Да здравствует республика!

      Туманным сентябрьским днём четвёрка лошадей с трудом тащила большую чёрную карету по лесной дороге, раскисшей после недавнего дождя. Шесть кавалеристов в потёртых и забрызганных грязью синих мундирах республиканской армии сопровождали карету. Копыта усталых коней громко чавкали в слякоти.
      Позади ехал командир, коренастый широкоплечий блондин в такой же истрёпанной и грязной форме. Только маленькая медная кокарда на фуражке — знак различия капитана республиканской армии — отличала его от солдат. Офицер казался встревоженным и часто оглядывался, будто боясь преследования. Услышав стук копыт позади, он остановился и положил руку на эфес сабли, напрягшись в ожидании.
      Из-за поворота показался всадник. Он подскакал к капитану, приветствовал его коротким жестом. Капитан нетерпеливо кивнул. Всадник вынул из-за обшлага мундира маленький пакет, протянул его офицеру. Рванув обёртку, капитан быстро просмотрел послание. Обветренное суровое лицо осветилось радостью:
      — Наконец они решились! Да здравствует Республика!
      Курьер подал капитану маленький золотой медальон:
      — Это для неё — от дочки. Кончено.
      — Когда?
      — Вчера утром на дворцовой площади. Она ещё болтается там, увидите, если поторопитесь.
      Курьер отдал честь. Чётко, щеголяя красотой выездки, он вздёрнул на дыбы и повернул вороного жеребца, с места послал его в галоп. Капитан проводил взглядом уносящегося всадника:
      — Почему лучшие скакуны всегда для штабных?
      Хлопнув по шее своего неказистого конька, офицер нагнал карету.
      — Стой! — скомандовал он. — Вывести пленную!
      Карета остановилась. Кавалеристы спешились и окружили её. Один из них распахнул дверцу.
      — Прошу, ваше величество, — поклонился со злобной ухмылкой.
      С подножки кареты в дорожную грязь брезгливо ступила высокая женщина в роскошной бело-золотой форме полковника лейб-гусар. Тихо звякнули серебряные шпоры на её лакированных ботфортах. Чёрные как вороново крыло волосы падали на плечи женщины, холодные синие глаза надменно смотрели поверх всех голов.
      — Что это значит? — сухо спросила пленная. — Когда я буду в моей столице?
      Капитан дерзко взглянул ей в лицо.
      — Это не твоя столица. Ты лишняя там — и везде. Ты умрёшь здесь.
      Женщина улыбнулась — свысока, презрительно:
      — Скверный шут. Разве вы посмеете коснуться меня, рабы?
      — У тебя больше нет рабов, — возразил капитан. — Свободные люди осудили тебя.
      Он развернул бумагу и прочёл вслух:
      — Трибунал Республики объявляет вне закона и осуждает на смерть Джиневру, бывшую королеву, злейшего врага нашего народа. Отныне долг каждого гражданина — убить гадину. Её приметы…
      Капитан рассмеялся:
      — Как будто кто-то не знает тебя, волчица!
      Он продолжал:
      — Подписано: гражданин Ланселот, Глава Трибунала Республики.
      Офицер протянул письмо женщине:
      — Хочешь проверить? Ты знаешь его подпись, не так ли?
      Джиневра слегка вздрогнула, её лицо стало непроницаемым. Она даже не взглянула на бумагу.
      — Когда-то я знала сэра Ланселота. Но я не знаю этого изменника.
      Сверкнули яростью синие глаза:
      — И нет никакой бывшей королевы. Я никогда не отрекусь. Я — твоя королева, пёс!
      Офицер отступил и указал на обочину дороги.
      — Мы расстреляем тебя, по уставу. Становись.
      Джиневра шагнула вперёд. Солдаты расступились перед ней. Королева сорвала с себя голубую ленту, отстегнула, швырнула в грязь опушённый горностаем ментик — жалобно звенькнули ордена. Переступив кювет, Джиневра обернулась, встала спиной к дубу, глянула с холодным омерзением:
      — Стреляйте, ублюдки… Будьте прокляты. Очень скоро вы получите по заслугам.
      — Готовься! — скомандовал капитан.
      Солдаты щёлкнули затворами карабинов.
      — И ещё одно, — офицер злобно улыбнулся. — Я знаю, о чём ты думаешь. Ты надеешься, что твоя дочь унаследует престол. Не обольщайся. Ей не удалось сбежать за границу. Она мертва. Ваша династия кончилась.
      Лицо Джиневры дрогнуло, теряя надменность.
      — Врёшь, мерзавец…
      Капитан швырнул медальон к ногам королевы:
      — Посмотри, ты знаешь эту вещь?
      Джиневра наклонилась, подняла медальон. Посмотрела на него. Прижала к губам.
      Капитан обнажил и поднял саблю.
      — Целься!
      Джиневра выпрямилась и смотрела в хмурое небо. Губы королевы шевельнулись, но никто не расслышал её последнего слова.
      — Пли!
      Сабля сверкнула в воздухе. Лесное эхо повторило залп.
      Джиневра пошатнулась, хватаясь за грудь. Её колени подломились, женщина рухнула навзничь в опавшую мокрую листву. Пятна крови медленно растекались на белой рубашке. Правая рука осталась прижатой к простреленной груди, левая откинулась, ещё сжимая медальон.
      Капитан отсалютовал саблей и вложил её в ножны:
      — Запомните этот день, друзья! Да здравствует Республика!
      Шагнул к расстрелянной. Сорвал крест с шеи Джиневры. Разжав руку, взял медальон. Снял перстни:
      — Верни народу награбленное…
      Взволнованный, офицер отошёл к карете.
      Убийцы ступили вперёд, жадно разглядывая свою жертву. Дюжий черноусый парень уперся ногой в живот Джиневры и стащил с неё ботфорты.
      — Хороший подарок для Молли, — ухмыльнулся он. — Посмотрим, какое бельё носила эта коронованная шлюха?

      …Капитан обернулся, словно очнувшись от сна, удивлённо глянул на солдат. Они со смехом переворачивали и раздевали мёртвую женщину.
      — По коням!
      Кавалеристы неохотно оставили труп и направились к лошадям, жадно щипавшим пожухлую траву на обочине.
      — Разве мы не похороним её? — удивлённо спросил седой капрал.
      — Нет, — жёстко отрубил капитан. — Некогда. Нас ждут на фронте — каждый боец на счету.
      Офицер вскочил в седло. Бросил короткий взгляд на распростёртое тело:
      — Моя мечта сбылась. Справедливость восторжествовала… Но, чёрт возьми — почему это так похоже на убийство и мародёрство?
      — Рысью! — скомандовал капитан, пришпорив коня.
      Кавалеристы и карета скрылись за поворотом. Старый капрал оглянулся на мгновение, украдкой перекрестился.
      Дождь начался снова. Вода наполнила открытые глаза, каплями скатывалась по восковым щекам надменной и жестокой, прозванной Кровавой Волчицей, никогда не плакавшей королевы.