Не хотел умирать в одиночестве

Он доживал свой век тихо и просто – одинокий старик по имени Игорь Иванович Феофанов, или, как когда-то подписывался в своих публикациях, – Игорь Феофан.

В былые годы он был голосом самой острой и бескомпромиссной газеты
золотоносного края.

Он знал, как пахнет свежая ртуть и как выглядит лицо губернатора, когда того прижимают к стенке вопросом, от которого нельзя отмахнуться одним «без комментариев». Но тогда времена были другие. Тогда еще губернаторы краснели, а сейчас – улыбаются, даже если их поймали с поличным.

С тех пор прошло много лет. Газета давно ушла в архив, как и сама идея независимой журналистики. Остался только он – полупривидение старой эпохи, с редеющей сединой, глазами, в которых поселился хронический скепсис, и ноутбуком, прошедшим три обыска и две попытки «потери» у «правохоронителей».

Теперь он писал под псевдонимом для полуподпольных медиа. Иногда даже для себя.

«На случай, если меня убьют», – мрачно шутил он.

Тот самый «случай» начался с фотографии, присланной по «секретному» мессенджеру, который режим взломал ещё в прошлом году.

На фото – лицо 17-летней девушки, избитой до полусмерти. Подпись: «Светлана Н-ва. Обвинила замглавы района в изнасиловании. Через два дня ее посадили за «клевету на должностное лицо».

Игорь Иванович выругался и удалил сообщение. А потом снова открыл.

– Ну, вот и всё, – сказал он пустой кухне. – У нас новый сюжет.

Дальше всё пошло как всегда: три встречи с испуганными родственниками, один сломанный диктофон (в котором, как позже выяснилось, спрятали маячок), один ночной визит от людей «в штатском», которые вежливо намекнули, что он уже на грани возбуждения дела.

Игорь Иванович не растерялся.

– Так возбудите, – сказал он. – Вам же проще, когда человек сидит. Меньше двигается.

Через неделю он выложил расследование: аудио, фото, связи, счета. Даже старый кадр с замглавы, на котором он держит в руках бокал с подписью «За наших девочек!» на корпоративе.

Статья взорвала сетку альтернативных медиа. Через сорок минут ее заблокировали. Через два часа Игорь Иванович оказался лицом в асфальте у собственного подъезда.

Били жестко. Без крика. С расчетом. Спину, почки, голову – чуть не умер.

В больнице ему не дали окочуриться, но не более того.

- Мы не знаем, как вас лечить. Потому что у вас болит не тело, а душа. Хотите, мы переведем вас в психбольницу? 

Спасла его журналистка Лена, она увезла его из городской больницы в старый деревенский дом. Две недели он лежал, почти не говоря. Молчал, глядя в окно на серый лес и мерзлый октябрь.

Однажды вечером в дом привезли Светлану Н-ву. Настоящую. Её отпустили «под подписку», чтобы показать миру «гуманизм системы». Она была бледная, слабо говорила. Но живая.

Он посмотрел на неё. Она – на него. Глаза её были растеряны, словно она больше не верила в существование таких людей, как он.

– Я пришла поблагодарить вас. А вы правда журналист? – спросила она.

Он хотел сказать: «Нет. Я уже не знаю, кто я такой».

Хотел сказать: «Я просто усталый старик, которого били по голове за правду».

Но вдруг внутри что-то проснулось – старая, ледяная решимость. То, что когда-то делало его опасным.

Он сел на кровати. Резко. Словно вернулся с глубины.

И сказал:

– Не волнуйся. Мы добьемся правды. Обязательно.

Светлана расплакалась.

Он – нет.

У него не осталось слез. Только работа.

Игорь Иванович медленно восстанавливался. Боль пряталась, а на ее место приходил расчет. Он больше не писал – он планировал.

Почти месяц ушел на сбор улик: старые связи, архивы, которые лежали годами без внимания. Он знал, что сейчас опубликовать статью – это как выстрелить по танку из рогатки. Поэтому он выбрал другой путь.

Он обратился к золоту.

Где золото – там власть. Где власть – там жадность. Игорь Иванович не стал атаковать «замглаву района», этого жирного павиана на казённой машине. Он пошёл выше. Он пошёл туда, где решаются квоты, потоки, лицензии – туда, где люди в погонах звонят людям в костюмах, и оба говорят: «Нужно прикрыть эту тему».

Он знал, что за «замглавой» стоит начальник регионального управления политической охранки – старый знакомый по фамилии Ш-в, тот самый, кто когда-то пытался завербовать Игоря, а потом – сломать. Ш-в участвовал в золотой схеме: фиктивные тендеры, переработка на фиктивных заводах, откаты в криптовалюте через Дубай и Алматы. Игорю об этом рассказали бывшие друзья врагов – у золота всегда остаются недовольные. Особенно если делиться перестают.

Феофанов собрал папку. Не статью – досье. Схемы, фальшивые компании, фотокопии, подписи, даже банковские переводы.

Он отдал это всё не СМИ. Он отдал это одновременно трем людям: одному в Лондоне, в эмигрантском центре по расследованиям; одному в Москве, старому редактору, который держал кейс на случай смерти; и одному внутри самой Системы – сотруднику из СК, которого Игорь когда-то спас от увольнения своей статьей.

Сработало.

Через неделю Ш-ва задержали – якобы по внутренней проверке. Потом исчезли документы, замяли дело. Но – Ш-ва убрали. А с ним исчезла и «крыша» замглавы, и вся их цепочка.

Через два месяца дело Светланы Н-вой переквалифицировали. Через три – закрыли. А на «замглаву» завели уголовное дело за превышение и распутные действия в отношении несовершеннолетней. Он пытался скрыться. Его поймали на границе.

Когда журналистка Лена вбежала в старый дом на краю заброшенной деревни с ноутбуком в руках, Игорь Иванович лежал на топчане.

Он не удивился, когда она показала заголовок: «СИСТЕМА ДАЛА СБОЙ». Только молча кивнул.

– Смотрите, – восторженно говорила Лена, – вы выиграли свой турнир!

Он посмотрел на неё, потом – на окно с треснувшим стеклом, за которым виднелся кусочек дня. Улыбнулся и тихо, почти шепотом сказал:

– Я знал, что так будет...

И только тут она заметила, наконец, каким бледным стало его лицо за последние дни, а в глазах застыла печаль человека, которому осталось совсем немного.

Страшно засуетилась. Стала куда-то звонить. Начала собирать его вещи. Хотела побежать за водителем такси, на котором приехала.

– Подожди. Ничего не надо, – остановил он ее. - Это был мой последний бой. Я ухожу, Лена... Ничего не поделаешь... Жаль, конечно, что мое время закончилось раньше, чем могло бы. Но я ухожу без сожаления. Потому что я сделал все, что мог...

Игорь Иванович посмотрел на девушку долгим, почти прозрачным взглядом – тем самым, в котором уже нет страха, но ещё есть жизнь. Он тихо попросил:

– Присядь…

Лена растерянно кивнула, придвинула табуретку ближе, будто боялась шумом спугнуть дыхание в комнате. Дерево под её рукой скрипнуло. Она села, не зная, что делать с руками – хотелось обнять его, но страшно было нарушить ту хрупкую границу между живым и уходящим.

Он улыбнулся – устало, по-отечески – и медленно положил ладонь на её пальцы.

– Прости, что я умру при тебе... Я ждал тебя. Мне очень не хотелось умирать в одиночестве... Спасибо тебе за все!

По щекам девушки текли ручьи.

– Обещай, что никогда не последуешь моему примеру, – прошептал старый журналист и закрыл глаза.

На его тонком лице со стариковской щетиной застыла блаженная улыбка.