Доклад. Есенинский симпозиум. 2025

«Изадора Данкан /Айседора Дункан/ в Берлине и Париже. 1924-1927»
Для международного Есенинского симпозиума 15-18 октября 2025 года. Москва – Рязань – Константиново. 130-летие С.А. Есенина.

Здравствуйте, друзья и уважаемые коллеги.
Я писатель и сценарист. Глубоко занималась темой жизни и творчества танцовщицы Изадоры Данкан.
Аннотация. Доклад посвящён малоизвестным фактам жизни Изадоры Данкан после отъезда из Советской России в сентябре 1924 года.
Интересна книга "The real Isadora" (1) её последнего близкого друга Виктора Серова. Это новый, не вводившийся в научный оборот на русском языке архивный документ.
Хочу также сослаться на Елену Юшкову, её изыскания о танце, ритме и движении, книгу «Пластика преодоления» (22).
Особый интерес для есениноведения представляют последние годы Изадоры Данкан, поскольку именно в этот период, находясь в разлуке и вдали от России, она осмысливала и свою связь с поэтом, и его трагическую судьбу. Свидетельства Серова позволяют увидеть, как фигура Есенина продолжала духовно присутствовать в ее жизни, влияя на ее творческие поиски и личные решения.
Ключевые слова: Есенин, Изадора Данкан, Виктор Серов, эмиграция, творческий метод, ритм, биография, «филистимляне».

Глава 1. «Одиночество вдвоём»: Творческий метод и духовные поиски в диалоге с есенинским кругом.
Общение с Серовым Изадора называла «solitude a deux».
Серов часто играл Изадоре, но лишь один раз она разрешила ей аккомпанировать в танце для группы финансистов, представляющих американский журнал, который мог оплатить её мемуары. Да, она не считала Серова достаточно талантливым для совместной работы. (См. Дополнительные материалы Фрагмент 1).

   Нигде не встречала описание программы последнего выступления Изадоры в Магадоре, кроме как у Серова.
В 1927 году здоровье Изадоры пошатнулось. Серов пишет: «Она страдала от внутреннего кровотечения». Поэтому сил было мало. Но она сумела триумфально выступить в Магадоре, Парижском театре. Ей аккомпанировал оркестр Пазелу под управлением Альбера Вольффа. Первая часть программы: две композиции Шуберта «Незавершённая симфония» и «Аве Мария». «Искупление» Сезара Франка». К полностью Вагнеровской программе второй части Изадора добавила интерпретацию «Вакханалии» из «Тангейзера». Серов описывает её удивительную «костюмированную» репетицию перед выступлением. Оркестр играл программу, а она сидела на стуле. Слушала. Когда закончили, «она ещё долго сидела неподвижно в тишине театра». Потом подошла к Вольффу, поблагодарила, поклонилась оркестру. «И это было окончание костюмированной репетиции. И она триумфально выступила на следующий день».
Это о том, как Изадора репетировала. Это и есть её метод. От внутреннего к внешнему. То, что после использовал К.С. Станиславский.

Философия жеста и ритма: 
Изадора рассуждала о жесте, о том, как выражается печаль, где её настоящая концентрация. «Как заставить зрителей не дышать. Настолько долго, насколько ты сам остаёшься на сцене немым и неподвижным. Вот это – настоящее искусство. Я верю, что на том концерте /в Магадоре/ я достигла этого в первый раз». И это выступление стало для неё последним. Это ключ к пониманию ее искусства.

Связующая нить с Есениным:
«Мистическое значение пластике и ритму придавалось русскими последователями Рудольфа Штейнера, в т.ч. Андреем Белым». (23) Сергей Есенин своими исследованиями в области Слова был непосредственно связан с Андреем Белым и Николаем Клюевым. Вот такая связь между двумя гениями: Изадорой и Сергеем Есениным. Они были исследователями ритма, с помощью которых «человек может приблизиться к непознаваемому и непостижимому, прежде всего в самом себе, погрузиться в глубину своего бессознательного. «У творцов «серебряного века» существовал настоящий культ древности, они искали забытые средства познания человеческой души». (24)
Таким образом, оба гения — Есенин в Слове, а Изадора в движении — были одержимы поиском первичного, органического ритма как ключа к бессознательному, что сближало их с самыми передовыми духовными исканиями эпохи.

  Глава 2. «Он хотел возвыситься над филистимлянами»: Противостояние с миром как общая судьба
Несоответствие текста отклика Изадоры на гибель Есенина, опубликованного в нашей печати, процитированной в «Летописи жизни и творчества С.А. Есенина» (2) ИМЛИ РАН, а также в воспоминаниях И. И. Шнейдера (3) «Встречи с Есениным».
В «Летописи…»  (4) приводится телеграмма Изадоры, опубликованная в «Известиях ЦИК СССР», а также неподписанная заметка в газете «Русский голос», Нью-Йорк, 1926, №3:
«Трагическая смерть Есенина причинила мне глубочайшую боль. У него были молодость, красота, гениальность. Неудовлетворённый всеми этими дарами, его отважный дух искал невозможного. Он уничтожил своё молодое и прекрасное тело, но дух его будет вечно жить в душе русского народа и в душе всех любящих поэзию. Протестую против легкомысленных высказываний, опубликованных американской прессой в Париже. Между Есениным и мною никогда не было ссор, и мы никогда не были разведены. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием».
Вот текст, представленный В. Серовым. Есть основания считать версию Серова более аутентичной, поскольку там упомянута Библейская мифология. Любовь к мифологическим сюжетам была свойственна Изадоре.
«Новости о трагической гибели Есенина вызвали у меня глубочайшую боль. У него была юность, красота, гений. Не довольствуясь всеми этими дарами, его дерзкий дух искал недостижимого, он хотел возвыситься над филистимлянами. Он уничтожил свое молодое и прекрасное тело, но его душа будет жить вечно в душе русских людей и в душах тех, кто любит поэтов. Я очень возражаю против свободных и неточных заявлений, напечатанных в американской прессе в Париже. Между Есениным и мной никогда не было ссоры или развода. Я оплакиваю его смерть с мукой и отчаянием».
В нашей печати убрали фразу «Он хотел возвыситься над филистимлянами».
Филистимляне были могущественным народом, жившим в дохристианские времена на территории современного Израиля и Газы. Филистимляне, будучи язычниками, поклонниками многобожия, воевали с израильтянами, славящими единого бога. Самый известный миф – поединок Давида и Голиафа (6). Голиаф был филистимлянином, и он был богатырём, более 2.5 метров ростом. Давид был пастухом, подростком, умело владеющим пращой, а также любителем петь и слушать музыку. Можно сказать, он был поэтом. Хотя и будущим царём иудеев. Не сомневаюсь, Изадора имела в виду эту распространенную, известную историю, но не сказала: «Он хотел возвысится над Голиафом», потому что это означало бы персонификацию, а сказала «возвыситься над филистимлянами», то есть надо многими, но сильнейшими. Тех, победить кого не представляется возможности.
   Это определение недаром не опубликовали в советской печати. И не только потому, что это была отсылка к Ветхому Завету, то есть Библии. Но и потому, что и были этими сильнейшими, побороть которых было нельзя в одиночку. Как когда-то Давид обратил в бегство всю армию язычников филистимлян своей смелостью и верой в Бога.
Важно и смысловое различие: в советской публикации — "искал невозможного", тогда как, согласно Серову, Изадора сказала — "искал недостижимого". Это прилагательное, наиболее точное в переводе, и имеет отношение к продолжению предложения – про филистимлян.
История с некорректной публикацией некролога Есенину — это не частный случай, а символ непонимания и враждебности мира по отношению к гению, с чем столкнулись оба — и поэт, и танцовщица.
Этот конфликт с "филистимлянами" становится лейтмотивом жизни Изадоры в изгнании: остракизм, клевета в прессе, предательство бывших друзей (Мордкин), отказ сестры.

Глава 3. «Красная» Изадора: Идеология, шпиономания и финансовый крах.
   Изадору травили в прессе, на неё повесили ярлык «красной» большевички, сделав невозможным не только зарабатывание денег в Берлине, но даже выживание. Она хотела покончить с собой.
Берлинская нужда: Детали голода, попытки продать архив, помощь Исаака Дона Левина.
   Ее объявили советской шпионкой, но материальной поддержки от СССР она не получала. Это могло бы быть смешно, но было страшно. 
(См. Дополнительные материалы Фрагмент 2).

   Изадора, прилетев в Германию без денег, 30 сентября 1924 года, (8) не смогла их заработать танцами. Её обманули три агента. Украли деньги за три выступления. После чего её облили грязью газеты и даже танцовщики, Мордкин, например, все те, кого она считала друзьями. Она подверглась полнейшему остракизму, была объявлена советской шпионкой, опасной, «красной». В результате осталась без средств к существованию. Виктор Серов пишет, что никогда не видел, чтобы она пропускала обед. Но он познакомился с Изадорой уже в Париже, в 1925 году, а те несколько месяцев, что Изадора не могла получить визу во Францию, она действительно голодала в Берлине. Журналист, «мусорщик» Джордж Селдес (9) хотел купить архив её писем за двести баксов. Ей по-настоящему помог журналист Исаак Дон Левин, (10) который оплатил её счета в Берлине и помог добраться до Парижа. Это получилось ещё и потому, что во Франции к власти пришли левые силы. Таким образом, через Левина и французского депутата от социалистов Жана Лонгю, внука Карла Маркса, была получена виза на въезд для Изадоры. (11)  Исаак Дон Левин был первым журналистом, расследовавшим гибель царской семьи, он лично побывал на Соловках, в Финляндии пытался встретиться с Анной Вырубовой, фрейлиной Императрицы. Поэтому именно он понял, в какой безвыходной ситуации оказалась Изадора в Берлине.
Как утверждал Макдугалл, (12) к получению визы ещё приложила руку Сесиль Сорель, давняя подруга Изадоры. Но Виктор Серов очень ругал Макдугалла за недостоверность некоторых сведений. Ведь он не общался с Изадорой в последний период жизни.
Изадора писала Ирме Дункан в Москву (13): «Я абсолютно на мели и в растерянности здесь, в этом по-настоящему враждебном городе». Ирма не отвечала на письма и телеграммы. Изадоре отказала от дома родная сестра Элизабет, живущая в Потсдаме, брат Раймонд из Ниццы «явно не может или не хочет ничего сделать». (14) Козима Вагнер, явно сочувствующая фашистам, не открыла дверь «еврейской подстилке».

   У Серова есть описание советского посольства на улице Гренель в Париже, а также встречи Изадоры и Серова с Кристианом Раковским, торгпредом, а позднее полпредом России во Франции. «В то время улица Гренель в Париже была символом всего гадкого, криминального и греховного. Советское консульство располагалось там, за пятнадцатифутовыми стенами. Одно лишь название «улица Гренель» было достаточно для таксистов, чтобы знать, куда вы отправляетесь. Но лишь до того момента, как Изадора и я вошли во владения консульства. Она сказала, озорно улыбаясь мне: «Теперь ты засветился тут. И ты такой же красный, как и я». (7)
   Однако денег от посольства она не получала. Максимум, на что могла рассчитывать – это "дружеская вечеринка с икрой" у Раковского.

Миф о наследстве Есенина:
Общеизвестно, что, поскольку Есенин не развёлся с Изадорой, после его смерти её объявили наследницей поэта. Что пишет об этом Серов.
«Я обнаружил Изадору, сидящей в кровати в отели «Лютеция».
«Вот письмо от Луначарского, - сказала она.
«Я бы хотела телеграфировать это Луначарскому, а также в Верховный суд Москвы. Вот адрес, в письме Луначарского. Но, должно быть, он на русском. Ты знаешь, какой бардак они могут выдумать из-за самого простейшего сообщения… Ты переведешь это для меня? Пожалуйста…». (См. Дополнительные материалы Фрагмент 3).
Серов считает, что денег у Есенина не было вовсе.
   По слухам, циркулировавшим в Париже, переписанным всеми беллетристами, писавшими об Изадоре, она должна была получить после смерти Есенина триста тысяч франков. (18)
«В момент своей смерти Есенин не имел трехсот тысяч франков. (Около пятнадцати тысяч долларов); у него был долг две с половиной тысячи рублей перед Госиздатом. За четыре месяца до своей смерти Есенин решил отпраздновать две женитьбы – свою собственную на Софье Толстой- Сухотиной (официально зарегистрирован брак 18 сентября) и его сестры Кати с Его другом Николаем Никитиным. Для этого случая Есенин умудрился достать аванс за объем поэм, которые он должен был позже написать и передать издательству. Иначе говоря, кроме нескольких книг и носильных вещей, разбросанных по друзьям, у Есенина не было иного имущества».
   Однако данные, приведенные Серовым, не вполне согласуются с другими источниками. Так, моя работа с "Летописью жизни и творчества С.А. Есенина" ИМЛИ РАН позволяет предположить на основании разных документов, свидетельств, что десять тысяч рублей, положенных Есенину за собрание сочинений от Госиздата, не были потрачены полностью. Оставалось около семи тысяч. Нашла курс рубля к французскому франку того года. Это составляло около 91500 франков. Сумма очень значительная.
Благородный жест и его цена:
 «Я совершила вульгарный поступок, выйдя замуж, я не сделаю другого, разведясь. Так как согласно вашим законам, я единственная наследница имущества Сергея Есенина, я хочу изложить свою волю, передав все его имущество его матери и сестрам. Изадора Данкан».
Этот поступок стал ее последним, посмертным диалогом с Есениным — отказом от "вульгарного" юридического брака и одновременно актом глубочайшей человеческой и творческой солидарности с его семьей и его наследием. (См. Дополнительные материалы Фрагмент 4).

Глава 4. Предательство, мифы и борьба за наследие (на основании критики Серовым других биографов).
Серов выступает не только как мемуарист, но и как критик, развенчивающий мифы, созданные другими биографами (Мэри Дэсти, Мерседес де Акоста), и вскрывающий механизмы предательства в ближнем кругу Данкан.
Серов пишет, что «книга Мэри Дэсти «Нерассказанная история» может быть опущена за свою ненадёжную информацию». Он называет Мэри «безграничной мегаманьячкой». «Всё, изложенное в книге, глубоко претенциозно либо выдумано».
Серов опровергает измышления Мерседес де Акоста о её связи с Изадорой. Изадора была совершенно традиционна в своей ориентации «здоровой женщины» - слова Серова. Мемуары де Акоста он называет «Нью-Йоркским телефонным справочником» из-за количества упомянутых в них имён. В её воспоминаниях есть момент, будто она запирала Изадору, чтобы она писала мемуары. Это предполагает совместное проживание. «Я никогда не читал лжи глупее» - говорит Серов.

Серов пишет фактически о предательстве Ирмы, приёмной дочери, одной из изадораблез, в отношении Изадоры, которая много раз писала Ирме в Москву, но та не отвечала. Ирма не хотела рушить свою карьеру в России, чтобы помочь Изадоре, приехать, наладить выступления. Школа давно была её и Шнейдера, а «Изадора до последних дней верила, что школа в Москве была всё ещё её». Подобное поведение Ирмы не было случайным; оно коррелирует с ее более ранними действиями по отношению к Изадоре еще до отъезда в Россию, что указывает на устойчивую модель поведения.
   «Все еще не зная о том факте, что она потеряла свою московскую школу, Изадора писала: «Если ты будешь верна мне, я чувствую, что мы можем подняться и завоевать Землю. И раздавить все эти фальшивые школы и фальшивых учеников. Но время идет, и я - как потерпевший кораблекрушение моряк на пустынном острове, кричащий о помощи». Изадора закончила свое письмо еще одним проектом об аренде оперного дома и оркестра в Марселе для серии фестивальных представлений, если бы Ирма могла привезти двенадцать самых старших учениц. «Я прижимаю тебя к сердцу, дорогая Ирма, давай надеяться на будущее. Изадора».
«В своей автобиографии Ирма раскрыла свою реакцию на письма Изадоры. «Это поставило меня в ужасное положение. Разрываемая между моей любовью и преданностью ей, с одной стороны, и моей работой и намеченной карьерой в России, с другой, что должна была я делать? Такое распределение моих трудов, как она обозначила в своем письме, было непрактичным. Так как она полагалась исключительно на мою помощь, из-за моего отсутствия страдала бы либо московская школа, либо новый проект. Я часто себя спрашивала, вспоминая прошлое: решившись безжалостно порвать все концы в Москве и броситься к Изадоре, так как я не могла бы выполнить все сразу, была бы я в состоянии предотвратить ее трагичную безвременную кончину? Я сомневаюсь в этом. Для рока нет преград, он неумолим, если достигает жертвы, помеченной смертью».
   У Ирмы не было намерений присоединяться к «потерпевшему кораблекрушению моряку на пустынном острове, зовущему на помощь».

Механизм финансовой махинации: История с "Комитетом помощи" и продажей дома в Нёйи — яркий пример того, как ее обирали "мнимые друзья".
Почему Серов написал свою книгу так поздно, в 1971 году? К тому времени ушли из жизни люди, которых могло задеть его повествование. Ему было легче написать правду и назвать фамилии. В частности, назвать мнимых друзей Изадоры, как он их называл «третьего пола», образовавших комитет помощи артистке уже в Париже. Но этот комитет был причастен к продаже дома Изадоры в Нёйи, её последней собственности. И деньги исчезли! Триста десять тысяч франков. Серов пишет, что даже выдающийся юрист Поль Бонкур не смог разобраться. «Не могла она, не мог её адвокат Поль Бонкур когда-либо выяснить, что произошло с деньгами». Она так и не узнала, когда дом был продан. И не получила денег! Предположительно, это произошло в ноябре 1926 года.
   Серов судился за клевету на него по поводу попытки самоубийства Изадоры с Фуло Миллером в Берлинском суде.
Серов подробно рассказал об Альфреде Сайдсе, так называемом «торговце коврами». Он играл сильную роль в комитете по помощи Изадоре, который и умыкнул ее деньги от продажи дома. Сайдс имел неопределенный род занятий, был коллекционером антиквариата. Его слова: «Я всегда любил гомосексуалистов обоих полов и школу Изадоры. Но, если она будет умирать посреди улицы, я не сделаю ничего».

Заключение
• Синтез: Свидетельства Серова позволяют по-новому увидеть последние годы Данкан: не как время упадка, а как период напряженной творческой работы (мемуары, поиск нового метода), осмысления связи с Есениным и трагического противостояния с миром.
• Вывод: Фигуры Есенина и Данкан связаны не только браком, но и общностью творческих и экзистенциальных поисков, а их судьбы после разрыва являются разными гранями одного и того же конфликта гения и "филистимлян".
• Финал: И в этом абсолютном одиночестве, накануне гибели, ее вера в искусство и дух оставались неколебимы, что видно из последнего письма Серову... (См. Дополнительные материалы Фрагмент 5).
                11 сентября 1927 г.
«Дорогой Витя,
Почему нет письма?
Почему нет телеграммы?
Ничего от тебя –
   Я очень тревожилась, пока Иван не сказал, что видел тебя в Париже, и что с тобой все хорошо – я ужасно по тебе скучаю.
   Ты живешь в своей студии – ты играешь красивую музыку – подумай обо мне и сыграй Скрябина – возможно, ты будешь ближе к моему духу, когда тело со всеми его материальными слабостями не рядом – есть несколько воодушевляющих моментов в жизни, а все остальное ЧИПУКА. Я целую тебя нежно со всею свой любовью. Изадора».

   Мой роман "Танец и Слово" о С. А. Есенине и об Изадоре вышел в 2015 году, был удостоен Московской областной губернаторской литературной премии им. М. Пришвина. Написала сценарий сериала "Воскресение Есенина" на основе своего романа: 8 серий по 30 минут. Название - строчка из Велимира Хлебникова.  Сейчас пишу продолжение романа. Рабочее название " Босиком к Есенину". 
   Занимаюсь архивными изысканиями о семье купца Николая Васильевича Крылова, у которого работал Александр Никитич Есенин и недолго сам поэт в самом начале своей жизни в Москве. Отцом Николая Васильевича был Василий Никифорович, тоже купец, домовладелец. Нашла семью Крыловых в Кашире, с семейными фотографиями. Но пока не вижу связи, что это какая-то близкая ветвь к Крыловым со Щипка, 61. Нашла, что Н.В. Крылов входил в синдикат салотопщиков, как член комитета мясной биржи. Опубликовано в «Коммерсанте», 26 ноября 1915. №1777.


  ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ для ознакомления.
Здесь представлены не публиковавшиеся на русском языке фрагменты из мемуаров Виктора Серова, которые детализируют и углубляют картину последних лет жизни Изадоры Данкан, представленную в основной части доклада.
     Фрагмент 1.
   Общение с Серовым Изадора называла «solitude a deux». «Одиночество вдвоём». Она говорила о музыке Равеля и Дебюсси, что она не вдохновляет её. «Жест Дебюсси весь идёт внутрь. Не имеет пути наружу и вверх». Но в симфониях Бетховена, Шуберта, Моцарта, в партитурах Сезара Франка, Чайковского, Вагнера она находила мелодии, которые, как она говорила, «идут из души по расходящимся вверх спиралям». Серов часто играл Изадоре, но лишь один раз она разрешила ей аккомпанировать в танце для группы финансистов, представляющих американский журнал, который мог оплатить её мемуары. Да, она не считала Серова достаточно талантливым для совместной работы.

  Серов был намного моложе Изадоры. В книге «The real Izadora» он пытается уточнить её возраст. Сан-Франциско в те времена был деревянным, документы семьи Дункан сгорели во время великого землетрясения в 1906 году. Любопытно, что Изадора признавалась Серову, что заявляла свой возраст старше на 4-5 лет, чем была на самом деле. Думаю, имеет смысл считать это правдой. Как завуалированное признание, что она старше как раз на эти 4-5 лет. Но узнать это уже невозможно. Это расследование и вся подробная история семьи, судеб отца Изадоры, Жозефа Чарльза, и её деда со стороны матери, Томаса Грея, - в главе I части I книги. Вплоть до мест работы, дат и т.д.
   Мы перевели книгу не полностью. Помимо периода непосредственного общения Виктора Серова с Изадорой, что я считаю наиболее очевидно правильным свидетельством, мы перевели несколько начальных глав. Интерес вызвали первые статьи в прессе об Изадоре, когда её карьера только начиналась. В главе II о её первых неудавшихся увлечениях и отношениях, а также о первом отзыве в прессе 19 апреля 1899 года в Нью-Йорке.
 «Гл.III. Заметка «Американская танцовщица» о выступлении 16 марта 1900 года». Описание Изадоры, сравнение с Ботичелли «Примавера».
«Статья Дж. Фуллер-Мэтланд в обзоре 17 марта 1900 года в «Таймс» - о рубато, собственном видении ритма музыкального произведения. Об исполнении Изадорой Шопена. Статья Андре Ленинсона, французского автора, поклонника балета, о представлениях Изадоры в 1901 году.
В Гл. VI Серов пишет о первом шумном успехе в Будапеште. Вопреки всему, что она говорила о себе, что нигде не училась танцевать, разве что у моря, у ветра и т.д., это не так. Она брала уроки в Лондоне у профессиональных балерин.
Но сама считала себя самой неумелой в отношении техники. Она брала другим. Драматургией, тонкой передачей сиюсекундного звучания классической музыки, гением жеста.
В Гл. V о том, как Изадора обрела свой метод, способ выражения, особую манеру и постижение движения и жеста.
 
           Фрагмент 2.
   Изадора не имела ни копейки денег от Советской России, как писали для обывателей газеты. Максимум, на что она могла рассчитывать, - это дружеская вечеринка с икрой и шампанским в советском консульстве у Раковского.
   Серов описывает подробно 21 мая 1927 года, встречу самолёта с пилотом Карлом Линдбергом в Ле Бурже. Опровергает измышления Мэри Дэсти.
Ещё Серов описывает, как Изадора заступалась не только за Сакко и Ванзетти, двух невиновных, приговорённых к смерти за убийство инкассаторов. Но ещё как ходила в посольство Китая в Париже, чтобы заступиться за Бородиных, (16) советских разведчиков.
«В посольстве нас незамедлительно проводили в кабинет посла. Как только мы вошли в комнату, Изадора была совершенно ошарашена, как она сказала мне потом, потому что ни комната, ни сам посол совсем не отражали того, что она ожидала увидеть. Вместо восточной атмосферы, какую она видела в кино об Азии, вместо пышной церемонии встречи послом, она обнаружила комнату, едва ли обладавшую какими-то отличительными особенностями, и выглядевшую, как и любой другой кабинет высокопоставленного чиновника: с большим столом с одной стороны. Посол, одетый в двубортный синий костюм, встал и, указывая на стулья у своего стола, сказал по-французски: «Я очень рад, что увидел вас. Чем я обязан такой чести?»
   Изадора была слишком нервной, чтобы высказать свою протестную речь, которую она репетировала дома много раз. Вместо этого она начала разговор с рассказа о своей школе в Москве и о том, что должна была быть она, а не Ирма, с учениками в туре по Китаю. Посол тихо слушал ее. Было очевидно, что, не зная истинной причины визита Изадоры, он был озадачен ее рассказом до того момента, пока она не назвала имя Бородиных. Тогда, в первый же удачный момент, не перебивая ее, он улыбнулся, облокотившись, наклонился через стол к Изадоре, как если бы он хотел сказать ей что-то личное, и сказал: «Могу я для начала сказать, что для нас, и я имею ввиду не только меня, а всех нас, вы удивительная. И я не говорю о вас только как об актрисе или танцовщице. Никто не выглядит и даже не ходит так, как вы. У вас незабываемый мелодичный голос. Вы ассоциируетесь у нас с гармонией и красотой. Но политика…». Он потряс головой. «Вы не должны пачкать свои прекрасные руки в политике, так что … могу я вас попросить присоединиться к чаепитию с моей дочерью?»
   Представление Изадоры о восточном этикете, полученное из кино, должно было быть удовлетворено, когда, как только он закончил свое последнее предложение, французские двери, ведущие в прилегающую комнату, открылись. Дочь посла, тихая и величавая, одетая в традиционный национальный костюм, застегнутый у шеи, стояла в дверях. Она была молода, красива и говорила на безупречном французском без малейшего акцента.
   У Изадоры не оставалось другого выхода, как принять любезное предложение. Так как дочь посла рассказала ей, что она знает принцессу Дер Линг, которая была одной из учениц Изадоры, когда она в первый раз приехала в Париж, беседа за чаем была посвящена искусству и преимущественно искусству Изадоры.
   Она была так околдована очарованием молодой хозяйки, что даже не заметила, как посол, под предлогом того, что он покажет мне сад из окна, отвел меня от стола на пару минут. Изадора не могла расстаться с молодой девушкой без слез и поцелуев.
   «Ну, как тебе понравилась чайная церемония?» - спросил я Изадору по пути назад на улицу Деламбр.
   «О, эти китайцы. Ты точно должен довериться им».
   «Ты имеешь ввиду Бородиных?» - сказал я, как бы завершая ее мысль.
   На мгновение Изадора выглядела раздраженной. Но, так как я не хотел портить ее вдохновенное впечатление о китаянке, я сказал, что посол попросил меня передать и я цитирую: «К тому времени, как мадам Дункан вернется домой, телеграмма о предотвращении казни Бородиных будет уже отправлена».
   «О, нет, когда же он это сказал?» - спросила Изадора очень воодушевленно.
   «Когда он показывал мне их сад. Только он попросил меня сказать тебе позже».
   «О, эти китайцы…» - вздохнула Изадора с удовлетворением.

     Фрагмент 3.
О финансах. Общеизвестно, что, поскольку Есенин не развёлся с Изадорой, после его смерти её объявили наследницей поэта. Что пишет об этом Серов.
«Я обнаружил Изадору, сидящей в кровати в отели «Лютеция». Всякие обложки газет, старые театральные и концертные программки, книги, и, как я узнал позже, рукописные страницы ее мемуаров, были разбросаны по кровати. «Вот письмо от Луначарского, - сказала она, передавая мне листок бумаги. Пожалуйста, прочти это внимательно». В письме на французском Луначарский официально информировал Товарища Дункан, что так как она не разведена с Сергеем Есениным, являясь его вдовой и наследницей, Верховный суд Москвы подтвердил ее право на его имущество. И вот мой ответ, сказала Изадора, передавая мне другой листок. «Я бы хотела телеграфировать это Луначарскому, а также в Верховный суд Москвы. Вот адрес, в письме Луначарского. Но, должно быть, он на русском. Ты знаешь, какой бардак они могут выдумать из-за самого простейшего сообщения… Ты переведешь это для меня? Пожалуйста…».
  «Конечно», - сказал я.
  «Но прямо сейчас. Оно должно быть послано незамедлительно» - сказала Изадора. И я знал, что в своем воображении она уже видела меня едущим в Бурже, где телеграфный офис работал всю ночь.
   Сообщение Луначарскому и Московскому суду были идентичны и читались: «Я совершила вульгарный поступок, выйдя замуж, я не сделаю другого, разведясь. Так как согласно вашим законам, я единственная наследница имущества Сергея Есенина, я хочу изложить свою волю, передав все его имущество его матери и сестрам. Изадора Данкан».

     Фрагмент 4.
  Вот что писала Изадора Ирме после смерти Сергея Есенина из Ниццы, 27 января 1926 года» (15):
«Я была ужасно потрясена смертью Сергея, но я оплакивала его и рыдала о нём столько долгих часов, что, кажется, истощила все человеческие способности к страданию. Я сама прохожу через период столь продолжительных бедствий, что меня часто соблазняет мысль последовать его примеру, только я уйду в море. Сейчас я пока этого не сделаю, это план на будущее… С самого моего возвращения меня третируют как «сторонницу коммунистов», и всё стало невозможным».
В присутствии Серова Изадору уговаривали сняться в кино – Сесил Би Дё Милль, которого привёл Брэдли, литературный агент Изадоры. Но она отказалась. Её непосредственно перед смертью уговаривал сняться ещё один человек, некий Иван, русский, близкий друг Эллис Спенсер, бывшей подруги Серова. К этой Эллис Изадора однажды приревновала Серова. Пыталась покончить с собой. Думаю, оснований для этого поступка было гораздо больше, чем просто вспышка ревности. «Серов подробно описывает, но опровергает те измышления, с которыми вышли газеты на следующий день, а также выдумки беллетристов, к которым Изадора не имела никакого отношения. «Изадора часто говорила о совершении самоубийства. Никто не воспринимал угроз всерьёз. Потому что через мгновение она рассказывала о своих планах на школу».

Что пишет Серов по поводу клиники Ганнушкина:
«Есенин лёг в больницу не по болезни, как полагали, а потому, что он до смерти боялся полиции и судов. Кто-то в погонах угрожал ему».

   Серов об известии о смерти Сергея Есенина:
«Вечером 31 декабря 1925 года, когда она собиралась на новогоднее представление, она получила шокирующую новость. Которая вскоре подтвердилась телеграммой от Шнейдера, что Сергей Есенин совершил самоубийство. Позже она сказала мне, что комната номер пять в гостинице «Angleterr» была та, в которой они останавливались с Есениным в 1923 году. /Серов ошибается – в 1921/, когда он ездил в Петербург с ней в первый раз. И что в один день, смотря в потолок, он сказал ей: «Ты видишь этот крюк? Здесь можно повеситься». /Полагаю, крюка в номере пять не было, иначе в деле Есенина не фигурировала бы труба парового отопления. Точнее – две трубы/. «И именно это он и сделал», заключила Изадора в своих размышлениях в стиле Достоевского». Возможно, выдумка о крюке принадлежит Изадоре, а не Серову, он слишком документален в этой книге. И совершенно не выпячивает себя. Будто нет его.

      Фрагмент 5.
 Последнее письмо Изадоры 11 сентября 1927 г. имеет смысл привести полностью.
К 1971 году он был автором многих биографических книг о музыкантах. Но, переведя часть его книги с сыном, я поняла, что он записывал какие-то факты после долгих бесед с Изадорой. Он был действительно близким для неё человеком: она перенесла к нему остатки своей библиотеки, любимые книги, с чердака её дома на Ru de la Pomp. Она доверяла Серову, достаточно процитировать её письмо ему.
«Но 14 сентября я получил от Изадоры следующее письмо, датированное 11 сентября, которое, очевидно, противоречило описанию Мэри ситуации Изадоры в Ницце.
   «Дорогой Витя,
Почему нет письма?
Почему нет телеграммы?
Ничего от тебя –
   Я очень тревожилась, пока Иван не сказал, что видел тебя в Париже, и что с тобой все хорошо – я ужасно по тебе скучаю. Мы в «О» - застряли здесь – Мэри настояла на том, чтобы выехать из того прекрасного отеля, /Негреско/, где был кредит, и приехать сюда, где у нас нет ничего – в результате нам нечего есть – и нет пути выбраться, только если я смогу продать здесь мебель /в ее студии/ - так что я не могу желать, чтобы ты был здесь в таких прискорбных обстоятельствах –
   Ты достал чемодан и бумаги из студии Эллис?
   Ты видел Сесиль? Мы не знаем, взял ли Хассард ипотеку или нет? /На дом Изадоры в Нёйи/. Мистер Шайдер не мог разместить книгу. /Мемуары Изадоры с издателями во Франции/. И уехал в Италию – наша единственная надежда – это американская серия – но ответа пока нет –
   Если ничего не получится – я все продам здесь и вернусь в Париж – это место оказалось неудачным – напиши – и расскажи, что ты делаешь – и какие твои планы….. Я надеюсь, ты не голодаешь так же, как мы –
   Планы Ивана кажутся расплывчатыми, и у него определенно нет денег – я не видела Эллис после ее ужасного обращения с нами я не хочу – она, кажется, не делает ничего, кроме как водит машину, как женщина-Летучий Голландец -
   Ты живешь в своей студии – ты играешь красивую музыку – подумай обо мне и сыграй Скрябина – возможно, ты будешь ближе к моему духу, когда тело со всеми его материальными слабостями не рядом – есть несколько воодушевляющих моментов в жизни, а все остальное ЧИПУКА. Я целую тебя нежно со всею своей любовью. Изадора».
«Чипука» - было её любимое русское словечко.

 Вот что ещё пишет Курт о Серове (20):
«Нигде в мемуарах Серова мы не находим указания того, когда и где они стали любовниками. Серов стал самым язвительным из её биографов, бесценным свидетелем её последних лет жизни, испытывавшим отвращение ко всем остальным её друзьям вкупе. «Он отнюдь не был великим гением, но зато был великим пронырой, - судил о Серове Макс Истмен (21). – Более проницательным и по стальному жестоким, чем Есенин». Мэри Дэсти находила его «полной антитезой Есенину в каждой мелочи. Маленькие чёрные глазки и копна чёрных курчавых волос; ярко выраженный восточный или семитский тип, но с самой весёлой на свете маленькой улыбкой… Сама мягкость». Многие помнили «Витю», как его называла сама Изадора, если не «карманным мальчиком» при ней, то «молодым аккомпаниатором».

   Изадора рассказывала Серову о своей жизни, показывала ему магазин «Салька», где Есенин настоял на покупке огромного количества рубашек и пижам, куда большего, чем он мог сносить за жизнь.
«Потом, все еще думая о Есенине, она сказала: «Ты знаешь, вы русские такие разные. Нет двух похожих. Возможно, лидеры коммунистической партии похожи. Они настолько зациклены на одной и той же идее. Но я никогда не встречала ни одного из них, кроме Луначарского. Я виделась только с художниками и музыкантами. И все они были поэтами. Луначарский тоже поэт. Ты не можешь понять искусство, пока в тебе нет чего-то от поэта, какого-то видения, воображения».
Она говорила, что три года в России стоили всей её остальной жизни.
   Изадора говорила Серову, что он будет писать о ней. А он не верил.

   Серов опровергает полностью мнение тех, кто считал, что Изадора пьёт. (17)
«Я никогда не видел Изадору пьяной, не слышал о том, что она пила. Она не была алкоголиком».

А вот что пишет Серов о его первой встрече с Изадорой:
   «Вон там улица Вуасси Дангле. Ты помнишь, как в том ночном клубе «Le Boeuf sur le toit» ты просил меня потанцевать с тобой? Я сидела с миссис Рассел. Она привела меня туда встретиться с американским банкиром, который, как она была уверена, помог бы мне с моей школой. Но он только говорил о фактах и цифрах, записал что-то в свой блокнот, но не понял ничего из моих идей. Потом он пошел поговорить с кем-то за другим столиком. Ты с Анной Павловой подошел к нашему столику и сказал «Привет».
   «Конечно, я помню, - перебил я Изадору. – Я едва ли знал тебя. И это была идея Павловой поговорить с тобой». И у Серова есть шутка, что никто не сможет назвать его плохим танцором, ведь он танцевал за один вечер с двумя величайшими танцовщицами эпохи.

   Интересно в книге описаны финансовые дела Изадоры с мемуарами. Вильям Брэдли, её литературный агент из Нью-Йорка, договорился о публикации. Две тысячи долларов должно было остаться на продвижение у Брэдли, либо могло быть потрачено Изадорой при получении издательством определённого количества страниц рукописи. Пять тысяч долларов – если успеет завершить мемуары до мая 1927 года. Оставалось три месяца. «Изадора начала лихорадочно работать, но хаотично».
 
   Серов пишет, что Изадора собирала малейшие сведения о Есенине, которые могла узнать. И после его смерти. «Изадора берегла все эти детали. Даже после, когда стало известно больше, упомянутые имена оставались для нее только именами, потому что она не знала этих его друзей». Здесь Серов имеет в виду всех, кто оставил показания и свидетельства о последних днях Есенина в Ленинграде. В частности, Жоржа Устинова, мадам Устинову и Эрлиха, которых Серов упоминает выше.

Исследователь, писатель и публицист Питер Курт (19) опровергает, что первая встреча Виктора Серова и Изадоры произошла в ресторане в присутствии балерины Анны Павловой.
«Встретились они в многоголосом салоне миссис Марвен на Монмартре. Изадора вошла в гостиную, когда Серов сидел за инструментом. Она сказала ему, когда он закончил: «Пожалуйста, сыграйте эту пьесу снова, если вас не затруднит. Я пришла к самому концу её». Она сидела… эмоции лица отражали музыку, которая струилась сквозь неё. «Он – гений» - сказала Изадора. «Неужели кому-то неведомо, что он гений?» Обратившись к хозяйке, задала вопрос: «Он ваш любовник?» «Да что вы! Он мой гость». «Так он чей-нибудь ещё любовник?» - обратилась Изадора ко всем, оглядев зал. «Что ж, я забираю его себе. Я всегда забираю гениев себе».
 


(1) В. Серов "The real Isadora" изд. The dial press, New-York, 1971, 441 стр.
Все цитаты из книги Виктора Серова "The Real Isadora" даны в переводе автора доклада.
(2) «Летопись жизни и творчества С.А. Есенина», М., ИМЛИ РАН, 2018.
(3) И. Шнейдер «Встречи с Есениным», Киев, «Мистецство», 1989, с.311.
(4) «Летопись жизни и творчества С.А. Есенина», М., ИМЛИ РАН, 2018, 5 т., с. 252.
(5) Ф. Блейер «Айседора. Портрет женщины и актрисы», Смоленск, «Русич», 1997, с. 453.
(6) 1-я Книга Царств, 17 глава.
(7) В. Серов "The real Isadora" изд. The dial press, New-York, 1971.
 Всё, в кавычках далее – непосредственные цитаты см. (7)
(8) П. Курт «Айседора Дункан», М., «Эксмо», 2007, с. 682. Перевод С. Лосева. Peter Kurth «Isadora. A sensation life», Brown and Company, 2001.
(9) Джордж Селдес. См. фото. (16 ноября 1890 — 2 июля 1995) — американский журналист-расследователь, иностранный корреспондент, редактор, автор и медиакритик. Известен критикой корпоративного контроля над прессой и сенсационализма в журналистике.
(10) Исаак Дон Левин. См. фото. (19 января 1892 — 15 февраля 1981) — американский журналист и писатель-антикоммунист XX века, известный как специалист по Советскому Союзу.
(11) Фредерика Блейер, «Айседора. Портрет женщины и актрисы», Смоленск, «Русич», 1997, с.447.
(12) Аллан Росс Макдугалл. Ирма Дункан. «Русские дни Айседоры Дункан и её последние годы во Франции», «Московский рабочий», 1995.
(13) Там же. С. 193.
(14) Там же. С. 192.
(15) Там же. С. 208.
(16) Михаил Маркович Бородин – большевик, деятель Коминтерна и организатор советской разведки. 1924-1927 – политический советник ЦИК Гоминьдана. Организовал союз между партией Гоминьдан и китайскими коммунистами. Летом 1927 года в Китае набрал силу антисоветски настроенный Чан Кайши. Бородин бежал.
(17) А. Мариенгоф. «Роман без вранья». «Циники». «Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги», Ленинград, «Художественная литература», Ленинградское отделение, 1988, с. 98.
(18) П. Курт «Айседора Дункан», М., «Эксмо», 2007, с. 708.
(19) Там же, с. 703.
(20) Там же, с. 712.
(21) Макс Форрестер Истмен (англ. Max Forrester Eastman) — американский журналист, писатель, поэт, литературный критик и радикальный политический активист. Первоначально социалист, троцкист, под конец жизни стал антикоммунистом.
(22) Елена Юшкова «Пластика преодоления», Ридеро, 2018.
(23) Е. Юшкова «Пластика преодоления», Ридеро, 2018. с.8.
(24) Там же. С.9.