Птица

Моя птичка вчера умерла.
Он болел совсем недолго. Только вот врач считает, что давно, а для меня – совсем недолго.
Я вернулась из отпуска и он уже не летал, не ходил.
Я думаю, что это был он. Гоша.
Мы так и не узнали это точно.
Птица, которая казалась мне совершенством. Идеальный белый голубь.
Он прожил у нас полгода. Я очень надеюсь, что это были хорошие полгода для него. Его любили мы все. Даже кот.

Мы нашли его на улице, дрожащего, без хвоста. Он сидел у кирпичной стены, в единственном месте, где не было снега, и как будто плакал. Он смотрел в стену. Тогда он не мог летать, мог только стоять на ноге, на одной. И плакать.
Положили его в картонную коробку. Он там так и стоял, повернувшись к стенке. У него совсем не было хвоста. Возможно, его оторвали вороны, сказал кто-то из знакомых.
Так у нас поселилась волшебная белая птица. Она возмущалась и ходила кругами по клетке по утрам. Больше всего на свете любила семечки и купаться. Только когда у нас появился Гоша, я стала называть семечки  - семками.
Гошка с удивительной скоростью и точностью поедал из смеси корма семки, потом остальное вкусненькое, и разбрасывал то, что ему не нравилось.
Я звала его Гошка – картошка. Почему картошка? Когда он сидел нахохлившись, он казался очень большим, и формой был с большую белую картофелину. Только клюв торчал.
Невозможно описать, какой он был прекрасный.
Он сидел и вычищал свои перышки, это была очень чистоплотная птица.
Он ходил и возмущался, ворчал, когда нарушали его покой.
На даче я выносила его на улицу в клетке, чтобы он мог посмотреть на других птиц. Выпускать его было боязно, его мог съесть сокол, из тех, что кружили в небе, высматривая добычу. Георгий был слишком красив для того, чтобы выжить в дикой природе.
Он летал по даче, но не очень любил летать, подолгу сидел на любимых местах наверху, и даже научился прятаться. Это был хитренький голубь.

И, как оказалось, больной от рождения. Возможно, поэтому он грустил и на самом деле не очень хотел летать. Он был очень худым, его органы не работали так, как нужно. Его кости деградировали и так просто совпало, что я не видела его последние две недели еще здоровым. Если бы когда-то мне сказали, что я буду несколько раз в день подмывать попу голубю, я бы восприняла это как шутку.
Врачи сказали, что это поможет ему и что это негуманно с моей стороны, если я буду продлевать ему жизнь, в которой ему все время будет больно.
И он не встанет на ноги.
Это значит, лучше не быть эгоисткой, отпустить.
 
Я поговорила с ним об этом, и, кажется, он меня понял. Говорила весь этот день. Он сидел в переноске тихо и не ел, просто смотрел. Мне кажется, Гошенька меня поддерживал.
Я жалею о том, что не положила ему в его последний путь семечек побольше.
Перед эвтаназией он был очень спокоен, я долго гладила его хохолок, он обычно уворачивался, а тут как будто был спокоен и уверен.
Голуби – это настоящая любовь.
Я надеюсь что там тебе уже хорошо и спокойно, что там есть много семок и много солнца. 
Спи, мой золотой.