Пять эпизодов из жизни с таксой

                Эпизод первый: В сумерках
 
  Когда в квартире становилось темно, тени удлинялись, наступало время, которое Лара называла «часом тихой тоски». Алекс, вернувшись с работы, молча сидел за компьютером, глядя в экран. Лара протирала пыль и перебирала на полке безделушки, и ей казалось, что жизнь их течет ровно, правильно, но как-то уж слишком тихо, точно в доме, где все давно переставлено и ничто не скрипит.

  В эти минуты являлась Фелиссия. Она не прыгала и не вертелась, но её появление было событием. Она проходила по комнате медленно, с важным и несколько озабоченным видом, и её  тело отбрасывало на паркет причудливую, растянутую тень, похожую на тень таксы из другого измерения. Она подходила сначала к Алексу и клала свою узкую голову ему на колено, словно говоря: «Я здесь. И это тоже надо пережить». Потом, вздохнув, она так же медленно направлялась к Ларе и проделывала то же самое.

  И они, молча гладя её тёплую, шёлковую спину, начинали чувствовать, как тихая тоска отступает, сменяясь другим, более спокойным и тёплым чувством — чувством общего молчания, общего ожидания ужина и общей, никому не нужной, кроме них, собаки. И казалось, что в этой тишине, нарушаемой лишь ровным дыханием таксы, заключена вся невысказанная нежность их жизни.

           Эпизод второй: Объединяющее недоразумение

  Они поссорились. Причина была столь ничтожна, что оба сейчас же о ней забыли, но продолжать молчать считали необходимым — таков уж негласный закон всех супружеских ссор. Алекс читал книгу в гостиной, Лара переставляла чашки на кухне, и оба были глубоко несчастны.

  Фелиссия, обеспокоенная тишиной, ходила из комнаты в комнату. Она чувствовала фальшь в этом молчании. Вдруг она остановилась посреди коридора, подняла голову и издала протяжный, душераздирающий вздох, полный такой вселенской скорби, какой, казалось, не может вместить маленькое собачье тело.

  Алекс зашмыгал носом за ноутбуком. Лара прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Фелиссия вздохнула ещё раз, ещё тоскливее.

  «Кажется, наша меланхоличная барышня выносит нам приговор», — не выдержал Алекс, и в голосе его прозвучала сдавленная улыбка.

  «Она просто не понимает, зачем люди портят такой хороший вечер», — ответила Лара из кухни, и голос её смягчился.

  Фелиссия, услышав, что голоса зазвучали иначе, подошла и легла между ними. Она не мирила их. Она просто заняла нейтральную территорию, разделявшую два очага их молчаливого недовольства, и своим присутствием сделала эту территорию смешной и ненужной. И ссора кончилась, так и не начавшись по-настоящему, растаяла в воздухе, пронизанном вечерним светом и комическим отчаянием таксы.

                Эпизод третий: Ночной дозор

  Была глубокая ночь. Алекс проснулся от того, что в доме стояла непривычная, звенящая тишина, та самая, что кажется громче любого шума. Он вышел в коридор и замер. В полосе лунного света, падающей из гостиной, сидела Фелиссия. Она не спала, а бодрствовала, вытянувшись в струнку, как маленький, но неусыпный страж. Её уши были повернуты в сторону входной двери, а весь вид выражал такое серьезное, сосредоточенное внимание, что стало не по себе.

  «Что с тобой?» — тихо спросил Алекс.
  Фелиссия, не меняя позы, лишь медленно повела ухом в его сторону, давая понять, что слышит, но не может оставить свой пост. И Алекс вдруг с необычайной ясностью почувствовал, что в этом мире, полном неопределенностей и тревог, есть хоть и маленькое, но несокрушимое существо, которое охраняет его сон и сон Лары. Эта мысль была одновременно трогательной и немного грустной, ибо напоминала о всеобщей уязвимости. Он постоял с ней рядом в молчании, потом вернулся в спальню и уснул с необъяснимым чувством покоя.

                Эпизод четвёртый: Дождь

  Шел мелкий, осенний, бесконечный дождь. Прогулка с Фелиссией была недолгой и промозглой. Вернувшись домой, все трое — и люди, и собака — казались подавленными холодом и серостью за окном. Лара вздохнула, глядя на мокрые следы на полу. Алекс безучастно смотрел в окно.

  Фелиссия же, отряхнувшись, подошла к ковру у дивана и начала совершать какой-то сложный, совершенно непонятный ритуал: она кружилась на одном месте, копошилась, приминая лапами воображаемую траву, и наконец, с глубоким, довольным вздохом, устроилась там, свернувшись калачиком.

  И странное дело — глядя на это маленькое, уютно устроившееся существо, на этот островок тепла и покоя посреди хмурого дня, и Лара, и Алекс невольно потянулись к этому же ковру. Они сели рядом с ней, на пол, прислонившись спиной к дивану. Они не говорили ни о дожде, ни о скуке. Они молча гладили тёплую, бархатистую шерсть Фелиссии и слушали, как за окном барабанит дождь. И этот дождь уже не казался таким унылым, а комната — такой пустой.

                Эпизод пятый: Сон в летнюю ночь

  Летний вечер был душен и полон назойливых мух. Лара, измученная жарой, дремала на диване. Алекс, расстегнув воротник поло, пытался читать, но мысли путались. В комнате царило раздражающее, тягучее безделье.

  Фелиссия, вела себя странно. Она лежала на прохладном паркете, вытянувшись во весь свой длинный рост, и во сне тихо, жалобно поскуливала. Лапы её вздрагивали, будто бы она куда-то бежала. Алекс отложил книгу и стал наблюдать за ней. «Вот она, — подумал он, — гоняется во сне за какими-то своими, собачьими призраками. У неё своя жизнь, свои тревоги и радости, о которых мы не знаем и никогда не узнаем».

  Лара проснулась и тоже стала смотреть.
«Интересно, что ей снится?» — тихо спросила она.
«Наверное, идеальная прогулка, где нет поводка и все кошки мира бегут от неё в страхе», — улыбнулся Алекс.
  Они сидели и смотрели, как спит их собака, и это простое зрелище было полнее и содержательнее иных разговоров. Оно напоминало им, что они — не просто двое людей в душной комнате, а сторожа чужого, таинственного сна, и в этом была своя, тихая поэзия. Жара спала, наступал вечер, а Фелиссия всё бежала куда-то в своих снах, объединяя их немым соучастием.