый безумный шанс на свете.
— Пройти через озеро из плазмы, мимо спящих богов, чтобы найти сломанную машину и починить ее деталью, которой у нас нет? — в голосе Виктории слышались и страх, и странное, щекочущее нервы возбуждение. — Это не план. Это самоубийство.
— Это единственный план, который у нас есть, — Сергей положил руку на пояс. Металл был прохладным и спокойным. — Он сказал про «ослепнут». Я… я чувствую, что могу это сделать. Ненадолго. Очень ненадолго. Как тогда, с пламенем у костра.
— И что, ты просто подойдешь и подумаешь об этом? — в ее голосе прозвучало сомнение.
— Примерно так, — он слабо улыбнулся. — Думаю, Пояс поймет. Он всегда понимает, что мне нужно для выживания. А это… именно тот случай.
Он посмотрел вглубь тоннеля, туда, где угадывался поворот в сторону центральных секторов.
— Сначала нужно разведать дорогу к этому командному пункту. Понять, где именно стоят их «глаза».
Виктория глубоко вздохнула, собираясь с духом, и кивнула. Страх в ее глазах отступил, уступив место привычному исследовательскому азарту.
— Хорошо. Давай попробуем. Начинаем с малого — с разведки. Потом… потом посмотрим на огненное озеро. И на спящих богов.
Они двинулись в сторону гула, две крошечных точки надежды в бескрайнем теле «Геенны», держа в уме образ древней машины и призрачный шанс на спасение, который мог оказаться самой изощренной ловушкой.



Часть 2: Паутина Торака

Глава 5. Цена сомнения
Зал Совета Старейшин Люмиферии, обычно наполненный мерцающим, умиротворенным светом фракталидов и размеренным гулом мыслей, сегодня напоминал поле битвы. Воздух был густым и тяжелым, будто заряженным надвигающейся грозой. Мерцающие стены, обычно переливающиеся мягкими голубыми и серебристыми тонами, теперь отливали тревожным багровым и ядовито-желтым — визуальное отражение раскола в собрании.
В центре зала, сохраняя невозмутимое спокойствие, стоял Новариан. Его древнее лицо было подобно маске, высеченной из светящегося кристалла, но в глубине бездонных глаз бушевали настоящие бури. Напротив него, выпрямившись во весь свой внушительный рост, стоял Торак. Его мундир хранителя безопасности был безупречен, а лицо, все еще несущее следы недавнего поражения, выражало ледяную, непоколебимую уверенность. Руки, обернутые в целебные биоповязки, были скрещены на груди.
— Я требую повторного слушания по делу пришельцев! — мысленный голос Торака прозвучал на весь зал, острый и режущий, как клинок. — Решение, принятое под влиянием… эмоционального всплеска, ставит под угрозу безопасность всей Люмиферии!
Один из старейшин, чья кожа переливалась нежными сиреневыми оттенками, мягко вмешался, обращаясь к Новариану.
— Отец, может быть, нам стоит выслушать хранителя? Его преданность нашему миру не вызывает сомнений.
— Его преданность своему посту и своим представлениям о безопасности затмевает саму суть произошедшего, — парировал Новариан, и его мысленный голос прозвучал тихо, но с невероятной весомостью, заставляя фракталиды на стенах пульсировать ровнее. — Верификатор не лжет. Он показал истинную суть их поступка. Они вернули нам жизнь.
— Они вернули нам проблему! — мысленный крик Торака был полон ярости.
А то, что они привезли капсулы… это всего лишь гениальная маскировка! Чтобы вызвать нашу симпатию, нашу жалость! И это сработало! — он с ненавистью посмотрел на Новариана.
В зале начался переполох. Мысли старейшин, обычно упорядоченные, теперь сталкивались и смешивались в хаотичный хор сомнений, страхов и обвинений.
— Возможно, Торак прав… Мы были слишком поспешны…
— Верификатор никогда не ошибался!
— Но если есть хотя бы доля вероятности… мы не можем рисковать!
— Они доставили Детей Ковчега!
— Молчание! — мысленный голос Новариана прозвучал как удар гонга, восстанавливая тишину. Он медленно обвел взглядом собравшихся. — Мы поддаемся страху. Тому самому страху, что ослепляет разум и ведет к пропасти. Мы видели их сердца. Мы чувствовали волю самой Планеты через них.
— Мы видели то, что они хотели нам показать! — не сдавался Торак. — И пока мы здесь спорим, угроза не дремлет. Я не могу обеспечить безопасность Люмиферии, пока среди нас есть те, кто сочувствует потенциальным диверсантам!
Это была уже не просьба, а ультиматум. И открытое объявление войны.
— Что ты подразумеваешь, хранитель? — холодно спросил Новариан.
— То, что мои люди начнут проверку. Тщательную проверку всех, кто имел контакт с пришельцами. Всех, кто поддерживал их. Кто сомневается в решении Совета. Чистота Люмиферии должна быть восстановлена!
С этими словами Торак резко развернулся и вышел из зала, оставив за собой гробовую тишину. Его сторонники молча последовали за ним. Оставшиеся старейшины смотрели на Новариана, и в их взглядах читался уже не просто страх, а настоящий ужас. Ужас перед расколом, перед надвигающимися репрессиями.
Новариан остался стоять один в центре зала. Мерцание стен окончательно погасло, погрузив его в глубокую, давящую тень. Он смотрел туда, где только что была проекция корабля.


Глава 6. Пробуждение памяти
Пока в Зале Совета бушевали страсти, в роще Кристальных Ветвей царила тихая, умиротворенная гармония. Солнечный свет, преломляясь в миллиардах идеальных граней, играл на земле радужными зайчиками, а воздух был напоен мелодичным, едва слышным перезвоном, который издавали ветви от малейшего дуновения ветерка. Здесь, среди этой неземной красоты, Юмия проводила все свое время с Детьми Ковчега.
Они быстро росли и менялись, их перламутровая кожа крепла, а в больших, бездонных глазах загорался огонек осознанного разума. Они еще не говорили, но общались друг с другом и с Юмией с помощью потока чистых эмоций, образов и ощущений — идеального, невербального языка, который она ловила и понимала всем существом.
В тот день они сидели в кругу, касаясь руками мощного, светящегося изнутри ствола Материнского Древа. Юмия делилась с ними воспоминаниями о Люмиферии, о пении ветра в каньонах, о том, как мерцают фракталиды в вечерних сумерках. Дети отвечали ей волнами тихой радости, любопытства и умиротворения.
И вдруг… что-то изменилось.
Видение пришло не от нее и не от Древа. Оно прорвалось из глубины коллективного сознания детей, резкое, обрывочное и чуждое. Юмия вздрогнула, едва не разорвав контакт.
Перед ее внутренним взором промелькнул образ не кристальных сводов, а низких, задымленных, ржавых потолков, прошитых паутиной толстых кабелей. Она услышала не перезвон ветвей, а оглушительный, монотонный гул механического оборудования и далекие, хриплые крики. Пахнуло не цветами, а гарью, и окисленным металлом.
Один из мальчиков, самый маленький и чувствительный, по имени Элиан, всхлипнул и отдернул руку от дерева. Его тонкие пальцы сжались в кулачки, а по его щеке скатилась серебристая слеза.
— Что это? — мысленно, с тревогой спросила Юмия, обращаясь ко всем сразу. — Что вы видите?
В ответ хлынул новый вал образов. Она увидела двух существ — не люмифериан. Их силуэты были смутными, но в них безошибочно угадывались Сергей и Виктория. Они стояли, сгорбившись, в толпе таких же изможденных фигур. Их лица были испачканы, а глаза… в глазах Сергея она увидела не знакомую ей ясность, а суровую, животную усталость. И боль. Ту самую боль, что исходила от видения.
— Нет… — прошептала Юмия вслух, разрывая контакт. Ее собственное сердце бешено заколотилось. — Этого не может быть. Они улетели домой. Они…
Она замолчала, внезапно ощутив на себе взгляды детей. Они смотрели на нее, и в их бездонных глазах читалось не детское любопытство, а глубокая печаль. Они видели ее боль. И тогда она почувствовала это. Не образ. Не звук. Нечто иное. Тончайшую, едва уловимую вибрацию, идущую не извне, а из самой ее сути. Из той части ее, что была навсегда изменена контактом с Биоматрицей во время Церемонии. Это был слабый, прерывистый, но абсолютно отчетливый сигнал. Сигнал бедствия. Сигнал тревоги.
Он был чужим и в то же время до боли знакомым. В нем чувствовалась та же энергетическая подпись, что и в Нейроинтеграторе Сергея, но искаженная, подавленная, едва живая. Как будто кто-то пытался крикнуть, но у него перехватывало горло.
Юмия замерла, вслушиваясь в этот безмолвный крик. Он был слабым, как шепот за стеной, но он был! Он приходил сквозь слои реальности, сквозь невообразимые расстояния, как крошечная, но не погасшая искра.
— Они живы, — выдохнула она, и ее голос прозвучал оглушительно громко в тишине рощи. — Они не улетели домой. Они… они там. В этом ужасном месте. Они в беде.
Элиан, все еще плача, подполз к ней и положил свою маленькую руку ей на колено. В его прикосновении была не только жалость, но и подтверждение. Он чувствовал это тоже. Все Дети чувствовали. Их пробужденная, ничем не ограниченная психика была настроена на частоту вселенной, и они уловили отголоски страданий тех, кто подарил им жизнь.
Юмия резко поднялась. Тихая печаль в ее глазах сменилась холодной, стальной решимостью. Она посмотрела на Детей, на этих хрупких и невероятно сильных существ, связанных с ней и друг с другом незримыми узами.
— Они не одни, — сказала она уже твердо, обращаясь к ним. — Мы знаем. И мы должны им помочь. Мы должны сказать остальным.
Она знала, что это будет нелегко. После заседания Совета, после речей Торака, к ней будут относиться с подозрением. Но теперь у нее было не просто чувство. У нее было доказательство. Доказательство, которое шло от самого сердца их возрожденной расы. Она повернулась и побежала прочь из рощи, ее светящиеся одежды развевались за ней как крылья. Она должна была найти Новариана. Она должна была сказать ему, что его друзья живы и что они в аду. И что Люмиферия в долгу перед ними.


Глава 7. Тень Оммниона
Найти Оммниона оказалось не так-то просто. Его не было в покоях Совета, не было и в светлых, оживленных залах обсерваторий. Юмии пришлось спуститься в самые низы Генетора, в заброшенные сектора, куда даже свет фракталидов, казалось, проникал с неохотой. Воздух здесь был спертым и холодным, а стены, лишенные энергии, напоминали простой, потрескавшийся камень.
Она нашла его в маленькой, круглой комнате, больше похожей на склеп. Помещение освещалось лишь слабым свечением собственной кожи Оммниона — сложные резные узоры на его лице и руках мерцали тусклым, почти угасшим светом, рассказывая в молчании истории о звездах, которые он больше не мог видеть. Он сидел на голом полу, погруженный в глубокую, неподвижную медитацию, но по напряженной спине и сжатым кулакам Юмия поняла — покоя там не было.
— Оммнион, — тихо позвала она, останавливаясь на пороге.
Старый шаман не шелохнулся. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он медленно повернул к ней голову. Его глаза, обычно полные тайной мудрости, были пусты и полны такой бездонной боли, что Юмия невольно отступила на шаг.
— Юмия, Дитя Рассвета, — его мысленный голос прозвучал тихо, как шелест увядших листьев. — Зачем ты пришла ко мне? Место тебе не здесь, среди теней и праха.
— Я пришла узнать, — сказала она твердо, делая шаг вперед. Светящиеся узоры на ее собственном теле заиграли ярче, озаряя мрак его комнаты.
— О том, что случилось с кораблем, на котором прилетели земляне.
Оммнион сжался еще сильнее, будто от физического удара.
— Правда… — его мысль горько исказилась. — Правда в том, что я стал орудием зла. Мои знания, моя связь с Осью… все было обращено во зло.
— Торак заставил вас? — настаивала Юмия.
— Заставил? — шаман горько усмехнулся. — Нет, дитя. Он… убедил. Он говорил о безопасности, о страхе, о угрозе для нашего возрождения. Он играл на моих самых темных опасениях. А я… я был слеп и глух. Я видел только угрозу, а не дар. Я позволил страху затмить истину.
Он поднял свои, испещренные резьбой руки и с ужасом смотрел на них.
— Этими руками… этими руками я не слагал гармонию. Я исказил путь. Я не просто изменил координаты в навигаторе. Я разорвал саму нить их судьбы. Я бросил их в «Геенну». В место, откуда нет возврата.
Слово повисло в воздухе, тяжелое и ядовитое. Теперь Юмия была уверена. Видения Детей Ковчега были правдой.
— Почему? — в ее мысленном голосе прозвучала не только боль, но и гнев. — Почему вы не сказали ничего на Совете?
— И что бы я сказал? — в его ответе звучала беспомощная ярость, направленная на себя. — Что я, верховный хранитель ритуалов, поддался панике и совершил величайшее предательство? Торак уже представил все свои «доказательства». Мое слово стало бы лишь признанием в собственном безумии. И он добил бы не только меня, но и последних сторонников Новариана. Иногда молчание — единственная защита, что остается.
Он тяжело поднялся и подошел к дальнему изгибу комнаты, где в нише лежал сверток из темной, грубой ткани. С благоговейной осторожностью он развернул его. Внутри лежал странный предмет — не фракталид, не кристалл, а нечто, словно сплетенное из сгустков чистой тени и застывшего звездного света. Он был холодным и отстраненным.
— Я не могу выступить открыто, — прошептал Оммнион, протягивая артефакт Юмии. — Моя роль в этой драме окончена. Но ты… ты можешь сделать то, что мне не под силу.
— Что это? — осторожно взяла артефакт Юмия. Он был невесомым и на ощупь казался одновременно и твердым, и несуществующим.
— Ключ. Очень древний. Он не создает связь, он… усиливает то, что уже есть. Ненадолго. На несколько мгновений. — Он посмотрел на нее с невероятной серьезностью. — Ты связана с ними. Через Биоматрицу. Через Сергея. Его артефакт и наша Биоматрица — две половинки одного целого. Связь между ними не прервалась, она лишь ослабла, как тончайшая нить. Этот ключ может сделать ее громче.
Юмия сжала артефакт в ладони, чувствуя его холодную, пульсирующую энергию.
— Я смогу… поговорить с ним?
— Нет. Не поговорить. Ты сможешь послать импульс. Четкий, ясный, как луч света в кромешной тьме. Один короткий сигнал. Надежды. Предупреждения. Или просто напоминание о том, что они не одни. Больше он не выдержит. И ты тоже. — Его голос стал суровым. — Это опасно. Ты откроешь себя. Не только ему. Если у «Геенны» есть свои «чувствительные»… они могут это уловить.
— Я должна попробовать, — без колебаний ответила Юмия. — Они рисковали всем ради нас. Теперь наш долг.
Оммнион медленно кивнул, и в его глазах впервые за весь разговор мелькнуло что-то похожее на просветление, на искупление.
— Тогда иди. Иди туда, где связь с Осью сильнее всего. В Рощу Кристальных Ветвей. Используй ключ. И помни — всего мгновение. Скажи ему все, что нужно, за одно мгновение.
Юмия крепко сжала в руке древний артефакт. Холод сменился легким, обнадеживающим теплом. Она кивнула старому шаману и вышла из его комнаты, оставив его в одиночестве с его тенями и муками совести. У нее теперь был не просто слух или видение. У нее был ключ. И план.


Глава 8. Первый контакт
План был безумным. Это понимали и Сергей, и Виктория, стоя в зловонной тени гигантского вентиляционного коллектора, который вел к сердцу энергоблока «Геенны». Именно там, по слухам, которые удалось собрать по крупицам, находились склады старого, списанного оборудования. И где-то среди ржавого хлама должна была пылиться та самая деталь — Квантово-резонансный катализатор (КРК), способный, по словам Старика, оживить древний «Осевой переходник».
— Говорили, что охрана меняется каждые шесть циклов, — шепотом проговорила Виктория, вжимаясь в холодную стену. Ее лицо было бледным и сосредоточенным. — Сейчас как раз смена. У нас есть не больше десяти минут, чтобы найти его и убраться.
— Десять минут в пасти зверя, — мрачно усмехнулся Сергей. Его взгляд скользнул по огромным, заляпанным мазутом турбинам, чей гул стоял в костях, и к узкой, едва освещенной лестнице, ведущей наверх, к зарешеченному проему склада. — Кажется, я уже начинаю скучать по «Яме».

Они ждали, затаив дыхание, пока два здоровенных охранника в рваной, но прочной амуниции, лениво перебрасываясь грубыми шутками, не скрылись за поворотом. Дорога была свободна.
— Пошли!
Они рванули вперед, стараясь, чтобы их шаги походили на обычный рабочий гул. Лестница зловеще скрипела под ногами. Сергей первым достиг решетки. Замок был старым и массивным.
— Держи, — он передал Виктории увесистую монтировку, припрятанную им еще неделю назад. — Я посмотрю, что внутри.
Пока Виктория с напряжением следила за коридором, Сергей вцепился пальцами в холодные прутья решетки и заглянул внутрь. Склад представлял собой настоящую свалку истории «Геенны». Горы непонятных агрегатов, исковерканных конструкций, разобранных генераторов. Внезапно Пояс на Сергее дрогнул, послав короткий, настороженный импульс. Не тепла, а скорее легкого электрического разряда. Предупреждение.
Сергей замер, инстинктивно зажимая рукой холодный металл на своем поясе.
— Стой, — тихо, но властно остановил он Викторию. — Он что-то почуял. Что-то близкое.
Они затаились в тени гигантского, закругленного корпуса сгоревшего генератора, вглядываясь в полумрак. Гул «Геенны» был здесь приглушеннее, но не менее давящим. Воздух вибрировал от скрытой мощи, исходящей от сотен тонн спящего металла.
— Что именно? — прошептала Виктория, ее глаза бегали по грудам хлама, выискивая малейшее движение.
— Не знаю, — честно ответил Сергей, прислушиваясь к своим ощущениям. — Но он… ведет. Держись ближе.
Импульсы Пояса были слабыми, прерывистыми, словно он пробивался сквозь мощные помехи, но они были. Сергей, доверившись интуиции, двинулся вперед, минуя груды исковерканного металла и оплетенные проводами проходы. Он шел, словно на поводке, чувствуя едва уловимое «натяжение», которое то ослабевало, то усиливалось, заставляя его поворачивать то вправо, то влево.
Они углубились в самый дальний угол ангара, куда, казалось, не ступала нога уже много лет. Здесь царил иной, более древний беспорядок. Пахло озоном и статикой.
— Кажется, мы на месте, — выдохнул Сергей, останавливаясь перед грудой ящиков с почти стершимися опознавательными знаками. Импульсы Пояса слились в ровное, настойчивое, чуть болезненное жжение.
Внезапно ритм пульсаций изменился. На фоне мощного, направленного сигнала от КРК, Пояс вдруг выдал короткую, но очень яркую и теплую волну. Она была другой — не зовущей вперед, а скорее... тоскующей. Знакомой.
Сергей непроизвольно свернул вправо, к груде разломанных пластиковых контейнеров и перемотанных проводами ящиков. Жжение в районе КРК ослабло, уступив место этому новому, настойчивому зову.
— Сергей? Куда ты? — тревожно прошептала Виктория. — Кристалл должен быть там!
— Подожди... — он поднял руку, прислушиваясь к ощущениям. — Здесь есть что-то еще. Что-то... мое.
Он наклонился и отодвинул обломок панели управления. Из-под него выглядывал угол рюкзака. Не местного, грубого производства, а старого, потертого, прочного рюкзака. Того самого, что он собирал в своей квартире перед поездкой на Эльбрус, кажется, целую вечность назад.
Сердце Сергея учащенно забилось. Он схватил лямку и вытащил рюкзак. Он был тяжелым. Расстегнув основные молнии, он заглянул внутрь.
Там, аккуратно упакованные в защитные чехлы, лежали его Nikon, объективы, вспышки. Все вещи, которые были для него не просто техникой, а частью его прежней жизни, его страстью, его способом видеть и сохранять красоту мира. Той жизни, где были тихие рассветы и закаты на реке, а не огненное озеро в преисподней.
— Боже... — выдохнул он, доставая камеру. Металл и пластик были холодными, но в его руках они казались живыми. — Они... они все здесь. И снимки! Надеюсь, они целы. Он судорожно вставил аккумулятор в слот фотоаппарата, переместил переключатель в положение ON, к сожалению, он был полностью разряжен. Все остальные аккумуляторы тоже.
— Ну ничего, сказал Сергей. — Дома проверю, целы ли снимки.
Виктория подошла ближе, и на ее лице отразилось сначала недоумение, а потом глубокая печаль.
— Твоя фототехника... Я и забыла. Ее же продали вместе с нашим кораблем. И она лежала здесь, на этом складе...
В этот момент Пояс на талии Сергея снова мягко запульсировал, и в его сознании мелькнул образ: не инструкция, а чувство. Теплая, горькая уверенность. Это не было случайностью. Пояс привел его сюда не только за кристаллом. Он почувствовал слабый, едва уловимый след собственной энергии, который остался на этих предметах за месяцы контакта с Сергеем. Пояс узнал их. И он показал хозяину, что часть его прошлого, его души, все еще здесь, среди хаоса и ржавчины.
Сергей сжал камеру в руке. Это была не просто вещь. Это было напоминание о том, кем он был, и ради чего он должен бороться. Не только ради выживания, но и ради права снова увидеть обычный рассвет и запечатлеть его.
Он бережно, с почти религиозным трепетом, положил камеру обратно в рюкзак и закинул его за спину, поверх грязной робы. Тяжесть на плечах была необременительной. Она была живительной.
— Спасибо, — тихо прошептал он, касаясь пальцами Пояса.
Затем он обернулся к Виктории. В его глазах горел уже не только азарт охоты, но и новая, старая решимость.
— Теперь за кристаллом. Пора домой.

— Кажется, мы на месте, — выдохнул Сергей, останавливаясь перед грудой ящиков с почти стершимися опознавательными знаками. Импульсы Пояса слились в ровное, настойчивое, чуть болезненное жжение.
Виктория, не теряя времени, принялась осматривать ящики. Большинство из них были пусты или набиты никому не нужным техническим мусором. Но один, самый маленький и неприметный, заваленный под грудой обрывков кабеля, был заперт на массивный механический замок, уже давно покрытый ржавчиной.
— Держи, — Сергей подал ей обломок арматуры.
Виктория с силой вставила лом в щель и налегла. Металл скрипел, сопротивлялся, но через мгновение замок с треском поддался. Крышка ящика отскочила.
Внутри, на мягкой, истлевшей от времени подкладке, лежал КРК.
Он был меньше, чем они ожидали — размером с кулак. Идеально ограненный, многогранный кристалл, казалось, был выточен из цельного куска черного обсидиана, но внутри него пульсировал и переливался холодный, фиолетово-синий свет. Он был молчалив, но от него исходила такая концентрация тихой, сдержанной мощи, что по коже побежали мурашки.
— Квантово-резонансный катализатор... — прошептала Виктория, завороженно глядя на находку. — Старик не соврал. Он настоящий.
В тот же миг Пояс на Сергее издал тихий, удовлетворенный щелчок и затих, его миссия на данный момент, была выполнена.
Сергей осторожно, почти с благоговением, протянул руку и взял кристалл. Он был на удивление теплым и вибрировал едва уловимо, словно живое сердце.
— Ну что, нашли свою иголку в стоге сена? — из темноты донесся хриплый голос Старика.
Они обернулись. Старик стоял поодаль, прислонившись к стене, и смотрел на них с усталой усмешкой.
— Теперь осталось самое сложное, — его улыбка мгновенно исчезла. — Вставить ее в нужную игольницу. И надеяться, что мы все не взлетим на воздух.

— Сергей, — голос Виктории прозвучал сдавленно. — Идут. Не те.
Он отпрянул от решетки. Из дальнего конца коридора доносились мерные, тяжелые шаги. Не два, а больше. И не разрозненные, а строевые. Это был не сменный патруль. Это была проверка.
— Вниз! Быстро! — прошипел он.
Но было уже поздно. Группа из четырех охранников во главе с надзирателем, вышла из-за угла. Надзиратель остановился, его маленькие, свиные глазки сразу же нашли их.
— А это что за шныри у склада? — его хриплый голос прозвучал как скрежет железа. — Работенка у вас, наверное, а вы тут гуляете?
— Мы… мы искали инструмент, — попыталась соврать Виктория, но ее чистый, не испорченный жаргоном голос выдавал ее с головой.
— Инструмент? — надзиратель медленно приблизился, и охранники разомкнули строй, беря их в полукольцо. — А я думаю, вы воровать пришли. Самых отпетых на склад и тянет. Обыскать их!
В этот момент, когда грубые руки схватили Сергея за плечи, прижимая его к липкой стене, а он почувствовал холодное прикосновение обыска, с ним случилось нечто.
Весь оглушительный гул «Геенны» — рев турбин, лязг металла, крики — внезапно исчез. Его сознание на миг провалилось в абсолютную, звенящую тишину. А потом его пронзило.
Это был не звук. Не голос. Это был взрыв. Взрыв чистого, незамутненного света и тепла в самом центре его мозга.
Он увидел их. Три солнца Люмиферии. Не на картинке, не в памяти, а так, будто стоял под ними прямо сейчас. Ослепительно-белое, испепеляющее и чистое. Теплое, золотисто-оранжевое, несущее жизнь. И таинственное, багрово-красное, хранящее древние секреты. Он почувствовал на коже их тепло, аромат кристальных цветов и свежесть ветра, чего-то абсолютно немыслимого в этой металлической могиле.
И вместе с этим образом в него ворвалось чувство. Мощное, всепоглощающее, не оставляющее места для сомнений. Чувство надежды. Не абстрактной, а направленной лично на него. Кто-то знал. Кто-то видел его здесь, в этом аду. И этот кто-то верил в него. Ждал его. Посылал ему свой свет, как маяк в кромешной тьме.
Видение длилось одно-единственное мгновение. Меньше, чем вздох. Но когда гул «Геенны» обрушился на него вновь, Сергей был уже другим человеком.
— Руки за спину! — рычал надзиратель, тыча ему в лицо своим оружием.
Но Сергей уже не видел его. Глубокий, животный страх, сжимавший его горло, исчез. Его глаза, полные отрешенности, внезапно встретились с глазами надзирателя, и в них не было ни страха, ни покорности. В них была холодная, непоколебимая уверенность.
Он медленно, очень медленно выпрямился, заставляя охранника, державшего его, невольно ослабить хватку.
— Мы искали инструмент, — повторил он слова Виктории, но теперь его голос звучал иначе. Низко, спокойно, с той самой гортанной интонацией местного жаргона, но с какой-то новой, железной силой. — Плазменный резак. Для породы. Вы знаете, какая там твердая порода на восьмом уровне. Обычной киркой не справиться.
Его спокойствие было настолько неестественным, так не вязалось с ситуацией, что надзиратель на мгновение опешил.
— Я… я тебе покажу породу! — зарычал он, пытаясь вернуть себе преимущество.
— Конечно, покажешь, — равнодушно бросил Сергей. — После смены. А сейчас у нас работа. Или ты хочешь объяснять начальству, почему из-за твоей самодеятельности сорвался план по добыче?
Он сделал шаг вперед, и охранники, сбитые с толку его внезапной трансформацией, расступились. Он взял за руку ошеломленную Викторию и повел ее прочь, оставив надзирателя в полном недоумении.
— Что… что только что было? — прошептала Виктория, когда они скрылись за углом.
Сергей остановился, прислонился к стене и закрыл глаза.
— Они знают, — тихо сказал он. — Они знают, что мы здесь. И они ждут нас.
Он посмотрел на нее, и в его взгляде горела уже не искра, а настоящее пламя.
— Мы выберемся отсюда, Виктория. Я обещаю тебе. Мы починим их машину. И мы вернемся домой.


Часть 3: Бегство по Оси

Глава 9. Запуск портала
Воздух в узком служебном тоннеле был густым и пропитанным запахом перегретого масла. Сергей, Виктория и Старик замерли, прижавшись к липкой стене, за выступом вентиляционной шахты. Прямо перед ними, в небольшом ангаре, стояла их цель — корабль охраны. Не уродливый, сварной капер мародеров, а строгий, угловатый «Скорпион» — быстроходный катер, похожий на хищную стрекозу. Его броня была немного покорежена, но пульсирующий зеленый огонек на корме свидетельствовал, что реактор работал в режиме ожидания.
— Вот наша птичка, — прошептал Старик. — Дежурный экипаж — двое. Сейчас они как раз принимают отчет у смены на вышке. У нас минут пять, не больше.
— Как попасть внутрь? — сжав в руке кусок арматуры, спросил Сергей. Его сердце колотилось где-то в горле.
— По плану, — бросила Виктория. Ее лицо было сосредоточенной маской. — Я — приманка.
Не дав им опомниться, она выскочила из укрытия, сделав вид, что споткнулась и уронила ящик с болтами. Грохот металла о каменный пол прокатился по ангару.
— Эй, ты! Что тут происходит? — сразу же раздался грубый окрик. Один из охранников, оставив напарника, направился к ней.
Это был их шанс. Сергей, как тень, вынырнул сзади. Удар дубинкой по затылку был точным и безжалостным. Охранник беззвучно осел на пол. В тот же миг Старик, двигаясь с неожиданной для его возраста скоростью, бросился ко второму. Тот лишь успел обернуться, прежде чем старый навигатор, используя приемы, которым его учили, кажется, еще при зарождении «Геенны», заблокировал его руку и нанес короткий, точный удар в шею.
— Тащите их в тень! Быстрее! — скомандовал Старик, уже хватая первого под мышки.
Через тридцать секунд оба охранника были надежно спрятаны в вентиляционной шахте, а Сергей, усевшись в кресло пилота, с удивлением обнаружил, что его руки сами потянулись к знакомым органам управления.
— Пояс… он подсказывает, — пробормотал он, начиная последовательность запуска корабля.

Виктория уже сидела рядом, ее пальцы летали над панелью навигатора.
— Я загрузила в компьютер координаты. Тартар. Самое дно. Держись крепче.
«Скорпион» с глухим рычанием сорвался с места и ринулся в черную пасть разгрузочного тоннеля. Сирены тревоги завыли сзади, но было уже поздно. Корабль-стрекоза нырнул в лабиринт шахт, оставляя за собой погоню.
Полет вниз, в утробу «Геенны», был похож на падение в ад. Давление за иллюминаторами нарастало, свет сменялся кромешной тьмой, из которой внезапно выплывали чудовищные конструкции — плавильные печи размером с город, поля захоронения отходов, излучающие зловещее свечение, и бесконечные, опоясанные огнем трубы, уходящие в непроглядную глубину.
Корабль-«Скорпион», содрогаясь от перегрузок, пробивался сквозь слои «Геенны», уходя все глубже, в ее древнейшие, забытые уровни. Наконец, они достигли дна. Двигатели с надрывным воем боролись с чудовищной гравитацией, и корабль завис над гигантской, мертвой пустотой. Здесь не было привычной металлической круговерти «Геенны». Здесь царила древняя, каменная тишина.
— Вот она… Последняя дверь, — с благоговейным ужасом прошептал Старик, выходя из корабля и замирая на краю скальной платформы.
Они осторожно ступили на холодный, отполированный временем камень. Каждый их шаг отдавался гулким, одиноким эхом, будто они нарушали покой древней гробницы. Воздух был сухим и мертвым, с запахом остывшего пепла, вековой пыли и озоном, словно после давно утихшей грозы. Казалось, сама вечность притаилась здесь, в ожидании чего-то или кого-то.
Внезапно тишину разорвал низкий, протяжный внутриутробный рев. Он был настолько глубоким и мощным, что Виктория, Сергей и Старик не столько услышали его ушами, сколько почувствовали грудью и костями — гулкая вибрация заставила содрогнуться камень под ногами. Рык шел не из одной точки, а рождался в самом воздухе, наполняя все пространство до краев первобытным, животным ужасом.
Из-за гигантской глыбы черного обсидиана, нависающей над платформой, показалась сначала голова. Она была огромной. Ее покрывала не шерсть, а нечто вроде окаменевшей, потрескавшейся смолы. Из этой маски проглядывали два невероятно ярких пятна — глаза, пылающие ровным, красным, безрассудным огнем, лишенные зрачков и какого-либо выражения, кроме чистой, беспримесной ярости.
Затем на свет, на задних лапах вышло все существо. Это был медведь — исполин, воплощение самой идеи зверя, рожденное кошмаром земли. Он был под пять метров в холке, его плечи были покрыты гребнями окаменелой шерсти, а лапы, каждая размером с колонну, были вооружены когтями, длинными, как ножи ковша экскаватора, которые с сухим, скрежещущим звуком впивались в камень, оставляя глубокие, рваные борозды. Его пасть, слишком огромная для обычного медведя, была усеяна рядами кривых, желтых, как старый пергамент, клыков. С них на камень капала тягучая, черная, как нефть, слюна, шипящая и испаряющаяся при контакте с поверхностью. От него исходил запах — не просто крови или смерти, а запах дикой магии, разложения и немыслимой древности.
— Медведь Ош… — замершим, прерывистым шепотом просипел Старик, пятясь назад и натыкаясь на борт корабля. Его лицо стало пепельно-серым. — Страж врат… Хранитель порога… Я думал, это лишь сказки, чтобы попугать новичков!
Чудовищный зверь, не удостоив его взглядом, уставился на Сергея и Викторию. В его алых глазах-углях горел не голод плоти, а холодная, абсолютная ненависть ко всему живому, что посмело нарушить его вечный дозор.
— Медленно… медленно отходим к кораблю, — едва шевеля губами, прошептал Сергей, инстинктивно прикрывая Викторию собой и толкая ее за спину по направлению к шлюзу. — Не смотри ему в глаза. Не делай резких движений.
Но это было бесполезно. Ош издал новый рев, на этот раз короткий, отрывистый, похожий на звук рвущейся ткани вселенной, и ринулся вперед. Его масса, казалось, должна была сделать его неповоротливым, но он двигался с обманчивой, пугающей скоростью гигантского хищника из кошмара. Каменная платформа дрожала и трескалась под его тяжестью, каждый его шаг отдавался в ногах ударом тока.
— Беги! — закричал Сергей, уже не скрываясь, с силой отталкивая Викторию в сторону и сам пытаясь отпрыгнуть в противоположном направлении, чтобы разделить внимание зверя.
Но Ош выбрал его. Зверь проигнорировал отлетевшую Викторию, сфокусировав всю свою слепую ярость на Сергее. Он не побежал, он совершил один мощный, стремительный бросок, сократив расстояние между ними в мгновение ока. Огромная тень накрыла Сергея. Он увидел над собой лапу — не плоть и кость, а нечто, больше похожее на оружие, высеченное из черного гранита, с когтями, способными распороть броню, как бумагу. Лапа взметнулась в воздух, на мгновение заслонив собой мерцающий свет руин, и обрушилась вниз с силой падающего метеорита, чтобы раздавить, стереть в кровавую пыль.
Сергей зажмурился, подняв руки в бесполезном жесте защиты, чувствуя леденящее дуновение смерти.

И в этот миг произошло нечто. Из верхней темноты, со свода пещеры, сорвалась худая, почти невесомая фигура. Она не упала, а словно спланировала, перекрыв своим телом путь смертоносной лапе. Это был Оммнион. Его лицо, обычно покрытое резьбой мудрости, сейчас было искажено не гримасой боли, а невероятным, запредельным усилием воли. Он обрушился на спину чудовища, впиваясь длинными, костлявыми пальцами в жесткую, как камень, шкуру зверя, и прижался к его загривку, словно пытаясь слиться с ним.
— Ош… Кххр… Глух… Усмирись, древний! — его голос, хриплый и сдавленный, зазвучал на странном, гортанном наречии, больше похожем на рычание самого зверя. — Не их время! Не их место! Усмирись!
Медведь взревел, но на этот раз в его реве прозвучала не только ярость, но и изумление, даже… испуг. Его удар, уже почти достигший головы Сергея, отклонился и с оглушительным грохотом врезался в камень рядом, разбивая твердую породу в мелкую крошку, которая брызнула во все стороны.
Этот миг промедления, купленный ценой невероятного риска Оммниона, спас Сергею жизнь. Ошеломленный, он кубарем откатился в сторону, чувствуя, как осколки камня посекли лицо. Он вскочил на ноги, сердце колотилось так, что вот-вот вырвется из груди.
— Виктория! К дереву! — закричал он, сильным движением подхватывая ее под руку и срываясь с места.
Они бежали, не чувствуя под собой ног, спотыкаясь о неровности камня. За спиной гремел адский концерт: яростный рев ослепленного чудовища, пытающегося сбросить с себя назойливого седока, и хриплый, неумолимый голос Оммниона, звучавший как древнее заклинание, сдерживающее саму тьму.
— Туда! К дубу! — закричал им вдогонку Старик, сам уже добежавший до гигантского дерева, чьи черные ветви, словно щупальца спящего спрута, пронзали каменный свод пещеры.
Они рванули к нему, последним усилием воли заставляя мышцы работать. Добежав до могучего, потрескавшегося ствола, они бросились за него, ища спасения в его тени.
И в этот момент старая, трухлявая земля под сплетением могучих корней не выдержала. С глухим, подземным гулом, полным облегчения, она провалилась. Они, все еще сцепившись руками, с коротким, захлебывающимся криком рухнули вниз, в холодную, щемящую тишину и кромешную тьму.
Падение было недолгим, но пугающим. Они приземлились с глухим стуком на груду мягкого, сырого песка, больно ударившись, но оставаясь целыми.
Сверху, словно из другого мира, доносились приглушенные, но все еще яростные звуки борьбы: рев разъяренного Оша и хриплый, настойчивый голос Оммниона, звучавший как последний оплот разума против хаоса.
— Живы? — прошептал Сергей, с трудом поднимаясь на ноги и протягивая руку Виктории.
— Кажется… да, — она приняла его помощь, оглядывая огромную подземную пещеру. — Где мы?
Их глаза, постепенно привыкая к темноте, начали различать детали. Пещера была колоссальных размеров, ее своды терялись в непроглядной вышине. Воздух был тяжелым, влажным и звенел от тишины, нарушаемой лишь редкими падениями капель откуда-то сверху. И повсюду, куда падал взгляд, виднелись обломки. Не груды случайного мусора, а фрагменты чего-то грандиозного: искривленные металлические балки с непонятными узорами, осколки прозрачного материала, мерцавшие тусклым внутренним светом, странные механизмы, наполовину вросшие в камень.
— Это не просто пещера, — тихо сказала Виктория, поднимая с земли обломок, похожий на сломанную шестерню размером с тележное колесо. — Это… свалка. Или руины. Очень древние.
— Искомое, должно быть, где-то здесь, — добавил Старик, с трудом спустившись по груде камней, оставшейся от обвала. — «Осевой переходник». Ищите что-то целое. Большое. Он не может быть маленьким.
Их поиски начались в гнетущей, давящей тишине. Они шли медленно, пробираясь между гигантскими обломками, чувствуя себя букашками среди развалин дворца великанов. Сергей шел первым, его Пояс слабо пульсировал, но не давал четких указаний, лишь излучал ровное, настороженное тепло.
— Смотри, — через некоторое время остановилась Виктория, указывая на стену пещеры. — Рисунки.
Это были не рисунки, а скорее выжженные или высеченные на самом камне барельефы. На них изображались исполинские фигуры, правящие звездами, что-то строящие в пустоте, и… сражающиеся друг с другом. Сцены были полны мощи и одновременно ужасающей разрушительной силы.
— Они… они воевали между собой? — прошептал Сергей.
— Все титаны когда-нибудь воюют, — мрачно ответил Старик. — Пока кто-то один не останется наверху.
Они шли дальше, глубже в пещеру. Попадались все более странные находки: целые участки стен, покрытые сложными, мерцающими схемами, которые то затухали, то вспыхивали слабым светом; прозрачные цилиндры, внутри которых угадывались смутные, нечеловеческие очертания; груды черных, идеально гладких сфер, размером с человеческую голову.
— Кажется, мы идем в правильном направлении, — заметила Виктория. — Концентрация артефактов растет. И… чувствуешь?
Сергей кивнул. Воздух становился все более насыщенным, терпким. Появилось ощущение давления, не физического, а ментального, как будто на них смотрели тысячи глаз. Пояс на его талии вибрировал теперь почти непрерывно, но не с тревогой, а с каким-то странным, почтительным ожиданием.

Они вышли на край огромного, круглого зала, очищенного от обломков. Пол здесь был гладким, как стекло, и испещренным теми же рунами, что и на стенах выше.
Едва они ступили на камни платформы, воздух вокруг задрожал и сгустился. Тени, которые казались просто пустотой, ожили.

Из небытия, словно из самой ткани реальности, проступили гигантские фигуры. Их было несколько, но ощущалось и присутствие других.
Это были исполины, в десять раз превосходившие любого человека. Их тела были закованы в доспехи, но это были не просто латы. Казалось, сами звезды, галактики и пустота между ними были выкованы в причудливые, величественные пластины, покрытые зазубринами от оружия, невообразимой древности. Одни доспехи мерцали холодным светом далеких туманностей, другие были чернее самой черной дыры, поглощающей любой свет, а на третьих пылали застывшие языки пламени угасших солнц. Лиц под шлемами видно не было, лишь снопы того же мерцающего света или глухой тьмы, источающие величие и невыразимую скорбь.
Сергей, Виктория и Старик замерли, парализованные этим явлением. Давление их могущества было физическим, прижимающим к холодному камню.
— Кто вы? — выдохнул наконец Сергей, с трудом преодолевая немой ужас.
Один из исполинов, чьи доспехи были подобны срезам окаменевшего мрамора с прожилками золота, сделал шаг вперед. Его голос прозвучал не в ушах, а прямо в разуме, низкий и глубокий, как гул тектонических плит, и каждое слово было наполнено тяжестью тысячелетий.
— Кто мы? — прозвучало в их разуме, и этот «голос» был подобен гулу угасающей звезды, полному скорби, пронизывающей саму материю. — Мы — те, кого твой мир, в своих юных преданиях, мог бы назвать Богами или Ангелами. Денница был первым падшим, но не единственным. Мы — следующие.
Второй исполин, от которого веяло леденящим холодом межзвездной пустоты, повернул к ним свой шлем. Его мысленный голос был подобен звону космического льда, крошащегося под тяжестью вечности.
— Мы — Первоначальная Воля. Первые Помышления Творца о Мире, рожденные из Его Любви. Нам было поручено не творить из ничто — ибо это деяние принадлежит Единому, — но придать форму Первоматерии-Хаосу. Устроить миры по данному нам Образу. Мы были... Строителями. Зодчими реальности.
— Мы не были богами, — вступил третий, и его доспехи, похожие на расплавленный и вновь застывший обсидиан, издали тихий скрежет, словно плач земли. — Мы были слугами. Но гордыня, что есть помрачение ума, отравила и нас, последовавших примеру Денницы. Мы возжелали не отражать Волю Творца, но стать источником воли для самих себя. Мы увидели в тварях не образ Божий, а собственность. Мы потребовали поклонения себе, как идолам. Мы возлюбили тварь больше, чем Творца.
Первый исполин склонил свою огромную голову, и в этом жесте была бездна неизбывного, вечного раскаяния.
— Так совершилась наша катастрофа. Мы отпали от Источника Бытия, ибо бытие наше было — в Нем. И пали мы в бездну, которую сами и создали своим отступничеством. Те из нас, чье искажение Замысла стало абсолютным и неисцелимым, были низвергнуты в небытие, исторгнуты из памяти мироздания. Мы же... мы, чья вина была отравлена семенами сомнения и малодушия, были не уничтожены, но... скованы. Наше наказание — вечно быть основанием, фундаментом этого падшего мира. Мы — камни, на которых другие возводят стены ада, но сами мы не видим Света. Тартар — лишь последняя из наших темниц, выстроенная из страха и алчности тленных рас поверх прежних.
— Сколько... сколько вы здесь? — прошептал Старик, и в его голосе не было страха, лишь леденящий душу ужас перед масштабом их вечности.
— Время здесь течет иначе, человек, — голос был полон бесконечной усталости, тягучей, как смола. — Мы видели, как рождались и угасали галактики. Мы — вечные стражи у врат, которые сами для себя заперли.
— Мы ждем…
— Ждете чего? — спросил Сергей, чувствуя, как его собственные проблемы меркнут перед этой космической трагедией.
— Ждем Всемирного воскресения мертвых. И Страшного Суда Божьего. И когда вся тварь обретет спасение, и освободится от рабства тления. Ждем…, нашего прощения. А пока мы охраняем то, что осталось от нашего наследия. Этот переходник — один из последних ключей. Он мог открывать двери между мирами, когда миры еще были молоды.
— Мы хотим воспользоваться им, — сказала Виктория, обретая решимость. — Мы хотим вернуться домой.
— Мы знаем, — отозвался титан с ледяными доспехами. — Мы чувствуем биение чужого сердца на твоем поясе, сын Земли. Оно зовет тебя назад. Но машина сломана. Ее ядро — кристалл жизни — мертво. Вы принесли новый, но его сила хаотична, дика. Он не настроен на гармонию Великой Оси, на ритм мироздания.
— Как его настроить? — спросил Сергей.
— Волей, — просто сказал первый исполин. — И памятью. Вы должны не просто активировать механизм. Вы должны наполнить его собой. Мыслите ясно о месте, куда стремитесь. Не координаты, не звездные карты. Почувствуйте это. Ваша тоска, ваша любовь, ваша надежда — вот что станет стрелкой компаса в океане хаоса. Вы должны приказать вселенной вернуть вас домой.
— И вы… вы нам не помешаете? — снова, уже смелее, спросил Старик.
Великаны переглянулись. Казалось, сама пустота содрогнулась от их беззвучного вздоха.
— Мы охраняем вход, но мы не тюремщики, — прозвучал голос, полный неизбывной печали. — Ваша свобода не умалит нашу кару. Возможно, ваше высвобождение, из этого места отчаяния … возможно, это и есть крошечная часть нашего искупления. Или просто напоминание о том, что мы когда-то тоже творили, а не только разрушали. Спешите. Ваши преследователи уже близки. Они тоже часть этой тюрьмы. Ее надзиратели.
С этими словами гигантские фигуры начали расплываться, становясь прозрачными, как призраки, и затем растворились в темноте, оставив после себя лишь ощущение невероятной древности, тихую, щемящую грусть и тяжелое знание о том, что они лишь прикоснулись к истинной, непостижимой истории вселенной.
— Вот это встреча, — выдохнул Старик, опираясь на колени. — Ничего не скажешь. Основание мироздания, оказывается, немножко… живое.
Они бросились к машине, теперь зная, что делать. Работа закипела с новой силой, омраченная лишь нарастающим гулом преследователей. Они понимали, что активируют не просто устройство, а последний фрагмент власти поверженных богов, и от силы их собственного духа зависело, обернется ли это для них спасением или гибелью.

В центре зала стояло нечто, похожее на гигантский, частично разрушенный трон или пульт управления.
— Должно быть, здесь, — обреченно прошептал Старик.
Виктория, как заправский инженер, бросилась изучать панель управления, встроенную прямо в камень. Старик, ковыряя древними инструментами, пробивался к энергетическим сердечникам. Сергей с трепетом вставил кристалл в пустующее гнездо. Машина ответила глухим, нарастающим гулом, словно просыпаясь от векового сна.
— Есть контакт! — крикнула Виктория. — Но… система нестабильна! Координаты сбиты! Она запрашивает точку выхода, а у нас нет ни малейшего понятия, куда мы можем прыгнуть!
— Любое место будет лучше этого! — проворчал Старик, закручивая последнюю гайку.
— Нет, — возразила Виктория. — Мы можем материализоваться внутри звезды. Или в открытом космосе без кислорода.
Внезапно сверху, из шахты, из которой они вывалились, донесся нарастающий гул двигателей. В просвете показались силуэты двух других «Скорпионов», их прожекторы, как щупальца, ощупывали скалу.
— Они нашли нас! — в ужасе прошептала Виктория.
Сергей посмотрел на панель управления, на мигающий запрос координат. Он положил руку на Пояс. Тот отозвался тревожной, но четкой пульсацией. Он не знал координат. Но он знал другое. Он знал, что оставаться здесь — верная смерть.
— Включай! — скомандовал он. — Включай на автозапуск! Пусть машина сама ищет ближайшую стабильную точку! Самую близкую!
— Это безумие! — воскликнула Виктория.
— Мы уже в самом его эпицентре! — парировал Сергей. — Делай!
Виктория, стиснув зубы, ввела команду. Машина взревела. Багровые руны вспыхнули ослепительным светом. Пространство перед ними начало искривляться, закручиваясь в воронку из синих молний и черной, мертвой материи.
Первый луч с корабля охраны ударил по платформе, распылив в пыль один из древних механизмов.
— Бежим! — рванул Сергей Викторию за руку к светящемуся порталу.
— Старик! — крикнула она, оборачиваясь.
Но старый навигатор лишь покачал головой, оставаясь у панели управления. Его лицо освещали сполохи безумного света.
— Бегите, птенцы! — проревел он. — А я останусь, чтобы дать вам время! Скажите там, наверху, что один старый грешник, хоть немного, но исправил свою ошибку!
Сергей и Виктория, не раздумывая больше, шагнули в светящуюся воронку.
Мир перевернулся. Их бросило в бешеный водоворот, где не было верха и низа. Сознание помутилось, тело разрывало на части. Они видели обрывки чужих реальностей, вспышки незнакомых солнц, слышали шепот мертвых цивилизаций. Машина, лишенная точных координат, металась по краям реальности, выискивая хоть какую-то опору.
Наконец, с оглушительным, раздирающим душу скрежетом, падение прекратилось. Их выбросило, как щепку, на твердую поверхность. Свет погас, оставив их в полной, давящей тишине.
Сергей, откашлявшись, первым поднял голову. Они лежали на холодном, гладком камне. Воздух был чистым, но странно пахнущим — сладковатым и металлическим одновременно. Он помог подняться Виктории.
— Как ты себя чувствуешь??
— Кажется… нормально.., более-менее. — она с трудом дышала, оглядываясь. — Где мы?
Они осмотрелись. Они находились на небольшой платформе, затерянной среди гигантских, черных как смоль скал, уходящих в багровое, беззвездное небо. Повсюду валялись обломки странных механизмов, не похожих ни на земные, ни на Люмиферианские. Все было покрыто толстым слоем неподвижной пыли. Царила абсолютная, мертвая тишина.
— Ничего не понимаю, — прошептала Виктория. — Это… это не космос. И не «Геенна».
Сергей подошел к краю платформы и посмотрел вниз. Внизу, насколько хватало глаз, простиралось бескрайнее море таких же черных скал и руин.
— Похоже, мы куда-то попали, — мрачно констатировал он. — Только вот куда?



Глава 10. Мир-призрак
Оглушительный рев «Осевого переходника» сменился звенящей, абсолютной тишиной. Давящая тяжесть Тартара исчезла, сменившись странной, неестественной невесомостью. Сергей и Виктория, все еще крепко держась за руки, кубарем вывалились из светящейся воронки портала и грузно рухнули на сыпучий грунт.
Первым ощущением был запах. Не едкая гарь «Геенны» и не холодные камни Тартара. Воздух здесь был тонким, сухим и мертвым, с едва уловимым привкусом озона и окисленного металла. Он щипал легкие, словно его не вдыхал никто целую вечность.
Сергей первым поднял голову, отряхивая с лица мелкий, как пепел, песок. Он замер, пораженный открывшейся картиной.
Они находились на дне гигантского каньона, стены которого уходили ввысь, теряясь в мареве блеклого, безжизненного неба цвета расплавленного свинца. Ни солнца, ни звезд, ни облаков — лишь сплошная, серая пелена. Повсюду, насколько хватало глаз, простиралась пустыня, усыпанная не песком, а мелкой, однородной пылью, похожей на измельченный бетон. И повсюду возвышались руины.
Это были не просто развалины. Это были скелеты цивилизации, достигшей невероятных высот. Башни из черного стекла и полированного сплава, некогда стремившиеся к небу, теперь были изломаны и оплавлены, как свечи после пожара. Мосты, соединявшие края каньона, оборвались, и их обломки торчали из тумана, как кости гигантских мертвых животных. Величественные арки и купола лежали, развороченные, покрытые толстым слоем той самой серой пыли.
— Где мы? — голос Виктории прозвучал глухо, нарушая гнетущую тишину. Она поднялась, смотря на все это с профессиональным, но потрясенным интересом. — Это…
— Кладбище, — мрачно закончил Сергей. — Целое кладбище мира.
Они осторожно пошли вперед, их шаги не производили ни звука, поглощаемые сыпучим грунтом. Сергей почувствовал знакомое тепло на поясе. Нейроинтегратор, до этого молчавший в Тартаре, слабо пульсировал, словно что-то чувствуя.
— Смотри, — Виктория остановилась, указывая на полузасыпанный обломок конструкции. — Знакомо?
Сергей подошел ближе и очистил от пыли кусок полированного металла. На нем был вычеканен тот самый сложный, переливающийся узор, что был на его Поясе и на стенах Люмиферианского корабля. Тот же стиль, та же технология.
— Их корабль… — прошептал он. — Они были здесь.
— Не только были, — Виктория окинула взглядом масштабы разрушений. — Они строили. Это их колония. Или… один из их родных миров.
Они углубились в каньон, и скоро их взорам предстало еще более жуткое зрелище. На огромной, выровненной площадке, похожей на космопорт, рядами стояли обломки кораблей. Не грубые, как на «Геенне», а изящные, обтекаемые, с тем же характерным дизайном. Но все они были мертвы. Одни — разорваны изнутри, другие — оплавлены чудовищной температурой, третьи — просто покрыты коррозией и пылью, будто простояли здесь миллионы лет.
Внезапно Пояс на талии Сергея вспыхнул ярким, почти ослепительным светом. Он вздрогнул и остановился, схватившись за голову.
— Сергей! Что с тобой?
Но он не слышал ее. Перед его глазами поплыли видения. Не мысли, а полномасштабные, оглушительные голограммы, проецируемые прямо в его сознание.

Он увидел этот мир живым. Небо было синим, по нему плыли облака. Башни сверкали на солнце, а между ними парили такие же изящные корабли. Города были полны жизни. Он увидел существ, похожих на Люмифериан, но… других. Их движения были плавными, лица безмятежными. Они творили, созидали, любовались своими творениями.
А потом картина изменилась. Небо начало медленно менять цвет с синего на грязно-желтый. Показались первые трещины на идеальных фасадах зданий. Корабли стали летать реже. А потом он увидел их — толпы таких же существ, но теперь их глаза горели знакомым, страшным огнем. Огнем «Жажды». Они не созидали. Они ломали. Они вырывали друг у друга ресурсы, крушили свои же творения, чтобы построить все более мощные машины, все более огромные корабли, чтобы добывать еще больше, еще быстрее. Леса были вырублены, реки отравлены, небо затянулось смогом. Последнее, что он увидел, — как один из гигантских кораблей, не справившись с управлением, рухнул на центральный энергореактор планеты. Ослепительная вспышка… и тишина. Та самая мертвая тишина, что окружала их сейчас.

Видение оборвалось. Сергей опустился на колени, тяжело дыша. Виктория схватила его за плечи.
— Что это было? Ты видел?
— Я видел… — его голос был хриплым. — Я видел, как они умирали. Это был их мир, Виктория. Они уничтожили его сами. Из-за той самой «Жажды». Они сожрали свою собственную планету.
Он поднял голову, смотря на мертвые корабли, и его взгляд упал на символ, выгравированный на ближайшем обломке. Тот же узор, что и на Поясе. Символ созидания, жизни и надежды. Теперь он был просто ироничным надгробием.
— Пояс показал мне, — прошептал Сергей. — Он… он чувствует здесь боль. Эхо той же ошибки. Он предупреждает.
Виктория медленно обвела взглядом гигантское кладбище цивилизации, и ее лицо исказилось от ужаса и понимания.
— «Жажда»… это не просто закон «Геенны». Это болезнь. Эпидемия, которая губит целые миры. И Люмиферия… она был на грани. Они могли повторить этот путь.
— Но они не повторили, — Сергей встал, сжимая руку на Поясе, который снова стал просто холодным металлом. — Они нашли другой путь. Они пытались бороться. Они послали каузалов за помощью. А мы… мы принесли им эту помощь.
Они стояли молча среди руин, слушая мертвую тишину вымершего мира. Это была не просто случайная остановка на их пути. Это было предупреждение из прошлого. Наглядный урок о том, что ждет любого, кто поддастся темному инстинкту потребления. Они сбежали из тюрьмы «Геенны», но оказались в еще большей тюрьме — тюрьме последствий.
— Нам нельзя здесь оставаться, — наконец сказала Виктория, и в ее голосе слышалась тревога. — Этот воздух… эта пыль… она мертвая. Мы не знаем, что здесь произошло на атомном уровне.
Сергей кивнул, в последний раз окинув взглядом трагические руины.
— Машина искала ближайшую стабильную точку. Она привела нас сюда. На самое большое предупреждение во вселенной. — Он глубоко вздохнул. — Пойдем. Нам нужно найти, как запустить портал снова. Нам нужно добраться до дома. Чтобы рассказать об этом. Чтобы это не повторилось снова.
Они развернулись и пошли обратно к одинокой арке «Осевого переходника», возвышающейся среди пепла и костей цивилизации, унесшие с собой тяжесть знания, которое было страшнее любого оружия.


Глава 11. Погоня
Тишина мира-призрака была абсолютной и давящей, как саван. Сергей и Виктория, все еще находясь под впечатлением от увиденного «эха», молча осматривали арку «Осевого переходника», ища способ реактивировать его. Пыль мертвой планеты мягко хрустела под ногами, и этот звук казался невероятно громким в всеобщей гробовой тишине.
— Думаешь, он еще сможет заработать? — тихо спросила Виктория, проводя рукой по холодному, испещренному рунами камню. — Он выглядит… исчерпанным.
— Он должен, — ответил Сергей, стараясь звучать увереннее, чем был на самом деле. — Он вытянул нас из Тартара. Должен остаться хоть какой-то заряд…
Его слова оборвал резкий, противоестественный звук, ворвавшийся в мертвую тишину, как нож в спину. Это был далекий, нарастающий гул. Это был чистый, мощный звук высокотехнологичных двигателей, рвущих атмосферу.
Они замерли, вглядываясь в блеклое, серое небо. Сперва это были всего лишь две точки. Затем точки превратились в стремительные, угловатые силуэты, выкрашенные в темные, матовые цвета.
— Корабли… — сдавленно выдохнула Виктория, и в ее голосе прозвучал леденящий душу ужас. — Но это не «Геенна»! Это…
— Торак, — мрачно закончил Сергей. Его пальцы сжали Пояс. — Он выследил аномалию прыжка. Он нашел нас.
Корабли, без единого опознавательного знака, но с убийственной грацией, легли в боевой круг, начиная снижение. Их цель была очевидна — платформа с переходником.
— Бежим! — рванул Сергей Викторию за руку. — Нам нужно укрытие!
Они спрыгнули с платформы и побежали к ближайшему каньону, где чернели провалы окон и входов в гигантские руины. За их спинами с шипящим звуком опустился десантный модуль. Открылся люк, и из него высыпали несколько фигур в одинаковых тактических скафандрах с затемненными забралами, сжимая в руках оружие, которое выглядело куда совершеннее, чем у охранников «Геенны».
— Стой! Остановитесь по приказу Совета Безопасности Люмиферии! — раздался усиленный динамиком голос. Выстрел в воздух — не энергетический, а какой-то импульсный, издающий оглушительный хлопок, — проредил тишину.
Сергей и Виктория, не оборачиваясь, нырнули в зияющий провал, который когда-то был главным входом в небоскреб. Внутри царил мрак и хаос. Обломки мебели, исковерканные металлические балки, горы того же серого пепла. Они бросились вглубь, спотыкаясь о невидимые препятствия, спускаясь по развалившимся лестницам в подземные уровни.
Сверху донеслись четкие, быстрые шаги. Лучи фонарей выхватывали из темноты обломки стен и арматур.
— Обходи слева! Перекрыть выход на нижних уровнях! — слышались отрывистые, профессиональные команды.
Они загнали себя в ловушку. Сергей и Виктория прижались к холодной стене в каком-то техническом помещении, заваленном сгнившими серверами. Шаги приближались. Они слышали тяжелое дыхание сквозь фильтры скафандров.
— Кончай двигаться, земляне, — раздался голос прямо за углом. — Сдача будет проще для всех.
Сергей сжал кулаки, готовясь к отчаянному, безнадежному рывку. Виктория закрыла глаза.
И в этот момент сверху, сквозь перекрытия, донесся новый звук. На этот раз — другой, но тоже знакомый. Это был упорядоченный, но не менее угрожающий гул. Более грубый, чем у кораблей Торака, и более мощный. И сразу за ним — новые голоса. Хриплые, злые, отдающие команды на том самом жаргоне «Геенны».
— Эй, смотрите, что тут у нас! Нашлись беглые птенцы! И какие-то прифранченные типы уже тут как тут!
Солдаты Торака замерли.
— Что за шум? — один из них поднес руку к шлему. — Командир, доложите обстановку!
Сверху послышались уже не просто шаги, а топот тяжелых ботинок, лязг оружия о стены, грубый смех.
— Это стража с «Геенны»! — прошептал Сергей Виктории. — Надзиратели! Они выследили нас!
Хаос нарастал. Снаружи, на уровне выше, завязалась перестрелка. Послышались уже не только точные, скупые выстрелы солдат Торака, но и более громкие, разудалые залпы из тяжелого оружия стражников. Слышались крики, ругань, звуки рукопашного боя.
— Командир! Нас атакуют местные силы! Очень агрессивно! Запрашиваю инструкции!
— Держать позицию! — раздалась уже менее уверенная команда. — Группа «Бета» — на усиление! Остальные — продолжать поиск!
Но было уже поздно. Несколько стражников, с дикими глазами и тяжелыми дробовиками в руках, ворвались в их подвал, увидели солдат Торака и сразу открыли огонь.
— Убирайтесь с нашей добычи, блестящие черви! — заревел один из них, стреляя почти без прицела.
Ослепленные вспышками выстрелов в полумраке, солдаты Торака ответили огнем. Пули и энергетические заряды засвистели в тесном помещении, рикошетя от стен, высекая снопы искр из древнего металла.
Сергей и Виктория прижались к полу, укрываясь за массивным серверным шкафом. Они оказались в самом эпицентре перестрелки между двумя враждующими фракциями, каждая из которых хотела заполучить их любой ценой.
— Пока они дерутся… — прошептал Сергей, и в его глазах зажегся огонек отчаянной надежды. — Дверь! Видишь, в конце зала?
Виктория кивнула. Пока солдаты и стража увлеченно пытались уничтожить друг друга, их главная добыча сделала рывок. Они ползком, под прикрытием густого дыма и хаоса, двинулись к единственному возможному выходу из ловушки, которую сами же и создали. Их путь к спасению был отрезан, но пока их враги дрались между собой, у них был шанс уйти.


Глава 12. Цена свободы
Они пробирались через подземные гаражи, похожие на склепы для механических скелетов давно истлевшей цивилизации. Воздух был густым от пыли и запаха разлагающейся органики, которую нельзя было ни увидеть, ни идентифицировать. Впереди, в конце бесконечного ряда пустых машиномест, виднелся тусклый свет — еще один выход на поверхность, подальше от эпицентра боя.
Внезапно из-за угла, из запыленной вентиляционной шахты, с грохотом вывалилась фигура. Сергей инстинктивно рванул вперед, прикрывая Викторию, готовясь к новой схватке.
Но это был Старик. Он тяжело опирался на окровавленную импровизированную дубинку, его одежда была порвана, а по лицу струилась кровь из раны на голове. Но глаза его горели прежним острым, живым огнем.
— Не туда, птенцы, — хрипло выдохнул он, перехватывая дыхание. — Там уже ждут. И те, и эти. Оцепили все выходы. Дерутся между собой за право первыми вас схватить.
— Как вы нашли нас? — пораженно спросила Виктория.
— Старая лиса по себе знает, куда бегут зайцы, — он криво улыбнулся. — Да и грохот на весь мир стоит. Вам надо назад. К переходнику.
— Он разрушен! — возразил Сергей. — Мы видели, в него попали!
— Ядро… кристалл… — с трудом выговорил Старик, кашляя. — Он мог уцелеть. Это ваша единственная надежда. — Но как нам пройти? — в отчаянии воскликнула Виктория. — Они повсюду!
Старик выпрямился во весь свой невысокий рост. Он посмотрел на них, и в его взгляде не было ни страха, ни сомнения. Была лишь странная, торжественная ясность.
— Я отвлеку их. Создам такой шум, что все «Скорпионы» и вся стража сбежится на одного единственного крикливого старика.
— Нет! — резко сказал Сергей, предчувствуя его намерение. — Они убьют вас!
— Они убьют меня в любом случае, мальчик, — тихо ответил Старик. — Здесь все рано или поздно умирают. Я здесь уже слишком долго. Слишком много видел. Слишком много грехов на моей душе. Моя жизнь давно стала существованием. А сегодня… сегодня у меня есть шанс превратить это существование обратно в жизнь. Пусть хоть и на одно последнее мгновение.
Он положил свою грубую, в ссадинах руку на плечо Сергея.
— Вы принесли сюда что-то, чего здесь давно не было. Надежду. Не только для себя. Для всех нас, забытых здесь. Если вы сбежите, это будет значить, что это возможно. Что «Геенна» не всесильна. Это будет лучшее наследие, которое я мог бы оставить.
— Мы не позволим вам… — начала Виктория, и ее голос дрогнул.
— Вы не имеете права мне запрещать, — мягко, но непреклонно перебил он. — Это мой выбор. Моя свобода. А теперь слушайте внимательно. Прямо отсюда есть технический тоннель. Он выведет вас к запасному выходу почти у самой платформы. Доберитесь до КРК. И бегите. Не оглядывайтесь.
Он повернулся, чтобы уйти, но затем остановился и обернулся. Его лицо озарила странная, почти мальчишеская улыбка.
— И …, вспоминайте иногда старого грешника.
Не дав им ничего сказать, он развернулся и закричал что-то невероятно грязное и обидное на жаргоне «Геенны», обращаясь к невидимым преследователям. Его голос, усиленный многолетней практикой, громоподобным эхом покатился по подвалам.
Затем он вытащил из-за пояса самодельную дымовую шашку, чиркнул ею о стену и швырнул в сторону, откуда доносились голоса солдат Торака. Густой, едкий дым моментально заполнил пространство.
— Бегите! — это было его последнее слово, обращенное к ним.
Он не побежал. Он пошел. Шел навстречу свистевшим в дыму пулям и энергетическим зарядам, громко смеясь и выкрикивая старую, как сам этот мир, боевую песню, которую, должно быть, пел в совсем другой жизни.
Сергей и Виктория, парализованные ужасом и восхищением, на секунду застыли, глядя, как его одинокая фигура растворяется в дыму под аккомпанемент выстрелов и яростных криков.
— Вперед! — сжав зубы, прошипел Сергей, дергая Викторию за руку. — Не дадим его жертве оказаться напрасной!
Они рванули в указанный им тоннель, узкую, засыпанную хламом щель в стене. За их спинами грохот боя нарастал, сливаясь в один сплошной, оглушительный рев. К нему присоединился новый звук — нарастающий гул двигателей. Все силы «Геенны» и Торака теперь были сосредоточены на одном-единственном старике.
Они бежали, не оглядываясь, по темному, душному тоннелю, сжимая в душе боль от потери и страшную, жгучую благодарность. Он купил им их свободу самой дорогой валютой, какая только может быть. И они поклялись себе, что не потратят этот дар напрасно. Они должны были выжить. Ради него. Ради всех.


Глава 13. Ключ к верхушке
Они вывалились из технического тоннеля прямо к подножию платформы, заваленные пылью и едва переводя дух. Грохот боя, который затихал где-то глубоко позади, теперь сменился зловещей, настороженной тишиной. Побег Старика сработал — внимание всех было приковано к нему.
Перед ними зияла груда обломков. Тот самый кусок корабля, что врезался в «Осевой переходник», лежал, дымясь, превратив древнюю арку в груду исковерканного камня и оплавленного металла. Сердце Сергея сжалось от отчаяния.
— Все… конец, — прошептал он, опускаясь на колени. — Он разрушен. Мы никогда…
— Подожди, — перебила его Виктория. Ее голос звучал странно отрешенно, в нем не было паники, лишь лихорадочная концентрация. Она не смотрела на разрушения. Она смотрела на Пояс на Сергее, а ее пальцы лихорадочно перебирали интерфейс портативного терминала, стащенного со «Скорпиона». — Дай мне… дай мне данные.
— Какие данные? — непонимающе спросил Сергей.
— Все! Все, что ты чувствуешь от него! Все образы, все цифры, все что угодно! — ее тон был почти приказным. — Он связан с этим местом! Он чувствует его! Я видела, как руны на нем светились в такт машине!
Сергей, ошеломленный, закрыл глаза и положил руку на теплый металл Пояса. Он не думал, он просто позволил потоку информации хлынуть через него. Обрывки звездных карт, схемы энергопотоков, странные математические константы, ощущение кривизны пространства — все это мелькало в его сознании, как безумный калейдоскоп.
Виктория водила руками над терминалом, ее глаза бегали по строкам кода и схемам, которые она набрасывала с нечеловеческой скоростью.
— Да… да, я вижу… — бормотала она. — Он не просто перемещает в пространстве… он сворачивает его… проходит по Оси… но для прыжка «вверх», против гравитации мироздания… нужен колоссальный импульс…
Внезапно она замерла, уставившись на один из сложных графиков.
— Так… вот оно что… — она подняла на Сергея широко раскрытые глаза. — Мы думали, как пешеходы. Мы искали адрес! Это… это как запуск ракеты с планеты!
— Что? — Сергей не понимал.
— Чтобы оторваться от гравитации, нужна первая космическая скорость! Понимаешь? — она говорила быстро, захлебываясь. — Здесь то же самое! Нижние миры… они как глубокая гравитационная яма! Чтобы вырваться из нее наверх, к Земле, нужен не просто прыжок. Нужен мощнейший, чистый импульс энергии! Как стартовая катапульта! Или…
Она снова замерла, вглядываясь в данные, которые Сергей транслировал через Пояс.
— Или… или нужно найти особое место. Точку, где слои реальности тоньше. Где гравитационный потенциал ниже. Где-то должен быть… мост. «Мостовой мир». Естественный или искусственный, не важно! Место, где можно перешагнуть из низа вверх, не тратя всю энергию вселенной!
Сергей смотрел на нее, стараясь осмыслить услышанное.
— И где нам найти такую катапульту? Или этот… «Мостовой мир»?
— Катапульту… — Виктория задумалась, снова пробегая глазами по данным. — Ею мог бы стать сам КРК, если бы мы сумели перенаправить всю его энергию в одном направлении, одномоментно. Но это все равно что поджечь пороховую бочку, стоя на ней. Шансов нет. — Она посмотрела на разрушенный переходник. — А вот «Мостовой мир»…
Она сделала несколько быстрых манипуляций на терминале, сопоставляя обрывки карт из памяти Пояса с данными, скачанными с корабля.
— Смотри, — она показала ему экран. На нем была сложная, трехмерная карта слоев реальности, похожая на испещренный трещинами кусок стекла. Большинство трещин вели вниз или в стороны. Но одна, тонкая, почти невидимая нить, уходила вверх. — Я почти уверена. Это оно. Стабильный, древний переход. Как мост через пропасть.
— И где он? — спросил Сергей, в его голосе зазвучала надежда.
— Координаты обрывочные… — Виктория покачала головой, ее лицо снова омрачилось. — Система навигации «Скорпиона» слишком примитивна для таких расчетов. Мне нужен… мне нужен доступ к главному компьютеру «Геенны». Или к чему-то столь же мощному. Там должны быть полные карты.
Они замолчали, осознавая весь ужас их положения. Они нашли ключ. Они поняли, как работает дверь. Но у них не было возможностей, чтобы повернуть этот ключ в замке. Они были слепы и беспомощны посреди бесконечного лабиринта.
Сергей посмотрел на дымящиеся руины переходника, потом на Пояс на своем теле, который был их единственным проводником в этом хаосе.
— Значит, нам нужен корабль получше, — тихо сказал он. — И карта. — Он поднял взгляд на Викторию, и в его глазах зажегся новый, опасный огонек. — Торак ищет нас. Его корабли здесь. Значит, где-то рядом должен быть его командный модуль. Его центральный компьютер.
— Ты предлагаешь как всегда, найти иголку в стоге сена, пока нас разыскивает вся стая? — скептически спросила Виктория, но в ее голосе уже не было отчаяния, а лишь профессиональная оценка рисков.
— Нет, — Сергей улыбнулся без удовольствия. — Я предлагаю устроить такую бурю в этом стоге сена, чтобы игла сама выпрыгнула нам в руки. У нас есть то, чего хочет Торак. Так может быть, пора перестать бегать и начать охотиться самим.
— Охотиться самим? — Виктория с сомнением посмотрела на Сергея.
— У нас нет оружия. Нет сил. Торак ищет нас с помощью целой флотилии.
— У нас есть лучше оружия, — Сергей положил руку на Пояс. — Неожиданность. И знание местности. Торак ищет двух загнанных беглецов. Он не ждет, что мы пойдем в атаку. А что касается корабля и компьютера... Мы не пойдем на главный командный пункт. Мы заставим его прийти к нам.
— Приманка? — поняла Виктория.
— Именно. Мы устроим такой переполох, что Торак лично примчится на место. Пока он будет занят нами, ты должна будешь пробраться на борт.
— И как мы устроим этот «переполох»? — спросила Виктория, но в ее глазах уже загорелся знакомый азарт исследователя, столкнувшегося с невероятной проблемой.
Сергей улыбнулся, встал и подошел к груде обломков, испещренных теми же рунами, что и его Пояс.
— Мы дадим ему то, что он больше всего хочет. Мы зажжем маяк.
Он закрыл глаза, положив ладони на холодный, пронизанный древними схемами камень. Он не пытался силой заставить артефакт подчиниться. Вместо этого он сделал то, что всегда работало — он попросил. Он мысленно представил не сигнал бедствия, а нечто иное: мощный, чистый импульс энергии, исходящий от Нейроинтегратора. Эдакий клич о помощи, который Пояс посылал в никуда после падения корабля каузалов, но усиленный в тысячу раз. Он представлял, как этот импульс, подобно кругам на воде, расходится по складкам пространства-времени, крича: «Я здесь! Я Жив!
Пояс на его талии отозвался мгновенно. Сначала — тепло, затем — нарастающая вибрация, переходящая в почти болезненный гул. Металл засветился изнутри ослепительным белым светом, и этот свет перекинулся на древние руны. Камень под его руками стал теплым, а затем на его поверхности зажглись мерцающие линии — карта энергетических потоков, сердцебиение умершего мира.
— Виктория, сейчас! — крикнул Сергей, сжимая зубы от напряжения. — Куда направлена большая концентрация?
Виктория, используя уцелевший портативный сканер со «Скорпиона», ловила аномалии.
— Есть! Идет ответный импульс! Сектор «Дельта», координаты 7-0-2... Это... это совсем рядом! Всего в нескольких километрах от старого переходника!
Это был не Торак. Это был автоматический маяк-ретранслятор «Геенны», один из тысяч, расставленных по этому уровню. Он засек аномалию и, как и было заложено в программу, тут же отправил сигнал наверх и запросил инструкции.
— Отлично, — прошептал Сергей. — Приманка брошена. Теперь ждем.
Они не прождали и десяти минут. Над мертвым горизонтом появилась черная точка, быстро превращающаяся в угловатый силуэт «Скорпиона». Но не флагманского корабля Торака, а одного из стандартных патрульных катеров. Очевидно, на первый вызов отправили дежурное звено.
— Мелкая рыба, — заметила Виктория, прячась за обломком. — Что делаем?
— Идем по плану, — Сергей высунулся из-за укрытия и вышел на открытое пространство, подняв руки. Он шел медленно, демонстрируя полную уязвимость.
«Скорпион» с громким шипением опустился неподалеку. Из него высыпало трое охранников в стандартной экипировке. Их командир, грузный мужчина, направил на Сергея оружие.
— Ну что, беглецы, наигрались? — прохрипел он. — Руки за голову! На колени!
Сергей послушно встал на колени. В этот момент Виктория, используя суматоху, как тень, обошла их по груде обломков и оказалась у задней стойки шасси «Скорпиона», где обычно располагался аварийный люк для технического обслуживания.
— Я не один, — громко сказал Сергей, привлекая внимание. — Моя напарница ранена. Она там, в развалинах. Помогите ей.
Пока охранники переглядывались, решая, как поступить, Виктория с помощью все того же сканера, настроенного на частоты «Геенны», нашла панель управления люком. Это был не взлом, а простое считывание стандартного кода доступа. Люк с тихим щелчком отъехал.
— Эй, что это? — один из охранников услышал звук и обернулся, но было уже поздно.
В этот момент Сергей перестал быть покорным пленником. Пояс вспыхнул коротким, ослепляющим импульсом. Это была не атака, а просто вспышка света, но в мертвой, серой мгле этого мира она сработала как светошумовая граната. Охранники на секунду ослепли.
Этой секунды хватило Виктории, чтобы проскользнуть внутрь корабля, а Сергею — резко рвануть с места.
— Виктория, как ты? — мысленно крикнул он, прячась за очередным обломком.
— Я внутри! — донесся ее ответ, уже не через уши, а через ту самую ментальную связь, которую усиливал Пояс. — Системы заблокированы. Нужен пароль командира.
Сергей посмотрел на охранников, которые уже оправились и начали окружать его. Командир, злой, шел впереди.
— Получишь его, — мысленно ответил Сергей.
Он снова вышел на свет, но теперь не сдавался. Он шел навстречу охранникам.
— Ваш командир Торак ждет меня живым, — сказал он, и его голос звучал с непривычной властностью. — Если вы меня убьете, он сдернет с вас кожу.
Это заставило их замедлить шаг. В их глазах читалась неуверенность. Сергей использовал эту паузу. Он сконцентрировался на командире, на его грубом, напуганном лице. Он не читал мысли — он искал поверхностные образы, самые свежие воспоминания. И он поймал их: утренний брифинг, ввод кода доступа в терминал на мостике... Цифры и символы мелькнули в его сознании, как отражение в воде.
— Код доступа... «Тень-7-9-Омега-Ксай», — тихо, но четко произнес Сергей.
Лицо командира побелело. Для него это было колдовством. Он замер, не в силах пошевелиться.
— Виктория, пробуй «Тень-7-9-Омега-Ксай»! — мысленно передал Сергей.
Секунда тишины. Затем в его голове прозвучал торжествующий возглас Виктории:
— Есть! Я в системе! Загружаю навигационные карты! Ищу «Мостовые миры»!
В этот момент где-то в вышине, разрывая багровое небо, появился новый, гораздо более крупный корабль. Его формы были знакомы и ненавистны. Это был личный корабль Торака. Приманка сработала. Акула учуяла кровь.
— Сергей, он здесь! — крикнула Виктория. — Данные загружаются! Но нам нужен дистанционный доступ к управлению этим катером! Я не могу взлететь без командира!
— Дай мне управление, — скомандовал Сергей. Он вновь сосредоточился на Поясе, но на этот раз его целью был не камень и не люди, а сам патрульный «Скорпион». Он представлял себя частью корабля, его продолжением. Он чувствовал холодный металл обшивки, гул реактора в режиме ожидания, мерцание сигнальных ламп. Он мысленно потянулся к системе запуска.
Корабль вздрогнул. Раздался глухой рокот двигателей. Свет в иллюминаторах замигал.
— Что происходит? — заорал командир охраны, оборачиваясь к своему кораблю.
— Сергей, я вижу удаленный запрос на запуск! Подтверждаю! — донесся голос Виктории.
Люк, через который она проникла внутрь, с шипением захлопнулся. «Скорпион» плавно приподнялся над землей, разворачиваясь к Сергею.
— Беги! — закричала Виктория уже в реальности, через внешние динамики.
Охранники в панике открыли огонь по кораблю, но его щиты уже были подняты. Сергей, пригнувшись, бросился к опускающейся посадочной рампе. Он влетел внутрь, и рампа тут же начала закрываться. Последнее, что он увидел, — это огромный корабль Торака.
— Виктория, прыгай! В любую точку! Сейчас! — закричал он, вбегая на мостик.
Виктория, не отрывая рук от панели, уже вводила первые попавшиеся координаты из только что загруженной карты «Мостовых миров». Корабль рванул вперед, едва избежав захвата тракторным лучом флагмана Торака.
Они снова мчались сквозь гиперпространство, оставляя за собой ярость своего врага. Но теперь у них была не просто надежда. У них была карта. И первая точка на пути домой.



Часть 4: Мост между безднами

Глава 14. Последний рубеж
Корабль, израненный и почерневший от многочисленных стычек, с трудом пробивался сквозь последний, невероятно турбулентный слой пространства. Казалось, сама реальность сопротивлялась их побегу из Нижних миров, цепляясь за них липкими щупальцами искаженной физики. Свет за иллюминаторами то гас, превращаясь в непроглядную, давящую мглу, то вспыхивал ослепительными каскадами странных цветов.
— Показатели зашкаливают! — кричала Виктория, пытаясь удержать штурвал. — Мы на грани развала! Двигатели не выдержат!
— Они должны выдержать! — сквозь зубы рычал Сергей, чувствуя, как Пояс на нем излучает почти болезненное тепло, пытаясь стабилизировать хлипкий корпус судна. — Он вел нас сюда! Он должен был привести!
Внезапно корабль содрогнулся, будто наткнувшись на невидимую стену. Раздался оглушительный скрежет терзаемого металла, и все системы разом отключились. На несколько секунд воцарилась абсолютная, звенящая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием и тревожным гудением аварийных аккумуляторов.
Затем свет медленно вернулся. Но это был не привычный свет звезд или искусственных ламп. Это было мягкое, рассеянное, перламутровое сияние, исходящее отовсюду сразу.
Они медленно поднялись с пола и замерли у главного визора, не в силах вымолвить ни слова.
За стеклом открывался вид, от которого перехватывало дыхание. Они парили в центре гигантской, идеально круглой полости, словно внутри колоссального мыльного пузыря. Стенки этой полости были не твердыми, а состояли из переплетающихся, мерцающих энергией потоков, похожих на северное сияние, застывшее в форме сферы. Через эти стены-экраны были видны миры. С одной стороны — клубящийся, багровый хаос Нижних миров, с их рваными краями реальности и ядовитыми туманностями. С другой — ровная, глубокая, усеянная знакомыми звездами бархатная чернота космоса Средних миров, их дома.
А в центре этой полости, неподвижно и величаво, висела станция. Она не была похожа ни на что, созданное руками человека или Люмифериан. Это не было инженерное сооружение. Это было произведение искусства, выращенное, а не построенное. Ее формы плавно изгибались, словно лепестки гигантского хрустального цветка или крылья бабочки, застывшие в моменте раскрытия. Материал, из которого она была сделана, то казался абсолютно прозрачным, то вспыхивал изнутри сложными узорами, напоминающими то схемы ДНК, то галактические спирали.
— Боже… — прошептала Виктория, прилипшая лбом к холодному стеклу. — Это же… Это Мост. Настоящий Мост.
— Место силы, — тихо сказал Сергей, ощущая, как Пояс на его теле наконец затих, излучая ровное, спокойное тепло, словно вернулся домой. — Здесь… здесь все иначе. Я чувствую это каждой клеткой.
Их поврежденный корабль, подхваченный какой-то неведомой силой, мягко и бесшумно притянуло к одному из «лепестков» станции. Раздался тихий, мелодичный щелчок, и шлюз открылся, впуская внутрь воздух. Он был кристально чистым, прохладным и имел странный, сладковатый запах, который невозможно было ни с чем сравнить.
Они осторожно ступили на пол станции. Он был теплым и слегка пружинил под ногами. Стены вокруг были живыми — они дышали, меняя интенсивность свечения, а по их поверхности бежали и переливались те самые сложные узоры.
— Никого нет, — оглядываясь, произнесла Виктория. — Но кажется, что за нами наблюдают. Вся станция… она словно живая.
— Она и есть живая, — ответил Сергей, проводя рукой по стене. Материал отозвался на прикосновение легкой вибрацией. — Это не просто строение.
Это… сущность. Посмотри.
Он указал на центр зала, где из пола произрастало нечто вроде дерева, сплетенного из света и энергии. В его ветвях-проводниках пульсировали сгустки энергии, а вместо листьев мерцали голографические карты звездных систем, схемы галактик, уравнения фундаментальных законов физики.
— Это сердце станции, — предположила Виктория, приближаясь к нему с благоговейным страхом. — Пульт управления… или может быть, ее сознание.
Внезапно из дерева вырвался сноп света, и перед ними возник голографический образ. Это был не человек и не Люмиферианин. Существо с вытянутым, лишенным черт лицом и большими, глубокими глазами, в которых отражались вселенные. Оно посмотрело на них, и в его взгляде не было ни угрозы, ни дружелюбия — лишь спокойное, безразличное любопытство, как у ученого, рассматривающего под микроскопом новых микробов.
— Путники, — прозвучал в их сознании голос. Он был тихим, мелодичным и абсолютно лишенным эмоций. — Вы достигли Порога. Вы пришли из Глубин и стремитесь в Выси. Ваше присутствие вносит диссонанс в гармонию Моста.
— Мы… мы не хотели нарушать ваш покой, — начала Виктория, чувствуя себя нелепо. — Мы бежим. Мы ищем путь домой.
Голографическое существо склонило голову.
— Все, кто приходит сюда, ищут путь. Одни — в одну сторону, другие — в другую. Мост не выбирает сторон. Он лишь поддерживает равновесие. Законы реальности здесь тонки, путники. Одно неверное движение, одна сильная эмоция могут порвать ткань и сбросить вас обратно в Глубины или рассеять в Высях, как пыль.
— Мы будем осторожны, — поспешно сказал Сергей. — Нам нужно только понять, как отсюда попасть туда, — он указал на сектор со звездами.
Существо снова помолчало, словно сверяясь с какими-то неведомыми данными.
— Ваш корабль поврежден. Его прыжок будет неточен и опасен. Вам требуется помощь систем Моста. Но доступ к ним требует платы.
— Какой платы? — насторожился Сергей.
— Информации, — последовал безразличный ответ. — Мост голоден до знаний. Он был создан для сбора и анализа данных о всех слоях мироздания. Расскажите мне о вашем мире. О вашей физике. О вашей биологии. О природе того артефакта, что вы носите. Чем уникальнее знание, тем точнее будет ваш прыжок.
Оно исчезло, оставив их в сияющем зале наедине с невероятным выбором. Они стояли на последнем рубеже, на тончайшей грани между адом и домом. И цена за переход оказалась не в монетах или кристаллах, а в самых сокровенных тайнах их существования.


Тихий, безразличный голос эха Биоконструктора растворился в сияющем воздухе, оставив Сергея и Викторию наедине с невероятным выбором. Тишина на станции была иной, не мертвой, как в Тартаре, а насыщенной, словно само пространство ждало их решения, затаив дыхание.
— Информации… — наконец выдохнула Виктория, отрывая взгляд от дерева-интерфейса и глядя на Сергея. — Они хотят нашу историю. Наши знания. В качестве платы за проезд.
— Не просто историю, — мрачно поправил Сергей. — Они хотят «уникального знания». Природу Пояса. Они почуяли его. — Его пальцы инстинктивно сомкнулись на теплом металле пояса.
— Мы не можем этого сделать! — в голосе Виктории прозвучала тревога. — Мы не знаем, кто они на самом деле! Мы не знаем, что они сделают с этой информацией!
— А что у нас есть еще? — резко спросил Сергей. Он повернулся к дереву, его лицо было напряжено. — У нас есть ободранный корабль, который развалится при первом же прыжке. У нас есть только то, что в наших головах. И это — единственная валюта, что здесь котируется.
Он сделал шаг вперед, и стена перед ним отозвалась, проявив сложную голографическую схему — витиеватый узор, в котором угадывались математические формулы, биологические цепочки и физические константы.
— Хорошо, — сказал он, обращаясь к пустоте, зная, что его слышат. — Мы готовы платить. Но по частям. Сначала — о нашем мире. О Земле.
Он кивнул Виктории. Та, все еще сомневаясь, вздохнула и подошла к панели. Она коснулась ее пальцами, и узоры ожили. Она начала говорить. Сначала медленно, подбирая слова, потом все быстрее, увлекаясь. Она говорила о голубом небе и белых облаках, о химическом составе атмосферы, о силе тяжести, о молекуле ДНК, о теории относительности Эйнштейна и квантовой механике, о полете шмеля, который, казалось бы, нарушает все законы физики, и о том, как люди все равно поднялись к звездам.
Светящееся дерево жадно впитывало информацию. Его ветви-проводники пульсировали чаще, узоры на стенах становились сложнее и ярче. Казалось, вся станция внимательно слушала, запоминая каждый факт, каждую метафору.
Когда Виктория замолчала, в воздухе прозвучал все тот же безразличный голос:
— Достаточно. Данные приняты и верифицированы. Интересно, но… недостаточно уникально. Многие цивилизации проходили схожий путь. Ваша цена оплачивает лишь стабилизацию вашего корабля. Но не точные координаты.
Сергей сжал кулаки.
— Что вы хотите еще?
— Артефакт, — последовал немедленный ответ. — Его энергетическая сигнатура аномальна. Он не принадлежит вашему миру. Его квантовая структура… идеальна. Мы хотим его схему. Принцип работы.
— Ни за что! — выпалила Виктория. — Это не наша собственность! И мы не знаем…
— Мы согласны, — перебил ее Сергей.
— Сергей!
— У нас нет выбора, Виктория! — он повернулся к ней, и в его глазах она увидела не отчаяние, а странную, новую решимость. — Мы не можем отдать его. Но мы можем отдать его… «биографию».
Он снова повернулся к интерфейсу.
— Мы не отдадим вам чертежи. Мы не знаем их. Но мы расскажем вам его историю. Как он был создан. Как он работает. Что он делает с тем, кто к нему прикасается. Это знание — уникально. Его больше нигде нет.
На станции воцарилась долгая пауза. Казалось, сама материя взвешивает его предложение.
— Приемлемо, — наконец прозвучало. — Излагайте.
И Сергей начал говорить. Он говорил не как ученый, а как поэт или свидетель. Он описывал не схемы, а ощущения. Первое прикосновение к холодному металлу на берегу реки. Волну тепла, смывающую боль. Ясность мыслей. Тихий голос интуиции, ставший вдруг слышимым. Связь с кораблем Люмиферии. Мгновенное понимание языка. Он говорил о том, как Пояс не подчиняется, а сотрудничает, как он усиливает саму жизнь своего носителя. Он рассказал про Церемонию, про то, как через него говорила воля самой планеты.
Он выкладывал не технологию, а душу артефакта. Это была не дань, а исповедь.
Когда он замолчал, станция замерла. Мерцание узоров замедлилось, стало плавным и глубоким, словно вся конструкция переваривала услышанное.
— Данные приняты, — голос на этот раз звучал иначе. В его безразличный тон закралась едва уловимая нота… уважения? Изменения? — Знание признано уникальным и имеющим высшую ценность. Цена оплачена.
Одна из ветвей светящегося дерева протянулась к ним и коснулась пола. Из точки соприкосновения возник идеально круглый кристалл, внутри которого плясали миниатюрные звезды.
— Возьмите. Это Акрония, она несет в себе — координаты. Не точки в пространстве, а… песня вашего дома. Машина считает ее, и это приведет вас прямо к цели. Ваш корабль уже готов.
Они молча взяли кристалл. Он был теплым и пульсировал в такт их сердцам.
— Спасибо, — сказал Сергей.
— Не благодарите, — голос снова стал абсолютно нейтральным. — Это был эквивалентный обмен. Теперь вы можете идти. И помните — Мост всегда помнит своих должников.
Свет вокруг них померк, и они снова оказались в шлюзовом отсеке своего корабля. Люк за ними бесшумно закрылся.
Они стояли молча, держа в руках горячий кристалл-песню, осознавая, что только что продали самую ценную тайну, которую везли с собой. Но они купили билет домой.
— Ты думаешь, мы сделали правильно? — тихо спросила Виктория.
— Я думаю, что мы сделали единственно возможное, — так же тихо ответил Сергей. — Теперь нам нужно оправдать эту цену. Нам нужно добраться домой.
Он посмотрел на панель управления. Все системы светились ровным зеленым светом. Корабль, всего несколько минут назад бывший на грани разрушения, был как новенький. Он ждал команды.
Они были на последнем рубеже. Оставалось сделать последний шаг.



Глава 15. Лицом к лицу
Акрония, теплая и пульсирующая в руке Сергея, казалась живой. Она была их пропуском домой, финальным аккордом в симфонии спасения. Они уже почти повернулись к шлюзу, чтобы вернуться на свой оживший корабль, когда пространство Моста содрогнулось.
Не от грохота взрыва, а от резкого, болезненного диссонанса, ворвавшегося в идеальную гармонию станции. Мерцающие стены вздулись, и из двух противоположных точек, словно раны на теле реальности, разорвались два портала.
Из первого, багрового и рваного, вырвался угловатый, как скала, корабль Торака. Он ощетинился орудиями, готовый к бою. Из второго, который вспыхнул ровным серебристым светом, плавно выплыл изящный, стремительный люмиферианский разведчик. Он не нес оружия, но его корпус сиял мощными защитными полями.
Шлюзы обоих кораблей распахнулись почти одновременно. На платформу Моста ступил Торак. Его лицо, искаженное ненавистью и яростью, было страшнее любой маски. За ним высыпала его личная гвардия — безжалостные и слепые в своей преданности исполнители.
С другого корабля сошла Юмия. Она была одна. В ее руках не было оружия. Ее глаза, полные не страха, а решимости, встретились с взглядом Сергея.
— Предатели! — громовой голос Торака ударил по ним, грубый и чужеродный в утонченном пространстве Моста. — Выдайте мне их! Они принадлежат правосудию Люмиферии!
— Их место не в тюрьме, Торак, а в Зале Совета! — парировала Юмия, и ее мысленный голос, усиленный артефактом, звучал четко и властно. — Их ждет трибунал, а не расправа! Новариан требует их возвращения!
— Новариан потерял свой голос! — проревел Торак, делая шаг вперед. Его гвардия подняла оружие. — Я здесь — чтобы закончить то, что должно было закончиться в «Геенне»!
Между ними, на сияющей платформе, стояли Сергей и Виктория, застывшие в хрупком равновесии.
Торак, не в силах более выносить это бездействие, сделал резкий шаг вперед. Его лицо, искаженное ненавистью, было обращено к Сергею.
— Довольно твоих трюков, землянин! — его мысленный голос болезненно резал идеальную гармонию станции. — Страх — это единственный язык, который понимают все! И сегодня ты выучишь его в совершенстве! Гвардия! Взять их!
Его воины, подавив замешательство, рванулись вперед, подняв оружие. Юмия вскинула руку, и защитное поле ее корабля вспыхнуло ярче, готовясь принять удар.
Но удара не последовало.
В тот миг, когда первый гвардеец пересек невидимую черту, разделяющую агрессию от нейтральной территории Моста, пространство вокруг него… сжалось. Невидимая сила, мягкая и неумолимая, как давление на дне океана, сковала его движения, заставила оружие выпасть из ослабевших пальцев. Он застыл как вкопанный, с лицом, искаженным немым ужасом.
— Что это? — проревел Торак, в ярости выхватывая свое собственное оружие — тяжелый эмиттер, испещренный рунами.
— Это закон места, Торак, — тихо, но четко произнес Сергей. Он не двигался, лишь смотрел на хранителя.
— Здесь сила не в оружии. Она — в воле. А твоя воля… слепа. Она ведет лишь к разрушению.
— Я покажу тебе разрушение! — взревел Торак и нажал на спуск.
Сноп энергии, способный расплавить броню, вырвался из эмиттера и устремился к Сергею. Но он не долетел. На полпути луч встретил невидимую преграду, не вспыхнул и не отразился, а… замедлился. Энергетические частицы застыли в воздухе, словно диковинные насекомые в янтаре, и медленно, невероятно медленно, начали растворяться, поглощаемые самой тканью Моста.
— Нет… — прошептал Торак, с ужасом глядя на свое бессильное оружие.
— Ты все еще не понимаешь? — голос Сергея зазвучал громче, обретая металлические обертоны. Он не говорил сам — через него говорила воля самой станции, древняя мощь Биоконструкторов. — Ты не сражаешься со мной. Ты сражаешься с логикой мироздания. Ты пытаешься пробить кулаком дыру в фундаменте вселенной. И это безумие.
Сергей поднял руку, и свет Моста хлынул на него, сконцентрировавшись в сияющий шар между его ладонями. В нем клубились галактики, рождались и умирали звезды, плелась сама ткань пространства-времени.
— Ты боишься будущего, Торак. Посмотри на него!
Он не стал посылать Тораку образы. Он обрушил на него сам опыт. Ощущение связи, единства, взаимопомощи. Чистую, ничем не омраченную радость открытия. Горечь потери, ведущую не к мести, а к пониманию. Любовь. Доверие. Надежду. Весь спектр чувств, которые Торак годами подавлял в себе, заковывая в броню догм.
Для человека, всю жизнь прожившего в черно-белом мире запретов, этот взрыв цвета и чувств оказался сокрушительным.
Торак вскрикнул — коротко, по-звериному, и схватился за голову. Его разум, не защищенный от такой атаки, не выдержал. Он отшатнулся, его корабль, все еще связанный с его сознанием, отреагировал на его боль. Раздался оглушительный скрежет — не взрыв, а звук ломающихся внутренних конструкций, выходящих из строя систем. На корпусе корабля Торака погасло половина огней, и он беспомощно развернулся, потеряв управление.
— Командир! — закричал один из гвардейцев, пытаясь прорваться к нему, но Мост по-прежнему удерживал его на месте.
Торак, тяжело дыша, поднял на Сергея взгляд. Но в его глазах уже не было ненависти. Там был лишь животный, панический ужас и полное, окончательное поражение. Он не понял, что случилось. Он лишь ощутил, что все, во что он верил, вся его правда, рассыпалась в прах под натиском чего-то бесконечно большего его.
— Отступай, Торак, — сказал Сергей, опуская руку. Свет вокруг него погас. — Пока еще можешь. Уведи свой корабль. И больше никогда не пытайся прийти за мной. Или за кем-либо еще, кто ищет мира, а не войны.
Торак, не говоря ни слова, молча, как робот, развернулся и, пошатываясь, побрел к своему поврежденному кораблю. Его гвардия, освобожденная от давления, бросилась за ним, подхватывая его. Шлюз закрылся за их спинами, и покалеченный корабль, с трудом развернувшись, медленно и уродливо втянулся в багровый портал, который тут же захлопнулся.
Наступила тишина. Юмия опустила руку, поле ее корабля погасло. Она подошла к Сергею.
— Что… что ты ему сделал?
— Я показал ему то, что есть на самом деле, — тихо ответил Сергей, и он снова был просто человеком, уставшим и изможденным. В этот момент в их сознании, громко и четко, прозвучал знакомый мысленный голос. Голос Новариана, усиленный и официальный, обращенный ко всей Люмиферии.
— Народы Люмиферии! Вы только что были свидетелями акта беззаконной агрессии, совершенной бывшим хранителем безопасности Тораком. Он действовал без санкции Совета, поправ наши законы и наши идеалы. Отныне Торак и его приспешники объявляются вне закона. Их место — в изгнании, а не среди нас. Мы выбираем путь света, а не тьмы. Путь открытости, а не страха.
Юмия облегченно выдохнула. Новариан действовал быстро и решительно. Тирания Торака пала. Окончательно и бесповоротно.
Она посмотрела на Сергея и Викторию, на Акронию в его руке.
— Теперь вы свободны. Ваш путь домой открыт.
Они стояли на пороге величайшего чуда — возвращения. Цена была заплачена, враг повержен. Оставалось только сделать последний шаг.


Глава 16. Прощальный луч
Тишина, воцарившаяся на Мосту после отступления Торака, была звенящей и торжественной. Казалось, сама станция выдыхает, освобождаясь от скверны агрессии. Серебристый Люмиферианский корабль Юмии стоял с открытым шлюзом, как гостеприимно распахнутые объятия, предлагая надежное и безопасное убежище.
Юмия первая нарушила молчание, обращаясь к Сергею и Виктории с облегченной улыбкой.
— Идемте. Корабль ждет. Новариан ждет. Вся Люмиферия ждет, чтобы отдать вам долг чести. Вы будете жить как почетные гости, как герои. Вам больше никогда не придется ни о чем беспокоиться.
Виктория посмотрела на сияющий, чистый корабль, потом на Сергея. В ее глазах читалась усталость, но и решимость.
— Вы под полной защитой Совета. Ваше место теперь с нами. Сказала Юмия
Сергей молчал. Его взгляд скользнул по идеальным, плавным линиям люмиферианского судна, затем перешел на их собственный корабль, стоявший поодаль. Он выглядел уродливым, нищим попрошайкой рядом с сияющим принцем. Но в его восстановленном корпусе была история их борьбы, их победы. Их путь домой.
— Нет, — тихо, но очень четко произнес он.
Юмия замерла, ее улыбка медленно угасла.
— Что… «нет»?
— Мы не можем остаться, Юмия, — сказал Сергей, и теперь его голос звучал твердо. Он посмотрел на Викторию, ища поддержки, и увидел в ее глазах то же понимание. — Наше место не здесь.
— Но почему? — в голосе люмиферианки прозвучала искренняя боль и непонимание. — После всего, что вы перенесли? Вы заслужили покой!
— Именно поэтому мы и должны вернуться, — вступила Виктория. Она подошла к иллюминатору и указала рукой на сияющую дымку, за которой угадывался знакомый звездный рисунок Средних миров. — Там наш дом. Там наши люди. Они не знают ничего. Ни о Люмиферии, ни о «Геенне», ни о Нижних мирах. Они смотрят в небо и видят пустоту, полную загадок. Но эти загадки уже имеют имена, и некоторые из них смертельно опасны.
— Мы должны предупредить их, — продолжил Сергей. — Мы должны рассказать им о том, что мы не одни. О том, что космос полон не только чудес, но и ужаса. Чтобы в следующий раз, когда кто-то найдет на берегу реки странный артефакт, люди были готовы. Чтобы они сделали правильный выбор.
Юмия смотрела на них, и по ее идеальному лицу медленно скатилась серебристая слеза. Она понимала. Как ученый, как существо, ценящее знание выше всего, она не могла не понимать.
— Это… очень опасно, — прошептала она. — Ваш мир может не принять эту правду. Они могут испугаться. Они могут отвергнуть вас.
— Тогда мы будем нести это бремя, — пожал плечами Сергей. — Но мы должны попытаться. Это наш долг. Так же, как был долг вернуть ваших детей.
Он достал из кармана Акронию.
— Мост дал нам не просто координаты. Он дал нам ключ. И мы должны его использовать.
Юмия молчала несколько долгих секунд, а затем медленно кивнула. Горечь в ее глазах сменилась глубочайшим уважением.
— Вы настоящие хранители, — сказала она. — Не по званию, а по духу. Я передам Новариану ваше решение. Он поймет.
Она сделала шаг вперед и не стала обнимать их, как это сделали бы люди, а просто прикоснулась кончиками пальцев сначала ко лбу Сергея, затем ко лбу Виктории. Это был жест глубокой благодарности и благословения у Люмифериан.
— Пусть ваша звезда хранит вас. Она развернулась и не оглядываясь, ушла на свой корабль. Шлюз закрылся, и серебристый корабль плавно отчалил, растворился в сиянии и исчез, оставив их одних на гигантской станции с их невероятным решением.
Работа закипела. Они вернулись на свой «Скорпион». Внутри пахло гарью, озоном и надеждой. Виктория сразу же заняла место за панелью управления, вставляя Акронию в слот навигационного компьютера.
— Он… он принимает его! — воскликнула она с изумлением. — Системы читают его не как данные, а как… партитуру. Происходит автоматическая настройка всех систем на волну нашего дома!
Сергей в это время вышел на внешнюю панель управления корабля. Он снова почувствовал знакомое тепло Пояса. Он закрыл глаза, мысленно обращаясь к станции, к ее древнему, могучему разуму.
— Помоги нам, — просто попросил он. — Дай нам силы закончить путь.
И Мост ответил. Из стен, из пола, из самого воздуха на корабль хлынули потоки чистой, сфокусированной энергии. Они окутали его, как кокон, перезаряжая кристаллы силовых установок. Корабль засветился изнутри ровным, мощным светом. Гул двигателей из надрывного и хриплого стал ровным, глубоким и уверенным.
— Сергей! — крикнула Виктория изнутри. — Все системы… они на сто процентов! Даже лучше, чем были! Мы готовы!
Он зашел внутрь и занял место пилота. Перед ним на главном экране уже мерцала знакомая голубая планета, окруженная луной. Путь был проложен.
— Ну что, поехали домой? — он посмотрел на Викторию.
— Поехали домой, — она улыбнулась усталой, но самой счастливой улыбкой за долгое время.
Сергей взялся за штурвал. Он не стал вводить команды. Он просто подумал о доме. О Земле. О своем мире.
Корабль дрогнул и плавно тронулся с места. Он не стал разрывать пространство с грохотом и вспышкой. Он просто вошел в него, как в спокойную воду, подхваченный течением, которое вынесет его к нужному берегу.
За несколько секунд до полного исчезновения Сергей бросил последний взгляд на гигантскую, сияющую сферу Моста. Он был последним рубежом между прошлым и будущим. И они его пересекли.
Корабль исчез, оставив после себя лишь легкую рябь на поверхности реальности, которая тут же улеглась. Их путешествие в неизвестное окончилось. Теперь начиналось их самое важное путешествие — путешествие домой, чтобы рассказать свою историю.


Глава 17. Финал
Их корабль, облаченный в кокон энергии Моста, плавно скользнул вперед, к самой границе сияющей сферы. Сергей крепко держал штурвал, хотя корабль уже не нуждался в ручном управлении. Он чувствовал его каждой клеткой своего тела, как продолжение самого себя, а Пояс на нем был теплым мостом между его волей и машиной.
— Готов? — тихо спросил он, не отрывая взгляда от голубого шара Земли, что сиял на главном экране, обещая покой и родные берега.
— Все системы идеальны, — так же тихо ответила Виктория, ее пальцы замерли над панелью, готовые в любой миг вступить в дело, хотя необходимость в этом, казалось, отпала. — Акрония поет… и корабль поет вместе с ним. Это… это невероятно красиво.
Они переглянулись. В их взгляде не было страха. Лишь тихая, спокойная решимость и та самая надежда, что грела их в самые темные дни в «Геенне».
— Тогда поехали.
Сергей мысленно отдал команду. Не системе навигации, а самому кораблю. Корабль ответил ровным, нарастающим гудением. Он достиг границы Моста. На мгновение все замерло. А затем пространство перед ним… разорвалось.
Но это был не взрыв. Это было торжество. Ослепительная, чистейшая вспышка света, в которой утонули очертания корабля. Она была не слепящей, а пронзительной, как первый луч солнца после долгой ночи. Она длилась одно мгновение, озарив всю внутренность Мостовой станции, а затем схлопнулась, оставив после себя лишь медленно угасающий шлейф из мириад сверкающих частиц.
Корабль исчез. Путь был проложен.
________________________________________
На Люмиферии, в Роще Кристальных Ветвей, Юмия стояла, запрокинув голову. Рядом с ней, молча и серьезно, выстроились Дети Ковчега. Они чувствовали состояние Юмии всеми фибрами своих душ.
— Они ушли, — прошептала Юмия, и ее голос был полон не грусти, но светлой печали и гордости.
Один из старших детей, мальчик с глазами цвета жидкого золота, обернулся к ней.
— Они понесут песню, — сказал он, и это была не метафора, а констатация факта. — Песню о нас. И однажды ее услышат все.
Юмия кивнула. Она знала, что это не конец. Это было начало новой, большой истории.
________________________________________
А на Земле, в одной из высокогорных обсерваторий, молодой астроном по имени Александр, потягивая остывший кофе, лениво просматривал данные автоматического телескопа. Внезапно он замер, затем протер очки и прильнул к экрану.
— Нет… этого не может быть, — пробормотал он.
На записи, сделанной всего несколько минут назад в районе орбиты Сатурна, было четко зафиксировано аномальное явление. Не астероид, не комета. Объект, появившийся из ниоткуда в вспышке квантовых возмущений, которые не поддавались объяснению. И самое главное — он двигался. Не по инерции, а с явным ускорением. И его курс был четко выверен по направлению к внутренним планетам. К Земле.
Александр сглотнул ком в горле, его пальцы затряслись, набирая номер главного научного руководителя. Он путал слова от неподдельного волнения и ужаса.
— Сергей Петрович? Вы не поверите… У нас тут… объект. Аномальный. Он… он летит прямо сюда. Очень быстро. Вы обязаны это видеть.
Начинался обратный отсчет. Обратный отсчет до возвращения.