Завещание 25

При видео него Холмс быстро отступил от Синтии на шаг. Уотсон следовал за полицейским. Судя по быстроте их появления, они оба воспользовались более совершенным средством передвижения, чем собственные ноги.  Но Уотсон был верхом. А полицейский? Холмс  перевёл взгляд на брюки Лауса и с  удовлетворением увидел то, что искал: несколько тёмных маслянистых штрихов на внутренней поверхности правой штанины.
-И где же вы оставили велосипед? - спросил он и перевёл взгляд на Уотсона. - Наверное, там же, где и вы -  лошадь?
- Не хотели добавлять лишних следов, - проворчал Лаус, не слишком. Правда. Соотносясь с логикой.- Вот и спешились за пару ярдов. Показывайте, что тут у вас.
- У нас тут мёртвое тело,-  ответил Холмс тем смиренным тоном. от которого недалеко до презрительного. - Доктор, вас не затруднит ещё немного поработать в качестве осветителя? Прошу вас, господин полицейский, сэр.
И это преувеличенное почтение тоже отдавало некой злой иронией. Хотя. По большому счёту. Злиться на Лауса у Холмса особых оснований не было – злиться. Скорее. Следовало на самого себя, мёртвый ребёнок – да, взрослый ребёнок, но всё же ещё не достигший зрелости –  после того, как великий сыщик - чёрт бы побрал его величие – уже взялся за расследование, ощущался пощёчиной его самолюбию, мастерству и, в какой-то мере, возможно, даже напоминанием о приближении старости.
- Ребёнок, - поморщился Лаус при виде Синтии. - Зачем здесь ребёнок?
- Убитый тоже не взрослый, - холодно сказал Холмс. – А этот ребёнок пришёл самостоятельно, мы с доктором его не звали.
В полицейском проснулся, собственно, полицейский, до отказа набитый бдительностью, строгостью и бескомпромиссностью.
- Ну-ка, что вы здесь делаете? -  он попытался ухватить Синтию за плечо, но не преуспел - девочка вывернулась из-под его руки и испуганно отшатнулась.
- Отвечайте же! - в голосе Лауса громыхнул металл. -  Почему вы молчите?
-  Она не слышит и не говорит, -  мягко объяснил доктор Уотсон. -  Глухонемая. Это - дочка Роксуэллов, её отец -  мой коллега, врач, консультирующий в нашей больнице. Она здесь, конечно же,  случайно, и совсем не надо ни пугать её, ни показывать ей тело. Убитый мальчик раньше играл с ними со всеми. Ей будет тяжело.
- Показывать, действительно, не надо, - встрял Холмс. - Тем более, что она его уже видела. И, похоже, раньше, чем мы.
Но Лаус, кажется, не обратил должного внимания на его слова. Сообразив, что имеет дело с глухонемой, он потерял к ней всякий интерес и, слегка пригнувшись у низкого свода, вошёл в тоннель. Уотсон снова принялся тискать ручку фонарика, освещая ему место преступления.
-  Нож воткнулся прямо в сердце, -  сказал Лаус, осматривает тело. -  И. похоже, по рукоятку – есть след полного погружения, осаднение входного отверстия. А потом его выдернули и ушли.
-  Так, - кивнул Холмс, как экзаменатор, принимающий экзамен у не слишком обнадёживающего студента. Но ответившего неожиданно полно и правильно.
-  Крови должно быть предостаточно. А тут совсем мало.
Холмс согласно наклонил голову. Он не отходил далеко от входа, стараясь держать в поле зрения оставшуюся снаружи Синтию.
- Где же кровь? – спросил Лаус, словно бы сам себя.
- На одежде убийцы, - пожал плечами доктор Уотсон. - Где же ей ещё быть?
- И вы можете себе представить человека, разгуливающего по округе облитым кровью от шеи до колен?
- Едва ли.
-  Значит, он должен был избавиться от запачканной одежды, и поскорее, -  решил полицейский. - Надо бы прочесать тут всё частым гребнем, и мы её найдём.
-  В пруду мы её найдём, -  сказал Уотсон. - Если достанет терпения и багров. Пруд-то совсем неподалёку.
- Здесь убийцы избегают прудов. – заметил Холмс. – Труп девочки Сэвиш тоже куда как удобно было бы сбросить в пруд. А его оставили в овраге.
- Странно, что эти пронырливые дети не наткнулись на него раньше, - в голосе Уотсона слышалось облегчение. Ему явно не импонировала идея, чтобы на труп в овраге наткнулись его дочери.
- С чего вы, собственно, взяли, что они не наткнулись на него раньше? - вполголоса проговорил Холмс и опять покосился на Синтию. Та пока оставалась на месте.
Лауса интересовало другое:
- А от пруда к благам цивилизации этот джентльмен голым поспешил?
- Или так,  или у него была смена одежды с собой. И никто и не говорит, что он поспешил к благам цивилизации, а не, наоборот,  в какое-нибудь скрытое от всех убежище.
- А не много ли убежищ?
- Такие уж здесь места, господин полицейский. Сами видите: население неплотное, заброшенные коммуникации: водонапорная башня, туннель. Станция, на которой сойти или спрыгнуть с поезда может, кто угодно. Овраг. Убежищ и впрямь многовато. Я как-то говорил доктору Уотсону, что побаиваюсь живописных уединённых местечек. Они – настоящий рассадник криминала. Взять хоть мою фулвортскую усадьбу. Только на моей памяти пять случаев кровавых убийств. Прибой шумом маскирует крики, чайки тоже вскрикивают так похоже на последние предсмертные возгласы, а мест для сокрытия тел, сколько угодно.
Удивительно легковесно, не смотря на мрачность темы,  проговорил это Холмс. Он мог бы даже показаться праздно болтающим о том - о сём обывателем, если бы не цепкий прищур свинцово-серых глаз, то и дело при свете фонарика вспыхивающих мрачным фиолетовым всполохом. И если бы не косые взгляды, неотрывно следящие за Синтией.
- А вы, доктор,  могли бы сделать официальное заключение о причине смерти здесь, на месте? -  обратился Лаус к Уотсону. – Предварительное, пока тело не будет передано на секцию в полицейский морг?
-  Причина, кажется, самоочевидна, -  развёл руками доктор. – Ранение в сердце.
-  То есть, он мгновенно истёк кровью?
- Едва ли. Истёк кровью – это не мгновенно. Следы агонии наложили бы свой отпечаток на лицо, на положение тела. А тут такое впечатление, что он умер до того, как сообразил, что с ним что-то сделали. Скорее, имела место первичная рефлекторная остановка сердца.
-  Такое бывает, -  не без ехидства заметил Холмс, - если в сердце ткнуть кинжалом.
- Похоже только, - проговорил Лаус, - что тыкал его не профессионал, а совершенно случайный убийца.
Уотсон, у которого сложилось как раз противоположное мнение, удивлённо посмотрел на него. Но Холмс снова кивнул.
- Но ведь удар нанесён очень точно!
- Человеческое сердце – не игольное ушко, чтобы промахнуться, - возразил Холмс. – Достаточно мало-мальски представлять себе анатомию, чтобы знать, куда тыкать. А вот глубина говорит как раз о том, о чём сказал господин Лаус. Укол в сердце приведёт к смерти наверняка, и незачем всаживать нож со всего маху и заливать себя кровью. Разве что это было сделано в отчаянии.
Он снова посмотрел на Синтию. Девочка приблизилась ко входу в туннель, фактически тоже зашла и болезненно вглядывалась в полумрак, пытаясь разглядеть их лица.
«Она не может читать по губам. Здесь темно, и мы не повёрнуты к ней лицом», - понял Уотсон.
И тут Холмс потребовал у него – так тихо, как обычно говорил, когда не хотел быть услышанным абсолютно всеми присутствующими:
- Светите мне на губы.
И, повернувшись к Синтиии, проговорил… нет, не проговорил, потому что его губы двигались беззвучно. Но Синтия побледнела и отшатнулась.
- Что вы ей сказали? – тут же взвился Лаус.
Холмс покачал головой:
- Ничего.
- Как «ничего»? Я же видел!!!
- Речь, разговор, - заметил Холмс, глядя в сторону, - полагается слышать, а не видеть. Так что ваши слова отдают чем-то безрассудным. Я молчал – Уотсон свидетель. Я не произнёс ни звука.
- Да я вас арестую! – окончательно взбеленился Лаус.
- На каком основании, простите?
- Вы… вы… - Лаус замешкался, стараясь придумать подходящую формулировку. И вдруг его рыжие усы встопорщились уже не гневом – бешенством:
- Где она?!
- Кто?
Уотсон оглянулся. Теперь у входа не было никого. Синтия исчезла. Причём проделала это быстро и бесшумно.
- Девчонка! – выкрикнул Лаус. – Где эта глухонемая? О чём вы с ней сговаривались, прохиндей?!
- Легче, мистер Лаус, - попросил Холмс. – Вы сами-то себя слышите? Я – Шерлок Холмс, сыщик с мировым именем, над мёртвым телом ребёнка о чём-то сговариваюсь в пику официальной полиции с девочкой инвалидом десяти… сколько ей там лет, Уотсон?
Уотсон не ответил, но его взгляд был едва ли ни вопросительнее, чем у Лауса.
- Простите меня, - вдруг резко изменил тон Холмс. – Я разговаривал с вами без почтительности оттого только, что вы, как мне показалось, не отдаёте должного моему имени и моей славе. А я к старости стал ревностно относиться к тому и другому. Что до моих беззвучных слов, вы с самого начала сказали – сами сказали – что девочке здесь не место. Я просто велел ей уйти.
Поверил Лаус или нет, но он не стал развивать тему, опасаясь проиграть. Уотсон не поверил ни на грош. Но, естественно, промолчал.
- Тело нужно будет забрать отсюда, - сказал Лаус. – Вызвать кого-нибудь с тележкой, перевезти в морг, там провести освидетельствование по всем правилам. А тут вам придётся быть понятыми, раз уж так сложилось. Пойдёмте на свет – я буду писать протокол осмотра места происшествия и тела.
Выходя, Уотсон пихнул Холмса локтем. Это следовало понимать, вероятно, как требование поделиться тем, что пока оставалось сокрыто. Холмс шевельнул плечом, с одной стороны признавая правомочность требований друга, с другой, давая понять, что время и место для откровенности не очень подходящие.

Сёстры Уотсон, лишившись своей гувернантки, не могли, однако, себе позволить лишиться и учения. Что бы ни творилось в доме, как бы ни бушевали страсти, образование оставалось их первостепенной задачей, и мать – Рона Уотсон, урождённая Мак-Марель – дала это понять дочерям со всей безапелляционностью.
- Классная комната опечатана полицией, - попыталась возражать Сони, но мать ответила, что это ничего, и не мест о красит человека, а человек – место.
- Отправляйтесь в папин кабинет, и вы получите задание. Будет только полезно отвлечься от всех этих ужасов на занятие обыденное.
- Мы должны учиться! - возмущалась мисс Уотсон-старшая. – А остальные?
- А остальные, - наставительно сказала Рона, - не дерзили учителям в колледжах и не болели так долго. У них есть учебные часы, в которые нагрузка куда выше, чем у вас, и внеучебные часы, в которые они могут себе позволить ездить в гости и играть. К тому же, насколько мне известно, сейчас отправились заниматься и Кох, и Белчи. Вот и вы будьте любезны. Отправляйтесь в кабинет, вы получите задание.
Делать нечего – сёстры поплелись в указанное помещение и уселись за обширный стол. К их изумлению, однако, вместо матери, которую они ждали, в кабинет вошёл «братец» Дан.
- Ах, ты уже вернулся с почты! – не сдержалась Мэри. – Что, ответили хоть на одну телеграмму?
- Дорогие юные леди, - насмешливо проговорил Дан. – Насколько я помню, поручение отправить телеграммы давали мне не вы, стало быть, и отчитываться по его выполнению я буду не вам. А пока что ваша мама попросила меня написать с вами диктант для подготовки к поступлению в колледж, и именно этим мы сейчас займёмся. Так что берите в руки карандаши, и я начинаю. Итак… - и Дан принялся размеренно диктовать: «Некогда в городе Лондон появился один хитрый мошенник по имени Гудвин…»
 Сони вытаращила глаза и принялась ногой под столом пихать Мэри.
- Пишите! – строго велел Дан.