Должное и долгожданное

Глава 1. Первая любовь

«Никто не признается в том, что он идиот».
Лев Тигров.

На заре своей неоднозначной карьеры я часто любил выдумывать и подписывать свои произведения вымышленными именами и фамилиями, особенно звериными. Мне казалось это скромным и остроумным: как будто, высокопоставленный читатель решит – Ух ты! Это же новый автор уровня минимум Чехова, максимум Достоевского, средне Гоголя. Ну на худой конец, Довлатова. Так талантливо, загадочно, и скромно. Нет, этот человек не кричит о своих метафизических находках и связях с космосом! Он шепчет лишь часть, того, что знает, и готов поделиться большим (если мы очень его попросим и предоставим все необходимые условия). Это мастер-снайпер, что принёс мне свой рассказ, передав его через охранника на ресепшен. Суть произведения есть тайна, которая сейчас доступна только мне, читателю, и я… Могущественный руководитель театра – могу дать ей жизнь, а могу не дать ей жизнь. Решу это после второго кофе. Ах, как сложна и удивительна жизнь художественного босса. Шампанское за шампанским средь белого дня, любовник за любовником, и снова пора к врачу. Кажется, был на днях какой-то занимательный рассказ. Кто же его написал? Как же его… Собака Павлова? Крылов?

Впрочем, суть театра и актёрского призвания, я познал очень рано. Пока школьный автобус, загибающийся от выхлопных газов из трубы, словно матерый курильщик, ехал по вечерней дождливой Москве, я наблюдал за скольжением капель по стеклу и представлял, что Таня – балерина.

Таня сидела через два кресла от меня впереди, и незаметно ковыряла в носу. Позднее, в огромном зрительском зале незнакомого мне театра в названии с именем кого-то очевидно важного, на сцене танцевали женщины-кошки. Я загадывал тогда: что если я сейчас обернусь, и встречусь взглядом с Таней на соседнем ряду, то она меня любит и всё будет хорошо. А если нет – значит не судьба.

- Хватит башкой вертеть. – Я получил подзатыльник от классного руководителя.

В антракте все куда шли (наверно за едой, т.к. вернулись заскучавшими), а я, что свойственно мне по сей день, задумался, замечтался, и прошел в какую-то открытую дверь, где не сулило ничего хорошего.

На черном ящике с белой металлической окантовкой сидела и курила актриса в костюме кошки. Она пыталась заклеить порванные колготки кусочком жвачки, то и дело обращаясь руками за помощью к слюне изо рта. Я ощутил дыхание любви, обернулся и увидел Таню с вылупленными глазами. Она притаилась у входа.

Отступать было некуда. Нужно было проявить смелость. Это даже не подлежало сомнению, и ноги сами пронесли меня до актрисы в колготках.

- Ну и какого хрена ты уставился, сынок? – Подняла голову молодая красивая женщина с охрипшим голосом.

- Хочешь стать актёром? – Её лицо проявило интерес, а я всё ещё не знал, что сказать, словно потерял способность речи.

- Какие же вы суки! – Донёсся чей-то мужской истеричный голос из глубины театральной кухни.

- Показать тебе, что такое театр, малыш? – Актриса нагнулась ко мне, и стала очень мила. Мне даже показалось в тот момент, что я разлюбил Таню, и полюбил другую женщину.

- Ай! Ай! – Актриса стала меня щипать за руки и шею, а я попятился назад, покрикивая по возможности по-мужски.

Мои муки остановились аккурат, как я оказался около Тани, и она уже не пряталась за занавеской.

- А ты… Молодец. – Неожиданно для меня, актриса погладила Таню по голове. – Хорошая девочка, талантливая.

И вдруг, актриса захохотала, а я пытался спрятать свои стыдливые глаза куда угодно, лишь бы снова не встретиться с ней и Таней. Но Таня, глядела на меня надменно, гордо подняв девичий подбородок вверх, а актриса, продолжала её обнимать и похлопывать за плечи, и ловить мой взгляд куда бы я ни пятился, ни шел. Захватив меня, словно самолет глиссаду.

- Так… - Я наконец уткнулся в живот обладателя мужского истеричного голоса, что ранее скрывался в театральной бане. Спасение от женского посягательства – подумал я.

- Я же сказал не приводить на работу детей! – Крикнул мужчина, а затем добавил – От кого бы они не были! Нет, и всё!

Актриса выплюнула жвачку и молча скрылась в темноте.

Не помню, как я снова оказался в зале. Как на сцене выступали всё те же женщины-кошки. Когда я снова оборачивался на Таню, но теперь исключительно случайно, как на источник шума, или реакцией на подсознательный вопрос – она всё время смотрела на меня.

- Боже, какое унижение… - Пронеслось нечто одухотворённое в моей голове, и волосы встали дыбом, словно готовились принимать сигналы из космоса: – Я хочу ещё!

Я тут же обернулся на классного руководителя – она очень строго смотрела на меня, будто читала мои мысли.

- Тёткин… Ты в своей маленькой голове что-то варишь постоянно. – Перебирали её тонкие маленькие губы и блестели узкие глаза. – А лучше бы хорошо учиться начинал.

Я посмотрел на своих одноклассников в конце ряда: это были выдающиеся хулиганы, меткие стрелки картошкой фри.

- Хватит! – Прошипела наша классная мама, и снова обратилась ко мне: - Я вас сейчас всех выведу.

Алексей Тёткин – это действительно моё настоящее имя. Ни Тётин, ни Тётушкин, а именно Тёткин. Даже не Тётушковский. То есть – ни единого шанса выйти в высший свет.

Как водится… Тётин – мог бы стать начальником производства, Тётушкин – модельером или дизайнером, Тётушковскому вообще бы работать не пришлось (всё в руки само бы так и шло). Тётинян попал бы в кино. А Тёткин… Тёткин…

- Господин Тёткин… Нам очень понравился ваш рассказ. Редактор читал его дважды. – Говорил невидимый голос в моих мечтах. Так что вы хотите, Алексей? Что вам нужно для того, чтобы поставить этот удивительный спектакль? К вашим услугам любые актеры… Ну кроме тех, что заняты… А впрочем… Алексей?

- Простите, кажется, я снова замечтался… - Отвечал я в пустоту через стол, сидя на кожаном кресле, поглядывая на свои бежевые туфли с замшевым узором и свежекупленный носок, дышащий девственной текстильной свежестью.

- Я хочу свой кабинет для работы и встреч. – Я пытался отвечать незнакомо заискивающему голосу скромно. – И квартиру с высокими потолками в центре, близ театра. Что б светло было. Это для творческой работы…

- Понимаем. – Отвечал голос, записывая за мной.

- Чтобы соседи приличные, без мусорных мешков на площадке. А ещё желательно быструю машину, лучше немецкую, для скорых встреч. Желательно внизу ресторан. Но чтобы и фастфуд с картошкой фри был.

Голос улыбается, и как бы беззвучно говорит: - Ох, уже эти гении! Картошка фри! Ха-ха! Как мило!

- Мне конечно же ничего не нужно. Это на время. На время постановки. Ах да, и список актёров и актрис за последний год. – Добавлял я скорее, чтобы голос ничего не упустил.

- А вы женаты? – Спросила невидимая собеседница, тут же ставши обретать физические черты красавицы моего возраста.

- Нет… - Невозмутимо сообщил я.

- Просто у нас актрисы злятся, если им не сообщить, что автор, не женат. – Заискивала леди за столом. – Понимаете, каждая хочет наладить свою личную жизнь. А сейчас это сложно, тем более в нашей сфере искусств. Мы стараемся этому содействовать, как возможно.

- И кстати… - Добавлял я, собираясь на выход из комнаты с панорамными стеклами. – Вы можете посодействовать… Найти одну актрису… Она играла кошку, лет 20 или 30 назад. Не помню точно…

- Сделаем, господин Тёткин. – Дама поднялась со стула в полной готовности.

- И Таню. Синичкину… Мою одноклассницу. Пригласите на премьеру, пожалуйста…

Я выходил на оживленный весенний бульвар, и моё счастливое лицо, становилось словно красным флагом для всех этих спешащих, злобных, задумчивых, глуповатых прочих лиц.

- Остановитесь, люди! Куда же вы бежите? Неужели, вы не понимаете, что миром правит любовь? Неужели, вы не знаете, что только мечта, вознесет вас до такого предела, что фантазии ставят явью?.. Что?! Вы боитесь мечтать? Как жаль… - Крутилось в моей подстриженной голове на ветру, пока я бежал в сторону метро.

- Надо последний раз прокатиться на метро! – Подумал я. – Стать частью единого живого организма со всем калейдоскопом чувств, эмоций, слёз, горя, ненависти, разлук и первых свиданий.

- Нет, иногда я всё-таки буду спускаться в метро ещё. – Размышлял я, оглядывая замученных усталостью и временем, людей.

– Ничего, люди. Едьте, на работу, едьте! Я покажу вашу жизнь в кино! Я возьму ваши образы для сцены… Я отомщу за ваш труд – жизни. Я заставлю вас смеяться и плакать. Я вас люблю!

Любовь – никогда не было для меня просто словом. И из кабинета дьявола, я как правило, почти сразу перемещался в просторную холодную спальню, где ветер играл шторами, раздувая огонь в камине, а мы репетировали финал спектакля с юной актрисой.

- Блестяще… - Говорил я сухо и нежно, глядя на студентку последнего курса Щепки, которая, очевидно, в своем выступлении пыталась меня соблазнить, и явно, но скрыто и как ей казалось, невзаимно, была в меня влюблена. – Только в финале, ещё вот такое движение рукой добавь, и весь зал будет наш… А точнее – твой, и только твой.

- Я просто не могу во всё это поверить, мастер… - Хлопотала девушка.

- Мастер? Да будет тебе… - Я старался сосредоточиться на чем-то другом, избегая помпезности и похвалы.

- Я вас люблю… - Роняла девушка слезу.

- Я тоже вас люблю – Отвечал я по-отечески шутливо.

- Нет! Вы не понимаете! Это конец! – Волновалась барышня в костюме 19 века. – Без вас – я умру.

- Но почему? – Я проявлял сочувствие к её сверкающим от слёз глазам.

- Вам нравятся мои глаза, правда? – Блестела девушка. – Хотите, я вам их сейчас, прямо в ваши ладони выроню? Просто подарю?

- Тогда возьмите взамен мои. – Я вставал, и наши руки трепетно соприкасались.

- На моё обучение копили всей деревней. – Грустно говорила молодая актриса, глядя в сторону огня из-под моего плеча. – Если что не так, то я пропала…

- Понимаю. На моём кону тоже – всё или ничего. – Отвечал я смело.

- И я помолвлена с Юрой. Это юнец с моего курса… Из мастерской Баянова. – Девушка поднимала голову, глядя в глаза.

- Понимаю. Я тоже женат на искусстве. – Говорил я без сомнений.

- Стой… - Наши губы мирились в поцелуе, но я осторожно прерывал таинство любви. – Но что скажут люди?

- Скажут, какой ты ещё молодой… - Она накручивала на палец мой седой волос.

- Хочешь я назову твою деревню твоим именем? – Неожиданно спрашивал я, подливая в огонь романтики.

- Хочу… - Шептали её губы, и камин полыхал ещё сильнее.

Глава 2. Долгожданный свет.

- Варёный, как считаешь, мысль материальна? – Буркнул слегка пожилой мужчина в расцвете сил, и пробудил меня от моих фантазий.

Я оказался сидящим с ним вдвоем, на зимней лавочке, наполовину погруженной в снег. Ленивое солнце уходило за покосившийся белобетонный забор.

- Нет. – Ответил я, и подумал: «Так было уже много раз».

- А как отличить качественную мысль от некачественной мысли? – Сосед в распахнутой телогрейке глядел на меня пристально, немного по-детски наивно, и ждал скорейшего ответа с вероятно умным суждением.

- Олег Иваныч, я не философ. – Я сказал и понял, что уже давно завел вредную привычку… Отвечать не с первого раза, и продавать ответы только за повторно уточняющие вопросы-просьбы. Возможно, это даже я, уже однажды, говорил ему о роде мыслей.

- Тогда скажи мне, как писатель… - Олег Иваныч отвел взгляд, и стал рассматривать недовольные облака над нами. – Вот почему, в первую очередь, спасают женщин и детей?

Я выпрямился и вздохнул – с уходом и так противного солнца, становилось ещё противнее и холоднее.

- Ты не думал? – Он совсем не реагировал на холод, и рассуждал в полный рот, не страшась застудить зубы и получить ангину. – Ну женщины, ладно… Сделать скидку на слабый пол, на продолжение рода… Но какого рода? Чьего? Если корабль тонет, и допустим, мужчина уступает место женщине в спасательной шлюпке… Сам погибает, а она? Ну уедет куда-то, станет кому-то готовить, может родит, может будет работать… А может – изменять, пить, гулять, и бить сердца!

- Тебе разбили сердце? – Я постарался показать сочувствие, лишь бы Олег Иваныч поскорее закончил, и я мог красочно ответить ему про качество мысли, пока нас не позвали на отбой.

- Да ты послушай… А мужчина… Может он был ученый? Врач! Строитель… А у него семьи разве нет? А любимой? – Олег Иваныч волновался так, словно боялся потерять ход своего суждения. – Ведь только грамотный образованный человек с высокой моралью додумается уступить место в шлюпке черт знает кому! Согласись!

Я заметил, как ворота вдалеке монастыря распахнулись, и на территорию вошли главный врач больницы вместе со своей дочерью.

- Варёный… Мы погибаем. Умные люди гибнут, уступая свои места наглым и глупым. – От сие догадки, Олег Иваныч даже обеспокоенно схватил меня за рукав. - Ведь эти спасенные женщины нарожают таких же наглых глупцов, и что? Они тебя и не вспомнят, максимум – в пабе за тебя кружку поднимут: мол, какой-то дядя, уступил своё место моей матери, а лучше бы я не рождался! Ну, спасибо, дядя… Ведь всё известно!

- Всё известно. – Наконец, я поддержал расстроенного собеседника.

- Сначала детство, боль, отторжение. Попытка саморазрушения. Максимализм, принятие. Снова боль, старение, и темнота. – Промолвил Олег Иваныч, и встал, покачнувшись в сугробе. – Так почему он, а не ты?! Ты уже это прожил, и готов радоваться, отдавать! Может быть сделать что-то полезное!

Я тоже встал и предложил Олегу Иванычу свою уверенную руку – он её пожал. Я повернул голову в сторону, и стал пристально осматривать лес. Мой напарник охотно к этому действу подключился. К своему стыду, я знал… Что Олег Иваныч находится вместе со мной в сумасшедшем доме в том числе за то, что повсюду видит «знаки». И раз уж он не дал мне ответить ему на вопрос про качество мысли, то я не погнушался использовать знакомый мне приём: с ветки какого-то дерева, свалился небольшой слой снега. Я повернулся к Иванычу, и обеспокоенно посмотрел ему прямо в глаза.

- Господи, это знак… - Ответил мой напарник, и снял с себя шапку-ушанку.

- Что нас ждёт на этот раз? – Спросил я обеспокоенно.

- Думаю, что-то хорошее… Да… На этот раз что-то хорошее… - Не сразу ответил Олег Иваныч, предвкушая ответ перебиранием морозного воздуха губами.

Мы обнялись, и Олег Иваныч зарыдал.

- Ты прости меня, прости… - Звучал он, хлюпая. – Я же не против детей. Да я сам кому хочешь место уступлю! Прям щас! Хочешь за тебя умру?

- Не надо… - Я скупо похлопывал его по спине.

- Пожалуйста… Дай искупить грехи? Я человек настоящий! С буквы «Ч» большой! – Олег Иванович опустил на колени и продолжил рыдать.

- Что здесь происходит? – Я услышал строгий и громкий женский голос за своей спиной. Круглый Дёмин со своей тонкой дочерью стояли на заснеженной тропинке, будто бояре, затерявшие во времени.

- Люся! – Крикнул главный врач девушке, которая стала направляться к нам.

Олег Иваныч не растерялся, отпустил мои колени, и пополз по снегу, рыдая в её направлении.

- Папа, кто это? – С волнением спросила Люся. На её лице был порядочный слой косметики, блондинистые кудряшки засверкали от приземляющихся снежинок и включившихся фонарей. Дёмин не ответил, и замахал рукой в сторону приближающихся к нам санитаров.

- Вы его обидели? – Наконец, она задала прямой вопрос, глядя мне в глаза. Я понял, что с той секунды, как она открыла свой рот – мне перестало быть холодно. Олег Иванович ползал у её сапожек, пытаясь залить их слезами, но девушка ловко отскакивала, проваливаясь в снегу.

- Девочка, промочишь ноги! – Крикнул Дёмин. – Варёный, а ну вылезь оттуда!

- Мы не можем! Мы ещё не закончили сцену. – Услышав обращение по моему местному прозвищу «Варёный», в присутствии светской дамы, я немного обиделся, опомнился, и заявил: - У нас премьера на носу. Олег Иваныч, хватит ползать. Вставай! Видишь, нам мешают посторонние!

- Да кто вы такие? – Люся явно обиделась. Дёмин рискнул зайти в снег, чтобы её забрать.

- Я не стану представляться. Я слишком ничтожен. – Ответил я, зная, что Олег Иваныч, на внутривенном уровне не даст никого в обиду, особенно меня.

- Это театральный режиссёр, Арест Пустохуль-Майский! – Гордо сообщил Иваныч, тут же перестав рыдать.

- И что это у вас… Репетиция? – Смутилась девушка.

- Да кого ты слушаешь! – Брякнул Дёмин, и добавил, появившимся санитарам, что осмелились посветить в нас фонариками: - А ну пошли на хрен отсюда! Стойте!..

Дёмин подошел ко мне, и сорвал с моей куртки липучку в форме клубники. Видя это, Олег Иваныч распереживался: врач стал рыться в карманах халата под своей шубой, и наконец, вытащил и наклеил на меня лимон. Наклейка с лимоном – означала, что со мной нельзя никому разговаривать, а мне соответственно, кому-либо отвечать. Клубника же, наоборот, сообщала о моей эмоциональной зрелости и склонности к выздоровлению.

- Между я прочим, актриса. – Неожиданно добавила Люся, которой почему-то тоже стало грустно от появившегося на моей груди, лимона, хотя она вряд ли знала, что это такое.

- Пойдем уже… - Сказал обидно Дёмин, и потянул её за шубу к тропинке, словно нашкодившего ребёнка.

- Между прочим, я не сумасшедший! – Вдруг заявил я громко, и сорвал с себя лимон. Олег Иваныч вздрогнул, санитары напряглись, Дёмин остановился и обернулся вместе со своей дочерью на меня. – Да! Мы договорились с твоим отцом о спектакле. Небывалый перфоманс в стенах этого великого дома.

- Я лишь играю роль сумасшедшего. Чтобы получше в неё вжиться. – Без страха я двигался по снегу к освещенной тропинке, где в безмолвном ожидании, стояли здоровые люди. – Я попросил ко мне относиться также, как ко всем. И знаешь что?..

- Ты за это ответишь. – Сказал угрожающе Дёмин, и меня тут же окружили санитары.

- Я предлагаю тебе главную роль. – Констатировал мой язык, и мои глаза, ставшие вдруг надменными, словно хлыстом, ударили самолюбие и надежды Люси.

- Поздравляю… - Вдруг подключился искренний Олег Иваныч и обратился к Люсе.

- И учти… Я как мадридский «Реал». Не предлагаю дважды. – После этого, санитары взяли меня под руки.

- Я согласна! – Произнеслось нежно-чувственное.

- Ты с ума сошла! – Крикнул отец. – Ну, варёный, ты за это ответишь!

- У меня огромные связи. Мы соберешь аншлаг! - Добавлял я, пока Дёмин рылся в халате, чтобы достать очередную наклейку, чтобы меня могли увести с позором.

- Я согласна! – Произнеслась надежда из её хрупких девичьих уст ещё раз.

- Дочь! Это сумасшедший дом! – Плевался Дёмин, рыская в карманах, позабыв о распахнутой шубе и о том, что может заболеть.

- Да? Ну тогда я уеду! Уеду за границу! – Из Люси вырвались эмоции, и она стала истерить, словно и правда в тайне была нашкодившим ребёнком. – Где все меня поймут!

- Правильно! – Кричал я, вырываясь из рук санитаров, зная, что эти крепкие мужики, меня случайно не отпустят, и я не упаду.

- Это глупо! Нельзя достигнуть успеха в своем хобби, называя это главным делом жизни! – Вспылил отец, и вдруг затих, поняв, что слишком сильно обидел этой своей фразой дочь.

Санитары грубо тащили меня по тропинке, заодно расчищая её от снега. Я слышал и чувствовал, что сапожки Люси, и пролетарское дыхание Олег Иваныча, движутся позади, и поэтому ещё сопротивлялся, словно гордый мученик.

- Скажите, о чем спектакль? – Люся обратилась к моему напарнику.

- О любви… - Неловко ответил он.

- А он не врет по поводу связей? – Наивно продолжала девушка, не обращая внимание на недовольства отца за спиной.

- Дочь! Это особо опасный пациент с глубоким психическим расстройством, способный подавлять волю других людей… - Жаловался на меня главный врач, пытаясь найти понимание родственницы.

- Папа… - Люся остановилась у парадной лестницы. Дежурные бабушки распахнули двери, и на ступеньки пролился жёлтый, тёплый, но такой ненавистный для меня свет. – Неужели ты считаешь, что я недостойна быть примой театра, хотя бы даже в сумасшедшем доме…

- Даже если это увидишь только ты, и твои психи… - Она сказала это так, будто и правда была настоящей актрисой.

- Хорошо. Хорошо… - Выдохнул успокоившийся врач, и санитары развернули меня грудью на амбразуру. – Но ты и правда считаешь, что этот человек, способен хоть что-нибудь поставить?

Словно гонимый и непризнанный гений, я отвернул голову в сторону леса.

- Да, считаю! – Ответила Люся.

- И как же называется ваш спектакль? – Дёмин присел ко мне, и довольно улыбнулся прямо у моего лица.

- Человек-голубь! – Торжественно сообщил Олег Иваныч.

Я вздрогнул и посмотрел в глаза врачу.

- Ну скажи, скажи… - Прошептал Дёмин. Люся стала волноваться и подошла на всякий случай ближе, чтобы меня расслышать.

- Человек-голубь! Он похитил мою жену! Разрушил мою жизнь! Я должен его найти! – К глубокому сожалению, я не смог сдержать то, что копилось во вме, и точило моё сердце изнутри, уже долгие месяцы.

Дёмин разочарованно наклеил на мою куртку капусту, и меня увели.

Глава 3. Смотри наверх

Капуста – означало худшее, что может случиться с достойным человеком в сумасшедшем доме. Особенно, если он на самом деле никакой не сумасшедший.

Меня втиснули в отдельную палату с решеткой на узком окне. Я отряхнулся, повесил сушиться куртку на край кровати, переклеил капусту на пижаму, походил во круг, и постучал в дверь.

- Рукопись! – Прокричал я, и практически сразу, сиделка открыла дверь и наградила меня ударом тетради по груди с выпавшим на пол карандашом.

- Чего орешь? – Злобно смотрела бабушка.
- Читали? – Я подозрительно покосился на неё.
Старушка задумалась, ответила, и закрыла дверь: - Делать мне что ли больше нечего! 

Какое-то время, я бесцельно бродил по крохотной палате.

- Ну наконец-то! – Скомандовал я, забрав принесённый полдник из чая с хлебом, и тут же уселся за тетрадь. Я просто не любил, когда меня отвлекают, и вовсе не хотел есть.

- Пустохуль-Майский… Нет… - Мой холодный бессмысленный взгляд сверлил голую, безобразно покрашенную стену. – Вот с «Варёным» я ещё смириться бы мог. Ведь это правда. Порой, я слишком отстранён от жизни. Но как же так? Как же так получилось?

Я резко встал, и постарался отодрать от окна железные прутья решетки.

- Нет… Это только начало! Это всего лишь испытание… - Стал догадываться я вслух. – Ведь испытания никогда не повторяются! Иначе они бы не были испытаниями… А если повторяются – значит я деградировал, значит, мне ничего не грозит. Но грозит!..

Я обнял свои волосы на голове, словно и правда став вести себя, как сумасшедший.

- Спокойно. Я здесь… А значит, ничего не произошло. Это испытание, и только. – Сказал я, и ловко обернулся к окну. – Всё только начинается. Да…

«В трудное время, неясные минуты, часы сомнений – обращайся к себе так, как обратился бы к своему ребёнку»
Леопард Конев.

Удача – в совпадении случайных обстоятельств для счастливчиков, не знающих преград судьбы.

На деле они были так глупы, что и не разобрали бы, насколько это было просто.

Теперь отрада – лишь за результат мучительной борьбы. Удач – сколько угодно.

Мой внутренний отец, я должен рассказать – что понял это слишком поздно.

Я думал кто-то будет помогать (судьба?), и кто-то будет воздавать (за что?)

Какие у судьбы вообще преграды, кроме реальности и обоснованных возможностей?

Ну не считая базовых условностей и катастроф, обычно причисляемых к судьбе,

Преградами зовутся ограниченность ума, не до талант, и лень.
Но для отдельной категории людей – ещё мечта.

Мечта – фантазия сильнее физики.
Самообман, как смысл внутренней политики, когда во вне –
Дела идут намного больше хорошо, чем у тебя внутри
И даже без усилий. Но…

О ком? О чем? Ах, да… Я нахожу себя побитым псом,
Которого не пустят за приличный стол,
Ну хуже всего в общем то, что что бы он не гавкал –
Всё не ново.

Всё не ново – это приговор.
Достигнут максимум природной мысли.
Другие – избраны невидимым великим божеством,
А ты не избран. Но…

Опять же, если всем им повезло, а про удачу мы учли, что это – дно,
То есть - легко, поскольку счастье есть в неведении, то это значит что?
Что они тоже исчерпали свой потенциал, а я и близок к этой цели не был, но уже устал?

К тому ж отец... Давно не знал я человечьих ласк,
Не помню помощи о тех, кому я помогал (Лишь просят больше).
Но говорить об этом совестно. Не стану, так…

Про деньги я молчу (кредит отдал),
Ну остальное всё ты знаешь сам…
Мне кажется, я нахожусь не там, где должен - так всегда.

Старею, кстати, не мужчина прям как есть ещё,
Но и уже не парень.
Скорее – стареющий молодой человек.
Надо сменить стиль... Кхм…

- Ой-ой-ой-ой… - Походил я по комнате. – Чернышевский говорил, что разбавлять прозу поэмой это пошлость. Но с чего он так решил? Кто это вообще такой, и в чем его художественная ценность, кроме старого текста, наполненного надменностью и цинизмом? Да, к черту его!

Сынок! Так рад, что ты мне написал.
Ты был настолько искренен, мне показалось даже – будто мы сто лет не виделись.

Ты за своей теперешней великостью,
Не узнаешь и ни себя, и не других.
Ты смотришь лишь по сторонам, и вниз.
От этого ты одинок. Смотри наверх, сынок!

Ведь ты забыл, как рано повзрослел,
И понял то, чего другие не познали до сих пор.
Но не суди других, сынок.

И оглянуться не успеешь, как ты станешь замечательным мужчиной.
Про девок говорить – вообще смешно! Вот уж чего,
А этого всегда в довесок.

Всё остальное показалось несущественным,
Твори, сынок! Один итог.
За словом слово,
После слова - Бог.

Я даже не успел как следует поразмыслить, над ответом моего отца, как в стекло за решеткой, врезался голубь.

- Ты здесь? - Я осторожно подошел к окну, в ожидании что грозная птица сейчас поднимется выше и продемонстрирует мне свой дикий взгляд с покрасневшими глазами. – Я тебя найду!..

Вернувшись на постель, я спрятал рукопись, став пить холодный чай.

Я отчетливо помню, как меня поймали на улице и связали. Как я бегал за трамваями с перебинтованной рукой: - Вы не видели его? Нет? А вы? Он высокий такой, в плаще. Взгляд туповатый, но на деле он хитрый! Нет? В круглых таких очочках, как сатана!

Взрослые пассажиры старались от меня отойти, дети смеялись. Я заметил голубей на траве, и бросился их ловить. Ведь человек-голубь имеет супер-способность: видеть глазами птиц, находящихся рядом с ним в радиусе 3,5-4 километров.

Когда я впервые об этом услышал, то конечно значения подобной выдумке не придал. Но теперь, я схватил одну из крылатых крыс, и пытался допросить. Как раз в этот момент меня стали вязать сотрудники скорой помощи и полиция…

- Алексей, спокойно. Всё хорошо. Мы отвезем тебя домой… - Говорила фельдшер спокойным материнским тоном, готовясь произвести мне укол.

- Что за персонаж? – Спросил усталый полицейский.

- У него жена сегодня родила… - Сочувствующе ответила девушка.

- А… Сошел с ума… От счастья. – После этих слов служителя закона, я закричал:

- Человек-голубь похитил мою жену! Вы должны его найти! – Я сам не зная почему, набросился на полицейского, каким-то чудом выхватил у него пистолет, добежал до парка и стал палить в птиц.

- Где он! Где он! Вы мне всё расскажите! – А большего я и не помнил.

Пожалуй, если б не этот нюанс, я бы не оказался там, где сейчас нахожусь.

Я сам виноват. Я упустил тот момент, когда наглая птица впервые врезалась в окно моего кабинета, где я несколько лет работал аналитиком. В комнату зашла чересчур ухоженная Глаша и пригласила меня пройти на знакомство с новым начальством.

Глава 4. Душекрушение.

- Давай, брат, не подведи! Халимова просто так никого не вызывает. – Мой ненастоящий друг по офису Рома, отличающийся повышенной гиперактивностью и мышечной химией, терзал мои плечи у входа в кабинет начальства. – Пора показать, чего ты стоишь!

Я прошел в кабинет. Халимовой было прилично за 40 лет, но по оправдавшимся слухам, она улавливала все модные тренды, даже если нисколько их не понимала.

Я понял, что должен сесть напротив неё за столом. А когда сел, то не смог оторвать глаз от её странных больших сосков, торчащих из-под белой блузы. Я посмотрел на Рому, тот показал большим пальцем - «Всё классно».

- Тёткин… Так ты писатель. – Халимова посмотрела мне в глаза, а затем достала из-под прочих бумаг, мой распечатанный рассказ. – Твоё добро. И главное, узнал, где я живу… Принёс. Проказник…

В этот момент я машинально посмотрел в окно, и снова увидел заинтересованного голубя снаружи. Рома, был заинтересован в происходящем не меньше голубя.

- В общем, мой муж с этим ознакомился и кое-кому показал. – Халимова перешла на флирт. – Этот кое-кто хочет с тобой познакомиться. Ты как?

- Да, конечно… - Ответил я немного заторможено, и снова посмотрел на Рому, стараясь не смотреть на соски.

- Так что по поводу исследования? – Халимова явно хотела узнать что-то ещё по моей привычной работе, но я не мог сосредоточиться. Голубь за окном исчез.

- Исследование, да… - Я вспоминал. – Ну например, 68% людей в летнее время, всегда дотронутся рукой до кустов.

- До кустов? – Она заинтересовалась.

- Да… Даже если они идут одни, или в толпе. – Я выпутывался, вспоминая свой последний доклад. – Ну знаете, погладить кустики… Дотронуться рукой до зелени.

- И что из этого следует? – Халимова с очень умным видом качала головой, будто генерирует идею.

- Молоко. – Зачем-то сказал я, снова уставившись на её соски.

- А знаете, что… Пук-кабина! – Вдруг, торжественно заявила Халимова, и встала.

- Пук-кабина? – Переспросил я.

- Пук-кабина! – Взмахнула руками женщина. – Естественно, экологично, инновационно!

- Согласен! – Рявкнул Рома, хлопнул по столу, и тоже встал. – Сделаем платное приложение для доступа в пук-кабины!

- Это золотая жила… - Задумалась начальница, и достала смартфон.

- Но исследование скорее говорит о тяге к эстетике и подсознательном влечении к сохранению окружающей среды… - Добавил я неловко.

- Черт! До каких пор мы это будем скрывать! – Сообразил Рома. – Все портят воздух! Но ведь это решение – прорыв…

- Это имидж. – Твердо отметила Халимова и уселась обратно. – Тёткин, ты презентуешь нам это решение в пятницу… Будешь руководителем проекта.

- Но я… - Я не знаю, что я точно собирался сказать.

- Он согласен. А я пока подготовлю прототип и дизайн! – Рома буквально трясся от готовности начать работу.

Когда мы вышли из её кабинета, Рома крепко и немного больно зажал меня за шею и по-дружески спросил:

- Ты чего, брат? Не выспался? По понедельникам мы ходим в офисе босиком. Забыл?

Я посмотрел на свои ноги в туфлях, и виновато, но больше – от радости, ответил вежливо:

- Да, забыл. У меня щас просто гости незваные… Напряг дома.

Рома щелкнул указательным пальцем в знак поддержки, и ушел. Глаша пристально смотрела на меня, ксерокопируя документы.

В тот день, больше ничего вразумительного сделать на работе я не смог. Мне хотелось скорее обо всем сообщить Алине. Но только не при всех – да как я мог?

Выйдя на улицу, я сразу обратил внимание на красный пежот, который уже не первый день за мной следил. Однако, я был на таком энтузиазме, что мне хотелось разогнать все сомнения и бдительность прочь.

- Вы за мной следите?! – Я резко подошел к машине и постучал в стекло.  Пожилой мужчина за рулём также резко завелся, и уехал.

Отлегло… Я поднял смартфон, но Алина не брала трубку.

Я оставался в офисе допоздна. Я ждал, пока Халимова покинет свой кабинет, чтобы спросить – когда же я смогу познакомиться с тем кое-кем, кто прочитал мой рассказ.

- О, ты здесь! Готов? – Спросила Халимова, и я сам не зная на что, ответил: - Да!

Поздним вечером, мы оказались в дешевом китайском ресторане в студенческом городке. Я уже не обращал внимание на соски Халимовой, даже при том, что рядом с ней сидел её благожелательный муж, который хвалил абсолютно всех и всё – мой глаз привык, и мне просто было не интересно. Выходит, Рома прав – всё естественно.

Наконец, когда я уже совсем заскучал и к тому же отчаялся дозвониться до жены, ко мне обратился тот, ради кого я сюда пришел:

- Так что, выходит ваш рассказ о кораблекрушении? – Престарелый продюсер в момент своего вопроса даже перестал есть.

- Так интересно… - Прокомментировал Тимофей, супруг Халимовой.

- Да, вы правда прочитали его? – В моем горле немного пересохло, хотя я выпил достаточно, и уже сто лет не волновался перед серьезными людьми.

- Угу… - Промычал дед. – Мужчина уступает место в спасательной шлюпке, мальчику, а сам мужественно погибает. Мальчик вырастает, не может найти себя, отчаивается… Но затем находит семью того самого мужчины, и начинает о ней заботиться словно отец. К тому же он влюбляется в его дочь, и потом они женятся.

- «Душекрушение». – Подметил я. – Так я его назвал. – Ну… Может быть, это рабочее название.

- Прекрасное название… - Вполголоса восхитился муж моей начальницы, которая в свою очередь не вылезала из смартфона.

- А потом… Этот мальчик, будучи мужчиной, уже сам встает пред выбором, спасти другого, или себя… - Подводит итог задумчивый старик. – Ну и как вы считаете, правильно ли поступил ваш герой? Этот мальчик…

Халимова оторвалась от телефона и с интересом посмотрела на меня:

- Ну… Это же художественное произведение. – Я отставил бокал и потер в руках салфетку. Очевидно, мой ответ был старику очень нужен, и вероятно, от моего решения, теперь зависело очень многое. – Мальчик, как известно, выбрал спасти себя и вернулся к семье. Что на мой взгляд, правильно. Ведь он уже однажды, невольно лишил их отца. Теперь если бы он лишил их ещё и себя… Это была бы двойная кара. Ужасная несправедливость для тех, кого любишь.

- Очень умно… - Прокомментировал Тимофей.

- То есть, вы хотите сказать, что на кону фактически стояла одна жизнь незнакомца, против жизни целой семьи? Включая и детей этого мальчика. – Рассуждал старик.

- Да… - Я начал было отвечать, но Старик себя дополнил: - Но они были в безопасности. Пережили бы утрату… Тем более, не в первой, опыт есть.

- Да… - Мне начало становится дурно, но я продолжил: – Но я говорю об одном моральном выборе конкретного человека… Ему была дарована жизнь, которая, по сути, не принадлежит ему, а принадлежит семье человека, который его спас.

- Тимоша, закажи счет. – Безразлично буркнула Халимова.

- И вы сможете поставить этот спектакль самостоятельно? – Холодно спросил продюсер.

- Конечно! – Я не растерялся. – Я окончил литературный институт, работал с актерами. Давно пишу. Иначе, как я, по-вашему, расписал действие по ролям? Локации?

- Да, ладно, ладно… - Оправдывался старик, поднимаясь из-за стола вместе с остальными гостями. – Обычно я так не делаю, но в этот раз чувствую, что пора дать шанс кому-то ещё.

- Спасибо… Вы не пожалеете… - На прощание я постарался выказать свою благодарность, хоть это не звучало и от чего-то даже не было искренним, ибо воспринималось мной как должное и долгожданное.

- Я не пожалею. – Невозмутимо ответил дед.

Мне хотелось как-то ещё смягчить наше с ним прощание:

- Ну а… Как бы вы поступили? – Спросил я неловко.

- Я бы умер. – Сразу ответил мужчина. – Только не спасая никого, а сразу изначально. Сам бы в шлюпку полез, да ещё бы родных и близких затащил. Всех бы повыбрасывал ради них, если надо.
 
Дверь в такси захлопнулась, и он уехал.

Я пробрался в спальню, когда Алина уже спала. Поскольку я немало выпил, и чистка зубов не особо помогла – я повернулся к ней спиной, стараясь нешумно заснуть.

Однако, я открыл глаза от холода. Поднялся посмотреть и подпрыгнул на кровати:

- Твою мать! – Человек-голубь сидел в углу, не двигаясь с открытыми глазами.

- Милый, ты чего? – Алина проснулась и потянулась меня обнимать.

- Какого хрена он тут делает? Почему он еще здесь? – Я не отрывался от ЧГ, а он не реагировал на мои упреки. Алина улеглась на свое место и сказала:

- Ты же знаешь, ему некуда идти… Он в опасности. Живет на балконе. Никого не трогает. – Продолжала она сонно.

Верно, дверь на балкон была открыта. Наконец, человек-голубь опомнился и встал:

- Простите… Я сплю с открытыми глазами. Это могло вас напугать. – Он немного походил от стены к стене, и затем скрылся, налив себе на кухне воды из-под крана. – Советские ученые не учли, что голубь будет спать. Меня разрабатывали очень быстро. Руководство всегда менялось… Простите ради Бога.

Голубь поставил стакан и вышел обратно на балкон. Я снова лег к ней спиной, и почувствовал, что она лежит с открытыми глазами, как бы ожидая моих недовольств, но я поклялся с ней больше никогда не ругаться.

- Ну… - Сказала Алина, выдохнув.

- А это нормально, что голубь курит? – Спросил я цинично. Ведь человек-голубь и правда в это время курил на балконе.

- Ну он же не прям голубь… Он человек. – Продолжала Алина недовольно.

Голубь заплевал бычок сигареты, блеснул маленькими очками на глазах, и укутался в свой плащ, из-под которого торчали беспорядочные перья.

- Ему наверно холодно… Вот он и пришел. – Говорила Алина со спины.

- Дорогая, ты привела домой бомжа. – Я не стерпел и поднялся. – Ты понимаешь?

Алина шмыгнула, и накрылась одеялом с головой. Это означало, что она обиделась.

- Ну прости… - Я принялся её нежно обнимать, ведь такие моменты её обид просто-напросто разбивали мне сердце. – Ну пойми, что это ненормально…

Моя молодая жена не поддавалась на мои утешения, и я бросил попытки её достать, и лег на спину:

- Ладно, пусть остается. – Рассудил я, но она не ответила.

- Я ставлю «Душекрушение»… - Добавил я буднично.

Через некоторые мгновения, Алина выбралась из-под одеяла и посмотрела на меня:

- Ты сказал так, как будто не пошутил. – Дерзко заявила она.

- Я не пошутил…

Если бы этот самый человек-голубь, обернулся – он смог бы лицезреть забавную картину в спальне, как двое молодоженов что-то делают под одеялом. Его глаза к тому же были открыты – но не ясно, спал он, или думал о чем-то своем.

Глава 5. Человек-голубь.

В актовом зале сумасшедшего дома царила суета. Отобранные мной, для спектакля, пациенты – пытались что-то примерить из того, что было доступно в костюмах. В основном, конечно, это медицинская тематика начала 20 века.

- «Пук-кабина»? Я не понимаю… - Олег Иваныч оторвался от чтения текста, и направился ко мне.

Я же не отрывал взгляд от входных дверей, ожидая Люсю.

- Варёный… Думаешь, зрителю это понравится? – Переживал напарник.

- Так! – Я решил не отвечать на этот вопрос, и проверил наличие персонажей: - Халимова – есть! Рома – есть! Старик-продюсер?

- А… - Промычал старик из кресла.

- Он не умеет говорить… - Объяснил мне Иваныч.

В то же время пациент игравший «Рому», худой высокий парень Виктор, не переставал лупить себя по щекам, стараясь избавляться от тика, а крупная тётенька Дуня, она же «Халимова» наглаживала свои пышные груди и подпрыгивала на месте.

В зал вошёл с виду матерый психопат, похожий на беспощадного серийного убийцу, Вася. Ему было не больше 40.

- А это кто? – Спросил я у Олега Иваныча.

- Ты… - Ответил напарник виновато.

Вася, очевидно не рискнул ко мне подойти, но уважительно кивнул, взял распечатанный сценарий, и уселся на подмостки.

- Олег Иваныч, ты серьезно? – Я тихо допрашивал напарника.

- А что я могу сделать, после тебя – он самый молодой. – Оправдывался Иваныч. – И я ему уже пообещал…

- Пообещал? – Спросил я громче положенного.

- Ну да… А то бы он не согласился… - Промямлил пролетарий.

Я обернулся на Васю, и тот смотрел своим пронзительным взглядом прямо мне в глаза.

- Может не будем его расстраивать? – Добавил Иваныч, а затем посмотрел в ту сторону стены, куда засмотрелся и я. – О, Боже… Лампочка мигает. Это знак…

Я гордо поднял голову – Иваныч засутулился и отошел назад.

- Здравствуйте, товарищ режиссер… - Наконец, за моей спиной раздался долгожданный голос Люси.

- Вы готовы? – Уточнил я, и обратил внимание, что в зал вошли и санитары, очевидно присматривающие за ней по наставлению отца.

- Я не успела прочитать весь сценарий… Но начало интригует. – Девушка отошла изучать местную сцену.

Действительно – без шубы, без пласта косметики, без сапог и без отца, она была довольно привлекательнее, чем ранее мне казалось при нашей первой встрече на улице.

Иваныч подошел ко мне в плаще:

- А где взять перья? – Спросил он виновато.

- Перья будут на премьере… - Ответил я по-наставнически дружелюбно, тем более что теперь мне по-настоящему было перед кем умничать. - Мы пока репетируем… Так, внимание! Все сюда!

Мизансцену я расположил так, как это было на самом деле:
Я, Рома, Халимова и Глаша сидели с одной стороны стола, а напыщенный инвестор с другой. Последнего, играл местный дурачок Игорёк, который считал, что за ним следит мировое правительство. За Глашу был я временно сам…

- Итак! Халимова заходит в кабину, загорается зеленый свет, мы «хло-паем» - Я даже показал движение аплодисментов, и пациенты это повторили. – Затем в центр выходят Люся и Олег Иваныч, начинают танцевать.

Люся и Олег Иваныч утвердительно кивнули. В актовый зал незаметно пробрался Дёмин.

- Затем выходит маньяк… - После этих слов, Вася с удивлением на меня глянул. – То есть - я, как персонаж… И начинает выяснять отношения.

- Начали! – Крикнул я, и хлопнул в ладоши так, что это напугало «Халимову», и она упала в обморок из-за стола. Рома начал её поднимать и лупить по щекам вместе с собой.

- Продолжаем, всё хорошо! – Комментировал я. – Это репетиция!

- Ой! – Крикнула «Халимова». – У нас такое… Такое!

- Что? Что случилось?! – Запаниковал за столом «Инвестор», и Дёмин прикрыл лицо рукой от стыда.

- Господа, наш начальник, Вероника Халимова, хочет сообщить о новом прорывном проекте… - Я изобразил голос Глаши.

- Да! – Громко рявкнула Дуня. – Скажи им!

- А почему ты на меня-то смотришь? Я Глаша. – Уточнил я с претензией.

- А Тёткин где? – Спросил глухим голосом «Рома» так, словно это привело его в шок.

- Так… Тёткин… Иди сюда… - Скомандовал я, поняв свою ошибку, т.к. посчитал себя в этой сцене два раза.

Вася, остерегаясь подошел, и аккуратно сел с нами за стол.

- Итак… - Скомандовал я. – Начнем заново. И… Начали!

Я снова хлопнул в ладоши, и Дуня опять свалилась под стол. Пока Витя её поднимал, я повторил речь Глаши женским голосом.

- Ой! Давай, Тёткин! Покажи ему… - Проскрипела «Халимова».

«Тёткин» злобно посмотрел на «Инвестора» - Игорёк встал и выбежал из зала. Я шикнул на Дуню:

- Да! – Она догадалась, что делать дальше, встала, и поправив груди, пошла к кабине – в это время, Олег Иваныч выкатил на сцену, заклеенную бумагой со всех сторон, телефонную будку.

- Ты говорить что-то будешь? – Спросил я строго, но вежливо у маньяка-убийцы.

- Короче! – Наконец, маньяк подал голос и оттарабанил. – Когда баба пукнет, загорится зеленый свет!

Дуня изобразила реверанс, и зашла в кабину.

- И мы заберем её деньги. – Подытожил Вася, и посмотрел на меня в ожидании похвалы.

- Молодец… - Тихо сказал я ему, и глянул на Дёмина, а затем на Люсю – кажется, ей было правда интересно.

Однако, все смотрели на «кабину».

- Как думаете, она уже всё? – Сказал Олег Иваныч из-за сцены.

- Всё! Типа зеленый свет загорелся… Давайте! – Ответил я.

Люся и «Человек-голубь» в исполнении Иваныча вышли на сцену, обошли друг друга и стали танцевать «медляк».

Пожалуй, Люся действительно была очаровательно и хороша… Я даже не успел опомниться, как отреагировал на хруст Васиных зубов.

- Порву! – Крикнул Вася с места, и бросился душить Олег Иваныча. Они упали на пол и стали кататься в борьбе.

Я не знал, что сказать, смотрел на Люсю, и не мог от неё оторваться… В моей голове крутились десятки, а уже и сотни сценариев нашего совместного успеха, неожиданных поворотов, любовных линий… Да, я снова впал в свою фантазию, как тот, кем в этом сумасшедшем доме меня определили… «Варёный».

- А мне что делать? – С интересом спросила Люся.

- Я покакала. – С гордостью сообщила Дуня, выйдя из кабинки.

- Убей меня… - Мычал Иваныч лежа под душившим его Васей.

- А надо? – Поднял голову Вася и спросил меня.

- Ну что дальше то? – Спрашивала Люся.

- Стоп! Стоп! Стоп!.. – Я поднялся, и все успокоились, посмотрев на меня. – Давайте ещё раз!

Пока актеры готовились, я спустился и подошел к Дёмину. Тот похлопал меня по щеке, поправил на моей груди «клубничку», и открыл рот:

- Я даже не знаю, что тебе сказать. - Затем он снова глянул на сцену, и увидел, как его дочь, с большим интересом помогает прочим пациентам занять правильную позицию за столом. Показывает и обучает новым актерским жестам.

В реальном мире, то есть уже в моей прошлой жизни – Халимова действительно зашла в пук-кабину сама, после того как раскрасневшаяся Глаша вышла из нее первой, потому что не смогла сделать так, чтобы над кабиной загорелась зелёная лампочка.

Но начальница не подвела. Зелёный свет загорелся, и инвестор захлопал первый. Я ощутил тоненькую ножку Глаши, заигрывающую со мной под столом в тот момент, когда Халимова сообщила при всех, что теперь я руководитель этого проекта мирового масштаба.

Позднее была вечеринка в баре, где Рома и Глаша отрывались больше всех, а я снова не мог дозвониться до Алины.

У бара мной был замечен лысый мужчина. Я хотел подойти, но он исчез… Кажется… Кажется, этот тот самый тип из красной машины, который постоянно за мной следит. А может… Глаша полезла обниматься, и отвлекла меня своим бюстом третьего размера.

Когда я вернулся домой, в нашу уютную квартирку молодоженов - свет не горел. Играла музыка, Алина танцевала с Человеком-голубем. Увидев меня, любимая лишь заулыбалась и пригласила присоединиться к ним движением своей ласковой руки.

Я встал к ним в танец третьим, и от такой доброты, даже действительно изменился в лице. Человек-голубь был высок – я устало положил голову ему на плечо. Было и так мягко, но оттуда ещё как нарочно, повыскакивали перья, чтобы меня дополнительно расслабить и развеселить…

Алина чистила зубы в ванной, в тот момент, когда я всё-таки подсознательно решил всё испортить:

- Мне стоит о чем-то беспокоиться? – Спросил я загадочно.

- У меня задержка. – Спокойно ответила жена, и сплюнула зубную пену в раковину.

Я аккуратно закрыл дверь, прошел на кухню и сел напротив голубя, за маленьким квадратным столом с цветной скатертью.

- Мне кажется, за мной следят. – Сказал я озадаченно и ещё немного не отойдя от шока.

- Это советские ученые. Им нужен я. – Спокойно подметил голубь. – Я оставлю вас, как только это станет безопасно. Ещё раз простите…

Я собирался уходить, но достопочтенно отметил:

- Я обладаю способностью видеть глазами птиц, и говорить с ними… - Голубь выдержал небольшую паузу: - Но я лишен возможностей познавать и вкушать дары любви.

Отлегло. Чаша предательских сомнений опрокинулась. Нужно было сказать ему что-то хорошее, чтобы Алина не заподозрила меня в ревности больше положенного.

- И… Погоди… - Вдруг, я опомнился. – Так и передал Халимовой мой рассказ?

- Это не так важно. Голуби умеют хранить молчание. – Таинственно подметил собеседник.

Я уселся за стол, и задумался, погрузившись в свое привычное состояние поиска несуществующих взаимосвязей, первопричин, возможных вариантов развития невозможного будущего.

- Ты сомневаешься… - Продолжил голубь, когда в ванной хлопнула дверь. Алина вышла в комнату.

- Не думай, просто живи. – Голубь спрятал грязные когти под рукав плаща, увидев, что я засмотрелся на его руку. – Я обязательно приду на твой спектакль, когда ты его поставишь.

- Правда? – Переспросил я наивно.

- Правда поставишь, и правда приду. – Сообщил наш гость.

По дороге к балкону я успел обнять Алину, и понял, что она не обижается. Не обижается даже больше в силу того, что я сам не злюсь.

Я прикинул одеяло, укутался и закурил в улицу. То, что я вероятно стану отцом, не так заботило меня, как то, что в нашем дворе снова стоял красный пежот.

Так я отец семейства, или не отец? За стеклом комнаты голубь бережно проследовал в ванную – на период холодов, он стал перемещаться на ночь туда.

Глава 6. Трамваи и цветы.

- Алло, здравствуйте, да… Ситуация? – Я накрыл голову одеялом, так что мой телефон не было видно Алине, которая стелила нам свежее постельное белье, и грозно смотрела на меня через окно, что я мол ей не помогаю.

- В общем, у меня во дворе стоит машина. Она за мной следит. Это красный пежот. – Сообщил я дрожащим голосом. – Угрожает ли мне опасность? Нет, я думаю, нет. Но моя жена беременна. Понятно…

Вдруг, пежот внизу, завелся, включил и потушил фары.

Я мучался рядом с Алиной на постели и не мог уснуть. Мне ужасно хотелось подойти к балкону, чтобы узнать: стоит ли ещё внизу красный пежот? Приехала ли его проверить полиция, как обещала?

А может зря я так поступил вообще? Почему этого человека-голубя ищут? Вдруг, он опасен? Тот водитель, из красной машины, не сообщит же ничего, что выступило бы против меня? А вдруг я скрываю опасного преступника? Черт!

Я встал, чтобы пойти напиться воды. Красный пежот всё ещё стоял внизу.

- Надо хотя бы его предупредить. Точно! – Мелькнуло в моей голове. Зря я вызвал полицию… Ладно. Просто скажу, чтобы он уезжал.

Я зачем-то взял кухонный нож, спрятал его в махровый халат, надел шапку, прошел мимо ванной, в которой наш гость сидел с открытыми глазами.

В подъезде ко мне пришла мысль – ну и зачем я взял нож? Я подумал, куда бы я его сейчас мог спрятать, чтобы не брать с собой? Боже… Я слишком давно не спал. У меня на носу первый настоящий художественный контракт, репетиции… За то теперь есть почва под ногами. Новый проект. Свой проект! «Пук-кабина»… Это другие деньги. А что, если Глаша захочет стать моей любовницей? О чем я вообще думаю? Я замечтался.

Дверь в подъезд открылась, и лысый водитель красной машины, вошел внутрь и увидел меня с ножом в руке. Он выбежал, а я за ним:

- Стой! – Крикнул я, сам того не ожидая.

Наш двор осветил синий свет полицейских мигалок. Водитель судорожно пытался открыть дверь машины, а я стоял с ножом у него за спиной. Полиция всегда не вовремя.

Я убрал нож в карман халата, поднял руки и замахал в сторону красного авто. Сонный полицейский подошел, и мне пришлось ему всё объяснить.

Когда Человек-голубь покидал нашу ванную в сопровождении полиции, Алина сидела на кровати, прикрывшись одеялом и ничего не говорила. Все ушли и стало тихо.

Цветы в нашем доме, которые с самого заезда сюда, раньше были повсюду – сменялись какими-то детскими штуками.

- Как думаешь, между нами любовь или привычка? – Однажды вечером за скромным ужином спросила Алина.

- «Пук-кабина» не взлетает. Инвестор морозится. Компания закупила слишком много прототипов, которые теперь никому не продать… - Я продолжил говорить о своем, и добавил: - Рома уже увольняется. Нас всех могут начать сокращать.

- А что театр? – Моя жена встала из-за стола, продемонстрировав свой уже довольно большой живот.

- Молчат. – Сухо ответил я, и дополнил с надеждой ей вслед: - Но я что-нибудь придумаю!

Иногда бывает так, что в твоей жизни происходит что-то удивительное, и это удивительное происходит настолько быстро, что ты не успеваешь ничего сообразить. Ты только действуешь, и строишь планы, а потом раз… И всё становится медленно беспощадным, как эти 9 месяцев отсутствия радости в нашей квартире.
Казалось, что, во-первых, теперь Алина больше сосредоточена на себе (и возможно, это в её положении нормально), а во-вторых, что я начинал слишком много про неё и за неё думать.

Вот этот вот вопрос «Любовь или привычка?», однажды, задаётся всеми влюбленными на некоторый год совместный жизни.

Сам я, давным-давно, ответил на него: Любовь – это привычка.

Как водится, что одного, такой вопрос гнетет, другого злит. Я из последних. Буквально это значит то, что первый чем-то недоволен, пока второй пытается уговорить первого принять существующее положение за абсолют. Можно продать это положение за счет будущих свершений и договориться на время не поднимать этот вопрос. Но всё же, если вопрос задан – то колокол пробил. Если не за что бороться, это разрыв; если есть за что – кризис.

С уходом Человека-голубя мы ни разу не поднимали тему: За что и Почему. Ни разу про него не вспоминали вслух. Видимо, это было хорошим сигналом, «прости Господи мне мои эгоистичные замашки, Алина его не любила…»

Но некогда раньше, когда в этом доме ещё стояли повсюду цветы… Алина водила трамвай, и улыбалась всем прохожим и пассажирам. Она всегда ждала, когда-то бежит к остановке даже в отсутствии дождя, и всегда тормозила, если на рельсы что-то попадало.

Как-то вечером, она принесла домой раненого найденыша. Мы отвезли птицу в больницу. А на следующий вечер, с её слов, на обходе трамвая после смены, она встретила в салоне последнего пассажира в плаще, который не собирался уходить без неё.

Он умолял её помочь спрятать его, и перечислил все названия цветов, что стояли у нас в доме, в штуках и вариациях горшков.

- Это же просто смешно… - Я строго смотрел на Человека-голубя, впервые появившегося в наших дверях. – Хочешь лучше я уйду?..

- Да ты чего, милый… Он переночует на балконе. Балкон закрывается с внутренней стороны, если ты боишься. – Отвечала нежно девочка так, словно привела домой бездомного щенка, не более.

- Да я-то не боюсь… Но Алина… - Дорогая не любила, когда я называл её по имени.

- Меня хотят уничтожить. Если вы сможете помочь, оказав небольшую услугу, я вас щедро отблагодарю… - Скромно заявил нежданный гость.

- Ну, милый… Смотри, как интересно! Может ты про него рассказ напишешь? – Алина нежно жалась ко мне, будто кошка.

Пока Человек-голубь отдыхал на нашем летнем балконе, мы с Алиной лежали в постели, и смеялись, смеялись, смеялись…

Как быстро – я перешел из ранга, вечно подающего надежды, к вечному источнику проблем, а она – от хозяйки собственного положения к обузе, коей на деле лишь сама себя такой уверенно считала.

Просто, ей надоели трамваи и цветы.

Возможно, из её жизни ушло самое яркое событие, которое с ней могло произойти – помощь нуждающемуся.

Меня уволили аккурат ко дню Алининых родов, и я не смел заявиться к ней – без хороших новостей, внушающих прекрасное будущее для нас двоих, или хотя бы для одного из нас.

- А как насчет спектакля? – Спросил я напоследок у начальницы.

- Тёткин… Тебе бы псевдоним получше. Может Пустохуль? – Цинично ответила Халимова.

- Может… А продюсер молчит? – Задумался я.

- Пустохуль-Майский… Загадочно. – Ответила она, хоть я не понял, шутка это или нет. – И имя… Арест. Типа ты… Такой, оппозиционно-нестандартный.

- Спасибо… - После этой прощальной беседы, я ещё несколько часов шатался по центру города, сам себя ненавидя и презирая.

- Клоун! – Читалось в моих глазах. – Ненавижу! – Кричали мои мысли, завидев случайных счастливых прохожих.

- Как так? – Сказал я вслух, и понял, что дошел до того самого китайского ресторана в студенческом городке. Видимо, ноги сами привели меня туда, где я был счастлив.

- Надо идти к жене… Вот только чая выпью. – Подумал я, и остановился, чтобы перейти дорогу.

Из ресторана вышел Человек-голубь, вместе с престарелым продюсером. Они пожали друг другу руки, и я осознал, что давно перестал замечать тот самый красный пежот, который теперь стоял припаркованным у самого парадного входа.

Лысый водитель открыл Голубю дверь в салон, тот сел внутрь, и они уехали.

- Простите! – Я догонял старика.

- Вы ко мне обращаетесь? – Спросил старик, не глядя мне в лицо.

- Как насчет нашего спектакля? У меня давно всё готово! Я и актеров подобрал! Хотите пришлю на почту свои решения? – Мельтешил я словно студент, старающийся угодить преподавателю.

- Вы кто? – Старик остановился.

- Я? – Мне показалось, что старик меня сейчас узнает, и это ужасное недоразумение улетучится, но этого не происходило. – Я Арест Пустохуль-Майский… Театральный режиссер и сценарист. Мы с вами ели в одном здании…

- Я много с кем ел. – Презрительно ответил мужчина. – Если у вас что-то толковое, вам позвонят. Если нет, то нет.

Он собирался уходить, но я остановил его за руку:

- Это человек-голубь? Это всё из-за него? – Спросил я строго.

- Вы чего хотите? – Ответил он также строго.

- Я актёр! Творец. – Я окончательно потерял стыд.

- Ну а хотите, чего? – Ещё раз уточнил неприступный голос.

Он скоро ушел, и я правда, не знал, что мне было бы нужно ему ещё сообщить. Актёр? Иди в театр. Хочешь денег? Умей дружить. Хочешь славы? Имей деньги. Нет денег? Расти талант. Нет таланта? Гони лень. Все мне эти законы были ясны, как день.

Целую ночь я провел на кушетке в коридоре, пока наконец утром, меня не позвали в палату на Алинины схватки.

Глава 7. Несите «Пук-кабину»!

В актовом зале сумасшедшего дома царил настоящий аншлаг.   

В мою импровизированную гримерку режиссера (на деле – местную сушилку с прочим больничным хламом), ворвался Олег Иваныч, и сообщил:

- Заметил, что на ужине была клюква? – Он волновался. – Это знак! Как думаешь, к слезам?

Я думал, глядя на себя в гинекологическое зеркало и не отвечал.

- Надеюсь, это к слезам счастья! – Он присел на скамейке позади.

- Я волнуюсь! – Следом за ним вошла Люся.

- Не волнуйся. – Ответил я спокойно.

- Боже, я позвала всех знакомых, а они вообще всех! – Люся повернула зеркало на себя. – Если мы облажаемся, это конец.
- Я не пойду. – Твердо подметил Иваныч.

- Что? Хватит ерунду говорить… - Я попытался не придавать значение его столь неожиданному выпаду.

- Тогда я тоже не пойду. – Люся уселась на столик. – И этот маньяк, Вася… Его тоже нигде не видно.

- Да вы с ума сошли? – Я слегка вспылил, на что Олег Иваныч неловко утвердительно кивнул головой.

В коридоре за сценой и правда, не было никого, кроме Игорька, который считал, что в зале могут находиться правительственные агенты, и «продюсера» в кресле-каталке, который не умел говорить.

- Где все? – Спросил я у них.

- Иээ! – Промолвил продюсер.

Я выглянул из-за кулисы в зал: полно народу, даже есть цветы.

- Почему Дуня среди зрителей? – Пробубнил я себе под нос. Позади меня виновато и напугано толкались Люся и Олег Иваныч.

- Вот черт! – Я отвернулся.

- Что? – Спросил Иваныч.

- Таня Синичкина здесь. Тогда я тоже не пойду! – Крикнул я.

- Что случилось? – Дёмин догонял нас троих, чересчур обескураженных, пока мы ходили то в гримерку, то обратно в коридор.

- Всё пропало! Актеры разбежались. – Сетовал я.

- Ничего! Щас соберем всех обратно. – Подбодрил глав.врач, когда заметил, что Люся готовится заплакать.

В коридоре что-то упало, и Олег Иваныч убежал. Мы остались с Люсей в гримерке вдвоем, и машинально посмотрели друг на друга, услышав второй импровизированный театральный звонок, сулящий скорое начало действа.

- Как ты здесь оказался? – Неожиданно спросила она.

- А почему ты меня поддержала? – Так же неожиданно, но честно, ответил я.

- Этот «Человек-голубь» действительно существует? – Спросила она скромно так, как обращаются в кино не только к тем, кто видел призрака, но и кого любят, и боятся огорчить.
- Он похитил мою жену… - Я очень не хотел, но это всё равно выпало из моих губ.

- Ты её любишь? – Спросила она, и этот вопрос, как будто разорвал бумажный лист моих сомнений пополам.

- Не знаю. – Сказал я уверенно. – А ты кого-нибудь любишь?

- Нет… - Ответила накрашенная девушка в костюме водителя трамвая, не задумываясь.

- Мне кажется, я мог бы тебя полюбить. – Я посмотрел на неё.

- Возможно, я тоже могла бы тебя полюбить… - Задумчиво ответила она.

Раздался третий звонок.

- Если бы я, не находился тут, мы могли бы быть вместе? – Спросил я осторожно.

- Не знаю… – Она звучала откровенно.

Я встал, и Люся вздрогнула. Пройдя по опустелому коридору, я вышел на сцену.

- Дамы и господа! Меня зовут Алексей Тёткин. Я режиссёр, временно находящийся в доме сумасшедших. И я представляю вам премьеру нашего спектакля! – Мой голос ещё никогда ранее так не дрожал. Вся публика превратилась для меня в один пожар, состоящий из цветных углей. Если я что неправильно скажу, то вспыхнет – тут, или там. Если кто-то будет недоволен, то снова где-то загорится! Если провалюсь – сгорю здесь заживо.

Зал заполыхал аплодисментами. Моё сердце задрожало.

Я сел за стол на сцене, и громко сказал:

- Дорогая, что это? Как это так? – Публика молчала, был слышен шорох.

- Это человек-голубь! Его разработали советские ученые, и много лет держали в подземной лаборатории! – Я сказал это за роль Алины, перейдя на сцене к установленной двери.

- Ну погоди, мы не можем этого себе позволить! А чем мы будем его кормить? – Я ловко сел обратно.

- О, не волнуйтесь! Я же голубь. Крошки – это вполне по мне! – Я изобразил человека-голубя, и столкнулся взглядом с испуганным Иванычем, который стоял и пялился на меня за кулисой.

- Ну хорошо, а где он будет спать? Мне стоит ревновать? – Я сел обратно за стол, и позабыв текст, стал немного путать сюжет и импровизировать.

- О, что вы… - Сказал я басом за человека-голубя, и подхватил плащ, который мне бросил из кулисы Иваныч. – Я вижу глазами птиц и могу ими управлять, но я не могу познать даров любви!

Публика предательски молчала, я пытался сообразить, что делать дальше, сбросил плащ, и перекатился в центр сцены. Встал, просунул кулаки себе под рубашку, и изобразил тем самым грудь Халимовой:

- Несите «пук-кабину»! – Крикнул я так, что это даже мне вернулось эхом в полной зрительской тиши.

- Несите же, несите! Ну! – Крикнул я ещё раз.

Иваныч за кулисой встрепенулся, побежал, и тут же выкатил заклеенную наглухо телефонную будку на сцену.

- Так чего же нам скрывать? – Тут я окончательно вошел в игру, поняв, что больше, чем сейчас, опозориться в моей жизни уже невозможно. – Я попробую её сейчас испытать!

С этими словами, я с вызовом посмотрел на высокую телефонную будку, зашел внутрь, и горько заплакал.

Слёзы на глазах застилали каменные лица зрителей, которые я мог рассмотреть через редкие пробелы между газетной бумагой и глухим скотчем на стекле. Я рыдал навзрыд, казалось ещё громче, чем мгновение назад, кричал.

Дуня открыла дверь в кабину, и я вышел обратно на сцену:

- Не удалось…! – Произнес я насколько возможно громко, как на последнем издыхании от отпустивших слёз.

- У меня задержка! – Неожиданно на сцену вышла Люся, и публика немного оживилась.

Я сделал два шага к Люсе, и поцеловал её в губы, не выпуская из рук. Она поддалась и тоже меня обняла.

Из зрительского зала, на сцену взобрался Дёмин:

- Ну хватит! Отцепись от неё! Это зашло слишком далеко! – Он попытался меня оттащить от Люси, и Дуня вышла из кабины со словами:

- Всё готово!

- Что!? – Дёмин глянул в кабину и удивился. – Зачем ты это сделала?!

- Это естественно! Экологично! Инновационно! – Радостно сообщила Дуня, обращаясь к публике.

На сцену выехал «продюсер» в кресле-каталке и сообщил, глядя на нас с Люсей:

- Иее! Иее!

- Нет, он не даст мне денег. – Сказал я Люсе, глядя на продюсера. – Ему нравится не нравится моя идея! Теперь мы нищие!

- Пойдем рожать? – Торжественно спросила Люся, и зал покатился со смеху.

Зал хохотал до слёз. И Таня тоже – теперь из-за кулис я нарочно поглядывал на неё. Минуло пару эпизодов.

Теперь на сцене Люся тужилась, накрывшись полотенцем в специальном кресле. Маньяк-убийца Вася держал её за руку, Игорёк изображал медсестру. Публика была напряжена.

За сценой, новоиспеченные актеры добродушно спорили о том, кто ещё хотел бы выйти на сцену, и что именно мог бы сыграть.

- Папа! – Прокричала Люся, и Дёмин вышел на сцену, буркнув мне напоследок: - Ладно…

И ладно, ведь деваться ему было некуда – иначе, все решили бы, что он и правда психанул, имея в виду тот самый несвоевременный выход в первом акте.

Дёмин приоткрыл полотенце у Люси между ног, округлил глаза, и посмотрел на меня в сторону кулис:

- Это что? – Он не поддельно удивился.

Игорёк тоже глянул Люсе между ног, и сразу по своей манере убежал.

Мой выход:

- Что там? Что это? – С неподдельным интересом я спросил врача.

- Яйцо! – Ответил врач.

- Что? – Переспросил я.

- Яйцо! – Ответил врач на высокой ноте.

Люся тужилась как могла, и наконец, Дёмину всё-таки пришлось взять в руки и вытащить большое яйцо на свет.

Публика замерла.

- Что это значит? – Спросил Дёмин.

- Это значит… - Нарочно не договорил я, глядя в зал.

- Милый, я всё объясню… - Провопила Люся.

- Человек-голубь! Где он? – Я настолько громко и серьезно рявкнул на Дёмина, что тот случайно уронил яйцо и оно разбилось.

Зал охнул.

- Черт возьми, я не знаю! – Сказал Дёмин. – Такое правда было?

Я выхватил из-за спины пистолет.

- Я найду тебя! Ты мне за всё ответишь! – Крикнул я, и спрыгнув со сцены, стал целиться в импровизированных бумажных голубей, которых пациенты привязали и теперь спускали с чердака.

- Бам! Бам! Бам! – Кричал я. Публика аплодировала.

- Куда она делась? Где она? – Крикнул со сцены Олег Иваныч в плаще. – Она пропала!

- Это ты её забрал! – Ответил я, и задумался.

Олег Иваныч, вместе с залом, ждали моего ответа и продолжения спектакля, но я молчал.

- Что с ним? – Шипнула громко за кулисами Люся.

- Заварился… - Также шипнул ей в ответ Иваныч.

Без всяких сомнений я произвел несколько шагов к третьему ряду, выбрал неслучайного гостя, сбросил с него шляпу и наставил на него пистолет.

Это был Человек-голубь. Рядом с ним сидела Алина. Зрители рядом стали на них оборачиваться.

- Варёный! Ты чего? – Спросил Иваныч, выйдя из роли.

Немного посмотрев в глаза неожиданного зрителя, я убрал пистолет, и молча вышел из актового зала.

Глава 8. Пожизненная клубничка.

Какое-то время я сидел в общем холле, невольно реагируя не тех, кто так же, как и я, зачем-то решил покинуть актовый зал, но после – возвращался.

Двое санитаров, дежуривших на входе, поглядывали на меня, но больше не обсуждали. Я чувствовал себя нормальным человеком, впервые за несколько лет, или возможно даже – я чувствовал, что нахожусь именно там, где нужно быть – впервые за всю жизнь.

Зал сотрясался за тонкой стеной от хлопков ладоней.

- Поздравляю… - Первой ко мне подошла Таня Синичкина.

- С чем? – Абстрактно я спросил.

- Ну ты в сумасшедшем доме ставишь спектакли. – Объяснила она с пониманием. – Это типа круто.

- А хочешь сходим куда-нибудь? – Она успела отойти и снова вернуться. – А… Или… Прости. Тебе наверно выходить нельзя, и всё такое. Ну можно потом…

- Таня!.. – Окликнул я её. – Ты молодец, что пришла. Спасибо.

Я обернулся, и увиделся лицом к лицу, с теми, кого здесь ожидал, хоть было страшно их увидеть.

- Как ты? – Спросила спокойно Алина.

- Нормально. А вы? – Ответил я также.

- Отличная постановка… Много импровизации. У главной актрисы есть будущее. – Подчеркнул Человек-голубь.

- Да, я знаю… Спасибо. – Я посмотрел ему в глаза.

- Ну, нам пора… - Сказала Алина, но не рискнула потрогать меня за плечо.

- Ты… Если какая помощь нужна будет, звони. – Сказал Голубь, и я пожал ему руку.

Они стали отдаляться к выходу вместе с моей бывшей женой, и он еще раз обернулся, и понимающе кивнул в мою сторону. Конечно – сейчас он был без своего плаща. Он видимо, подстриг все перья, и улучшил зрение. Уверен, что это Алина позаботилась о его ужасных когтях, которые теперь не отличить от человеческих. Я снова замечтался, но последние грустные нотки о прошлом, прервало появление Люси.

Мы смотрели друг на друга, и не замечали людей, порой даже известных, что похлопывали нас по плечу и пожимали руки.

- Пожизненная клубничка! Хочешь? – Буркнул мне на ухо довольный Дёмин.

Я не ответил и пошел навстречу к Люсе, но вдруг остановился, развернулся и побежал на улицу:

- Где твои перья, сволочь! Ты их состриг! – Я набросился на человека-голубя и повалил его в снег, став раздевать. Он почти не сопротивлялся, за то со спины меня от души колотила Алина.

- Отвали от него, псих! – Кричала она.

Следом из парадного входа больницы по лестнице сбежала Люся, и уже попыталась оттащить от меня Алину. Они обе стали сначала кувыркаться в снегу, производя что-то на подобие борьбы, и Алина побеждала.

Так вышло, что я раздел своего оппонента до пояса и волосатой груди:

- Да что ты ко мне пристал, ненормальный! – Кричал Человек-голубь.

Я оставил Голубя, схватил Алину сзади, и аккуратно перебросил её в другой сугроб.

Люся стала бросаться в Алину снежками, а та в ответ. Мы с полуголым голубем, тоже подключились к этой снежной войне.

- Что будем делать? – Крикнул санитар Дёмину, который наблюдал за всем этим цирком стоя на лестнице.

Лысый водитель Человека-голубя также вошёл в перестрелку против нас с Люсей, кидая снежки, и прятался за машиной.

- Поможем! – Бросил Дёмин, побежал по лестнице, упал, встал, слепил снежок и бросил им в водителя.

Когда снежок от Алины, наконец попал Люсе в лицо, она посмотрела на меня и стала хохотать. Я получил от Голубя такой же блин, и тоже засмеялся, глядя на Люсю. Наши замерзшие лица сблизились, наши горячие губы растопили снежинки, мы поцеловались и упали в снег.

Санитары приняли снежный бой за нас.

- Ну хватит! Сдаемся! – Крикнул Голубь.

Люся легла ко мне на грудь. Мы посмотрели с ней на звезды:

- Господи… Какой хороший день! – Промолвил я.

- Хочу пи-пи. – Сказала Люся.