Кто как женится. История третья. Ничего случайного

В каком-то фильме я услышала: «Случайность не бывает случайной. Хочешь изменить свою судьбу, свернешь в сторону – именно там её и встретишь». Время показало, что это именно так! И не только в моей жизни. Душевные откровения случайных (ох, совсем не случайных) собеседников со временем окончательно подтвердили точность глубокой мысли.
Трофимовна была старожилом на улице Советской. Уже лет шесть. Сначала на лавочке у её дома встречались семь - восемь подружек. Потом – кого дети увезли к себе под присмотр, кому вообще пора вышла. В свои восемьдесят один Трофимовна стала единственной на этом участке улицы, кто мог поведать о событиях в жизни женщин двадцатого века со всеми подробностями. И словоохотливая женщина приглашала посидеть у калитки всех редких прохожих. Я не смогла отказаться и однажды присела рядом. Миска с молодыми огурчиками тут же была придвинута поближе как гонорар за возможность погрузить меня в воспоминания прожитых лет скучающей по общению соседки.
   Ковыряя палкой землю перед собой, отмахиваясь натруженной коричневой рукой от назойливых мук, пожилая женщина деликатно расспросила меня о городской жизни. А потом, утеревшись стареньким передником, перешла к воспоминаниям своей молодости, немного торопясь, как будто боясь, что эти события уйдут в небытие, и оставшись нерассказанными, разлетятся в никуда как лоскуты пёстрой ситцевой ткани отживших своё сарафанов и юбок.         
 - Знаешь, дочка, у нас после войны ох и весело было! Первое послевоенное лето. Мирная жизнь пришла, хоть и трудная…Работали от зари до зари, но повеселиться успевали. А как иначе? Только на посиделках да на танцах можно себе пару присмотреть. Да побыстрее присмотреть! Хлопцев- то мало. Чуть зазеваешься – уже занятой…А за приезжими парнями… Надо было постараться! Время такое: из колхоза можно уйти девке только за мужем, который не колхозник!  Да! Еще и солдаты в почете были! Если выйдешь за солдата, а лучше за офицера, то про колхоз забыть можно. Там, за перекрестком, километрах в двух от деревни, воинская часть стояла. Вера – соседка моя, Валя, Нина подружка, Лида…Многие гуляли в разное время с солдатами. И мне довелось…  Некоторым девчатам всё же повезло выйти замуж и уехать из деревни.   
    Шура, сестра моя старшая, на фронт Филиппа проводила еще совсем девчонкой. Так, погуляли совсем немного…Не успели больше. Филиппа сначала не брали на войну – бронь имел. А потом добился – ушел воевать. Письма Шуре не часто приходили – уж очень далеко мы от войны жили. После победы Филипп сначала в госпитале от контузии долго лечился. Потом где-то дослуживал. Писал, что вернется, как только сможет. А время – то идет! Шурка боялась в девках остаться. И свалился тут на беду ухажер - сержант. Мне он не понравился – сразу видать, что бабник! А у сестры возраст. Забегала на свидания! До зари гуляла. Батька наш однажды за завтраком кулаком по столу как стукнет: не позволю! Филиппу слово давала! Я его батьке - фронтовику обещал за тобой доглядеть! И слово должон сдержать!   
В общем, собрал всю обувку, что была в доме, Шуркины наряды – ох и представить трудно, что мы тогда носили… в мешок сложил – и в сундук! Под замок! Обувки той – одно название, старьё чиненное-перечиненное. Оставил пару сапог кирзовых растоптанных на всех -  на ферму ходить.  А уже сентябрь. Дожди начались. Приходить в старых сапогах к парню на свидание, к бравому солдату, неловко - не то слово! Босиком вообще никак…
    Мне в ту пору тринадцатый годок шел. В школу я ходить перестала ещё в войну. Работала в колхозе по сезону, как и все – до темна. Косы до пояса, худющая.  Да и домашние работы – на мне. И первое дело было – корову в стадо прогонять, встречать, доить. Как-то вечерком, уже темнеть начало, я управилась быстро и за огородом на яблоньку залезла.  Яблочки дикие ох и вкусны! Спелые, на свету почти прозрачные. Кисловатые, мелкие, зато ешь вволю. Забралась повыше, сижу и прямо с веток объедаю. Вдруг вижу – Шурка через огороды идет. Я спряталась за ветками. Думала пошутить над сестрой. А в это время с другой стороны ухажер Шуркин крадется.  Пока я соображала, что делать, они уж под яблонькой обнимаются. Сели на лавочку. Стали шептаться. Мне уже неловко показаться – сижу, молчу. И тут я такое узнала! В общем, сманивает Мишка- сержант сестру уехать с ним тайком. А чтобы сговориться, записки в дупле яблоньки будет оставлять. Так надежнее. Батька мой слову своему верный был – с Шурки глаз не спускал! И дядьям наказал присматривать. И мать ему перечить не смела – следила за дочкой на ферме.
   Недолго шептались молодые. А когда разошлись, я уже для себя решила: буду тоже следить! Этот бравый сержант не дело задумал. Ну пришел бы в дом. К батьке. Как положено. Признал, что жениться хочет. И куда девку везти собрался? До какого поворота?  Вон Вера, подружка Шурина, так же чуть не уехала.  Гуляла с солдатом. Велел он ей с чемоданом на перекрестке ждать -  с собой заберет. Вера день просидела, ожидаючи машину! А парень посмеялся над деревенской девкой! Оказалось, что солдата этого еще вчера отправили куда-то. Навсегда!  Вот так пошутил!  Шла Вера с чемоданом через огороды уже в темноте, глаз поднять боялась. Позор какой! Почти всё лето со двора не показывалась. Нам такого не надо!
   И взялась я следить. Корову в стадо провожу и к яблоньке. Ага! Записка с вечера! Я её в карман и домой. А Мишка в записке стишки какие-то шлет. Шурка записку свою снесла, я достала – и в печку! Раз только прочитала, что тоскует, ждет…Я этих бумажек штук пять спалила. А как-то раз решила: сержант не знает, как сестра пишет! Я его отважу от двора! И написала сама: так, мол, и так. Передумала уезжать. Мать больная. Сестры малые ещё. Брат на фронте покалеченный. Не судьба. И чтоб без обид. Дождалась вечером, чтоб Мишка письмо забрал.
    Шурка сколько раз тогда бегала ночью на двор. Живот, мол, прихватило. А сама к яблоньке. А там пусто! Я лежу на печи. И сестру жалко, и маму. И отца тоже – ему за нас, за девок, перед деревней отвечать. И Филиппа жалко. А Мишку вот нисколько! Все ж он бабник! Вчера на птичнике девкам подмигивал опять! Бесстыжий! Даром, что медалька блестит…
Через три дня собрание колхозное было в клубе. Потом танцы. Я осталась посмотреть, что будет. И Шурка принарядилась, туфли у батьки выпросила. Топчется, ждет. Косы теребит. А жених бывший уже Зою Петровну, пионервожатую новую, под ручку ведет!  И отворачивается от нас! Быстро утешился!
    В общем, ревела сестра неделю – не меньше! Ходила несчастная. Похудела. А скоро узнала, что Мишка Зою увёз куда – то. Правда, та вернулась через неделю. Одна. Разные слухи ходили, когда сама Зоя перебралась в Черниговку. Так никто толком и не узнал, что случилось. Получается, это я спасла сестру и всю семью от позора.
   Когда ударили морозы, Филипп вернулся. Красавец – высокий, статный. Три ордена, пять медалей! Не то что прапорщик со своей медалькой… В общем, сестра горевать перестала. На Рождество им свадьбу сыграли. Двух сынов и дочку они родили и вырастили. Прожили Филипп с Шурой не хуже других людей.
Трофимовна приложила руку козырьком, присматриваясь к прохожим, показавшимся вдалеке. А потом улыбнулась.
-  Хотела Шурка жизнь поменять. А судьбу ни на каком коне не объедешь! Я –то что? Как могла, помогла, хоть никто и не просил. Да и во мне ли дело? Значит, Филипп ей судьбой был назначен, а не этот … И прожили мы с сестрой рядом всю жизнь – забор в забор. И мать с отцом вместе доглядывали и похоронили. И до последнего дня своего так и не узнала Шура, как я тогда ей опозориться не дала… Матери, правда, я рассказала уже когда сама замуж вышла. Та молчать велела. А теперь чего уж скрывать…Вот так – то бывает, девонька…
Женщина погладила черного котика, старательно тершегося о ноги хозяйки.
- А Мишку я потом лет через пятнадцать в Чистоводном, на курорте, встретила. Кочегаром перебивался. И что в нем Шура нашла? Никчемный оказался человек…Пьющий! Потому меня и не узнал. И слава Богу!