Мой спасительный уголок вселенной

«Мой спасительный  уголок вселенной»

Лирическое  и такое необходимое отступление

Дорогие мои читатели, перед вами мой очередной очерк. Я долго не могла его дописать. Прошлая статья о службе Валерия в Московском вызвала резонанс среди тех, кто читает мой цикл «С радуги на облако». Это бесценно для меня как для автора. Но вместе с тем я остро ощутила свою ответственность: с одной стороны, меня это обрадовало, т.к. я поняла, насколько люди глубоко и близко принимают написанное о Валере. С другой стороны, насторожило и опечалило, поскольку я осознала, что не все готовы его видеть простым человеком с его болью и кризисами.
Мне как автору хочется быть предельно честной и с собой, и с вами, найти ту самую золотую середину, чтобы Валерий в моих очерках не казался картонным героем, а был объёмным, настоящим. В то же время я бы не хотела причинять боль тем, кто беспокоится за его репутацию, полагая, что вот этот живой и настоящий Валера, который живёт своей жизнью в моих очерках, может разрушить былинный ореол вокруг настоящего героя – Катаева Валерия Павловича. Однако я прекрасно понимаю, что каждая страница его жизни связана с другими людьми, чьи чувства и память для меня чрезвычайно важны.
Особенность этой конкретной истории такова, что она касается очень личного и светлого периода, который в то же время хронологически совпал с непростым временем в его семейной жизни. Поскольку моей единственной целью является  сохранить для памяти трогательный отрывок его биографии, не задев при этом ничьих чувств и не спровоцировав неверного толкования его поступков, я приняла решение опубликовать этот очерк на один-два дня, чтобы его успели прочитать самые близкие для Валеры люди, для которых целостность его образа превыше всего. Затем я его удалю (к сожалению, у меня нет возможности ограничивать доступ к своим публикациям в интернете, и мне бы не хотелось, чтобы эта история становилась достоянием общественности).
Я верю, что истинная любовь и человеческая близость были для него в те дни источником силы и спасения от пережитой на войне тоски. И эту правду, важную для понимания его души, я и хочу сохранить.
Мне бы хотелось, чтобы его образ, который я создала в этих очерках, приняли цельным и настоящим. Он заслуживает этой искренности и этого бережного приятия.

Предисловие

Эта история рассказана мне Татьяной Ждановой и публикуется с её личного разрешения. В  очерке я буду цитировать  Валерины письма и стихи, адресованные Тане (также с её разрешения): «Ты будешь всё это писать. Ведь его одноклассники, все его друзья, родственники многих моментов из его жизни не знали: как много он работал, что у него в душе творилось, что в жизни происходило. Они будут читать твои очерки и узнавать о нём больше и больше. И он для них будет открываться с новой, прекрасной стороны. И все мы ещё больше будем его любить».
Эту главу Валериной жизни (некий симбиоз мемуаров и эпистолярного жанра) я решила написать для того, чтобы сохранить его в памяти не только как военного человека и хорошего лётчика, но и как очень глубокого, романтичного, тонко чувствующего человека.

О некоторых встречах в нашей жизни

Как же мы ждём судьбоносных встреч – в любом возрасте. Думаем, что они должны быть яркой вспышкой, солнечным ударом, громом среди ясного неба. Однако чаще всего эти встречи проходят самым рядовым образом, иногда и не замечаются вовсе. Только спустя какое-то время, ощутив важность человека в своей жизни, мы будем считать  встречу подарком Бога, знаком судьбы. Так и произошло в истории моего героя.
«Танюш, я же тебя ещё до 1994 года помню. Мы со Ставрополя прилетели в командировку в Московский (август-сентябрь). А ты в бассейне частенько бывала. Получается, тебе тогда 13 было. Я тогда тебя заметил. Кто знал…», - пишет в одном из писем Валера.
Действительно, кто мог знать, что эта 13-летняя тоненькая девочка в купальнике, небрежно отбрасывающая мокрые волосы, спустя годы станет для него «маленькой планеткой», к которой устремится его звездолёт: «Буксует мой звездолёт. Тоскливо мне на нём без попутчиков. Попадаются иногда путёвые ребята, но у них свои маршруты. Кругом чёрные дыры и жёлтые карлики, сверхновые и сверхстарые звёзды. Только твоя планетка сумела очень издалека послать мне сигнальчик. Она такая маленькая, но он такой сильный, вот и живу им. А что дальше – не знаю. Стараюсь не думать, иначе будет неинтересно».
Так писал Валера — человек, привыкший к точности расчётов, но говоривший с Таней языком поэзии. Его письма были странной смесью романтики и космической метафизики, будто он и правда летел сквозь вселенную, а её голос был единственным маяком в этой бесконечности.
Вернёмся к знакомству. Вот что вспоминает Татьяна: «Познакомились мы с Валерием Павловичем (не удивляйтесь, что он по имени-отчеству именуется своей девушкой. Это дань нашей студенческой традиции, когда мы самых-самых наших любимых пилотов величали так для краткости, чтобы удобнее было стихи слагать и рифмы подбирать: ВП, АВ, РФ) летом  в Таджикистане, в Московском. Иду  я мимо перекрёстка. Жара. Никого на улице в такую погоду нет. Вижу: метрах в 5 от меня идёт ВП. Мы знакомы не были ещё, но я знала, как его зовут. Я несколько раз оглянулась. Помню, что он был в зелёной, оливкового цвета, форме и зелёной пилотке, которая набок немножко. А он-то как минимум блондин – на него можно обратить внимание только из-за этого».
Так произошла их первая встреча, впоследствии переросшая в долгую романтическую дружбу, а затем в любовь. Судьбоносный момент.  Просто жаркий день, зелёная форма , молодой лётчик и девочка-подросток, которые встретились на пустынном перекрёстке.

«Мой воланчик» и  первое взрослое лето

Девчонки-подростки в Московском очень любили лётчиков. В 1995 году с появлением в посёлке эскадрильи - лётчиков стало много. Все они были молодыми, красивыми, общительными. «Мы за ними наблюдали с балкона: как они на обед идут или с обеда. Иногда мне Галя звонила, говорила: там этот прошёл, тот идёт, - вспоминает Татьяна. – Мы часто играли в бадминтон на спортивной площадке, а они рядом - в волейбол. И вот я отвлеклась, не успела отбить, и мой воланчик перелетел и упал прямо к ногам Валеры. Он улыбается, смотрит на меня и подкидывает мне мой воланчик. И вот в тех пор я его стала называть про себя «воланчик мой». В дневнике даже помню запись размашистым почерком: «Вот сегодня видела воланчика моего. Он шёл с работы!»
Это было очень весёлое лето. Так совпало: девочки-подростки, десятиклассницы,  приехали на каникулы к родителям из Подмосковья. Они только вступали во взрослую жизнь, а тут готовые идеалы мужчин в виде молодых лётчиков. Они вместе ходили на дискотеки, играли в бадминтон, участвовали в праздниках. Девчонкам очень хотелось внимания к себе: «Мы же девчонки, нам же охота нравиться. Тем более лётчики – гордость всей нашей жизни. Мы на них косились, хотели, чтобы они нас приглашали на танцы. Я побежала переодеваться домой, надела фиолетовый сарафан. Иду обратно, и откуда ни возьмись – Валерий Палыч. Говорит: «О! это мой любимый цвет!» Я засмущалась, потому что давно уже замечала, что он как-то на меня так посматривает… А я же с ним тогда не разговаривала почти, просто улыбалась, потому что стеснялась».

Письма как нить между мирами

Лето кончилось. Таня улетела в подмосковный интернат, в свою обычную жизнь, где были уроки, подруги и первые взрослые проблемы. А в её жизни появилась ниточка, связывающая её с другим, героическим и таким далёким миром – переписка.
Сначала это были общие письма от всей компании девчонок – весёлые, полушутливые послания, вырезанные из журналов слова: «Дорогие наши летчики, мы по вам скучаем!». Но однажды в пачке почты было письмо, адресованное только ей. От Валерия Павловича. Так начался их эпистолярный роман, который продлится годы.
«Ты вот письма писала. 12 и 13. В первый день был на работе и думал, как выбрать минутку, чтобы тебе написать. А во второй день уже сидел в Моздоке и такой возможности не имел... Ты, Танюша, пишешь так много, а мне приходится поздно засиживаться, читая твои письма. Только ради бога, не подумай, что это укор, и в этот раз так увлёкся, что спать лёг уже в первом часу. Да-да, теперь это для меня поздно, но не пожалел об этом, так как засыпал в хорошем настроении. Спасибо за нарядное, это теперь моё любимое слово-паразит, символизирующее всё хорошее, письмо».
Для Валеры, который дни напролет проводил в душных кабинах вертолетов, в пыльных палатках, в опасных командировках на Кавказе, эти письма стали глотком чистого воздуха. Она была его связью с миром, где нет войны, где жизнь течет по своим, мирным законам.
«Ты для меня спасительный уголок вселенной, где мне спокойно и уютно. Оставайся такой. Делается легче от одной только мысли, что где-то ты есть».
Он писал ей обо всем: о величии гор, которым миллионы лет, о книгах Марининой, которые помогали «уйти от реальности», о любимой музыке – «Европе Плюс», ДДТ, Высоцком. Он доверял ей свои самые сокровенные мысли, которые не мог доверить никому другому.
«Чем дальше я тебя узнаю, тем больше сходств с моей жизнью, и не просто сходств, а очень сильных совпадений. Даже не знаю, как к этому относиться. И странно, и прикольно, и немного жутко», — делился он своим изумлением от мистического созвучия их судеб.

Первая встреча

Это удивительное чувство связи, возникшее в переписке, нашло свое первое реальное воплощение в его неожиданном приезде к ней в студенческое общежитие. Для Тани эта встреча стала волнительным событием, к которому она тщательно готовилась: «Чистота-порядок, еда наготовлена. Я думаю: накрашу-ка ногти. Я же должна быть красоткой. Вообще-то мужчина приедет ко мне».
Для Валеры, в тот момент тяжело переживавшего разрыв с женой и мучимого одиночеством, эта поездка стала глотком свежего воздуха, побегом от груза прошлого в место, где его ждали и где он мог быть самим собой. «Он был грустный какой-то», — вспоминала Таня ту ночь, когда он, вместо того чтобы спать, сел рядом и в темноте предложил: «Хочешь, я тебе сказку расскажу?» Он мне что-то рассказывает. Мы начинаем смеяться, потом встаем, смотрим в окно, вдаль, облокотившись на подоконник»...
Но самым важным моментом того вечера стало пение под гитару. «Он сидел на моей кровати, а я сидела так, что его видела в зеркале, в отражении. Я пела песни, а он на меня уже так смотрел, именно как на девушку. Так, как мужчина смотрит на девушку. Вот так вот мне показалось». Этот взрослый, осознанный взгляд, пойманный в зеркальном отражении, говорил о том, что в их отношениях что-то безвозвратно изменилось.
После их встречи он написал стихи. И в них был совсем другой Валера – не летчик, не офицер, а поэт, израненный и одинокий, ищущий спасения в любви. И эти пронзительные строчки полны нежности и благодарности за  встречу, подарившую ему надежду и ощущение дома, к которому он так стремился.
Привет, та, с кем знаком всего два дня,
Сумевшая найти меня,
Понявшая меня в пути,
Легко сказавшая: «Лети!»
Тебе спасибо за уют,
За радость честную твою,
За твой весёлый голосок
И за заваренный чаёк...
Я знаю, в жизни много встреч,
Но эту я смогу сберечь.
Не верь обманчивым часам
И суматошным этим дням.
И если трудно будет вдруг,
Ты знай, что у тебя есть друг.
Смелей ты весточку пошли.
Глядишь, а я уже в пути.

У памятника Пушкину

Их встречи в Москве были редкими и оттого еще более ценными. Он приезжал в отпуск, слал телеграммы: «Если есть желание, давай встретимся на старом месте» – у памятника Пушкину. Они гуляли по городу, и он, как когда-то обещал, показывал ей «булгаковские места». Его верность и восхищение ею проявлялись не в громких словах, а в поступках. Он никогда не приезжал с пустыми руками. То привёз дорогой кассетный плеер, «такой красивый, бирюзовый», на котором было «много-много серебристых кнопочек», то дарил другие ценные подарки: «Всегда у меня была такая поддержка. Вот такой был Валерий Павлович мой дорогой».
Его щедрость и забота распространялись не только на Таню, но и на её близких. Он с радостью принимал участие в жизни её друзей, создавая атмосферу настоящего праздника. Как-то в письме он сказал: «Как было бы здорово нам с тобой по Москве пошляться, просто побродить по улицам, в Макдональдс зайти, в парке каком-нибудь посидеть».  И вот Таня, будучи студенткой института, приехала на сессию. В редкую, свободную от учёбы минуту она  устроила встречу с подругами в Макдоналдсе. «Нас была толпа девчонок... и я была с Валеркой. Он за всех заплатил. Я помню, что он  засомневался,  хватит ли денег... но за всех заплатил. Я еще так подумала: «Притащила всех своих подруг, и ему пришлось за всех нас заплатить». Но для него было естественно делиться тем, что он имеет, а для Тани это было поводом снова гордиться им.
Их отношения, долгое время бывшие лишь тёплой дружбой, постепенно менялись. Однажды, провожая её на электричку, он на прощание уже на перроне неожиданно поцеловал её. «Я такая опешившая, и он, наверное, тоже. Но мы  потом никогда не обсуждали этот момент». Этот поцелуй стал молчаливым признанием, что в его сердце для неё давно уже есть место не только друга.

«Дело на миллион»

Вскоре их романтическая дружба переросла во что-то большее. И вот настал момент, когда ему стало мало писем и редких встреч. Он приехал к ней в Суджу, где она уже служила.
«Валерий Павлович стал для нашей семьи в Судже по-настоящему родным человеком. Его приезды всегда были большим и радостным событием. Он с такой теплотой и участием относился ко всем нам, он был частью нашей семьи. Мама и все родные были от него в восторге. Он никогда не приезжал с пустыми руками, всегда привозил дорогие подарки для каждого из нас, забивая холодильник угощениями. Но главным его подарком была забота и помощь. Он брался за любую работу по дому, чинил то, что ломалось, чистил снег во дворе. С ним было ощущение, будто он всю жизнь был рядом. Он был настоящей опорой».
За его внешней уверенностью и силой скрывались очень глубокие и искренние чувства к Тане. Он питал надежду на совместное будущее, и во время одного из своих приездов в Суджу решился сказать ей о самом главном. На прогулке он, обычно такой решительный, замялся и сказал: «Тань, у меня к тебе дело на миллион! Я тебя люблю! Я тебе хочу сказать, что мне уже 30 лет. У нас есть экипаж, который мы до сих пор не достали. И я переживаю о том, что мне уже 30 лет, а я после себя на этой земле ничего не оставил...»
Это было предложение, пожалуй, самое главное в его жизни. Но в тот момент Таня, которой был всего 21 год, испугалась. Ее собственная жизнь только начиналась, была полна неизвестности и студенческих планов. Она не была готова к такому серьезному шагу и ответственности. Ей казалось, что она недостаточно взрослая, ещё недостаточно серьёзная для такого  ответственного шага. Растерявшись, она не нашлась что ответить, и между ними повисла тяжелая тишина. Ей тогда казалось, что его признание может разрушить их удивительную и дорогую дружбу. И Таня была еще слишком молода, чтобы понять всю глубину его чувств и смелость его поступка.
Валера уехал, оставив в воздухе неразрешенным главный вопрос их жизни, но не переставая заботиться о ней и нашей семье с прежней, а может, и с большей нежностью.
В одном из своих стихотворений этого периода Таня написала:

Она просто
Не хочет быть взрослой.
Она любит сказки
Поздно ночью перед сном.
Она подводит глазки,
Она любит ласку,
И любит свой маленький дом….

«Когда я устану летать...»

Он не отступил. Чувство было слишком сильным. Вскоре он приехал к ней в Воронеж, где она училась. Он снял квартиру, и они провели вместе несколько дней – ходили в кино, в театр, он готовил ей завтраки. Но между ними висело невысказанное.
«Мы сидели и очень подолгу молчали, потому что я не давала никакого четкого ответа... Помню, мы достали по сигарете, сидим, курим молча прямо на диване. Я ему говорю: «Обещай, что это последний раз, когда мы вот так курим с тобой, что курить мы не будем!» Он сказал: «Да-да!» И все».
Он продолжал писать ей. Его стихи того периода полны щемящей тоски, предчувствия, но и надежды.
Когда я устану летать,
Ты сядешь ко мне на кровать
И скажешь мне несколько слов,
Что я не совсем здоров.
Когда я устану летать,
Ты сможешь меня обнять
И даже тихонько всплакнуть,
А после спокойно уснуть,
Когда я устану летать…
Когда я устану летать,
Меня ты не будешь ждать,
Надеяться и мечтать –
Когда я устану летать…
Он как будто знал, что его время ограничено. И торопился жить, торопился любить.

Новая глава

Прошло некоторое время, и жизнь расставила все по своим местам. Повзрослев и оглянувшись назад, Таня с ясностью поняла, что те теплые, дружеские чувства, которые она так берегла, давно переросли в нечто большее. Это осознание пришло к ней как что-то естественное и неоспоримое. И когда она наконец смогла сказать Валере об этом, он был безмерно счастлив. Казалось, он ждал этого момента всю жизнь. С этого времени их отношения обрели новую, глубокую гармонию.
Они стали часто ездить друг к другу. Валера во время  отпуска приезжал в Суджу, Таня на сессию - к нему в Тучково, и там ее всегда ждал самый радушный прием. «Помню, он часто встречал меня с поезда, когда я приезжала. Всегда с белой розой. Я ему просто говорила, что приеду, но не говорила точное время. Он как-то сам всё рассчитывал и встречал меня».
Валерий был невероятно заботливым и внимательным. Он всегда оставлял для нее записки, а в доме непременно находились приготовленные им подарки: «В прихожке на потолок повесил кольцо моё на верёвочке и бумажку с надписью: «Если вы это читаете, значит читать умеете».
Он помнил все ее бытовые трудности и старался их предупредить. Однажды, зная, как ей тяжело таскать сумки, он подарил ей чемодан на колесиках, а в кармашек предусмотрительно положил деньги — «чтобы не нуждалась». Когда он был в командировках, он договаривался с соседкой, и та передавала Тане конверты от него, чтобы у нее всегда были средства на самые необходимые нужды. «Как-то я провожала его на станции в Судже в последний его приезд. Стояли с ним, обнявшись. Потом он уехал, а я села в автобус, сунула руку в карман, а там -пачка купюр. Не помню, сколько именно, но много».  Это была не просто финансовая поддержка, а его постоянная, ненавязчивая забота, его способ сказать, что она постоянно в его мыслях.
Их редкие, но от этого ещё более счастливые встречи были удивительно спокойными и радостными. Не было ни бурь, ни выяснений отношений, ни обид. Между ними царили та самая «тишь да гладь» и полное взаимопонимание. Они могли часами гулять по Москве, молча сидеть в кафе, просто находясь рядом, или весело дурачиться на улицах, как дети. В его обществе она чувствовала себя защищенной, любимой. Все трудности казались преодолимыми, а жизнь — полной счастья.

Эпилог

Их история обрела, наконец, ту самую ясность, о которой он столько мечтал. После нескольких лет ожидания и сомнений Таня ответила согласием на его самое главное предложение, и в его жизнь вошло ощущение полного, безоговорочного счастья. Даже в разлуке, даже за сотни километров он знал, что его ждут, что его любят. Это ощущение стало его самым большим сокровищем.
Оно давало ему силы снова и снова садиться в кабину вертолета и выполнять свой долг. Оно согревало его в холодных палатках и напоминало, что есть другая жизнь, где его ждут, где о нём думают.
10 марта он, как всегда, думал о Тане. Даже за несколько минут до вылета его мысли были о ней, об их общем будущем, которое теперь казалось таким близким и реальным. Он писал ей сообщения, строил совместные планы. Был счастлив.
Мне бы очень хотелось закончить эту историю классической сказочной фразой: «И жили они долго и счастливо». Однако эта история не имела классического финала. Она не имела финала вообще.
В одном из писем он писал Тане когда-то: «Лётчики, они же... Как? Они не погибают, а просто улетают и не возвращаются».
Так и Валера. Он просто улетел. Оставив после себя невысказанное в тот день, но такое очевидное «люблю», пачку писем, выцветших от времени, и историю большой, настоящей любви, которую вы сейчас прочли.