Библионавтика Гоши Шутова

Гоша Шутов научился читать ещё до школы. Мама заставляла учить буквы и говорила, что в школе он будет отстающим, если не научится складывать их в слова. Гоша мучился, водя пальчиком по букварю, и проклинал в душе эту непонятную необходимость – читать. Напряжённо повторял: «Ма-ма мы-ла ра-му…», а про себя думал: «Зачем всё это нужно? Лучше на улице кидаться камнями, лазать по сараям, играть в войнушку». Он размышлял, что пацаны друг с другом разговаривают просто: «Бежим туда! Сам дурак! Вовка предатель! Сейчас как дам! Петьку домой загнали! Сорок восемь – половинку просим!» Язык общий и понятный. Если надо, то можно прутиком начертить на земле стрелку, чтобы друзья знали куда бежать, или круг – значит «домик», в нём можно спрятаться от погони. В крестики-нолики можно играть хоть на улице, хоть дома, и никаких букв знать необязательно, а крестик и нолик даже дурак нарисует.
«Ты о чём задумался? Читай, что написано», – строго говорила мама, а мальчик в ответ мычал что-то невразумительное. Так продолжалось и в младших классах: страх и трепет испытывал он на уроках русского языка. Гоша думал, что жизнь его кончена, и он стал вечным заложником этих проклятых букв. Так прошли два первых школьных года. Совершенно непонятно каким образом в доме оказалась книга «Пираты неизвестного моря»: может, родители купили, а может, в библиотеке взяли да забыли вернуть – но старый томик стоял в книжном шкафу тихо и незаметно. Каким образом эта невзрачная книжка привлекла Гошино внимание, неизвестно, но однажды он достал её, раскрыл и, словно исподволь, начал читать. И о чудо! История пионеров, организовавших тайное пиратское общество, захватила его с неожиданной силой, как будто открылся невиданный мир, зашифрованный в маленьких чёрных значках на белых страницах.
Гоша читал, не отрываясь несколько часов, пока не заболели глаза. Вместе с героями он попадал в смешные ситуации, дрался и путешествовал. Раньше Георгий рвался на улицу при первой возможности. Теперь же часто сидел дома, и даже, если за ним заходили друзья, отказывался гулять. Родители заметили, что их сын стал книгочеем, когда неожиданно из его комнаты раздался хохот. Встревоженные мама и папа открыли дверь и увидели сына с книгой в руках, восторженно смеющимся. Он родителей не заметил, погружённый в пиратскую жизнь своих ровесников. Взрослые потихоньку прикрыли дверь и улыбнулись, взглянув друг на друга – они сами когда-то проходили это чудо, когда вдруг ненавистное чтение, как бы переставало существовать, и открывало новые миры, а книги становились дверьми (кстати, они очень похожи на двери), или, как сейчас сказали бы, порталами в иные Вселенные.
С того времени Гоша читал книги «запоем» всё свободное время. Когда глаза начинали болеть, читал каждым глазом по очереди. Ночью, вместо того чтобы спать, включал под одеялом фонарик и читал, читал, читал... Папа называл его «книжным червём», а мама беспокоилась о здоровье, потому что он перестал гулять, играть с друзьями на свалке, перестал драться и кидать камни во врагов. Он стал бледным и невыспавшимся, жаловался на сыпь в глазах. Родители попытались ограничить чтение сына, подобно тому, как нынче взрослые пытаются ограничивать использование детьми гаджетов – отбирали книги, требовали, чтобы он пошёл хоть бы подрался с кем-нибудь на улице, что ли. Но Гоше это было неинтересно. Если не давали читать одну книгу, он находил другую. Для него слово «книга» звучало, как сейчас для продвинутых интеллигентов звучит слово «дзен» или «дао»: что-то непонятное и невообразимо ценное.
В разных местах у него были спрятано несколько недочитанных повестей и романов с приключениями героев (эта тема была для него любимой) на всех континентах. Француз Луи Буссенар француз, англичанин Майн Рид, русский Иван Ефремов, американец Джеймс Шульц, итальянец Рафаэль Сабатини – и многие другие писатели формировали внутренний мир юного читателя. «Похитители бриллиантов», «Капитан Сорви голова», где действие происходит в Южной Африке, «Оцеола – вождь семинолов» – в Южной Америке, «Ползуны по скалам» – в Гималаях, «Морской волчонок» – в Атлантическом океане, «Олгой Хорхой» – в монгольской пустыне Гоби, «Ошибка Одинокого Бизона» – в бескрайних прериях Северной Америки, «Одиссея капитана Блада» – в Карибском море… В книгах весь мир представал перед школьником в своём необъятном многообразии.
Классная руководительница Гошиного класса Надежда Петровна придумала, как использовать в добрых целях тягу своего ученика к чтению – она предлагала Гоше на классных часах рассказывать своим одноклассникам, что он прочёл за неделю. Юный Шутов с энтузиазмом готовился к таким выступлениям: ему до жути нравилось делиться историями, подчерпнутыми из книг. Дети слушали на удивление внимательно, а учительница в это время проверяла тетради. Особой популярностью у одноклассников пользовались пересказы приключений Питера Блада. Некоторые школьники просили книжку для личного ознакомления.
Шли годы, жизнь Гоши с возрастом ускорялась. Находить время для чтения художественной прозы становилось всё сложнее: нужно было заканчивать школу, сдавать кучу экзаменов, учиться в институте, так сказать, получать не абстрактные, как в школе, а профессиональные знания – тут особо не зачитаешься! А читать, всё также хотелось, и Шутов нашёл выход. Он открыл для себя поэзию. Интересный вид литературы – эта поэзия. Слов мало, а впечатлений, эмоций, информации – много. Наступил период, когда в редкое свободное время кроме поэзии Гоша ничего не читал. Ямб, хорей (как и Онегин он их так и не научился различать), дактиль, анапест, амфибрахий (слова казались заповедными именами), верлибр, гекзаметр (что-то научное), александрийский стих, силлабо-тоническое стихосложение, белый стих и прочие загадочные слова – операционная система поэтической литературы завораживала своей нездешностью. Стихи создавали музыку и проявляли скрытые смыслы. Поэты, как будто нашли инопланетный язык и пользовались им, чтобы рассказать то, что на обыкновенном человеческом выразить невозможно.
Позднее Шутов обратил внимание, что с годами этот язык стал забываться. Только молодость души способна его понимать и использовать для общения. Александр Сергеевич – «наше всё» – точно подметил, что «Года к суровой прозе клонят, Года шалунью рифму гонят…» А пока Гоша и сам иногда писал стихи, чувствуя, что его, вроде как кто-то подталкивает. Пригляделся и понял, что заставляли его создавать поэтические строки авторы, которых он в это время «вкушал». Начитается Иннокентия Анненского – напишет стихотворение, как Анненский, впечатлится Александром Блоком – создаст что-нибудь, как второй Блок, наполнится впечатлениями от Николая Апухтина – сложит стихи под Апухтина. Проглядел свои тетради Шутов и обомлел: ничего своего, всё чужое – как будто поэты оставляли автографы на его памяти. Сначала это его расстроило: что же получается, у него нет своего голоса, что ли? Но позже он принял свой внутренний мир, как мир, сформированный мировой литературой.
Шутов осознал, что, несмотря на то что личность человека строится под влиянием множества внешних и внутренних факторов, значение в этом строительстве литературы трудно переоценить, особенно для возможностей общения. Люди мыслят такими словами и предложениями, какие усвоили. Если человек знает много слов, то он их и использует в своей речи. Могло бы показаться, что Гоша – гелертер, то есть человек книжных, оторванных от реальности знаний. Но практика жизни показала, что это не так: под влиянием рассказа о полярниках, он сумел в экстремальных условиях, когда работал на севере, завести на корабле остановившийся дизель. Однажды, оказавшись в безлюдной степи, где был жуткий холод, вспомнил из книги «Моя жизнь среди индейцев» Шульца, что индейцы Северной Америки использовали высохшие бизоньи лепёшки для обогрева вигвамов. Бизоны в прибайкальских степях не водятся, но коровы пасутся в большом количестве, и отходов их жизнедеятельности в округе оказалось достаточно. Используя коровий кизяк в качестве топлива для костра, Гоша дожил до утра сравнительно комфортно. У писателя Анатолия Кима он прочёл повесть «Нефритовый пояс», из которой выяснил, что в Китае издавна используют камень нефрит, как очень действенное лекарство от болезни с таким же названием. Когда у Гошиной мамы стали болеть почки, Шутов выпросил у знакомых камнерезов плоские обрезки целебного камня и сшил из ткани пояс с кармашками, в которые поместил эти камни. После использования пояса, который нужно было постоянно носить, мама почувствовала себя гораздо лучше. Врачи не могли поверить, что такая нефритотерапия оказалась столь действенной.
Как-то, когда Шутов уже стал взрослым, дочь попросила его написать монолог Гамлета, потому что текста Шекспира под рукой не оказалось (в те времена интернет ещё не был распространён повсеместно), а ей очень надо было срочно готовиться к экзамену по литературе. Она понимала, что это будет мистификация, но обладая живой неформальной натурой, решила идти на компромисс с ответственностью. Делать нечего папа Гоша приступил к компиляции, исходя из смутных воспоминаний о бессмертном монологе принца Датского. Отчётливо он помнил только первые строки: «Быть или не быть? Вот в чём вопрос». Как правило эти слова помнят все, кто читал Шекспира. Остальное – весьма смутно. Сконцентрировался и написал. Потом сам удивился, что использовал фразы из произведений разных писателей и поэтов, которых когда-либо читал. Дочери такой вариант показался приемлемым. Она монолог выучила и на следующий день принесла с экзамена четвёрку. На вопрос отца: «Почему не пятёрку?», – ответила, что учительница, которая прежде не слышала такого перевода, поинтересовалась фамилией переводчика, и девушка вынуждена была назвать первую пришедшую в голову фамилию – Сюткин. Учительница удивилась, что никогда про такого специалиста по творчеству Вильяма нашего Шекспира не слыхала и предложила принести текст для ознакомления – тогда поставит пять. А пока –четыре. Странный компромисс, но дочь осталась довольна.
В нашей стране книги всегда представляли ценность. Особо популярных авторов невозможно было найти ни в книжных магазинах, ни в библиотеках. В торговых сферах была изобретена удивительная форма книжного оборота – так называемый «обмен». Наряду с обыкновенными изданиями, не пользующимися ажиотажным спросом, в книжных магазинах появились полки с произведениями, пользующимися особым интересом у читателей. Разбиты были книги на категории по популярности – от первой (особо редкой) до десятой (редкой, но не очень). Чтобы получить желанные книги, необходимо было принести что-нибудь равнозначное взамен или талоны, полученные за сданную макулатуру.
Однако, это был не единственный способ достать издание редкого автора, чтобы насладиться его произведениями. По существовавшей в то время системе распределения товара, часто необычные для местного населения книги получали магазины в глухих деревнях и магазины русской литературы в союзных республиках. Шутов частенько наведывался в деревенские «лабазы», где в одном помещении продавали и пищевые продукты, и промтовары, и художественную литературу. Приехав на рейсовом автобусе в близлежащий от города посёлок, Гоша до обратного рейса, узнав у местных, где продают книги, спешил посетить магазин и часто покупал таких авторов, которых в городе невозможно было найти в свободной продаже. Обычно он скупал все экземпляры, не только для личного пользования, но и для обмена. Так в деревне Бухалово он приобрёл четыре сборника произведений Альбера Камю и три – Хорхе Луи Борхеса. Продавщица сказала, что книги лежали несколько лет. Она была изрядно удивлена, что приезжий скупил всё и поинтересовалась, хоть что там написано. Гоша вспомнил присказку: «Как описать вкус швейцарского сыра? Никак!» – и ответил, что это специальная литература для филологов-лингвистов-литературоведов. Продавщица понимающе закивала.
Однажды в Болгарии, куда судьба занесла Шутова, он приобрёл редкий экземпляр драматургии Мишеля де Гильдерода на русском языке, повести местного автора Павла Вежинова и стихи Пэйо Яворова. В населённых пунктах Новосибирской области нашёл книги фантастики Гарри Гаррисона и Филиппа Дика. Покупка на периферии популярной литературы позже приобрела ещё и коммерческую выгоду. В лихие 90-е торговля книгами стала одним из способов немного заработать. На крупных улицах всех городов страны продавали всякую всячину: от нижнего белья и посуды до сельхозинвентаря, массажёров и печатных изданий. Особой популярностью пользовалась порнографическая продукция – всевозможные эротические календари, бульварные газеты и литература с «клубничкой», как говорили в те времена. Гоша запомнил повесть, напечатанную чуть ли не на туалетной бумаге, такая она была серая и рыхлая, под названием «Террорист спида». Сам он её, конечно, не покупал – нашёл у знакомого уличного продавца. Такой примитивной графомании Шутов в жизни не встречал и был порядком удивлён, что эта бредятина с момента выхода в продажу за полгода подорожала раз в десять. «Очень выгодный товар», – сказал торговец. Там описывалась история инопланетянина, который совершил преступление на своей планете, а в качестве наказания ему присудили сексуально-террористическую деятельность на Земле путём распространения синдрома иммунодефицита. Он прилетел инкогнито на Землю и, соблазняя женщин, всякий раз портил герметичность презервативов, таким способом передавая заразу. Собственно – это весь сюжет. Чудны бывают читательские интересы! История пользовалась спросом.
Гоша отдавал самодеятельному продавцу книги, приобретённые в деревнях, на избирательных участках, в магазинах букинистической литературы, на реализацию – и в трудные времена получал некоторую прибыль. Жизнь заставляла крутиться, но сухая прагматичность торговли не удовлетворяла живую натуру Шутова. Хотелось, чтобы не только дефицит правил интересом читателей, но и что-то большее. Однажды с друзьями-библиотекарями, у которых просветительская жилка всегда жива в душе, он придумал творческую раздачу книг. Для возникновения этой идеи существовали объективные предпосылки. Во-первых, в то время библиотеки почему-то обязаны были списывать и утилизировать весьма интересные книги: на помойке рядом с библиотекой можно было насобирать кучу изданий в приличном состоянии. Во-вторых, в какой-то момент люди вообще перестали покупали книги, даже за копейки: ни русскую классику (мол и так всё читали), ни малоизвестных зарубежных писателей (а это ещё кто?), ни русских авторов (вроде фамилия знакомая да время и денег тратить жаль).
Когда интеллигентные люди, к коим с натяжкой относил себя и Гоша, видели выброшенные сочинения Льва Толстого, Антона Чехова или Согьяла Ринпоче, то обычно испытывали душевную боль. С этими страданиями надо было что-то делать. Две девушки-энтузиастки и собственно Шутов собрали несколько десятков книг, выбрали одну из редких сохранившихся уличных скамеек в центре города и разложили на них литературу. Почему акцию по распространению книг решили провести в мороз, сказать трудно. Просто решили и всё. Купили бутылку водки и одноразовые стаканчики. Маркетинговый ход заключался в том, что тому, кто купит книгу за символические деньги, всё равно какие (купленную книгу труднее выбросить в ближайшую урну), полагалась для поощрения читательского интереса порция водки. Было холодно, и подмёрзшие мужчины, реже женщины, останавливались у книжного развала. Удивлённо вникали в суть акции – и за рубль или два покупали литературу, с удовольствием принимая горячительный бонус. Вряд ли все покупатели, правда, решили читать выбранные книги, но если даже хоть кто-то сподобился что-то из приобретённого прочесть, то акция уже имела смысл. Да и сама по себе такая торговля походила на «перформанс» – некую театральную творческую затею, что само по себе ценно.
Надо сказать, что к моменту проведения мероприятия, Шутов уже был преподавателем художественного слова в театральном колледже. Забавно судьба играет жизнью человека. Ведь если учесть, что литература с детства была страстью Георгия, то приход его в педагогику именно по этой дисциплине вполне закономерен. Художественный – значит, образный. То есть слова, которые произносят студенты от имени литературных героев, должны быть насыщенны образами, и, как следствие, эмоциями. По какой-то неведомой причине картинки, возникающие в мозгу человека, всегда выходят наружу через эмоционально насыщенную речь. Нет картинок – нет ощущений. Шутов учил молодых, опираясь на слова, начертанные на бумаге, создавать внутренним взором яркие картины. Операционный материал для работы – лучшие образцы мирового литературного творчества. Таким образом, высокая литература рядом с Шутовым была постоянно. Стоит ли удивляться, что он в конце – концов сам начал писать. Каково качество его опусов сказать трудно, потому что ни одного произведения он не напечатал. Не хочет, несмотря на советы восторженных друзей. Работает он хоть и не спешно, но постоянно, и когда-нибудь возможно читатели смогут познакомиться с его произведениями.
Когда Гоша спрашивает себя – зачем он это делает, то отвечает себе же, что хочет, чтобы его жизнь сохранилась хотя бы на бумаге. Ведь если не зафиксировать события жизни, то их вроде бы и не было никогда. Пусть даже что-то будет приукрашено или нафантазировано, но главное, останется в материале. То, что отражено в литературных текстах, будет иметь ценность, как минимум, для близких.
Именно для них, в первую очередь, пишет свои истории уже немолодой писатель…