Молитва о неверующем

Ира верила. Только в Нем, в далеком и молчаливом Боге, оставалась ее последняя надежда. Уже несколько дней подряд она шептала над водой слова из старенькой, потрепанной тетрадки, найденной когда-то на чердаке. Она вглядывалась в заветные строки, то веря, то лишь отчаянно надеясь, что только Высшая сила сможет помочь ее Диме.

А он, лежа в постели, уже почти бессильно отмахивался слабой, иссохшей рукой, пытаясь прекратить это жужжание над своим больным, угасающим телом.

Дима всегда был против Господа. Ну, как против? Он просто не верил в Его существование. Был на все двести процентов атеистом. И когда Ира обращалась в молитве к небесам, он раздражался и хрипел: «Нет твоего бога!». Человеком он был деспотичным, скандальным. Свою жену, воспитанницу детдома, не уважал ни капли — мог ударить, унизить крепким словцом. Знал, что никто за нее не заступится. А она терпела. Потому что некуда было идти. И дети рождались, один за другим. Так и прожили они долгих, почти пятьдесят лет. Вся жизнь — в этом горьком описании.

А потом — этот страшный диагноз. Рак. И он, такой всегда громкий и властный, сник совершенно неожиданно для всех и для себя самого. Врачи развели руками и отправили умирать домой.

Последняя надежда Иры осталась на той самой тетради. Видимо, какой-то целитель ее писал, с точными описаниями, к чему применять молитвы и что при этом делать. Она решилась. Ведь помогло же тогда, когда Дима пил запоем, а она прочла молитву не так — и закодировала навсегда от алкоголя саму себя. Но теперь она сделает все как написано.

И вот, читает она молитву над водой из своего колодца, а в соседней комнате муж ругается на чем свет стоит, громко, так что соседи слышат. А потом поит его этой водой, обтирает его высохшее тело. Сначала он сопротивлялся, злым, мутным взглядом приказывая отстать. Но Ира упорно продолжала.

Приходил новый день, и она снова шептала над водой и шла поить его. Через несколько дней она заметила, что он стал оживленнее. Силы прибавилось, он стал садиться на кровати. Она с еще большим упоением просила Господа поддержать мужа, дать ему сил и простить все грехи.

И Бог услышал ее мольбу. Дима поднялся с постели, стал снова ходить и даже потихоньку набирать вес. Ира украдкой благодарила небеса за то, что не оставили ее одну. Дети, разбежавшиеся от отца-тирана по всему свету, навещали редко — только звонки.

И вроде бы жить да радоваться данному шансу. Но нет. Дима вернулся к прежнему. Снова начал пить как не в себя, обзывать жену и проклинать детей. Друзья толпами ходили навещать, и он каждому наливал из своего бара. В существование Господа он так и не поверил, а свое выздоровление списал на ошибку врачей. Жена по-прежнему была для него служанкой: принеси, унеси, уйди с глаз долой.

Прошло время, и он снова стал сдуваться, но винил во всем алкоголь. «Слишком много пью», — решил он и бросил. Но вес уходил стремительно, он таял на глазах. И тогда Ира впервые увидела в его взгляде мольбу. «Сделай что-нибудь, — шептал он ей. — Ты же можешь, я знаю».

Ира снова принялась читать молитвы над водой. Теперь он не сопротивлялся, пил с упоением, позволял умывать себя. Снова пошел на поправку, медленно, но жизнь возвращалась. Снова появился блеск в глазах.

Однажды, войдя в дом с огорода, она застыла на пороге: Дима стоял на коленях перед иконой и что-то бормотал. Радость волной прокатилась по ее душе: вот он, на коленях, молится! Принял Господа!

Уже хотела тихо выйти, чтобы не мешать, но тут услышала слова: «…всех, Господи, всех их проклинаю! Если Ты есть на свете, пусть им всем станет пусто! И детям, и внукам! Пусть сгниют заживо!»

Ира ужаснулась. Она влетела в комнату, и откуда-то взялась смелость. «Кого это ты проклинаешь? Кому желаешь сгнить?»

Он испуганно взглянул на нее, молча поднялся с колен и поплелся назад, в постель.

В тот миг Ира решила: ни одного слова больше не проронит о нем перед Господом. Не достоин. Не станет она больше читать молитв и поить святой водой.

Она по-прежнему ухаживала за ним, а он таял у нее на глазах. Он умолял ее, но она, сжав губы, молчала. Он постепенно уходил, а она отпускала. Он уже глазами молил о глотке живительной влаги, но она несла свой крест до конца.

Однажды она решила дать ему последний шанс. Поднесла к нему крест и сказала тихо: «Покайся, Дима. Покайся и поцелуй крест».

Но он со злой, старческой гримасой отвернулся.

Уходил он очень долго. Жажда мучила его ужасно, но пить он уже не мог. Ира изо всех сил старалась облегчить его страдания, смачивала пересохшие, потрескавшиеся губы, пыталась капнуть хоть капельку воды в рот, чтобы смочить высохший язык. Но он тут же начинал кашлять, задыхаться, биться в хрипах.

И это длилось вечность, которую они переживали вдвоем, молча, до самого конца.