Филиппинские хроники. Голодный ребенок

Маленькая комната квартиры-студии была похожа скорее на притон, чем на семейное жилье. Небольшое окно с маленькими створками и решетками, распахнутое наружу, было слегка завешено длинными тряпками, напоминающими шторы. Москитная сетка, натянутая на этом окне, местами порвалась. Ниже под окном, также затянутая рваной сеткой, зияла дыра, в которую обычно устанавливают кондиционеры. Изредка шторки колыхались, скорее от проезжавших мимо машин, чем от ветра. Полдень выдался жарким, и от зноя слегка спасал только старый вентилятор, прикрепленный к потолку, издававший надоедливое жужжание.

Обшарпанные стены уныло смотрели друг на друга, вторя немытому годами потолку. По углам висели почти не шевелясь вековые тенета. Почти посередине свисала старая лампочка, патрон которой был соединен с закопченым шнуром, уходящим в старый светильник дневного света. По обеим сторонам светильника были прикреплены засаленные бечевки, с концов которых свисали липкие ленты, щедро усеянные засохшими мухами. А более живые сородичи тех мух, в надежде найти хоть какое-то пропитание, безустанно сновали по комнате, надоедая их более законным обитателям. Так и теперь, мужчина, прекратя на минуту храпеть, согнал одну муху рукой с вспотевшего лба, и, приняв более удобное положение, пробовал снова уснуть.

Пенный матрац, лежащий под мужчиной, по краям открошился, став щербатым. Шорты были заляпаны краской, маслом и соусом, а некогда светлая футболка, уже видавшая виды, была испачкана не меньше, и задрана почти до груди. Роль подушки играл старый рюкзак, из нутра которого сквозь сломанную молнию смотрели такие же, не менее грязные, вещи. Рядом с воображаемой кроватью стояла банка, в которой валялись окурки.

С другой стороны комнатки лежал матрац поменьше, на котором почти в
одинаковой с мужчиной позе дремал ребенок лет 10. Позади его головы стоял небольшой пластиковый шкаф, одна из дверц которого уже была отломана. На полках шкафа лежали аккуратно сложенные нехитрые пожитки, в которых вырисовывалась и мужская, и женская, и детская одежонка.

За окном заиграла музыка, которую обычно включают мороженщики, и она
привлекла внимание мальчика. Сначала он открыл глаза, отмахнул
назойливую мушку, огляделся вокруг, зевнул, а потом поднялся и подошел к окну, увидев, как кто-то из его сверстников протянул монеты продавцу, получив затем небольшое, но любимое детьми лакомство. В животе заурчало, и мальчик решил посмотреть, что есть дома из еды. Пройдя в конец комнаты и присев за небольшой столик, он открыл маленький пластиковый шкафчик, больше похожий по форме на большую хлебницу. На маленькой пластиковой тарелочке лежала ложка с обветренным рисом, которая уже была покрыта стаей муравьев. Бросив тарелку в таз с другой грязной посудой, который лежал под столиком, ребенок прошел в туалет, плеснул воды в стакан, жадно выпил и вернулся в комнату.

С трудом разбудив отца, он выпросил на еду несколько монет. Посчитав их,
мальчик хотел сказать было, что для еды этого недостаточно, но отец уже
смотрел на него злыми, наливающимися кровью глазами. Найдя недокуренную сигарету на полу, мужчина закурил и прошел к окну, не отвечая на вопросы сына и не давая тому выбора, кроме как попробовать купить что-то на то, что есть.

По дороге до магазина ребенок вспоминал о своей прежней жизни в
провинции, о зеленых полях риса, чистой речке и друзьях, с которыми они
беззаботно проводили время. Он вспоминал еду, которая была у них каждый
день на столе. И о том, как они с родителями уехали в Манилу, где жить
было все труднее и труднее. Как отец потерял работу, и как мама
приходила уставшая и плакала. Как они ругались с отцом и не могли
накопить даже на билет на автобус до своего родного дома. Как уже не было
денег оплачивать квартиру. Как с каждым днем все ближе подходил момент,
когда вся семья останется на улице без средств к существованию...

В магазине денег хватило только на то, чтобы купить одну упаковку
вареного риса, дешевую лапшу быстрого приготовления и маленький пакетик
кетчупа. Этот нехитрый обед, как казалось ребенку, был для него
вполне достаточным. Он уже старался не смотреть на жареную курицу,
лежащую на прилавке, на колу в холодильнике, на молоко и шоколадки,
которые, как казалось, он не ел и не пил уже целую вечность.

Отдав свои монетки, он ждал, пока продавец даст ему стаканчик с
заваренной лапшой. А сзади с целой корзинкой еды стоял полный
иностранец и увлеченно разговаривал по телефону. Как хотелось попросить его о помощи! Но родители не разрешали мальчику попрошайничать и брать чужое. И поэтому он просто стоял и ждал свою лапшу, о которой, думалось ему, уже совсем забыли продавцы.

Мальчик опустил глаза и смотрел на ботинки иностранца, которые были,
казалось, почти зеркальными - так чисто они были вымыты и намазаны
воском. Это как-то странно смотрелось в жаркую погоду, когда пыль липнет
ко всему очень легко и хочется, скорее, пройти босяком, чем надевать жаркую и тесную обувь. Ребенок посмотрел на свои сланцы, поношенные,
пыльные, щербатые от старости и частого ношения, и только вздохнул.

Вдруг перед глазами возникла рука, держащая купюру. Мальчик даже
оторопел от того, что мог бы он на нее купить. И курицу, и колу, и
молоко, и еще риса. Рука сама на автомате открылась, и дорогая бумажка
очутилась в этой руке, а человек, ее подаривший, поспешно вышел из магазина.