Мёртвый город и шёпот иных миров. Глава 6

Глава 6

          За спиной Элиаса остались руины, где каждый треснувший камень, казалось, шептал истории о невообразимых страданиях. Он ступил на тропу, ведущую прочь от этого призрачного места, чувствуя, как тяжесть утраты Авроры переплетается с её неугасимым светом, который теперь горел в его собственной душе. Этот свет, эта решимость, стали его единственным компасом в надвигающейся бездне.
          В его взгляде читалось не только предчувствие грядущих схваток, но и стальная воля, закалённая горем. Он знал, что тьма, которую он, казалось, победил здесь, не исчезла бесследно. Она лишь сменила облик, готовясь вновь обрушиться на мир, но уже в иных, более коварных формах.
          Путь предстоял долгий, полный неизведанных ужасов, но Элиас не мог остановиться. Он шёл вперёд, ведомый памятью о той, кто пожертвовала собой ради него. Его цель была ясна: найти способ навсегда изгнать эту порочную сущность, чтобы жертва Авроры не оказалась напрасной. Каждый шаг вперед был данью её памяти, обещанием продолжить борьбу, даже если это будет его последний бой.

          Лес встретил его настороженным молчанием. Деревья, скрюченные и чёрные, словно кости древних чудовищ, тянулись к бледному, безразличному небу. Воздух был густым, пропитанным запахом сырой земли и чего-то ещё – чего-то затхлого, гниющего, что заставляло Элиаса инстинктивно сжимать клинок крепче. Он чувствовал, как каждый шорох, каждый треск ветки под его ногами отзывается в нём эхом давно забытых страхов.
          Элиас шёл, ориентируясь по едва заметным знакам, оставленным теми, кто шёл этим путем до него. Знаки эти были не из камня или дерева, а из самой ткани реальности, искаженной присутствием тьмы. Иногда это был едва уловимый холод, пронизывающий до костей, несмотря на неспешное движение. Иногда – шёпот, который, казалось, исходил изнутри его собственного разума, но звучал чужим, злобным. Аврора предупреждала его об этом. Она говорила о тенях, которые обретают плоть, о шёпоте, который сводит с ума, о ловушках, которые плетёт сама реальность.
          Лекарь-оборотень остановился у ручья, вода в котором была чёрной, как смола. На её поверхности не отражалось небо, лишь смутные, искаженные образы, которые Элиас не мог разобрать. Он наклонился, чтобы напиться, но тут же отпрянул. В глубине ручья мелькнуло что-то – не рыба, не камень, а нечто, напоминающее глаз, огромный, бездонный, полный древней, нечеловеческой злобы. Лекарь-оборотень почувствовал, как по спине пробежал холодок, но не от страха, а от осознания того, что эта тьма не просто обитает в этом мире, она пронизывает его, как яд.
          Элиас вспомнил лицо Авроры, её улыбку, её глаза, полные света. Этот свет был её последним даром, её завещанием. Он должен был стать его щитом, его оружием. Элиас закрыл глаза, сосредоточившись на этом внутреннем пламени. Оно горело ярко, отгоняя тени, которые начали сгущаться вокруг него, принимая причудливые, пугающие формы. Он чувствовал, как тьма пытается проникнуть в его мысли, нашептывая сомнения, страхи, искушения. Но свет Авроры был сильнее. Он был якорем, который удерживал его от падения в бездну.

          Открыв глаза, Элиас увидел, что тени отступили. Ручей по-прежнему был чёрным, но теперь в его глубине не было ничего, кроме отражения его собственного решительного лица. Он знал, что это лишь временная передышка. Тьма не сдаётся так легко. Она будет искать новые пути, новые уязвимости. Но Элиас был готов. Он нёс в себе не только боль утраты, но и силу той, кто любил его, любил как дочь. И эта сила была его единственной надеждой. Он продолжил свой путь, зная, что каждый шаг приближает его к разгадке, к истинному источнику зла, и, возможно, к тому, чтобы наконец обрести покой.

          Лес становился всё гуще, а тени – всё длиннее, словно пытаясь поглотить последние отблески дневного света. Элиас шёл, ощущая, как каждый шаг отдаётся глухим стуком в груди, словно сердце его билось в унисон с пульсом самой земли, пропитанной древним злом. Он чувствовал, как невидимые нити тянутся к нему из темноты, пытаясь запутать, сбить с пути. Это были не просто иллюзии, а реальные, осязаемые ловушки, сотканные из страха и отчаяния.
          Внезапно, перед ним возникла поляна, залитая неестественным, мёртвенным светом. В центре её стояло дерево, но не такое, как другие. Его ветви были покрыты не листьями, а сотнями крошечных, пульсирующих глаз, каждый из которых смотрел на Элиаса с нескрываемой ненавистью. От дерева исходил тихий, завораживающий звук, похожий на плач ребенка, смешанный с шелестом сухих листьев. Этот звук проникал в самые глубины души, пробуждая забытые кошмары, заставляя вспоминать самые тёмные моменты жизни.
          Элиас почувствовал, как его ноги начинают врастать в землю, словно корни. Он попытался вырваться, но тело его не слушалось. Глаза на дереве замерцали ярче, и шёпот стал громче, настойчивее. Он слышал голоса – голоса тех, кого он потерял, голоса тех, кого он не смог спасти. Они звали его, манили к себе, обещая покой и забвение.
- Аврора... – прошептал Элиас, чувствуя, как его собственная воля начинает угасать.
          Но тут, в глубине его сознания, вспыхнул свет. Свет Авроры. Он был не просто теплым, он был обжигающим, очищающим. Он пронзил мрак, развеял иллюзии, заставил деревья с глазами отшатнуться. Элиас почувствовал, как его ноги освобождаются от земли, как тело вновь обретает силу.
          Лекарь-оборотень поднял клинок, и тот засиял в ответ на внутренний свет. Он шагнул вперед, к дереву, и каждый его шаг был наполнен решимостью. Он знал, что это дерево – лишь одно из проявлений тьмы, но оно было сильным. Оно питалось страхом, оно росло на боли.
- Ты не получишь меня, – прохрипел Элиас, его голос звучал глухо, но твердо. – Я несу в себе свет, который ты не сможешь погасить.
          Элиас взмахнул клинком. Клинок, наполненный светом Авроры, рассёк воздух с жутким свистом. Когда он ударил по стволу дерева, раздался оглушительный крик, полный нечеловеческой агонии. Глаза на ветвях замерцали в последний раз, а затем погасли. Дерево начало рассыпаться в прах, унося с собой шёпот и мертвенный свет.
          Поляна вновь погрузилась в полумрак, но теперь он был другим. Он был чище, свободнее от гнетущего присутствия. Элиас стоял, тяжело дыша, чувствуя, как усталость накатывает волной. Но вместе с усталостью пришло и новое понимание. Тьма не была единой сущностью. Она была множеством, сетью, сотканной из страхов и слабостей. И каждый побеждённый узел этой сети приближал его к истинной цели.
          Элиас посмотрел на клинок. Он был по-прежнему теплым, словно храня в себе отголосок света Авроры. Это был не просто клинок, это был символ. Символ её жертвы, её любви, её неугасимой надежды. Элиас знал, что впереди его ждут новые испытания, новые деревья с глазами, новые шёпоты. Но теперь он был готов. Он нёс в себе не только боль, но и силу. Силу, которая была сильнее любой тьмы. Он продолжил свой путь, зная, что каждый шаг вперед – это шаг к свету, к искуплению, к тому, чтобы мир вновь обрёл гармонию, которую отняла тьма. И он знал, что Аврора идёт с ним. Незримо, но ощутимо, её свет пульсировал в его груди, отражаясь в каждом ударе сердца. Он чувствовал её присутствие в тихом шелесте ветра, в прохладе росы на траве, в каждом проблеске надежды, что мелькал на горизонте. Это было не просто воспоминание, а живая сила, которая питала его решимость и давала силы идти дальше, когда тело отказывало, а разум был на грани.