«Поистине неслышными шагами
приходит он ко мне – приятнейший из воров,
и похищает мысли мои, и я застываю на месте»
Фридрих Ницше
Павлик проснулся ещё до того, как мама успела его разбудить. Звон посуды на кухне, чередующийся с шумом мощного напора воды из крана, под шипение омлета или рагу на сковороде, которые мама съест через несколько минут, говорили ему о том, что опять наступило утро. Паша обрадовался тому, что он проснулся от этого шума, а не от маминого: «Павел, подъём, пора вставать». Этот крик ломал сон, а неизменное включение света при этом шокирующе сказывалось на восприятии начала дня. В такие моменты он ощущал себя рыбой, которую папа, отправляясь на рыбалку летом, умело выдергивал из воды. Вот она плавает себе спокойно, а ты спишь, и вы ни о чём не подозреваете, и раз – вы оба лежите с ошарашенными глазами и открытым ртом, ничего не понимая. Приятного мало в таком пробуждении.
Приоткрыв глаза, он обрадовался, что в комнате темно. Это значит, что можно ещё немного полежать и, если повезет, то и уснуть ненадолго. Во всяком случае, есть время настроиться на команду «Подъём» и подготовиться к осознанию ещё одного дня его непростого детства. Каждый раз когда он просыпался, его единственным желанием было, чтобы поскорее наступила ночь и он мог лечь спать. Сны, которые он видел, захватывали и потрясали его своими сюжетами. Вот и сейчас, проснувшись и поняв, что ещё есть несколько минут покоя, Паша натянул на голову одеяло, спрятал нос в подушку и, плавно окунаясь в дремоту, стал вспоминать, какие этой ночью ему снились сны. Вспомнилась стройка, которая велась в одном из районов их города. По отдельным улицам и домам можно было сказать, что это Нижний, но во сне было ощущение, что это совсем другой город. И было ещё что-то еле уловимое, что-то связанное с этой стройкой, какая-то тайна крылась в том месте, где…
Паша стоял на пустой площади, перед монолитными блоками, представлявшими забор, по верху которого была пущена колючая проволока. Сухие коричневые листья разбухали, как чайные, в подсыхающих лужах. Несмотря на пасмурный октябрьский день, на улице было тепло. Он огляделся по сторонам – никого. Бегло пробежав по окнам близлежащих пятиэтажек, он так же не увидел ни одного лица. Решив осмотреться, прежде чем что-либо делать, Павел отошел от забора так, чтобы можно было увидеть, есть ли какие-нибудь сооружения на территории стройки. Он не мог объяснить своего ощущения, но что-то в этой стройке ему явно не нравилось.
Без лишних резких движений он отошёл в сторону и ещё раз посмотрел на стройку. За забором возвышался каркас здания из бетонных блоков. Оконные и дверные проёмы чернели пустотой. Из последнего уровня блоков в небо смотрели брусья металлической арматуры. Посчитав количество этажей, которые были доступны взору Паши, и прикинув наугад ещё несколько, скрываемых забором, он предположил, что сейчас в здании их порядка пятнадцати. Оглянувшись ещё раз по сторонам, он отметил, что до сих пор не видел никого из людей. Это показалось ему странным. Но ещё больше его занимал вопрос о том, как попасть за этот забор. Блоки были сдвинуты так плотно, что между ними не было щели, через которую можно было бы проскользнуть. Соразмерив свой рост и высоту забора, он понял, что ухватиться за его верхний край он сможет только лет через пять, и то если будет усиленно посещать секцию по баскетболу. Такой вариант его явно не устраивал.
Пройдя вдоль забора, он успел дважды его обогнуть, и, оказавшись с противоположной стороны, увидел ворота, делающие абсолютно бесполезным наличие забора. Две металлические решетки, через прутья которых мог спокойно пролезть взрослый мужчина, скреплённые между собой проволокой, представляли собой не очень внушительную преграду. Довершало ненадежность этого охранного сооружения расстояние между нижними планками и асфальтом, через которое явно не раз протискивались здоровые дворняги. Строительная площадка была завалена кирпичами, мешками с цементом и строительным мусором. Но внимание Паши привлек и заставил учащённо биться сердце прыгающий свет от костра на предпоследнем этаже. Паша кое-что понял и ещё раз бросил взгляд на окна домов, находящихся рядом. Ни в одном из них не горел свет. «Исходя из освещённости, сейчас должно быть где-то между пятью и семью вечера. В квартирах явно довольно темно, но свет ни у кого не зажжён. Это крайне странно», – подумал Павел.
Боковым зрением он уловил присутствие кого-то у того угла забора, из-за которого он вышел. Резко повернув голову налево, он увидел старуху, пристально смотревшую на него. Поначалу казалось, что это манекен, на котором висели грязный и истасканный платок, по-видимому, когда-то имевший белый цвет, и протёртое до дыр коричневое пальто. Взгляд неподвижных глаз сковал мышцы Паши, как взгляд змеи парализует движения её жертвы. Павел не мог ни сглотнуть, ни вдохнуть полной грудью. По прошествии нескольких минут такого ступора старуха прищурила глаза, дёрнула верхней губой и, подняв её вверх, оголила редкие гнилые зубы, с концов которых к нижней губе тянулись вязкие слюни. Ее жёлтое лицо сморщилось, не оставив и сантиметра ровной кожи. Этот оживший манекен поднял руку и показал в сторону от стройки, давая понять Паше, что в его же интересах уйти отсюда. Но на него это произвело обратную реакцию. Он весь сжался и боялся пошевелиться. Старуха скрючила свои костлявые пальцы и двинулась к Паше. Её резкое шаркающее движение оказало на Пашу такую же реакцию, как выстрел стартового пистолета для бегуна после команды «Внимание». Он стрелой пролетел под нижней планкой ворот и за секунду оказался у входа в строящееся здание. Обернувшись назад, чтобы посмотреть, где старуха, он увидел, что в воздухе, по эту сторону забора, на фоне покачивающихся ворот плавает желтая рыба. «Бред какой-то, – подумал Паша, – рыба не может плавать в воздухе». Но тем не менее, по всем движениям рыбы можно было с уверенностью сказать, что она плавает и при этом прекрасно себя чувствует. Ошалевшими глазами он смотрел на это чудо. Внезапно рыба резко подскочила вверх и, перелетев через забор, плашмя ударилась об асфальт, разбив голову в капли зелёной крови. Павел почувствовал, что путь к зданию ему кто-то преградил, тяжело дыша в ухо.
Повернув голову, он увидел перед собой всё ту же старуху, которая на этот раз оказалась на удивление проворной. Не успел он и дёрнуться, как она схватила его за запястье и потащила в дом. Тщетны были все его крики и попытки вырваться – её сухие и противные на ощупь пальцы стальной хваткой держали его руку. Несмотря на внешнюю худобу старухи, она очень быстро и ловко затащила мальчика на первый этаж. Втолкнув Павлика в деревянный ящик, прикрученный к стене и напоминавший шкаф, она захлопнула дверь из прочного стекла, сделав его своим пленником. Мальчик звал на помощь и бил ногами в стеклянную дверь, но всё было напрасно.
Старуха нажала на пульте у стены одну из кнопок, и пол под Пашей начал медленно опускаться в низ, оказавшись своеобразным лифтом и увлекая его в подвал. Старуха тем временем последовала за ним по ступенькам. Увидев её на ступеньках в сумрачном свете, стремящемся проникнуть на пол подвала из окна первого этажа, он обратил внимание, что в руке у неё был нож. Павлик истерично закричал и заплакал. Лифт продолжал медленно опускаться в деревянном коробе, который был и в подвале. У Паши не было никаких шансов опередить старуху. Да это и не было выходом. Проём двери представлял из себя сетку из прочного материала, через отверстия которого вполне мог пройти клинок ножа. Старуха подошла к лифту в тот момент, когда он остановился. Смотря на мальчика холодным взглядом, она занесла нож. Павлик закрыл глаза и заорал что есть мочи…
«Давай вставай, хватит лежать», – выдернула его из сна и кровати мать, дёргая за руку, – свет уже давно включила, а ему хоть бы что». В первые несколько секунд Паша не мог понять, что случилось. Буквально мгновение назад его хотела убить отвратительного вида старуха, и раз – он уже сидит в кровати, постепенно понимая и радуясь тому, что это был всего лишь сон. «Интересно, – подумал он про себя, – в который раз мне уже снятся продолжающиеся сны». Отметив для себя ключевые моменты последнего из них, в котором он чуть не распрощался с жизнью, Павел встал и побрёл умываться. Впереди ждала реальная жизнь со своими серыми днями, похожими один на другой, без каких-либо приключений и тайн. Думая так, Павлик начал снимать пелену сна с глаз горячей водой; холодная натягивала её ещё больше, не смотря на рекомендации, что умываться по утрам нужно именно ею, как вдруг голос мамы приказал немедленно приступить к поглощению завтрака, если не хочет остаться без него – в худшем случае, или отложить до ужина – в лучшем.
Засыпая на ходу, мальчик добрёл до кухни и автоматически сел на привычное для него место. Присев, он успел подумать: «А на месте ли стул?» – и тут же понял, что на месте. «Да, благо, что у мамы нет времени на шутки. Я бы на её месте точно выдернул стул. Мгновенно проснёшься. Вот смеху бы было», – по-утреннему отрешённо, думал Павел. Мешая ложкой «очень» вкусную и бесспорно полезную кашу, он смотрел, как мама бросается от кухни к ванне, от ванны к комнате и из комнаты обратно на кухню. Её волосы ещё не были уложены, напоминая по форме и цвету миниатюрный стог сена, который он видел однажды в деревне. Судя по стрелкам на часах, им оставалось до выхода из дома минут тридцать, а она, как отметил про себя Паша, ещё в халате и не накрашена. «Видимо, сегодня она дала себе слабинку и решила поспать подольше, – решил мальчик, – а сейчас наступил час, точнее, полчаса расплаты».
- Мама?
- Да, дорогой.
- А зачем ты в спортзал ходишь? Ты и так вон какая стройная, и утренний кросс по квартире по-любому сжигает жиров больше, чем все тренировки.
- Так, а тебе не кажется, что ты слишком много вопросов задаёшь, сидя перед полной тарелкой еды?
- Каши, мама, каши.
- Каша – тоже еда.
- Ага, конечно.
- Что ты сказал?
- Да, конечно! Каша – тоже еда!
- Правильно. А теперь ложку в рот и всё мигом съел. Чай сам нальёшь, ладно? Я пошла одеваться.
- Хорошо. Конечно. Приятного аппетита, Паша.
Вышли они вовремя. Прохлада марта одновременно и «убивала», и радовала, потому что весна всего лишь за одним бугром. Лишь бы дожить до конца этого депрессивного месяца с его непонятной для всех погодой. Благо, осталось немного. Павел смотрел через окно автобуса на идущих против ветра людей, которые, как черепахи, прятали свои головы в панцири в виде пуховых курток и пальто. Школа была всё ближе и ближе. «Ничего не скажешь, школьные годы – чудесная, удивительная пора, – с душком сарказма подумал он, – седьмой год в этом заведении, а ощущение, будто всю жизнь там провёл и никакого просвета на горизонте». Его размышления прервал резкий толчок автобуса. Паша стал всматриваться в очертания домов. Автобус дёрнулся, снова остановился, скрипнул, зашипел распахивающимися дверями и, по-видимому, тоже продолжающий спать водитель невнятно промямлил название остановки. Наличие отдельных букв и количество слов были распознаны как пункт назначения, где следовало сходить. Расталкивая пассажиров, Паша выдавился из живой массы холодной машины.
Школа была наполнена шумом, смехом и криками учеников, которые перемешивались с фразами учителей: «Дети, дети, в сторону», иногда жалобными, а иногда и очень строгими. Зайдя в класс и окинув парты взглядом, Паша ощутил себя маленькой антилопой, случайно наткнувшейся на прайд львов, жизнь которой зависела от того, голодны хищники или нет. Подходя к своей парте, за которой уже сидел Илья Сизов, его закадычный друг, и здороваясь с одноклассниками, Паша думал: «Как так, в одном классе учимся, а двенадцать из семнадцати парней здоровые, как быки, и тупые, как ослы. Благо в классе есть ещё один меньше меня ростом, а то на спортивной линейке стоял бы рядом с высоченной кобылой». Спокойно дождавшись начала урока, Павел понял, что с утра все «львы» были сыты.
Время на уроках тянулось нескончаемо долго. Ко всему прочему, раззадорившиеся ко второму уроку «львы» начинали охоту на «антилоп», то есть на Пашу и ещё трёх таких же, как он, доходяг. Одного невысокого и хиленького парня они не трогали. Он был слишком умным, настолько, что даже постоянные задиры с вечно взлохмаченными волосами и грязными ногтями боялись его обижать. Он начинал орать, вне зависимости от местонахождения, как полоумный, когда его только задевали пальцем или обещали тумаков, если он не даст списать. В результате нескольких таких инцидентов «плохиши» оставили его в покое. Вся участь мучеников класса легла на оставшихся слабаков. В этот день больше всего досталось Жене, одному из школьных приятелей Паши. Непрекращающееся тыканье письменной ручкой в спину во время уроков со стороны одного из представителей не особо одарённой части класса, издевательства и обидные слова на переменах и, в довершение всего прочего, отбитые руки, заменявшие боксёрскую грушу Филиппову Вадиму, здоровенному двоечнику, периодически бившему ребят из младших классов. Так он отрабатывал удары, о которых узнавал на тренировках по боксу, после того, как около месяца назад его перевели из другой школы в связи с переездом его родителей откуда-то с севера.
Вырвавшись из школы, Паша с радостью ринулся домой, где его уже ждали тоска выполнения внеклассных заданий, меланхолия дополнительного чтения литературы и, возможно, пара часов на улице. Когда пришло время спать, он с радостью залез под одеяло, дождался маминого поцелуя перед сном с пожеланием спокойной ночи и подумал о том, что ему приснится сегодня и что же не так с тем домом…
Несмотря на то, что зима властвовала уже почти два месяца, снега не было и в помине. Клубы пара растворялись на дневном морозе при каждом выдохе Паши и Жени.
- Ну что, рискнем? – спросил Павел.
- Страшно, если честно. Может, не надо, – пытался остановить его Женя.
- Страшно?! Да меня тут в прошлый раз чуть не прибили. Давай, пошли, – ответил Паша и подал пример.
- Паша, а почему людей нигде нет? – стал догонять одноклассника товарищ, не желая показаться трусом.
- А кто их знает, тут и в прошлый раз никого не было, – пожал плечами Павел.
С последнего посещения дома в нём мало что изменилось. Бетонная коробка по-прежнему была без отделки. Дверные и оконные проёмы так же были пусты. Вместе с тем за тот период, пока Паша отсутствовал, кто-то успел надстроить последние этажи, вытянув дом ввысь, и положить крышу. Забора не было, и теперь вся строительная площадка просматривалась как на ладони. Отсутствие оградительных лент само приглашало ребят посетить недостроенное здание. Ребята поднялись по лестнице и, осторожно ступая по цементу, рассыпанному на бетонных плитах первого этажа, стали осматриваться.
- Слушай, Паша, какое-то странное здание. Всё из бетонных блоков и ни одного кирпичика, – дрожащим шёпотом сказал Женя.
- Ага, и холл смотри какой здоровый. Интересно, зачем? Электричества, кстати, походу нет. А! Вот тут раньше миниатюрный лифт был. Меня старуха на нём вниз спустила, – схватив приятеля за плечо, тараторя и взбудоражено тыкая пальцем в стену, где раньше был встроен лифт, стал показывать Жене то пресловутое место Паша.
- Ты чё так пугаешь? – из полуприседа спросил товарищ.
- Прости, прости. Но тут и в правду был лифт, – не успокаивался Паша.
- Да верю я тебе. Плечо только отпусти. Ну был лифт и что? Убрали, значит. А кстати, раз был лифт, и тебя на нём старуха прокатила, значит, электричество было. Может, она тут не только тебя одного катала туда-сюда. И всё, лифт накрылся, и лампочки потухли, а? – с издевкой поддел приятеля Женя.
- Ага, давай остри. Посмотрим, как ты будешь шутить, когда тебя попытаются зарезать, – серьёзно ответил Павел.
- Слушай, ты говоришь, что старуха тебя вниз спустила. Но посмотри, никакой лестницы вниз нет. А вход в дом только один. Во всяком случае, мы только один нашли, пока дом обходили, – тоже настроился на серьёзный тон Женя.
- Да, действительно, странно. Лестницу вниз закатали, электричество отрубили. Очень странно. Ладно, давай наверх подниматься, пока солнце не село, а то через час вообще в потёмках спускаться придётся, – сказал Паша и пошёл к лестнице на второй этаж.
- А что там делать? И вообще, что нам тут надо? – взялся за прежнее Женя.
- Пойдём. У меня какое-то предчувствие насчёт этого места, – не оборачиваясь, ответил Паша.
Практически задержав дыхание, ребята медленно поднимались по лестнице. Напряжение и страх выжимали из их спин пот, который, впитываясь в футболки, делал ткань холодной на морозе, от чего она неприятно леденила плечи. Прежде чем подняться на площадку следующего этажа, они тщательно прислушивались и, убедившись, что кругом по-прежнему витает тишина, ступали на такие же, как и этажами ниже, плиты и бегло осматривали помещение. Каждое идентично воспроизводило уже пройденное. К девятому этажу Женя осмелел от повторяющегося отсутствия какой-либо опасности и, обогнав Пашу, первым ступал на этаж, после чего, смело пройдя несколько метров вдоль стены и не дождавшись одноклассника, уверенно поворачивал направо, следуя замыслу архитектора, в результате чего на время исчезал из поля зрения идущего за ним товарища. К двенадцатому этажу Паше надоела такая демонстрация смелости, так как он понимал, что Женя спешит из-за сгущающихся сумерек, в которых через минут двадцать станет по-настоящему жутко, а впереди еще несколько пролетов и спуск вниз. Паша уже и сам не понимал, зачем они обходят каждый этаж, поддавшись его необъяснимому чувству в отношении этого здания. Он решил, что действительно пора идти вниз, поскольку подъём до самого верха, а оставалось как минимум пролётов восемь, может привести к тому, что они подвернут в темноте ноги на какой-нибудь ступеньке.
Зайдя на двенадцатый этаж, Женя по привычке резво завернул за угол. Паша продолжал проявлять осторожность и медленно двигаться, как вдруг услышал этажом выше какие-то голоса. Ледяная стрела страха пронзила его в самое сердце, и он остановился как вкопанный. Шум в ушах от нарастающей паники не давал разобрать слова и количество говоривших. Он пытался прошептать имя товарища, но не смог. Бросив взгляд на лестничный пролет, уходящий на следующий этаж, он, переборов скованность в движении, на цыпочках, еле касаясь пола, дошёл до поворота, не отрывая взгляда от того места, где лестница скрывалась в темноте тринадцатого этажа. Начав двигаться, он смог говорить. Едва различимо для уха, он звал Женю и благодарил его в душе за то, что тот не кричит: «Паша, всё тип-топ», как он это делал на некоторых этажах. Дойдя до конца коридора и остановившись перед поворотом, он прислушался к звукам наверху. По-прежнему невозможно было разобрать, о чём говорят люди. Он слышал лишь общий фон чьей-то речи, но не мог уловить ни одной конкретной фразы. Но продолжающаяся речь и прежний тон говоривших успокаивали хотя бы тем, что те, кто наверху, не услышали их. Можно было поворачивать, звать Женю и делать ноги. Павел завёл ногу за угол и уже приготовился приставить указательный палец к губам и прошипеть «Тссс», когда увидит Женю, но обомлел, как только повернул голову, оказавшись за поворотом.
Увидев то, что предстало его взору, вторая стрела леденящего страха вонзилась ему в грудь и парализовала движения. Она же спасла его от крика, который застыл, не сорвавшись с его губ. Зайдя за угол, он не обнаружил ни площадки, ни холла, как это было на прежних этажах. Просто небольшое помещение, не больше трех метров в ширину и столько же в длину. Жени в нём не было. Маленькое окошко в стене перед ним давало тусклое, но достаточное освещение, чтобы разобрать контуры помещения и убедиться, что в нём нет никакого укрытия, ямы или люка в потолке, в которых бы мог скрыться его товарищ. Женя просто исчез. На полу, сжавшись в клубок, сидел черный кот и испуганными глазами смотрел на подростка. В его взгляде читалась мольба о помощи. Она была настолько отчаянной, что Павлик почувствовал приближающуюся беду. Кот открыл пасть, и ему даже показалось, что тот тихо прошептал: «Помоги», повернув голову к стене с правой стороны. Паша, следуя за взглядом кота, посмотрел направо и увидел, что на самом деле вместо сплошной стены была гибкая металлическая решетка, натянутая между стенами, полом и потолком. Практически у самого пола решетка была разрезана. Павел не мог сначала разобрать, что скрывалось в глубине помещения за этой решёткой, но чувствовал, как кто-то или что-то приближается к нему из этой темноты. Его глаза ещё не успели привыкнуть к освещению, чтобы можно было разобрать, что находится за решёткой, как из темноты выступили два жёлтых сияющих глаза. Свет из окошка очертил контуры здоровенной собаки, которая оскалила пасть и стала рычать. От немедленной атаки этого пса Пашу спасала только эта ненадежная решетка. Пока. В это же мгновение он разглядел силуэты ещё нескольких собак, бросившихся с озлобленным лаем на решётку. С верхнего этажа Павел чётко услышал: «Что там такое? Взять!» Первый пёс рванулся в разрыв решётки, и его пасть оказалась по эту сторону от неё. Застряла морда, но, как понимал Павел, ненадолго. Времени на раздумье не было.
Он схватил кота и бросился наутёк, громыхая ногами по ступенькам. С верхнего этажа раздался настолько жуткий и пронзительный вопль, что с трудом можно было сказать, что он принадлежит человеку. Вслед тарабанящим по лестнице каблукам Пашиной обуви неслось очередное «Взять!» Заходящее солнце давало мало освещения на лестничные пролёты, и Паша несся по ним, рискуя каждый раз подвернуть ногу. Ужас гнал его вниз без оглядки, не давая задуматься над этим и делать секундные остановки, чтобы посмотреть, куда ступит его нога после следующего шага. Пульс бешено стучал в висках. Громыхающий лай вырвался на лестницу, когда Паша достиг уже шестого этажа. Псы, одновременно бросившиеся в лаз решетки, мешали друг другу вырваться на свободу, что дало фору подростку. Услышав мчащийся вниз лай, Павел от охватившего его ещё больше страха уже не бежал, а слетал по ступенькам, перепрыгивая сразу через часть пролёта. В выставленной в сторону левой руке барахтался кот, который постоянно царапался и пытался вырваться, что ещё больше мешало ему. Паша чувствовал, что что-то связывало этого испуганного зверька с Женей, и поэтому ещё крепче сжал свои пальцы на загривке животного. Вот уже и четвёртый этаж. Прыжок, ещё прыжок. Третий этаж. Смертельный лай становился всё ближе. Второй этаж. Ещё немного и спасенье близко. «Неужели успею?» – подумал Павел, и только сейчас у него промелькнула мысль: «А куда потом?», но ответ не пришёл. И вот он, первый этаж и свет в дверном проёме. Туда. Он вырвался через него на крыльцо и, не останавливаясь, с разбегу прыгнул, перелетев через все ступеньки. Приземлившись, он опёрся на руки. Кот вырвался и, задрав хвост, бросился направо, подгоняемый нарастающим из глубины коридора лаем. Павлик резко встал и бросился за котом, который бежал не по прямой, а постоянно сворачивал. На бегу Паша увидел, что вокруг стройки вновь появился забор, расположенный к зданию гораздо ближе предыдущего. Думать о том, откуда он взялся, не было времени. Махнув в душе рукой на кота, так как собственное спасение в такой ситуации было важнее, он из последних сил понёсся к кирпичам, сваленным около стены. Обзор застилала паника, и он не видел, есть ли ворота в заборе. По силе лая он понял, что псы уже на площадке. Не оборачиваясь, он взбежал по кирпичам и прыгнул что есть мочи, ухватившись в полёте за верхний край забора. Благо, что колючая проволока не была пущена сверху на этот раз. Упёршись ногами в стену, подросток без промедления оттолкнулся от неё, подтянувшись одновременно на руках, и его по инерции перекинуло через забор. Зубы одного из псов, тоже бросившегося ему вслед с кучи кирпичей, клацнули друг о друга. Задержавшись на несколько секунд на заборе, Павел понял, что часть собак, бросившихся за ним, не сможет перепрыгнуть через забор. В это время вторая часть псов терзала пока ещё живое тельце кота, который отчаянно защищался в последние секунды своей жизни. Павел так и не смог его спасти, не смотря на все свои старания. В этот момент из темноты подъезда выбежал человек, черты которого, от вновь охватившей мозг паники, Паша не смог разобрать. Не испытывая второй раз судьбу, он прыгнул с забора и...
Встав с кровати в полной темноте, Паша не мог понять, где он находится. Ещё секунду назад он, испугавшись человека, который, по-видимому, дал команду собакам схватить его, спрыгнул с забора, не зная, что делать дальше, и вот он уже сидит где-то в кровати. Постепенно он понял, что дом, собаки, погоня и смерть кота – всё это ему приснилось. К сожалению. Удивило то, что во сне он мог убегать от собак так, как если бы убегал от них наяву – что есть силы. Обычно во сне бег замедлен и неуклюж, и как бы ты ни старался, тебя догонит даже безногий на костылях. Но несмотря на это, сон был хорош и очень реалистичен. «Реальность же заключается в том, что он сидит в своей кровати, и, судя по электронным часам, мама скоро встанет и начнёт снова готовить завтрак, – подумал он, – и ему снова, умывшись и позавтракав, снова придётся идти в школу». Однообразные, скучные и грустные дни, которые полны издевательств и тумаков со стороны более сильных и высоких одноклассников. Унылость будней, тоска выходных, никаких приключений и тайн – вот то, что уготовано ему на долгие годы, а может, и всю жизнь. «Да, реальная жизнь отличается от той, что во сне, – вздохнул про себя Павел. – Это война, ежедневная война, которую надо вести с одноклассниками и скукой, смертельной скукой, длящейся от пробуждения до сна, в котором можно жить и получать от этого удовольствие». В маминой комнате сработал будильник. Это означало, что скоро она пойдёт его будить.
Класс гудел, как всегда. Сизову Илье, который всегда приходил рано, Хафизов Ренат уже выкручивал руку, приговаривая: «Помнишь, как наши ваших триста лет шлифовали, а? Помнишь? Скажи, что помнишь?» Зажмурив от боли глаза, Илья, стыдясь показать перед девочками слезы и победу Рената, процедил сквозь зубы: «Помню. А помнишь, как потом наши вашим на Куликовом поле за все триста лет навешали?» Ренат нахмурил лоб, превратив брови в чёрную кривую, и выдвинул вперёд итак чрезмерно выступавший подбородок, обнажив в оскале злости зубы, напоминавшие подгнивающий забор с огромными щелями. «Ты что сказал?» – Ренат занёс над спиной Ильи огромный кулак так, что со стороны казалось, что он одним ударом переломит его хрупкую спину, но, увидев, что в класс вошёл Максим Сергеевич – их классный руководитель, сразу ретировался в сторону.
Вслед за учителем, ещё до начала урока, в класс вошла дама, которую удостоили взглядом все ученики, не исключая и девочек. Один лишь Сизов Илья, склонив голову над партой и спрятав мокрые глаза в русой чёлке, сидел, не обращая ни на кого внимания, и растирал мышцы на левой руке. Уверенные шаги женщины, холодный взгляд и приподнятый вверх подбородок навели в классе тишину быстрее, чем появление Максима Сергеевича, который был одним из самых строгих педагогов. Женщина подошла к учителю и, дождавшись, когда он вернёт ей поданные ему документы после беглого ознакомления, поправила локон вьющихся ярко-рыжих волос и полы синего пальто, после чего, окинув беглым взглядом класс, удалилась.
Когда все рассаживались за парты, к Паше подошёл Ерофеев Денис, его приятель, и, откинув со лба бронзовую шевелюру, просмаковал: «Ты бы знал, как она на меня посмотрела. Прямо глаза в глаза». Павлик посмотрел с удивлением на Дениса, так как женщина, как показалось ему, посмотрела в глаза именно ему. «Ничего, и на твоей улице когда-нибудь будет праздник», – Денис пошёл к себе за парту, похлопав Пашу по плечу рукой, усыпанной веснушками. Ещё более Павел был обескуражен, когда на уроке и на перемене мимолётом слышал от разных одноклассников, что женщина задержала взгляд именно на нём. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что женщина удостоила взглядом класс не более двух секунд и, судя по разговорам, успела пристально посмотреть в глаза каждому. Хотев спросить, что думает об этом Сизов Илья, Павел уже было открыл рот и тут же махнул на него рукой, вспомнив, что утром его беспокоили куда более прозаические проблемы. Илье в этот день вообще не везло. Жени в школе весь день не было, и всё внимание более сильные одноклассники уделили Илье, Паше и Денису. Правда, двум последним досталось не особо сильно, если не считать, что на втором уроке, когда учитель задумчиво склонился над задачником, кто-то из ребят кинул Паше в голову комок разжёванной бумаги, когда он решал уравнение у доски, повернувшись спиной к классу. Большая же часть тумаков всё равно досталась бедному Илье, над которым поиздевался всё тот же Хафизов Ренат, а также Малютин Олег и Быкадоров Роман. Остальные стояли рядом и гоготали во всё горло.
После уроков Паша хотел позвонить Жене, но забыл, погрузившись в тренировку, домашнее задание, чтение и прогулку перед сном. Уже засыпая, он подумал, что обязательно позвонит ему завтра, если тот не придёт в...
- Ого, какая здоровая! А ты говорил, что это дом. Смотри, дурик, это же больница, причём такая…, о-го-го, какой я ещё не видел, – разведя руки на всю ширину, потрясывал ими Сизов Илья.
- Да, действительно больница. Я бы даже сказал, медицинский центр. Сколько тут этажей? Раз, два, три, четыре. Ну, в общем, много, – задумчиво сказал Паша.
- Да, много. А если в цветовую гамму ещё красного добавить, то она издалека вообще, как российский флаг будет смотреться, – подметил Илья.
- Не знаю, на что она похожа издалека, но вот её автоматические двери похожи на челюсти, которые проглатывают и выплёвывают массу людей.
- Интересно бы знать, сколько сейчас на улице? Жара непереносимая, а всего лишь начало лета, – махал на себя руками Илья. – Так что не так с этой больницей, Паша?
Заходя в её холл и проходя к лифту, он вкратце рассказал Илье о том, что происходило в стенах этой больницы, когда она была еще только каркасом из бетона, способным стать всем чем угодно.
- Паша, а что сейчас ты хочешь здесь найти? Даже если что-то и было, то оно безвозвратно замуровано и заштукатурено, – сказал Илья другу.
- Может быть, но попробовать стоит, – сказал Паша, нажимая кнопку «12».
В лифте было много людей, включая и сотрудников больницы, поэтому Паша предпочёл помолчать и тихо ткнул локтем в бок Илью, когда тот попытался продолжить разговор. Когда двери открылись на нужном им этаже, их ослепил яркий белый свет коридора, отчего ребята прищурились.
- Ого, никогда не видел синих растений, – с нескрываемым удивлением сказал Илья.
- Это искусственные растения. Такие можно в любой цвет покрасить. Вопрос только, зачем им столько искусственных цветов одинакового цвета? – задумчиво сказал Паша.
- Паша, возвращаясь к предыдущему вопросу, ты что, думаешь в физиоотделении найти все ответы на свои вопросы? – не успокаивался Илья.
- Илюха, да помолчи ты. Дай сосредоточиться, – толкнул его в плечо Павлик.
Обойдя весь этаж по нескольку раз, прочитав фамилии всех специалистов и нарвавшись на вопрос одного из врачей: «Кого вы ищете?», Павел понял, что пора подниматься на тринадцатый этаж, после того, как Илья ловко выкрутился из конфузной ситуации с врачом, непринужденно ответив ему: «Да мы просто маму ждём, вот и ходим по коридору туда-сюда, пока она на приёме». Поднимаясь по лестнице на этаж выше, Пашу вдруг осенило.
- Постой, – резко остановился он, легко ударив Илью в грудь тыльной стороной ладони, – что ты там сказал внизу, когда мы только зашли в больницу?
- Что сказал? – смутился Илья.
- Ты сказал, что если тут что-то и происходило, то это замуровано, – радостно крикнул Паша.
- И что, фундамент пойдём поднимать? – с сарказмом спросил Илья.
- Да при чем тут фундамент. Я когда первый раз тут был, с первого этажа был спуск в подвал или на цокольный этаж, уж не знаю, что там. А при втором посещении этого места спуск уже был замурован. С учетом того, что старуха хотела прибить меня именно там, я уверен, что надо искать внизу, – торжественно закончил Паша.
- Точно так же, как в том, что надо искать на двенадцатом этаже, потому что именно на нём пропал Жека? – издевка товарища была очевидна.
- Пойдем, Илья, я чувствую, что на этот раз абсолютно прав, – бросился Паша к лифту.
- Так и быть, помогу тебе и на этот раз, – побежал за ним Илья. – Смотри, и лифт абсолютно пустой нам подали, прямо как так и надо.
- Ага, вот только кнопка в подвал отсутствует, – расстроился Паша.
- Ага, а как же «Я уверен, я уверен», – паясничал Илья, – что опять неувязочка вышла?
- Нет никакой неувязки. Просто попасть туда очень тяжело, – уже серьёзным тоном сказал он, отчего Илья сразу притих.
Когда лифт спустился до конца, ребята уже были не одни. Огромная масса народу вышла на первом этаже, заполонив весь холл, мешая друзьям найти вход в подвал. Но после нескольких секунд ожидания вся эта толпа, как и набегающая волна со временем, схлынула, разойдясь в разные стороны. В вестибюле были отдельные посетители и три охранника. Первый стоял перед центральным входом, а двое охраняли спуски на этаж ниже. Один – около специально отведённого лифта, расположенного слева при входе, который ребята сначала не заметили, другой – около лестницы, находящейся в конце коридора, справа при входе в больницу. Оба охранника проверяли пропуска у всех, кто спускался вниз как на лифте, так и по лестнице.
- Смотри, Илья, спуститься на лифте у нас нет никаких шансов. Неизвестно, что там находится, во всяком случае, вывеску, опровергающую эту неопределённость, мы не нашли. Поэтому, даже если нам и удастся просочиться в лифт вместе с толпой, она же раскусит нашу ложь мгновенно.
- Согласен. Вон как охранник у всех проверяет пропуска. Однозначно они сами заинтересуются, куда это мы собрались.
- Остается лишь лестница.
- Это да, но через неё ничуть не проще.
- Как сказать, Илья. Есть один минус, который нам в плюс. Но попасть туда сможет только один.
- Почему?
- Потому что второй будет зубы охраннику заговаривать.
- Ага. Я всё понял. Нет, я не против. К тому же это твоя идея, так что тебе и карты в руки. Ладно, каков план?
- Так. Значит, от входа до лестницы метров двадцать. Центровой охранник постоянно всеми входящими занят. Тот, что у лифта в низ, только и успевает, что пропуски проверять. Они на лестницу обращать внимание не будут. Большая часть спускается на лифте, и охранник около лестницы совсем засыпает, видишь?
- Ага, он скоро так со стула вообще грохнется.
- Может быть. Но не стоит недооценивать противника.
- Тоже верно.
- Теперь дальше. Около него всё равно крутятся посетители без всякой мысли спуститься вниз, и они-то ещё больше снижают бдительность этого «секьюрити». Я сейчас неспешной походкой тоже туда подойду, а ты после меня к этому охраннику подойдёшь и отвлечёшь его как-нибудь. Я тем временем вниз метнусь, а там уж по обстоятельствам.
- А как я его отвлеку?
- Это уж твоя задача. Ты же мастер по ушам «ездить».
- Ну ладно. Что-нибудь соображу. Ты пошел?
- Ага.
- Удачи, друг.
Павел неспешно дошёл до посетителей, с отрешённым видом сидящих около лестницы, ведущей вниз. Охранник не обратил на приближающегося подростка никакого внимания. Он его просто не заметил, продолжая смотреть в газету и периодически зевать. Несмотря на это, Павел был весь на пределе. Ладони вспотели, и на лбу начинало скапливаться несколько капель. Он понимал, что очень напряжён, и надо расслабиться, но ничего не мог поделать. Он так же понимал, что если так пойдёт и дальше, он всё провалит одним своим видом, когда привлечёт к себе внимание окружающих. «Как можно не заметить раскрасневшегося парня с бешено вращающимися глазами и истекающего потом?» – подумал он. Паша повернулся лицом к стене, решив не привлекать к себе внимание, пока вдруг не услышал: «Мальчик, с тобой всё в порядке?» У него замерло сердце и упало в пятки. «Всё пропало», – подумал он и стал оборачиваться постепенно бледнея. Женщина, задавшая вопрос, стояла метрах в пяти от него и вновь повторила его, обращаясь к Илье. Его друг по поведению Паши понял, что с тем происходит, и сам решил использовать этот манёвр, чтобы отвлечь внимание на себя, и специально задержал дыхание, пока не покраснел, как удавленный петлёй. Женщина стала трясти Илью. Он посмотрел на неё и закатил глаза. «Товарищ охранник! – обратилась она к нему, от чего тот чуть не упал со стула. – Товарищ охранник, помогите, тут мальчику плохо». Если бы охранник был сосредоточен, он просто вызвал бы врачей. Но так как он практически уснул на посту, то просьба подойти на помощь была исполнена мгновенно, как только беспокойный голос женщины выдернул его из дремоты. Находящиеся рядом люди стали обращать внимание на Илью и женщину. Охранник спешно подходил к ним, и Илья решил завершить свой шедевр, упав на пол. Женщина мгновенно подхватила его, охранник подбежал к ним, не обратив внимания на Пашу. Окружающие столпились вокруг женщины и Ильи, скрыв Павлика от глаз охранника.
«Пора», – решил он и, убедившись, что никто не смотрит на него, в том числе и охранник у центрального входа, быстро сбежал по ступенькам, которые представляли собой шесть лестничных пролётов, заканчивающихся небольшой площадкой с одной дверью. Осторожно открыв её, Паша попал в длинный коридор. Освещение было слабое, но и его было достаточно, чтобы разглядеть, что краска на стенах давно облупилась, а линолеум иссох, потрескался и раскрошился в некоторых местах за прошедшие годы. Не теряя времени, Павлик спешно пошёл по коридору, отмечая про себя, что здесь очень прохладно. С каждым шагом пульс его учащался, а дыхание становилось поверхностным. «Что делать, если он кого-нибудь встретит? Поправка, если его кто-нибудь встретит?» – думал он про себя и тут же отбрасывал эти мысли.
В конце коридора была дверь направо, открыв которую, Паша оказался у длинной наклонной лестницы, ведущей вниз какого-то склада, судя по обстановке, стены которого были выкрашены в темно-синий цвет. Тихо ступая на металлические ступеньки, чтобы не издавать лишнего шума, он осторожно спустился вниз и, поставив ноги на бетонные плиты, двинулся к единственной двери, которая была приоткрыта, как вдруг услышал приближающиеся с той стороны двери голоса. Оцепенев буквально на мгновение, он быстро осмотрелся вокруг и спрятался за огромные брезентовые шторы, висевшие слева и ниспадающие огромными рулонами на пол. Затаившись, он осторожно смотрел через щель на дверь, чтобы увидеть, как пройдут люди. Голоса становились всё ближе, и когда дверь скрипнула, Павел еле удержался от того, чтобы не встрепенуться. В помещение зашел один, а затем второй. И если бы не их глаза и ещё одно обстоятельство, они бы выглядели как обычные сотрудники медицинского центра. Именно глаза изначально приковали к себе внимание Паши, который из последних сил старался не поддаться панике, несмотря на то, что внутри у него всё тряслось. Глаза были одними сплошными зрачками или белками, но только жёлтого сияющего цвета. Больше чем глаза, подростка повергло в панику то, что они абсолютно не открывали рта, хотя их речь он слышал так же чётко, как бешеный стук сердца во всём его теле.
- Сейчас ещё одного привезли, слышало?
- Да. Это мальчик. Говорят, что был один и симулировал. Тело совсем худое, но нам-то это не важно.
- Ха-ха-ха. Да, ты право.
- Ты голодно?
- Очень. Со вчерашнего дня ничего не ело. А сейчас ещё прием в травме. Не знаю, когда и поем.
- Может, прямо на приёме понадкусываем то, что уже не функционально?
- Хорошая идея. И лечить не надо.
Оба существа загоготали и, поднявшись до конца лестницы, скрылись за дверью. Павлик ещё несколько минут не мог прийти в себя от увиденного. Он понимал, что если его кто-нибудь тут обнаружит, то, с учётом вновь открытой специфики персонала, ему уже ничего не нужно будет придумывать и объяснять. Его просто съедят живьём. Возвращаться было не более опасно, чем двигаться дальше. Пройдя столько, он понял, что все его подозрения были не напрасны, и по лестнице он ещё успеет подняться обратно. Прислушавшись и убедившись, что кругом абсолютно тихо, он отодвинул шторы и побежал на цыпочках к двери.
Открыв дверь и переступив порог, он несколько секунд стоял неподвижно, пока его зрение не привыкло к полумраку помещения. Через некоторое время он стал различать периметр балкона, на который его вывела дверь, и огромный холл внизу, похожий на старый заброшенный склад. Сделав шаг, Павел обратил внимание, что потолок низкий и практически нависал над ним. Повернув направо и пройдя ещё немного, он разглядел с каждой стороны балкона двери, аналогичные той, через которую он зашёл. Паша пошёл прямо к ближайшей двери, за которой раздавались монотонные завывания.
Открыв её, он увидел, что вновь попал на балкон точно такого же холла. Освещения в нём было ненамного больше, чем в предыдущем помещении, но хватило, чтобы разобрать то, что увидел Павел. Он не поверил своим глазам и, обомлев от ужаса, опустился на колени, затрясшись всем телом от страха. Внизу на полу, вокруг стола столпились существа, которых он увидел у лестницы. Но на этот раз рты их были открыты, и Павлик мог увидеть, чем, при желании, они могли понадкусывать не только нефункциональные, но и стальные части тела людей. Вместо зубов у них были две пластины, похожие на половинки опасных лезвий «Gillette», которыми брился папа, когда жил с ними. Но только у этих существ эти пластины были огромными и занимали всю пасть. В ужас же его привели не эти существа и не их опасные челюсти, а тот, кто лежал на столе. Это был Сизов Илья, связанный по рукам и ногам, пока ещё живой и в сознании. Придя немного в себя, Паша осторожно поднял голову и стал наблюдать за Ильей. Глаза его были открыты и полны охватившего его ужаса. Рот друга был заклеен, из чего Паша пришёл к выводу, что завывания, которые он услышал, издают существа. Постепенно всё помещение стало наполняться невыносимым стоном. С каждой секундой он становился всё сильнее и сильней, и вот когда дверь внизу холла открылась, Паша закрыл уши руками и рефлекторно прищурил глаза, не в силах выносить такого звука, уже напоминавшего вой. Через силу заставив себя вновь подняться, он, не обращая внимания на стол, стал наблюдать за существами. Вой стих и уже не так отвлекал, как раньше.
В помещение холла зашли ещё двое таких же существ. Один взрослый и один, судя по росту, «ребенок» существа. Он шёл плохо, еле-еле переставляя ноги. Голова его моталась из стороны в сторону, и, по-видимому, это он был причиной того, что барабанные перепонки резало от боли. Особь большего размера помогла ему дойти до группы им подобных, которые расступились перед больным «ребенком». Завывание стихло, оставив солировать «детский» вой. «Возьми из этого ребенка то, что тебе нужно, а остальным воспользуемся мы», – услышал Павел сквозь вой, не поверив своим ушам. Он приподнялся ещё немного и тут же сел обратно от охватившего его ужаса. Ему хватило секунды, чтобы разобрать, что больное существо разевает пасть, а часть остальных существ держит голову Ильи и тянет к ней жуткие инструменты. Уже в следующую секунду Паша услышал хлюпающий звук и последовавшее за этим чавканье. Криков Ильи он не слышал, как и воя. Павел был в шоке, сидя на холодном полу балкона и понимая, что несколько секунд назад там, внизу, в стенах этой странной больницы, он потерял своего друга. «Как иронично для Ильи», – подумал Павел, вспомнив, что отец его друга работает врачом.
«Пусть оно выйдет на улицу, сейчас ему нужен покой», – услышал Павел от кого-то из стоящих внизу особей. Паша осторожно поднялся и посмотрел. Два существа с больной особью у изголовья Ильи развернулись и направились к тем дверям, через которые вошли. Пригнувшись, Павел стал пробираться к двери, ведущей с балкона, следуя направлению уходящих существ. В это мгновение помещение наполнили чавкающие и хлюпающие звуки. Вытирая на бегу слезы, подросток старался не зайтись в плаче и не споткнуться, чтобы избежать участи своего друга. Добежав до двери и тихо приоткрыв её, Паша тут же убрал руку от дверного полотна и сел на корточки, затаив дыхание. Дверь вела на лестничные марши, уходящие куда-то вверх. В тот момент, когда Павел приоткрыл дверь, два существа, покинувшие сборище, медленно поворачивали на лестничный пролёт, ведущий к двери, за которой он затаился. Вопрос был сейчас в том, увидели эти двое его или нет. Он рассчитывал на то, что здоровая особь помогала немощной и не обратила внимание на то, что дверь слегка приоткрылась. Павел сидел, прижавшись спиной к двери, и слушал несмолкаемые хлюпающие звуки внизу холла у тела его друга и нарастающее шарканье двух пар ног на лестнице, которое становилось всё ближе к площадке, с которой были выход на балкон и подъём дальше по лестничному пролёту. Шаг, ещё шаг, за ним ещё один и пауза. Павел понял, что существа поднялись и стоят на площадке, всего в паре метров от него, разделяемые лишь полотном двери. Сердце подростка замерло, и он закрыл глаза. От страха Павел не мог шевельнуться и сидел, как парализованный, в этих мрачных катакомбах, не зная, что ему делать в такой ситуации и как выбраться отсюда. Несколько секунд ожидания, растянувшихся в вечность, в течение которых он не знал, куда двинутся существа, закончились, и Павел услышал, как шаркающей поступью ужасные существа сделали несколько шагов и остановились. Подросток напрягся. Его обескуражил звук, который он совсем не ожидал услышать. На площадке открылись двери автоматического лифта, и ровный гул подъёмного механизма унес опасность куда-то наверх в кабине, после того как существа скрылись в ней. Павел, помня о том, что существу, убившему его друга, рекомендовали выход на улицу, распахнул дверь и бросился вверх по лестнице. Лифт в такой ситуации был опасен – неизвестно, где он может остановиться, прежде чем достигнет верха. Поднявшись до конца и открыв единственную дверь (не считая двери лифта), из маленького помещения на первом этаже, подросток оказался на улице, как он подумал, во внутреннем дворе медицинского центра, судя по умирающим красным и жёлтым листьям клёнов и дубов на подстриженном зелёном газоне.
Оглянувшись, он понял, что находится далеко и от центра, и от города. Дверь, через которую он вышел, располагалась в небольшом деревянном домике, с торца которого он заприметил ещё одну дверь. Сделав несколько шагов, он увидел огромную кучу листьев, на которой, раскинув руки, лежала красивая женщина с вьющимися огненно-рыжими волосами, недавно подарившая ему обворожительный и пристальный взгляд в школе. Её тело, явно без какой-либо одежды, покрывали красные кленовые листья, которые продолжали падать с неба на женщину. Она раздвинула ноги, сгребая руками на живот и бедра листья, и поманила к себе пальцем Пашу. Он не смог удержаться и, чувствуя, как пульс вновь участился, но уже от возбуждающего волнения, пошёл к этой женщине, которая, безусловно, представляла для него угрозу. Павел понимал это, но шёл как завороженный, не в силах остановиться. Ещё ни одна девочка, не говоря уж о девушках и женщинах, не обращала на него внимания. Ни одна и никогда. Он был серой мышью. Его никто не замечал, а он так хотел хоть раз почувствовать тепло прикосновения женской руки, не материнской, естественно, и увидеть девичью улыбку, подаренную ему какой-нибудь симпатичной девушкой. Не испытав этого никогда, он не мог рассчитывать на то, что эта секси, лежа без белья на осенних листьях, будет звать его к себе в объятия. Подобных женщин Павел видел только на страницах журналов, так что сейчас он был готов на всё, лишь бы прикоснуться к ней. Где-то внутри он понимал, что эти объятия могут быть опасны. «Ну и пусть, – думал он, – будь что будет, такого у меня никогда не было и, может, не будет, так что глупо упускать этот шанс». Подросток подходил всё ближе и ближе к ней, уже рисуя в голове образы того, что они могут делать в постели из опавших листьев, опьянённый её взглядом, губами и манящей рукой, как внезапно услышал позади себя дикий вой, вслед за которым последовало содрогание земли.
Павел вышел из оцепенения и, обернувшись, увидел, что к ним бежит гигантский ребенок, кисти которого напоминали боксёрские перчатки от того, что все пальцы, за исключением большого, срослись. Из пасти ребёнка-великана вырывалось гортанное «Ы-Ы-Ы-Ы». Павел обернулся и, посмотрев на женщину, вздрогнул, не ожидая увидеть такой разительной перемены в ней. Вместо обворожительной красавицы на куче уже сгнивших листьев лежала та самая отвратительная старуха, которая хотела убить его в подвале строящегося здания. В этот момент он услышал позади себя насмешливое: «Не ожидал?» Повернув голову обратно, он увидел перед собой пожилого мужчину, улыбка которого растянулась во всё исхудалое лицо, до предела натягивая морщины. Мужчина наклонился к Паше и пристально посмотрел ему в глаза через огромные очки с желтыми линзами, прижимая руками полы мятого темно-синего плаща. Он повернул голову по направлению к шагающему к ним ребёнку-великану, и Паша увидел огромную дыру в затылке, слабо прикрытую редкими седыми волосами. Из дыры в голове вылетел воробей. Мужчина, как будто этого не замечал, и, вновь повернувшись к Паше сказал: «Он тебя убьет». Не желая проверять правдивость произнесённой фразы, Павлик добежал до торца деревянного домика, открыл ранее запримеченную дверь и, вбежав в квартиру, где он жил вместе с мамой, бросился с головой под одеяло своей кровати. Слыша, что кто-то подходит к нему, Павлик весь напрягся, готовый броситься вновь наутек.
«Павел, подъём, пора вставать», – услышал он. Сбросив одеяло, он не мог понять, что происходит и как он оказался в квартире, где его заставляли встать с постели. Тем не менее, Павлик беспрекословно выполнил всё, и только умываясь понял, что ему приснился сон. «Жаль, – подумал он, – опять эта невыносимая жизнь, эта школа и эти непрекращающиеся издевательства со стороны одноклассников». Размешивая ложкой кашу, он наблюдал, как мама суетится между кухней, ванной и комнатой, пытаясь всё успеть. Он уже было хотел спросить у матери, зачем она ходит в спортзал, если домашний бег сжигает жиры лучше, чем любая тренировка, как осекся и подумал, что всё это ему очень знакомо, до мельчайшей подробности, и когда-то уже было. «И эта каша, и метания мамы, и вопрос, который он хотел задать. Или это ему только приснилось, и теперь он всё видит наяву?» – задал он сам себе вопрос. Он вспомнил, что несколько месяцев назад по телевизору показывали сюжет про мальчика, который однажды уснул и не смог проснуться, продолжая спать. «Интересно, смог ли он проснуться? – подумал Павел. – Может быть, то, что сейчас происходит со мной, происходило и с ним, и скоро я тоже засну и не проснусь?» Не найдя ответы на заданные себе вопросы, он молча закончил с завтраком и стал собираться в школу.
На дверях школы появилось объявление о том, что пропал Котов Евгений Николаевич. Ещё пару дней назад он ходил в тот же класс, что и Паша, а сегодня был пропавшим. В школу не пришёл и Сизов Илья. Ещё никто даже не мог предположить, тем более родители Жени и Ильи, что их больше никогда не увидят живыми, а Паша уже догадывался об этом. Смерть Ильи он видел своими глазами. В смерти же Жени он был убежден, хотя и не мог объяснить этой уверенности. Он сидел за партой и понимал, что больше никогда не увидит своих одноклассников. Он оставался один, если не считать Дениса Ерофеева, в этом классе, где ему не дадут жизни верзилы, сидевшие в конце класса. Эти люди ему чужды, как и он им. Он не знал, как продержаться в этой стае ещё несколько лет обучения и как выжить. Его размышления прервала прилипшая к его волосам жевательная резинка, которую намотали на конец спички, растопили на зажигалке и бросили ему в голову с задних рядов под дикий гогот. Вторая угодила в свитер, на котором ранее уже были оставлены несколько прикипевших кусков жвачки.
Смотря дома вечерние новости, на одном из сюжетов внутри у Паши всё похолодело. По сообщению корреспондента, в одном из центральных районов города строилась новая многопрофильная больница, возведённый каркас которой был практически идентичен тому, в подвале которого его чуть не убила старуха и где происходило ещё много странных вещей. Сказав матери, что он немного прогуляется, Паша добрался до стройки. Это было действительно то самое здание, в этом он уже не сомневался. Эта стройка отличалась только тем, что за воротами стояла будка сторожа, да по территории бродило несколько рабочих. «Надо как-то попасть на стройку, – подумал Павел. – Но как это сделать?» Обойдя ещё раз забор по периметру, он обратил внимание, что колючая проволока отсутствует.
Вернувшись домой, Павел решил, что как только мама уснет, а ложилась она рано и засыпала быстро, он тихо выйдет из дома и, пока ходит транспорт, вновь доберётся до этой стройки и попробует пробраться в здание. Решив ускорить процесс, Павел пожелал маме спокойной ночи и лег в кровать. Весь превратившись в слух, он стал ждать ровного сопения матери из соседней комнаты. Ждать пришлось недолго, и Павел, осторожно ступая, чтобы случайно не разбудить мать, вышел из квартиры. Пронзительный ветер продувал насквозь, заставляя прохожих, не обращавших внимания на подростка, прятать свои лица в теплых шарфах.
Смотря на недостроенное здание в лучах прожекторов, Павел ещё раз убедился в том, что оно точно такое же, как и при первом его посещении. Свет ламп давал достаточно освещения, чтобы увидеть, что единственным человеком на стройке был сторож. Никаких собак он не увидел, и это обнадёжило его.
Подойдя к дереву, которое он заприметил ещё вечером, Паша, обмораживая руки, с трудом вскарабкался на него и, пробравшись по суку до забора, спрыгнул, оказавшись по другую его сторону. Выбраться обратно не составляло никакого труда – к забору примыкали мешки, трубы и другие элементы стройки. Оставалось найти вход. При первом, насильном посещении этого здания, вход был справа от ворот. Осторожно ступая по замёрзшей арматуре, Павел тихо пробирался, стараясь различить начало лестничного подъёма. В будке сторожа ярко горел свет, и если бы не такое же освещение и на территории строительства, то он мог не таясь забраться в здание. Увидев лестницу, Павел взглянул на сторожа, который не мог присесть на одно место и постоянно ходил по будке, то и дело бросая взгляд на стройку, и решил, что в такой ситуации будет очень рискованно и практически невозможно пробраться незамеченным внутрь здания. Он решил подождать. Слишком много ему пришлось пережить, чтобы допускать теперь ошибку. Следя за сторожем, который грелся в теплой будке, Павел начал подмерзать и проклинать старого блюстителя безопасности. Сторож не мог найти себе места ещё минут пять, после чего вышел покурить. В этот момент Павел, переступая с одной замёрзшей ноги на другую, возненавидел охранника больше всех своих одноклассников, вместе взятых. Сторож курил не спеша, медленно и с наслаждением делая затяжку, и только после того, как смак дыма полностью растворялся во рту, морозном воздухе и седых, пышных усах, въедаясь в них на несколько часов, он, на мгновение задумавшись, делал следующую. Как же раздражала эта медлительность сейчас, когда Паше необходимо было двигаться хотя бы минимально, чтобы согреть ноги. И вот последняя затяжка, как всегда сделана наспех, окурок, разбрасывая последние жалкие искры, летит на землю, и сторож, больше для проформы окинув взглядом вверенные ему владения, исчезает в будке и наконец-то скрывается из поля зрения Паши, решив присесть. Не долго медля, короткими и осторожными перебежками подросток добрался до лестницы и, освещаемый со всех сторон ярким светом прожекторов, взбежал по ступенькам и сделал шаг в темноту дверного проёма.
Уже зная, что надо спускаться вниз, Паша стал искать спуск. Решив поначалу включить фонарик, который он заранее взял с собой, Паша тут же передумал, поняв, что луч света выдаст пребывание на стройке постороннего. Продолжая двигаться медленно, вслушиваясь в каждый шорох, Паша нашёл спуск слева от входа, видимо пока временный, и сбежал по ступенькам. В той темноте, в которой оказался Паша, свет фонаря был для него безопасен и просто необходим. Мощный луч, разрезая тьму, давал возможность разглядеть хотя бы ту часть подвала, на которую фонарь бросал круг света. Потолок в помещении подпирали двухметровые бетонные колонны-опоры, а пол был уложен плитами, большей частью, но в отдельных местах виднелась мерзлая земля, в которой тут и там были неглубокие ямы, от чего весь подвал был похож на кладбище, края которого Павлик не мог разглядеть. Внимательно оглядываясь по сторонам, он обратил внимание на два участка, где земля, судя по её виду, не так давно испытала на себе воздействие лопаты. Присев на колени, Паша стал откидывать руками землю в свете лежащего рядом фонаря. Недавно ещё рыхлая земля, которую уже успел слегка одолеть холод, тяжело поддавалась замёрзшим детским рукам. Через несколько минут Паша уже практически не ощущал свои руки. Постепенно углубляясь, он не почувствовал, как коснулся окоченевшего тела, пока не увидел нос и брови, присыпанные землёй. Отпрянув от мертвеца, подросток затрясся всем телом. Предположение о том, что в подвале строящегося здания захоронены мертвые тела, подразумевающее и вероятность их обнаружения, это не то же самое, когда твои руки откидывают землю и ты внезапно видишь труп. Собрав всю свою скованную страхом волю, Павлик подполз на коленях к только что обнаруженной могиле и, не в силах унять дрожь в губах, трясущейся рукой откинул землю с окоченевшего лица и еле сдержал крик. Перед ним был Женя, его школьный приятель. Мертвый.
Придя в себя только через несколько минут и сумев кое-как осознать факт того, что он только что нашёл своего товарища по классу мёртвым, Павлик обратил внимание, что у Жени очень странно обрывается линия лба. Заставив себя ещё раз прикоснуться к мертвому телу и отбросив в сторону ещё несколько пригоршней земли, он с ужасом понял, что у Жени отсутствовала часть черепа и мозг. Паша сразу вспомнил о том, как умер Илья, и понял, что Женю постигла та же участь. Ещё он понял, что Илья захоронен где-то здесь же. Неизвестно, сколько он бы просидел ещё в подвале, вот так на холодном полу рядом с трупом, если бы не голоса, которые послышались наверху. Павел мгновенно пришёл в себя, поняв, что если он быстро не начнёт действовать, то у него есть все шансы остаться здесь навсегда, вместе со своими одноклассниками. Закрыв лицо Жени землей, Паша спрятался за одной из железобетонных опор и погасил фонарик. По усиливающемуся звуку голосов и по отдельным фразам, которые он разбирал и которые постепенно стали приобретать смысл целых предложений, он понял, что люди спускаются в подвал. Туда, где находится он.
- Включай фонарь, ничего не видно, – приказал кто-то властным голосом.
- Хорошо, хорошо. Понимаете, здесь так хоронить их опасно. Это всё-таки стройка, рабочие ходят, может, кто-нибудь случайно наткнуться, и тогда мне головы не сносить. Я же по ночам ответственный, – по дребезжащему голосу и по характеру фразы Павел понял, что она произнесена пожилым сторожем.
- Сколько раз тебе говорить, никто ничего не обнаружит, если ты сам ничего не будешь болтать. Кому надо спускаться в подвал и откапывать землю? Подумай сам. Да и потом, помимо тебя тут ещё два сторожа в другие смены работают. С чего ты взял, что на тебя подумают? – жёстко сказал другой.
- С чего я взял?! Да мне, как только вопрос зададут, откуда тут трупы, всё сразу понятно станет и без моего ответа, – ответил охранник.
- Ладно, не переживай, скоро мы тут закончим. Сколько ещё тел поместится? – поинтересовался собеседник.
- Около пяти, не больше, – ответил старик.
- Врёшь? – повысив голос, уточнил собеседник.
- Ей-богу, – заскулил сторож.
- Не упоминай имя Бога, творя такие дела. Он к этому не причастен. Это только мой сугубо личный интерес и твоя алчность. Но расслабься, я тебе верю. Около пяти, значит, около пяти. Так, а где то, что нужно мне? – был беспощаден собеседник.
- Вот здесь. Сейчас достану, – залебезил охранник.
- Давай без суеты и поосторожнее с этим контейнером. Ты же не хочешь, чтобы часть этих смертей была напрасной? – иронично сказал собеседник.
- Нет, нет. Конечно, нет. Вот, держите, – пыхтя, сказал пожилой сторож.
- Так, с одним делом разобрались. Теперь надо решить с мальчиком, – сказал собеседник, от чего у Паши перехватило дыхание.
- С тем, которого вы привезли? – явно обеспокоенно спросил сторож.
- С тем самым. Мы его тут пару дней подержим, как раз до твоей смены, – презрительно ответил разговаривающий.
- Но это невозможно, тут же стройка, – взмолился сторож.
- Всё возможно, строительные работы на пару дней отменяются. Да и мальчик в надёжном месте будет, – сказал собеседник.
- Но… – попытался было старик.
- Без всяких «но». Мой помощник уже отвёл его к лифту. Пошли туда, – приказал собеседник.
В полном молчании и меркнущем свете фонаря шаги стали удаляться. Павел выглянул из-за угла колонны и, разглядев двух людей на фоне света мощных фонарей, успел убедиться, что одним из спустившихся в подвал был сторож, а вторым – человек в пальто и широкополой шляпе. Павел, дождавшись, когда люди поднимутся на первый этаж, включил фонарик и, стараясь как можно меньше шуметь, направился к выходу из подвала. Щёлкнув выключателем и погасив луч, он поднялся по ступенькам и последовал за сторожем и незнакомцем в шляпе. Шаг за шагом, он, как бывалый охотник, преследовал свою цель, ступая аккуратно на каждую ступеньку, избегая любого случайного шума. Напряжение, в котором был Паша, измотало его к третьему этажу, и делать тихий и осторожный шаг становилось всё труднее и труднее. Яркий свет фонарей на улице гасился за счёт стен из мощных бетонных плит, и из-за полумрака, в котором постоянно необходимо было быть начеку, напрягая глаза, зрение стало подводить Павла, от чего приходилось всё чаще останавливаться и закрывать веки. Достигнув четвёртого этажа, он по голосам понял, что люди остановились на пятом, и решил не менять своей дислокации для того, чтобы иметь время и возможность скрыться за углом, если они внезапно вздумают спуститься.
О чём шел разговор на пятом этаже Паша не мог разобрать. Он слышал лишь общий гул и никаких конкретных фраз. Внезапно голоса стихли и сменились быстрыми шагами по направлению к лестнице. Павел тихо встал за угол так, что его могли заметить только в том случае, если они решат спуститься на этаж ниже и пройтись по нему. Сторож, человек в широкополой шляпе и его помощник, тем не менее, все вместе, как понял Паша по многочисленному топоту ног, стали подниматься на несколько этажей вверх, не разговаривая друг с другом. «Зачем-то они остановились же на пятом», – подумал Паша и тихо, как кошка, преодолел два лестничных марша.
На полу, в полумраке пятого этажа, стояла камера лифта, вызвавшая недоумение у Павлика. К ней не тянулись провода, и она ни к чему не была подключена. Тем не менее, кнопка вызова светилась ярким синим цветом. Павел подошёл к кабине и нажал на кнопку. Двери тут же бесшумно раскрылись, и из лифта на него вылился поток яркого белого света. Удивление по поводу освещения в кабине без каких-либо проводов возросло, когда Паша увидел, что открывшиеся двери исчезли, хотя должны были быть по разные стороны от кабины. Возникало ощущение, что за пределами периметра кабины они просто исчезали в воздухе. Ещё раз нажав кнопку, Паша увидел, как двери бесшумно закрылись, выдвигаясь так же из ниоткуда. Не переставая удивляться, он ещё раз нажал кнопку и вновь увидел, как обе створки, раздвинувшись, просто растворились в воздухе. Заглянув в кабину и посмотрев на кнопки управления, Павел был очень удивлен. Кнопки с привычным обозначением отсутствовали. На кнопках были слова, обозначавшие какое-либо место: «Земля. Почта», «Дом», «Склад» и т.д., а также «Повтор». Продолжая изучать содержание панели, Павел услышал, как из глубины помещения раздалось жалобное приглушенное мычание, напугавшее его до полусмерти. Рефлекторно дёрнувшись к свету кабины и подумав, что это конец, Паша всмотрелся туда, откуда исходил источник звука. На полу со связанными руками и ногами лежал человек. Подойдя к нему, Паша увидел, что это Денис Ерофеев, ещё один его одноклассник. Рот его был заклеен скотчем. Он был в сознании, и глаза его были полны мольбы, отчаяния и страха. «Так вот, они о ком говорили», – подумал Паша. Нельзя было медлить ни секунды. Решив развязать Денису ноги, Павел помог ему встать и допрыгать до лифта. Пытаясь справиться с узлом, Павел услышал, как по ступенькам спешно затопало несколько пар ног. Павел понял, кто это, и понял, что на этот раз они спускаются вниз. К ним. Вариантов было немного – либо бежать, бросив товарища, либо рискнуть. Павел выбрал последнее. Он помог Денису впрыгнуть в лифт. Звук шагов был на последнем пролёте перед пятым этажом. Делая шаг в лифт, у него ёкнуло сердце, когда он обернулся и успел разглядеть за огромными линзами очков расширяющиеся от удивления зрачки человека в шляпе. Тот, увидев мальчика, сразу бросился в его сторону. Паша, ещё не успев зайти в лифт, на ходу нажал на кнопку «Земля. Почта». Через щель закрывающихся дверей он успел увидеть пальцы человека в шляпе, которому не хватило доли секунды помешать дерзкому плану Паши. Поняв, что дверь закрылась, и услышав ровное гудение, как при обычной работе лифта, Павел понял, что от страха он забыл дышать. Сделав глубокий вдох и поняв, что они каким-то образом исчезли с пятого этажа недостроенного здания, так как проклятия и ругань не летели в их адрес, а удары по корпусу лифта не содрогали им уши, Паша резко содрал скотч со рта Дениса, не тратя время на деликатность, и принялся развязывать узел на ногах. Никто из них не знал, сколько времени продлится спуск или подъём и куда он их приведёт. Путаясь в узле, Павел понимал, что он суетится, из-за чего у него ничего не выходит. Он собрался и спокойно, планомерно стал ослаблять узел. В этот момент стены лифта стали раздуваться наружу, а углы вытягиваться и исчезать, от чего сама кабина стала приобретать форму шара. Не зная, что это значит, Павел понимал, что у него остается мало времени. Денис тем временем поступательно растягивал веревку на руках. Справившись с веревкой на ногах, Павел быстро развязал и другой узел. Кабина продолжала приобретать форму шара, от чего в ней всё труднее становилось стоять. Дверь также выдвигалась наружу, и когда преобразования закончились и они поняли, что находятся в сфере, двери кабины открылись, и ребята увидели, что они летят в воздухе с огромной скоростью. Осторожно выглянув наружу, оба увидели, что они приближаются к земле, которая с каждой секундой становилась всё ближе и ближе. Уже опасаясь того, что этот спуск может стать последним в их жизни, Паша и Денис стали искать какие-либо углубления или выступы, на которых бы можно было удержаться в случае резкого торможения, хотя и они помогли бы мало при такой скорости. Лифт плавно остановился над самой землёй и, задержавшись на несколько секунд, стал медленно набирать высоту. Не дожидаясь, когда лифт снова вернётся туда, откуда они с таким трудом сбежали, ребята выпрыгнули из кабины и, пролетев метра два, упали на землю.
- Где это мы? – озираясь по сторонам, спросил Денис.
- Вообще без понятия. Поле какое-то, один горизонт вокруг, и снегу почти что по колено. Вон, правда, вдали какое-то здание. Двухэтажное? – прищурился Паша.
- Ага, двухэтажное. Что-то написано на нём. Поч... А! Почта. Ты же на кнопку «Земля. Почта» нажал. Но только не думал, что она и взаправду вот тут стоит. А что она вообще тут делает? – удивился Денис.
- Дэн, не спрашивай. Давай лучше двигать. Я так думаю, сейчас за нами эти товарищи вернутся, они точно не будут выяснять, что и почём. Просто головы свернут нам прямо тут и все, – стал двигаться Паша по направлению к почте.
- А что это вообще за мужики? – немного успокоившись, стал интересоваться Денис.
- Не знаю, но лицо одного, того, который в шляпе, мне показалось знакомым, – ответил Паша, задумавшись.
И тут он понял. Этого человека он видел там, на поляне вместе с красивой женщиной, превратившейся в старуху, и ребенком-великаном. Павел стал анализировать и собирать всю информацию воедино, как его размышления прервал Денис.
- Паша, слышишь?
- Что?
- Свист. Откуда-то сверху.
- Ага, слышу. Только не могу понять, что это.
- Смотри! Это же шар, на котором мы прилетели сюда. Точнее, лифт, ставший шаром. Тоже спускается, то есть летит сюда.
- Бежим!
Ребята бросились наутёк, преодолевая сопротивление снега, подгоняемые осознанием неминуемой смерти в случае, если их догонят. В такие моменты не чувствуешь усталости и бежишь, точнее, летишь на чистом адреналине, которого в крови становится столько, что ты готов на все двенадцать подвигов Геракла, не будучи героем греческой мифологии. Периодически оборачиваясь, Паша и Денис видели, что шар с каждой секундой становится всё ближе к земле. До почты оставалось около шестидесяти метров, и на ровной поверхности они бы поставили новый мировой рекорд по преодолению этой дистанции, но здесь, в заснеженном поле, всё было по-другому. Уже были видны контуры двух последних букв, красная краска которых давно уже облетела, на грязно-белом фоне вывески в названии учреждения, к зданию которого они стремились. Падая и тут же вставая, они продолжали бежать. Бежать, что есть силы, так как только в ногах сейчас было их спасение. Обернувшись ещё раз, Паша увидел, что двери лифта стали открываться. До почты оставалось меньше десяти метров, и уже хорошо был различим и серый кирпич, из которого было построено здание, и грязные окна в рамах, цвет краски которой нельзя было определить из-за многовековой грязи, окаменевшей на них. С торца здания была тёмная дверь, над которой была вывеска какой-то аптеки. Паша еле уловил взглядом, что в названии аптеки было что-то не так, но разбираться не было времени. Денис бежал ко входу на почту. Сделав ещё несколько шагов, он первым открыл старую деревянную дверь и забежал в помещение. Павел схватил ручку, но прежде чем последовать за Денисом, на секунду задержался и, обернувшись, увидел, что шар, из раскрытых дверей которого выглядывали двое, стал замедлять скорость, находясь уже в нескольких метрах от земли. С обратной стороны двери, ведущей на почту, запор или защелка отсутствовали, и это было плохо, так как следы на снеге обязательно приведут их преследователей сюда. «В принципе, – подумал Паша, – кроме почты тут и бежать-то некуда».
Забежав в помещение, ребята оказались в просторном холле, слева от которого, вдоль грязно-желтой стены, на второй этаж уводила лестница. Указатель на стене сообщал, что лестница ведёт в отдел доставки. Справа из холла был вход в отдел отправки, судя по вывеске на двери, оббитой оцинкованной жестью.
- Куда дальше? – на грани истерики спросил Денис.
- Давай за эту дверь, – показал Паша пальцем на дверь справа.
В отделе отправки была успокаивающая тишина. Слева, у стойки для посетителей и далее за ней, в служебном помещении, никого не было, лишь огромные столы, заваленные бумагами. Ячейки для писем были полны входящей корреспонденции. Пол из чёрно-белой плитки, похожий на шахматную доску, сиял чистотой. Складывалось впечатление, что с минуты на минуту закончится обеденный перерыв и в помещении закипит привычная работа. В середине зала стоял стул и стол, а над ними, прикреплённый к столбу, нависал почтовый ящик. Денис пробежал вдоль стойки, безрезультатно зовя на помощь. В помещении они были вдвоём. Паша, привлечённый странным расположением почтового ящика, подбежал к столу и стал изучать его содержимое. Кроме огромного количества пустых бланков на отправку и шариковой ручки, на нём больше ничего не было.
- Всё, приплыли, Паша! Что делать?! – подбежал Денис к Паше.
- Спокойно. Думаем, думаем, думаем. Так, это же отдел отправки. Бланки, ручка, почтовый ящик, – вслух стал размышлять Павел.
- Кажется, я тебя понял, – подпрыгнул от восторга Денис.
- Давай, пиши, – сухо сказал Павел.
- Куда? Так, мой адрес. Откуда? Паша, откуда?! – запаниковал Денис.
- Э-э-э. Земля! Почта! – прищёлкнул пальцами Павел.
- Так, есть, – прокричал Денис.
Он бросил ручку на стол, опустил заполненный бланк в ящик и, взмыленный, опустился на стул под ящиком, стирая пот со лба. Паша посмотрел в окно и увидел, что незнакомец в шляпе и его помощник подбегают к дверям почты. «Дэн, ну что?» – начал было он и опешил, обернувшись. Дениса на стуле не было. Мгновенно всё поняв, он схватил ручку и, написав адреса «Куда» и «Откуда», услышал, как открывается дверь на почту и крики преследователей. Бросив бланк в почтовый ящик, он увидел, что дверь в помещение открылась и заглянул незнакомец в шляпе. Увидев ребёнка, он тут же бросился к нему. За ним следом забежал его помощник – ничем не приметный парень в чёрной одежде. Прежде чем сесть на стул, Паша бросил ручку за стойку посетителей, в сторону секции для персонала. Незнакомец в шляпе на бегу посмотрел, куда летит ручка, проследив за траекторией её полета, и вновь устремился к подростку. Садясь на стул, Паша видел, как тот, с искажённым от злости лицом, подбегает к нему и пытается выдернуть со стула.
Но, как видно, у него это не вышло. В следующую секунду Паша увидел перед собой почтовый ящик своей квартиры. Посмотрев по сторонам, он понял, что стоит в подъезде их дома. Выдохнув с облегчением, он опёрся разгорячённой головой о холодную поверхность металлического ящика. Поняв, что всё позади, он поднялся домой.
В квартире было тихо. Он скинул верхнюю одежду и прошёл на кухню. Выпив воды, он стал ещё раз вспоминать пережитое этой ночью. В одной из комнат прозвенел будильник, и на кухню зашла женщина, которая, по ощущениям Паши, должна была быть его матерью. На её удивлённые расспросы о том, почему он так рано встал, Павел ответил уклончиво и неоднозначно.
Находясь в помещении класса, ему всё казалось каким-то чужим и нереальным. Денис, судя по его поведению и разговору, вёл себя как обычно, как будто ничего и не случилось, даже тогда, когда в класс зашёл тот самый мужчина в темно-синем пальто и широкополой шляпе. Пристальный холодный взгляд, которым он окинул присутствующих, не скрывался за огромными жёлтыми линзами очков. Следом за ним в класс вошёл Филиппов Вадим, на лице которого красовались несколько царапин, прикрытых в отдельных местах марлевыми повязками, и вместе они подошли к их классному руководителю. Паша, не веря в происходящее, во все глаза смотрел на мужчину в шляпе.
- Здравствуйте, я отец Вадима, – сказал человек в шляпе.
- Здравствуйте. Да, я помню, – сказал Максим Сергеевич, продолжая раскладывать бумаги на столе.
- Моя жена пару дней назад должна была предупредить, что Вадим заболел.
- М-м-м… Ах, да, точно. Действительно предупреждала, – на мгновение задумавшись, сказал учитель.
- Вот справка из больницы, а вот Вадим, – спокойно сказал его отец.
- Ага, хорошо, – сказал Максим Сергеевич, удостоив его секундой внимания.
- Как он учится? – спросил у классного руководителя отец Вадима.
- Да надо бы подтянуться буквально по всем предметам, а то могут проблемы возникнуть, – бросил Максим Сергеевич.
- Хорошо, мы проконтролируем это, – отец хлопнул сына по плечу, и тот направился к парте. – Ну ладно, не буду вам мешать.
Мужчина простился с учителем и, ещё раз окинув взглядом класс, задержал его на Паше, который продолжал сверлить его взглядом. Павел тут же отвел взгляд в сторону и обратил внимание, что Денис не проявляет никакого внимания к этому человеку. Отец Вадима пошёл к выходу и, ещё раз посмотрев на Пашу, покинул класс. Паша, посмотрев на Вадима, вспомнил, что действительно чуть больше месяца назад именно этот мужчина привёл его в класс, сказав, что они переехали из другого города.
На одной из перемен, после того, как Паше досталось несколько разминочных ударов по спине и рукам от одного из представителей сильной братии, кто-то из них же крикнул: «Филя, ты что, голубых кровей?», показывая на несколько капель синей жидкости, стекавшей из-под марлевой повязки на его лице. «Это синька, почти то же самое, что йод или зелёнка», – возразил Вадим. «Филя, зелёнка – это зелёнка, йод – это йод, а синька, это когда ты беспробудно бухать начнёшь», – бросив колкую фразу, ученик вызвал дикий гогот среди всех учеников, на что получил от Вадима удар в грудь.
Фраза остряка, обращённая к Вадиму, связала отдельные части того, о чём думал Паша последние дни. «Филя» – прозвище, которое дали Вадиму из-за его фамилии, – походило на кличку собаки из детской передачи, а «Кот» – кличка Жени Котова, которую он так же получил из-за своей фамилии. Как помнил Паша, кот, которого он пытался спасти, расцарапал всю морду псу, перед тем как тот убил его. Лицо «Фили» всё было в царапинах, которые вполне могла оставить рука человека.
Это предположение, а также то, что тело пропавшего Жени может находиться в подвале строящегося дома, Паша рассказал в тот же день после уроков полицейским, которые пришли опросить класс в связи с исчезновением двух ребят. Он понимал, что рассказывать все подробности не имеет смысла, так как они могут ему просто не поверить. Кроме того, необходимо было как-то объяснить своё предположение насчет местонахождения тела Жени. Оценив ситуацию, Паша дождался, когда полицейские соберутся уйти из школы, догнал их в коридоре и вкратце рассказал, что между Вадимом и Женей был конфликт в тот день, когда его видели в последний раз, и что он часто видел Вадима около стройки многопрофильной больницы. Не забыл Паша упомянуть и о чрезмерном внимании родителей Вадима к его больничному в тот период, когда пропали ребята. Закончив и уже собравшись уйти, Павел увидел, как в коридор из-за угла неожиданно вышел Вадим, обративший внимание на его смущение и волнение, которые он не смог скрыть, о чём сам понимал.
Эта промашка стоила ему того, что, уходя из школы, Паше пришлось бежать сломя голову от разъярённого Вадима, который хотел выяснить, не без применения кулаков, естественно, чего такого наговорил он блюстителям правопорядка. Добежав до задней двери уже полного автобуса, Павел резко повернул налево и, сделав несколько шагов, впрыгнул в среднюю дверь городского транспорта, сбив таким образом Вадима с толку, который не стал протискиваться на заднюю площадку, а попытался догнать его после того, как поскользнулся и упал. Водитель, наблюдавший картину в зеркало бокового обзора, всё понял и закрыл двери сразу, как только Паша вскочил в автобус. Отъезжая от остановки, Паша видел через стекло двери разъярённое лицо Вадима и его огромные кулаки, которыми тот барабанил по автобусу.
Весь день с трудом воспринимая окружающую обстановку, включая и слова женщины, которая являлась его матерью, и стараясь ужиться с ощущением нереальности происходящего вокруг, Павел всё больше осознавал нарастающую отрешённость к этому серому миру, где его ждут еженедельные побои и издевательства, синяки и боль от которых не успевали пройти. Он знал, что когда ночь спускается на город, что-то происходит и всё вокруг меняется. Он попадает туда, где каждое мгновение наполнено незабываемыми впечатлениями, туда, где опасность подстерегает его на каждом шагу. Он становится героем, а не серой загнанной в угол мышью, с которой все играют, перед тем как раздавить.
И вновь наступила ночь. В квартире воцарилась тишина. Внезапно громкий детский смех и крики раздались с улицы и ворвались в комнату Паши сквозь несколько оконных рам на девятом этаже. «Почему дети играют в два часа ночи на улице?» – подумал он, посмотрев на часы. Радостные крики не смолкали, а, наоборот, заходились чистым и звонким, каким бывает только в детстве, смехом. Павел вышел на лоджию через вторую комнату и прислонился лбом к холодному стеклу, которое мгновенно покрыла матовая пелена изморози от его учащённого дыхания. Но и этого было достаточно, чтобы разглядеть безлюдные улицу и двор, по которым ветер гонял хлопья грязного снега и разносил уже не смех, а хохот, который не прекращался и силой звука буквально резал уши Паше. Не желая этого терпеть, он решил выйти на улицу и, как только вошёл в комнату, услышал стон под одеялом на кровати. С осторожностью протянув к нему руку, он резко сдёрнул его и увидел в кровати огромную дыру, которая вела в квартиру этажом ниже, из которой и доносился стон. Смех и крики за окном словно ножом отрезало, от чего вся жалость стона стала невыносимо сводить с ума. Не в силах выносить эти крайние проявления эмоций, Павел спрыгнул в дыру в кровати.
Размеры помещения, голые стены, ржавые станки и инструменты наводили на мысль, что он попал не в квартиру, а на заброшенный завод. Ступая в полутьме по этим мрачным закоулкам, Паше открылся огромный зал, прямо из-под пола которого, казалось, доносился ужасный, многоголосый и в то же время печальный в отдельно взятом стоне вой. Он проникал через все преграды, цеплялся за любого встречного, протискивался в сознание, где начинал сводить с ума своей монотонностью. Голова разболелась мгновенно, и сил не хватало не только на то, чтобы что-то сделать, а просто стоять. Павел присел, закрыв уши руками, надеясь заглушить в них боль от того звукового капкана, в который он попал, как увидел в проёме дальней стены две промелькнувшие фигуры. Уловив их движение, Павлик, чуть не плача от боли, которая разрывала его голову, пополз на корточках в том направлении, где скрылись люди, с трудом сдерживаясь, чтобы не позвать на помощь. Боль в голове была настолько сильной, что Паша даже не испугался и не вздрогнул, когда, добравшись до стены, увидел через проём родителей Филиппова Вадима – мужчину в шляпе и роскошную женщину с огненно-рыжими волосами, стоявших у края огромной шахты, в центре которой парил в воздухе лифт. Перекинувшись парой фраз, смысл которых он не смог разобрать, мужчина снял шляпу, вновь показав, что за ней он скрывал огромную дыру, и прыгнул на крышу лифта, от чего тот закачался на невидимых тросах. Перегнувшись и рискуя свалиться в шахту, мужчина нажал на кнопку вызова, после чего впрыгнул в кабину лифта, куда следом таким же путем последовала его спутница. Когда двери закрылись и механизм транспортировки лифта отправил двух его пассажиров в неизвестном направлении, оставив сам лифт медленно раскачиваться в воздухе, Паша подполз к краю шахты. Дна её не было видно. Во что бы то ни стало Павлику нужно было узнать, куда отправились люди, повинные в смерти его школьных товарищей. Понимая всю опасность своего поступка, с учетом того состояния, в котором он находился, Павел отошёл как можно дальше от площадки, разбежался и, достигнув её края, прыгнул изо всех сил на крышу лифта. Если бы не юный возраст и измотавший его шум, подросток без проблем допрыгнул бы до лифта. Но именно эти обстоятельства и стали причиной того, что Павлику не хватило буквально нескольких сантиметров, и он со всей силы ударился голенью одной ноги и коленкой другой о металлический угол крыши, готовый стать очередной жертвой падения в бесконечность, если бы вовремя не ухватился руками за крышу. Тупая и в то же время зудящая боль в ногах дразнила, заставляя Павла их растереть. Сжав зубы, Паша нажал на кнопку вызова лифта, оставшись висеть несколько секунд на одной руке. Начиная чувствовать усталость в мышцах, Паша услышал нарастающий гул возвращающейся кабины лифта, в которую он впрыгнул, как только двери раскрылись. Встав, Павлик в замешательстве уставился на панель с кнопками. «Как узнать, куда они отправились?» – подумал он и тут же сообразил, нажав на кнопку «Повтор».
Двери лифта, преобразившегося в шар, раскрылись в степи рядом со старой автобусной остановкой. Паша спрыгнул на землю и, не удержавшись на ногах от боли, пронзившей голень и коленную чашечку, упал. Скрепя зубами, он поднялся и, прихрамывая, дошёл до остановки, рядом с которой стоял пустой автобус, не считая водителя, дремавшего на переднем сиденье с натянутой на лицо шляпой. Саму остановку окутывал смрадный запах, но водитель этого как будто не замечал. Посмотрев на поскрипывающую на ветру ржавую вывеску, Павел удивлённо произнес: «Чего, чего?» «Чего тут непонятного? Всё же ясно написано: «Автобус отправляется по мере заполнения», – прокряхтел вышедший из-за остановки старик. Павел вздрогнул от неожиданности, посмотрел на его грязную одежду.
- Ой, а я вас сразу не заметил.
- Ничего, ничего. Главное, что я заметил тебя.
- А? Ну да ладно… А сколько надо людей, чтобы автобус отправился?
- Достаточно одного. Но если прибудет одновременно несколько, то поедут, естественно, все.
- То есть, автобус сейчас пойдет?
- Нет.
- Почему нет? Вы же говорите, что для заполнения достаточно одного человека. Вот я здесь стою и готов ехать.
- Автобус отправляется по мере заполнения последующего автобуса. Ты поедешь на этом, как только прибудет следующий пассажир или пассажиры, для которого подадут новый автобус.
- А откуда приедет следующий автобус? Здесь же кругом ничего нет.
- Это тебе только так кажется, поверь мне.
- Ну хорошо. А как быстро прибывает следующий пассажир?
- Незадолго до тебя прибыли двое. Судя по их виду, торопились они очень. И им, по правде сказать, повезло, что следом за ними сразу явился ты. А в основном сюда годами никто не приходит.
- Годами?!
- Да. Автобус-то отсюда идет только в одном направлении, да и оно не пользуется популярностью. А так, некоторые дожидаются уже в канаве за остановкой, кормя будущих мух.
Паша увидел за остановкой несколько истлевших тел, над одним из которых еще продолжали кружиться мухи. «Теперь понятно, откуда такой смрад», – подумал Паша. Он сплюнул на землю и обратился к замолкшему старику.
- Может, пешком можно добраться?
- Нет, ещё дольше, чем ждать.
- А куда идёт автобус?
- Никто не знает. Тех, кто туда попадает, больше никто не видел. Даже пассажиров водитель высаживает за несколько километров до конечной остановки. Поначалу водителям было положено довозить пассажиров до остановки, как это и водится. Но после того, как первые двое водителей не вернулись, пассажиров стали оставлять, не доезжая до остановки. Учитывая, что мы в степи, её далеко видно.
- И можно последний вопрос?
- Валяй, парень, ты и так уже задал слишком много.
- Сколько стоит билет?
- Билет до туда – твоё ожидание здесь. Я, как кондуктор, это всем говорю. И да, тебе не мешало бы показаться врачу. С учётом твоей походки, можно предположить, что ты где-то ногу повредил, и если у тебя там раны, то в этих краях можно легко подхватить столбняк. Если, конечно, прививки нет.
- А?
- А где врач, да? Врач в городе, за этой остановкой, метрах в трехстах.
Паша ещё раз осмотрелся, но, насколько он мог верить своим глазам, вокруг была только голая степь. Подросток с удивлением посмотрел на старика, который, щурясь, смотрел на солнце и ехидно улыбался.
- Проблема, как ты понимаешь, заключается в том, чтобы увидеть этот город. Без этого в него невозможно попасть. А увидеть его можно тогда, когда увидишь отражение света в окнах домов. Да вот только стёкол в них всё меньше и меньше становится. Но ты можешь попытаться. Ты первый на очереди на отправку, так что без тебя автобус не пойдет. И говорят, что там есть один старик, который знает и другую дорогу к тому месту, куда поедет автобус. С учётом того, что тем двоим, которые прибыли до тебя, пассажиру пришлось ждать долго, как ты уже понял, тебе придётся ещё дольше.
Паша поблагодарил старика и пошёл за остановку, туда, где, по его словам, был город, понимая, что он здорово влип.
Со всех сторон Павлика окружала бесконечная гладь степи, над которой во всю мощь светило солнце. Тихий ветер неспешно колыхал ковыль, где-то прощебетала птичка, дополняя поскрипывание проржавевшей вывески на стоянке, и вдруг всё пространство наполнилось гортанным «Ы-Ы-Ы-Ы», а земля под ногами затряслась. Вой и шум грохота раздавались за спиной, и сколько бы Павел ни поворачивался назад, он никак не мог увидеть то, что издает такие звуки. Это что-то приближалось к нему со всех сторон, и наконец он увидел перед собой огромного ребёнка, который, судя по словам отца Вадима, хотел его убить. На этот раз пальцы на руках были целые, и великан бежал на Пашу явно с намерением схватить его маленькое тело и раздавить. Безумие читалось в огромных глазах гигантского малыша. Бежать было бессмысленно, и Павел просто врос от страха и предчувствия грядущей смерти в то место, на котором стоял. С каждым скачком великан всё больше загораживал собой небо, стремительно приближаясь к Паше. Вой великана был настолько ужасен, что Павел, больше не в силах переносить его, закрыл руками уши и, зажмурившись от разрезающей барабанные перепонки боли, повалился на траву. С каждой секундой земля содрогалась всё сильнее и сильней, вой нарастал, и ему даже казалось, что великан уже склонился над ним. В этот момент Павлик не думал ни о мужчине и его спутнице, которых он преследовал, ни о таинственной остановке, где все пропадают. Он даже не думал про блики солнца на остатках стекол невидимого города. Обо всём этом он просто забыл, так как решил, что это его конец...
Новости, а тем более криминальные, распространяются быстро. Уже на следующий день, благодаря хорошо налаженной работе журналистов, в школе все знали, что по наводке Паши полицейские проверили подвал под строящимся многопрофильным медицинским центром и нашли в земле несколько могил, в которых были захоронены тела мальчиков и девочек, у которых хирургическим путем была удалена часть внутренних органов. Печень и сердце были просто вырваны. Если бы не последнее обстоятельство, а также то, что мозг также был удален хирургическим путем, то всё бесспорно указывало бы на криминальное извлечение органов для трансплантации. Теперь же перед сотрудниками правопорядка стояла проблема: решить, что это было – изощренное ритуальное убийство, трансплантация органов или извлечение их для опытов. Попытка задержания Вадима Филиппова закончилась неудачей на одном из мостов. После оказания сопротивления сотрудникам полиции пришлось разрядить в него два магазина патронов из пистолета Макарова, прежде чем он перестал бушевать и, перевалившись через перила, упал в реку, недавно освободившуюся ото льда. Тело его так и не было обнаружено. Родителей Вадима не смогли найти, они как сквозь землю провалились. Удивляло блюстителей порядка и журналистов ещё одно обстоятельство. Несмотря на то что в Вадима выпустили шестнадцать пуль, никаких следов крови на месте происшествия обнаружено не было. Возможно, конечно, из-за пуховой куртки и толстых штанов, которые были на нём, но факт оставался фактом.
Паша понимал, что из-за него, по понятиям его одноклассников, погиб их товарищ, пусть и недавно появившийся в классе, но сумевший завязать дружбу с остальными верзилами. Из-за этого теперь ему не дадут никакого житья. Это он понял по разбитой губе, которую обработала ему молодая медсестра в школьном медпункте. Конечно, его могли перевести и в другую школу, но слухи распространяются быстрее эпидемии, а к «стукачам», в школьном понимании, отношение везде одинаковое. И если раньше каждый день в школе был испытанием на прочность его воли и характера, то теперь школьные годы станут для него сущим адом, где издевательства, плевки и побои станут обычным режимом дня. Во всей этой ситуации Пашу успокаивало только одно – что всё это сон, дурной и страшный сон, который заканчивался каждую ночь, как только он просыпался в настоящем мире.
Вот и сейчас, открыв глаза и вспомнив ночной кошмар о том, что одноклассники разбили ему губу, он понял, что задремал на кушетке в старом медицинском кабинете, стены которого были покрыты плесенью и паутиной, а стекла окон выбиты. Проснувшись, он увидел, что к нему спиной стояла сексуального вида медсестра и готовила какой-то раствор для внутримышечной инъекции, и если бы он случайно не увидел, как она тайком вставляет линзы на место сияющих желтых глаз, то дал бы сделать себе укол. Но сейчас, взяв украдкой упаковку одноразового шприца и тихо достав из нее иглу, он был готов защитить себя...
«Жизнь и сновидения – страницы одной и той же книги»
Артур Шопенгауэр
5. Рокировка ясных дней и призрачных грёз
© Copyright: Петр Аков, 2025
Свидетельство о публикации №225101901163
Свидетельство о публикации №225101901163
Рецензии