На пределе. Глава девятая

 

По пути в Москву приятели вкратце обрисовали Максу  общее положение вещей. Троица составляла сплочённую боевую организацию, для которой честь и процветание России не являлись набором расхожих клише. Им вовсе не хотелось жить в стране вечно отстающих неудачников.  И, если не всю жизнь, то значительную  её часть друзья  посвятили борьбе за интересы своей Родины, естественно, так, как они их понимали. Ликвидация банды Алхазура являлась лишь очередным звеном в цепи принятия решений и их реализации. Государство не осудило убийц и насильников, руки которых по локоть в крови, но нашлось, кому приговор вынести и привести в исполнение.



Парни, в качестве прикрытия, держали небольшую фирму по ремонту и обслуживанию цифровой техники. Это придавало  солидности и основательности.  Налоги выплачивались с почти нулевых отчётов, трудовой стаж шёл по схеме «солдат спит – служба идёт».
Реальная жизнь в отчёты не укладывалась, но так существовала большая часть населения страны.



Для того, чтобы Максим получил надёжные документы, требовалось не меньше месяца. Бюрократическая машина, даже густо смазанная маслом коррупции,  движется по определённым законам.
Макс вынужден был целый  месяц прожить в затворничестве.  Кроме усиленных занятий спортом и углублённого повторения уже изученного школьного материала, ему предстояла и настоящая работа.



Парни держали сайт с политическим уклоном, находящимся посередине между категориями патриотизм и национализм. Для того, чтобы сайт всегда пребывал в топе, то есть верхних строчках поисковых  систем,  необходимо было постоянно наполнять его злободневным, захватывающим контентом. Для этого требовались непрерывные усилия и, что ещё важнее, тонкое чутьё, то есть предугадывание того, что именно хочет видеть и слышать аудитория.


Максу предстояло мониторить огромное количество информации как на дружественных, так и на конкурентных сайтах и мгновенно отзываться  на злободневные события острыми, захватывающими заметками и прожигающими сознание аналитическими статьями.

Разумеется, его работодатели оставляли за собой право на конечное редактирование. Но любая, самая высокоинтеллектуальная работа на девяносто пять процентов есть рутина.  С ней, полагали Филипп, Денис и Кирилл может справиться и башковитый подросток неполных пятнадцати лет от роду. Конечно, не каждый,  но Макс, которого они в буквальном смысле выкопали из земли, к категории каждых и не относился.

С головой погрузившись в означенную тему, Максим в очередной раз убедился: реальная жизнь всегда глубже и полноводней любых схем. Ни патриоты, ни националисты России даже в самом отдалённом приближении не представляли собой единого целого. 
Мысленно расположив  все эти политические движения  на оси абсцисс в системе координат, он, так или иначе, классифицировал их.  Православные патриоты с тем или иным уровнем амбиций, сменялись светскими  патриотами. Интересы одних не распространялись дальше границ Московской республики.  Другие не сомневались, что восточные Украина и Белоруссия, как и Северный Казахстан, есть исконно русские земли. Третьи хорошо помнили, что Варшава входила в состав империи, о восстановлении которой они мечтали, а потерю Аляски и Калифорнии с Гавайскими островами воспринимали как временное недоразумение.
Были ещё  марксисты. Православные коммунисты, красные ортодоксы, красно-коричневые. Каждый из них гнул свою линию: кто в лес, кто по дрова.



В этом бульоне кипящих страстей особо выделялись скинхеды.
Они являлись  агрессивными русскими националистами, но…
Контрреволюция конца восьмидесятых, начала девяностых годов 20века, в основе своей  была явлением социальным. Речь шла о переделе собственности. Однако большинство населения осознавало  её и как этническую. Нерусские народы СССР в основном воспринимали произошедшие события  как свою победу. Русские же в подавляющем большинстве ощущали крах идеологии, цивилизации в целом, да и гибель этноса. Всё русское подверглось полной дискредитации.  Сталин – садист, как и Пётр Первый с Иваном Грозным, Николай Второй – безвольный слабак, Павел Первый – сумасшедший. От победы в Куликовской битве одни беды. Без неё орду скинули бы раньше и без таких громадных  потерь.  Государство славянам создали викинги. И вообще на европейских языках славянин значит раб.



Потоки лжи и тонкой дезинформации расплющили национальное самосознание. Но молодые русские парни хотели быть не просто русскими, а успешным русскими.  В отрицании наследия предков они ушли в глубину уже не веков, а тысячелетий. И достигли точки сингулярности, в которой все европейцы являлись  единым арийским народом. Там они перескочили на германскую колею исторического процесса и объяснили себе что русские и немцы суть одно. Дальше уже стало легче. Суровые норвежские боги, древние готические руны, чуждые обычаи – всё это играло вполне приемлемую роль  как духовный базис в борьбе против этнического вала с Юга и Востока.  Этого хватало, чтобы противостоять Миру Ислама.


Но строить Русский Мир и Русскую Цивилизацию под слоган «говори по-русски, айнс, цвай, драй, говори по-русски, или умирай!» было невозможно. Поэтому, пришёл к твёрдому убеждению  Максим,  «кожаные головы» сойдут с политической арены первыми.  Ведя кровавую войну с   эмигрантами, они выполнили свою историческую миссию. Но в наши дни, с ухмылкой констатировал Макс, скинхеды  весьма напоминают суровых воинов сиу. Тех, что  году эдак в 1890-ом, едва проскочив между несущимися навстречу друг другу железнодорожными поездами,   никак не могут взять в толк, почему в прериях  Великих равнин начисто перевелись бизоны.



Очерченные мысли Макс изложил в отдельном эссе. «Строгие цензоры», от восторга цокая языками, но придерживаясь, правила «не перехвали» смогли при всём желании добавить лишь пару двоеточий, с сомнительной необходимостью заменив ими запятые. Макс предложил начать статью  словами.



«Мы сполна ощущаем ответственность перед временем и судьбой. Время совершенно неоднозначно. В первую очередь важно осознать его рваный ритм. Четыре сезона года, двенадцать месяцев абсолютно объективны и зависят только от движения нашей планеты во Вселенной.
 Но сейчас мы говорим о человеческом времени. Времени, которое фиксирует ход истории. И здесь его пульсация особенно заметна. Оно,  то сжимается, подобно пружине, то растягивается, чуть ли не до бесконечности. Сегодняшний день – это лишь промежуточное состояние. Мы живём по законам, созданным в прошлом, но всегда мыслями и мечтами в грядущем.
Уловить реальность на непрерывно смещающемся рубеже времён крайне нелегко. Надо обладать способностью, чувствовать время на вкус,  ощущать его. Явь всегда рассыпана, разрознена. Снять кальку действительности и беспристрастно оценить её, дано далеко не всякому. И если твоё виденье жизни тревожит и приводит  в смятение других, значит, ты попал в точку. Ухватив почти неуловимый миг настоящего,  ты уже распахнул двери в завтрашний день.
И здесь нет никакой мистики.  Одни всегда зрят дальше других. Мы хотим и  готовы сказать правду о сегодняшнем дне, чтобы у нашего народа оставался шанс на будущее».
 
Филипп долго чесал затылок, затем потёр переносицу. Вновь не спеша прочёл всё заново,  и с подозрением посмотрев на Макса, сказал.
 - Братан, я уже начинаю тебя бояться. Как всё это,  могло  появиться в твоей башке?!
- Я ни на чём не настаиваю, - спокойно ответил Максим, - всё ненужное легко можно удалить.
- В том-то и дело, - с улыбкой произнёс Фил, - лишнего нет и строчки. Рискнём выставить всё.


***
Эссе Макса просто  «взорвало» интернет. Сайт сразу взлетел на первое место в топе.  Но никто не спешил почивать на лаврах.
Поднимая градус полемики, парни решили разместить на сайте автобиографические сведения. Многое зависело от подачи материала. Потенциальных посетителей сразу разделили на две больших категории:  тех, кто предпочитает изображение, и тех, кто привык работать с текстом. Поэтому Макс для начала записал  видео интервью с Денисом, а затем, обработав информацию, составил статью.                Естественно, подача материала в каждом из двух вариантов весьма  отличалась.  Лица репортёра и интервьюируемого скрывались, ибо описываемые события  с запасом подпадали  под статьи уголовного кодекса.



 – Если ты не против, - сдерживая волнение, начал Макс, - я буду называть тебя Денис. Мы общаемся здесь с тобой на несанкционированном митинге протеста, хорошо понимая, что, пытаясь спасти Родину, противостоим государству с его безличным и безжалостным репрессивным аппаратом. Но ведь что-то заставило тебя прийти сюда? Твои убеждения возникли не на ровном месте!
- Несомненно! Мне есть что сказать, и я надеюсь: это послужит стимулом для тех, кто до сих пор  не определился или думает, что всё образуется и без их личных усилий. Если в наше движение вольётся хотя бы ещё один человек, я буду знать,  что в своём окопе держал линию обороны не зря! – Ден с непривычки тоже испытывал лёгкий дискомфорт, но помня, что не боги горшки обжигают, стал не спеша входить в роль. Впрочем, ему приходилось лишь вспоминать события, не так давно произошедшие лично с ним.  Осознание того, что ты делаешь не просто важное, но и праведное дело, придавало сил, вселяло надежду.



«Я приехал, - начал свой рассказ Ден, -  в гости к родной тётке в город, в котором прошли детство и юность. Хотелось прогуляться по знакомым улицам, залитым южным солнцем и теплом приятных воспоминаний. Но суровая действительность  безжалостным катком размазала мои наивные детские представления об окружающем мире. Это был совсем другой город!


 

 Мой путь лежал через городской базар.
Навстречу двигался Умалт, один из самых видных чеченцев, реальных хозяев города. Он   шёл в сопровождении двух крепких земляков. Закон стаи – по одному они не ходят никогда. Рядом также вышагивал толстяк по прозвищу Кирпич, получивший столь колоритное прозвище за упитанное, всегда красное лицо. Много лет он рубил на рынке свиные туши.  Но чеченцы, за смекалистость и полное отсутствие чувства национальной гордости,   возвысили его до уровня заведующего мясным цехом.



Несомненно, он давно уже созрел, чтобы  принять ислам и вообще натурализоваться, но как раз в этом кавказцы абсолютно не были заинтересованы.
Таких, как Кирпич, в городке хватало. Не в силах выучить язык, они подобострастно копировали горский акцент, что доступно и тугодуму. Наверное,  попав под очарование силы,  неважно злой или доброй, эти люди  искренне восхищались укладом жизни, обычаями, культурой, религией кавказцев. Но они не понимали, да и не хотели понять: ни при каких обстоятельствах у них не было шансов попасть в  касту избранных. В любом случае, для чеченцев они оставались «гаскихак» - русскими свиньями.



Из кафе донеслось заунывное пение ваххабитского барда Тимура Муцараева.
«Нас ждёт дорога светлая джихада!»
Это было  разжигание религиозной и этнической ненависти в рафинированном виде.  Но менты, служившие   в прихвостнях реальных хозяев городка, на всё закрывали глаза.
В соседней палатке раздавалась арабская музыка.  Забегаловка принадлежала русскому, и никто его не заставлял крутить эту мелодию. Но зачем он слушал её?! Ведь это  чужая музыка!



Такое поведение  являлось  проявлением самого  настоящего Стокгольмского синдрома.   Демоническое обаяние злой силы. Натиск мусульманской культуры сегодня, хорошо понимал я,  это только атака пращников. За ней пойдёт закованная в броню кавалерия. Те, кто подвергся очарованию исламом, не понимают главного: ни кавказцам, ни тем более арабам не нужны неофиты. Они испытывают потребность в свободных землях и некотором количестве рабов, не большем, чем в известном плане «Ост».



Этот синдром  есть проявление болезни  этноса.  Боюсь,  без хирургии здесь не обойтись.   Нам объясняют, что все мы россияне.  Но что общего у нас с этими людьми?! Мы с ними по разные стороны  этнических баррикад.
Я точно помнил: на этом месте всегда была пельменная.  Теперь черноусый мордоворот предлагал  шаурму.  Но я не хотел, не хотел жрать шаурму.  Я знал: она войдёт в меня как «Чужой».  Переформатирует  мою сущность, сделает меня другим. Но я не желал быть другим! «Нам»  физиологически неприемлемы «их»  культурные нормы.  Рядом пиликала  зурна. Я просто не мог вынести музыку со сплошными синкопами!  Эти ритмы выводили  меня из равновесия. Ведь у нас в крови, в подкорке ладовая, построенная на единице гармонии музыка! 



Я с ужасом осознавал: скоро в этом городе не останется ничего русского. Это совсем другая «глобализация». Она несравнимо страшнее пепси, чипсов и гамбургеров. Это не просто чужая культура, это иной,  совершенно иной мир!
Они пожирали город, как крысы.  В  ларьке на углу  тётя Зина   всегда продавала лимонад на розлив. Казалось, это будет длиться вечно. А теперь здесь сидела старая Асият. Что, без неё некому разливать по стаканам лимонад?! Пока пивзавод  принадлежал русским, было, и качество продукции и сбыт. Его подмяли под себя чеченцы. И что?! Лимонад  стал  хуже ослиной мочи! Как и любой другой товар.



А молокозавод?  Вся продукция только свиньям и годится! Обманывать, воровать, убивать – это у них получается отлично. Но там, где требуется технологическая дисциплина, ответственность, трудолюбие – они проигрывают по всем параметрам. Разрушать они умеют отлично, а вот созидать – ноль без палочки.  Никакой халифат на месте уничтоженной цивилизации им никогда не построить. Но об этом они узнают  слишком поздно!



Раньше бабушки на каждом шагу семечки продавали. Так и называли их «деревенский наркотик»
Теперь же  «деревенский» никого не цепляет. Кругом и анаша, и «черняшка», надо и героин подгонят. В прошлые годы, куда ни посмотришь, кругом бутылки валялись. Тоже не дело было. А сейчас  везде шприцы.



***


 - Денис, - кто-то сзади сквозь  кашель окликнул меня.
Я оглянулся. Передо мной стояло странное существо, в котором с трудом можно было угадать молодую женщину.  Мы, явно, были ровесниками, но выглядела она лет на десять старше. Лицо наркомана со стажем легко выдаёт своего владельца.
- Ден, — это же я, Эсмеральда, - поспешила она ответить на немой вопрос, - твоя одноклассница.



Брезгливость и презрение охватили меня, хотелось  куда-то убежать. В годы ранней юности я испытывал к ней нежные чувства. Что же они сделали с ней?! 
 Крайне истощённое,  сутулое тело. Непрерывно трясущиеся, покрытые пергаментной кожей костистые руки. Землисто-фиолетовое лицо говорило скорее о покойнике, чем о живом человеке.  Сплошь в красных прожилках, как у старухи, глаза пульсировали  болезненными вздутиями. Она  давно  «попалила» вены не только на руках и ногах, но и между пальцев и даже под языком. Ей осталось вонзить шприц в собственный глаз, чтобы ввести в сгнившую плоть самую последнюю в жизни дозу «кайфа».



- Ты что хотела? – жёстко ответил я, сразу поняв, о чём пойдёт разговор. 
- Ну, это, - замялась бывшая  одноклассница, - большой праздник сегодня.
– И что? – я  так и не смог поймать взгляд собеседницы. Лукавые глазёнки всё время куда-то шаловливо  убегали, ни на мгновение,  не задерживаясь на каком-то одном объекте. Я быстро соотнёс текущую дату с графиком всех известных  торжеств,  начиная от дня Парижской коммуны и заканчивая Днём Жатвы, отмечаемым местными адвентистами  седьмого дня.  Но в схеме выпадал плотный просвет.



– Какой праздник? –  из любопытства  спросил я её.
– Курбан – Байрам! – радостно воскликнула Эсмеральда.
– А тебе этот  байрам, с какого бока, – удивился я, - ты что, уже в магометанскую веру обратилась? 
- Да нет, - она  неудачно попыталась изобразить на лице некое подобие эмоций. Однако разрушенные нервы уже были не в состоянии   контролировать  мимические мышцы.
- Тут, видишь ли, - доверительно пояснила собеседница, - Умалт распорядился, чтобы на сегодняшний день за дозняк брали полцены. Прикинь, половину! А завтра опять по полной. Так у меня нынче с баблом напряг.  С утра я долг верну, один перец конкретно по старым добазаркам забашляет. Но деньги-то   нужны прямо сейчас. Я по-любому отдам, только выручи!



- Эсмеральда, - сквозь боль произнёс я, -  нет смысла говорить с тобой о вреде наркотиков, потому что ты — это не ты. Тебя давно уже нет. Они убили тебя! Прощай.   
- Нет! –она взвыла как раненная  волчица, нет, не уходи.  Я умоляю! Хочешь, я отсосу, прямо здесь. Ведь ты же любил меня?! Давай вспомним нашу юность. Я всё сделаю красиво, ещё никто не обижался.
Я быстрым шагом стал удаляться прочь.
       - Денис! – сзади, медленно затухая,  раздавался надрывный, переполненный болью стон.  - Ден, я отдам, завтра всё до крохи. Выручи!  Денис, я  же не могу. Меня  ломает.  Денис, умоляю!



Я переборол естественное для каждого нормального человека желание помочь страждущему, стремясь  как можно быстрее удалиться от источника беды. Деньги, которые  наркоманы относили дилерам, напрямую попадали в центры международного терроризма и уже оттуда возвращались взрывами в метро, на стадионах, выстрелами в спину, новыми партиями наркотиков...