роман Офицер трилогии Благодарю... Гл. 3

Глава 3.
Прощальный  вечер

Только обрадовалась, что пришёл с испытаний, и вот опять он собирается меня покинуть. Да, задал мне Сашка задачку!
На часах было около десяти, и обыкновенно в это время Саша уже уходил. Но сегодня мы оба не торопились прощаться. Не знаю, что творилось на душе у него, но мне было плоховато. Вот ведь привычка дурацкая! Родители легли спать пораньше, а мы сидели в маленькой комнате при свете настольной лампы и беседовали. Потом решили не мешать бабуле, и перешли в прихожую, подразумевая, что скоро Саша уйдёт. Я села на низенький пуфик, а он сел на корточки и облокотился спиной о стену. Через окно падал свет от многочисленных ламп железной дороги, который освещал прихожую, поэтому свет включать не стали. 

Вероятно, Саша уловил моё томление, или ему самому хотелось того же, но, в конце-концов, он взял своими руками мои ладошки и, обняв их, сидел. Так, сдвиг произошёл. Это движение только усилило во мне скорбные мотивы, и я боялась, что он может увидеть блеснувшие в глазах слёзы. Хорошо, что не включили свет. Как ни сдерживалась, минорное настроение всё больше завладевало мной, я погружалась в какую-то пучину, ругала себя за инстинкты, и называла дурочкой. Но другой голос во мне твердил: “Нет, он хороший, почему он недостоин? Он достоин”.

Наконец, мы одновременно признались, что предстоящий месяц нам будет друг друга не хватать. И очень естественно после признания потянулись друг к дружке со словами: “Ну, давай на прощание, что ли, поцелуемся!”. Подразумевалось – в щёчку. Но почему-то только в щёчку не получилось, и Саша перешёл на губки. Так и случился наш первый поцелуй. Мы томились-томились и в двенадцатом часу поцеловались. А потом, естественно, растащить нас было невозможно. Хорошо, что Саше идти от моего дома три минуты, ушёл же он во втором часу ночи.
Я так соскучилась по ласкам, что впервые ощутила себя страстной женщиной. Во мне просыпалась моя истинная природа. С Мишей я была ещё девушкой и боялась страстных порывов. С Сашей мне надоело стесняться естественных желаний. Тем более, он был не такой крепкий, как предыдущие ребята. Ну, уж кого Бог послал. Зато умный!

Но я себя остановила. Вообще-то на происходящее смотрела как бы со стороны, и мне становилось смешно. Сначала казалось естественным ощущать его другом, и я была благодарна ему за то, что он не предпринимает никаких попыток сближения. Через месяц, при ежедневных встречах, это выглядело уже неестественным. Но я продолжала уважать Сашу за сдержанность. Поцелуй произошёл хоть и затянуто по времени, но совершенно естественно – мы всего лишь решили попрощаться перед разлукой. Зато теперь Саша уезжал не просто другом…

О переписке мы конкретно не договаривались, после экзальтации с Мишей я спокойно, если не сказать – равнодушно – относилась ко всем ярким проявлениям чувств. Напишешь – хорошо, не напишешь – ещё лучше, думала я. Написал.
 
                “Кирилл, здравствуй!
              Извини, что я тебя так назвал.
             Решил черкнуть тебе пару строк.
            Я жив, здоров, чего и тебе желаю. Доехал лучше всех.    
            В купе подобралась нормальная компания. Было с кем и о чём поговорить. Назвали меня пай-мальчиком. Что-то очень знакомое, думаю, где-то уже встречался с таким выражением. Тебя сразу вспомнил.               
     Дома околачиваюсь уже два дня. Отсыпаюсь. Благодать. Спи сколько хочешь, делай, что хочешь – полная свобода действий. Только один маленький нюансик есть. Ложусь спать в 1 час ночи, т. к. у нас с Москвой разница в два часа.            
      Сейчас разложил все свои фотографии и наблюдаю этапы большого пути т. Володина. “Как молоды мы были?”.
      Никто не хочет принимать моих усов. Родители кричат:“Сбрей!”, дружки смеются, а Красножён даже тараканом обозвал. (Но ты же понимаешь, что это любя, конечно). Думал я бороду отрастить, но чувствую, что и без усов останусь.               
      В Ялту ехать отказался. Подумал, прикинул и решил, что на следующий год посвящу этому целый отпуск. Поеду в то время, чтобы можно было бы и загорать и в море искупаться, а то я и море ещё в глаза-то не видел.  Я думаю, что моё решение ты обязательно поддержишь.
    Разыскал историческую приключенческую повесть “20 лет cпустя” (но не известного А.Дюма, а малоизвестного московскому читателю автора А.Володина).               
     Приеду и обязательно тебя с этой повестью ознакомлю. Договорились? Я думаю, что тебе очень понравится.
      Пока новостей нет.       
      Возможно, соблаговолишь отписать мне ответ.   
      Можешь задавать любые вопросы (бумага всё стерпит).
      На этом писать заканчиваю.
      Огромный привет от меня Александре Семёновне и Ивану Романовичу.
       Пиши.               
                11 марта 1980 года.                Подпись”.
 
Конверт подписан красиво, с юмористическими рисунками, почерк приятный. Но, тем не менее, письмо не очень обрадовало. Никаких намёков. Мои предположения, что Саша не просто так дружит со мной и тем более после неожиданно бурного прощания, я надеялась, что он будет более откровенен в своих чувствах… После водопада сплошного хамства, которым я его встретила, он всё-таки вернулся, и чем дальше, тем приходил всё чаще. Ведь не просто так... Я вообще думала, что он сейчас на седьмом небе, а он оказался равнодушным и поверхностным. Оформление письма полностью соответствовало моему стилю, только это меня и могло порадовать… но содержание. Внешне Саша проигрывал бывшим поклонникам, и я ожидала с его стороны радости и признания, а не дружеского письма.

Мама хорошо относилась к Саше, была довольна, что теперь я не с Мишей и всячески старалась угодить новому другу. Перед отъездом она дала ему адрес знакомых в Ялте и порекомендовала врачей, чтобы он делал массаж и всякие экзотические процедуры. Меня эти разговоры и частности не интересовали, поскольку мои планы на Сашу не простирались дальше собственного носа. Мама же, наверное, на этот счёт была другого мнения. Мамину информацию Саша воспринимал не очень охотно, но адрес, тем не менее, взял… 

Дошла очередь и до подружек.
Позвонила индианке Полли, и мы встретились. У неё была возможность (счастливая для меня) взять билет на фильм “Гараж” (люди выстаивали по 8 часов в очередях). Полли встретила меня в разношёрстной компании русских и иностранцев, дала билет, и мы сразу расселись в зале по разным местам. Народу была тьма-тьмущая, после окончания сеанса не имело смысла её разыскивать…
Позвонила Ире, сходили на фильм “Молодая жена”. Ира давно уговаривала сходить на него и, наконец, её желание сбылось. Картина понравилась, жизненная и как раз про нашу сверстницу. Я расчувствовалась, Ира же была совершенно спокойна. И под стать первым двум, третья замечательная картина “Осенний марафон”, на которую мы пошли с Ириной на пару.

Письмо от Саши я получила 11 марта, а 20 марта откатала ответ. 
 
                “Здравствуй, Александр!
Откровенно говоря, не ожидала получить от тебя  весточку. Хотя я сильно обиделась на твоего Кирилла, письмо всё-таки решила написать.
Твоей исторической повестью “20 лет спустя” неизвестного ранее автора А.Володина я заинтересовалась и даже очень.               
Жизнь наша московская течёт по-прежнему, без особых стрессов и приключений. Некоторое оживление публики вызвал фильм Рязанова “Гараж”. Но о культурных мероприятиях попозже.               
Вчера в метро проводились статистические исследования. При входе в метро каждому человеку давали талон и при выходе он его отдавал. Через 8 месяцев ЭВМ выдаст итоги исследования: какие станции и переходы больше всего загружены, какие маршруты наземного транспорта следует снять, а где ввести новые маршруты.
В центральных магазинах тоже идёт расслойка на москвичей и иногородних – всех опрашивают и вносят  в реестр. Наверно, москвичей в магазинах нет, а если и есть, то очень малый %.               
На прошлой неделе посмотрела “Гараж” в к-т “Звёздный”. Пробиться на него практически невозможно, билет достала подруга, они всей группой филфака заказывали по “предварительной продаже билетов”. Впечатление в принципе хорошее. И публика была приличная, даже хлопали, как на концерте. Очень много   
смеялись, смехом заглушая последующую речь. Так что много было не расслышано.
Та же история с “Осенним марафоном”. Но на этом фильме публика была глупая – смеялись где надо и где не надо (к-т “Пламя”).
Смотрела ещё “Молодую жену”, картина очень понравилась.
В общем, фильмами довольна.
В это воскресенье иду в Театр миниатюр.
Фотографии ещё не получила, так что относительно  снимков ничего утешительного тебе сообщить не могу. 
       На этом хочу закончить.
       Пиши о своём времяпровождении.
       Надеюсь, ты не забыл о белом материале для брюк?                               
   
       Р. S.               
       Большущее спасибо за фото!!!               
                Кира”.
 
Написать ответ составило огромного труда. После Миши я какая-то заторможенная. Вся иссякла – страдая, любя, ненавидя… Мозги не соглашались работать. Тем более, ответной реакции на моё снисхождение я не получила. Упоминаемые в письме фотографии надо было получить из фотоателье на Калинин-стрите (я говорила на молодёжном жаргоне, и Саше, вероятно, это резало слух). Перед Сашиным отъездом я собиралась одна ехать в фотостудию, но он увязался за мной и, мало того, проник в павильон во время съёмки. Потом неожиданно сел на моё место и спонтанно решил запечатлеться для истории. Я тоже осталась на съёмочной площадке, но не из банального любопытства, а из творческих соображений – подсказывала, как лучше сесть. Получился Саша хорошо. Что значит, моя школа! Свою квитанцию он отдал мне, прокомментировав: “Всё равно будем вместе получать!”. Не перестаю удивляться – он весь светится уверенностью. Откуда она у него взялась?!   

Саша прислал в письме фотографию, надо сказать – замечательную. Может, именно благодаря ей, я стала смотреть на друга серьёзнее, чем раньше? Он излучал какое-то спокойствие, доброту и домашность, выгодно выглядел именно как будущий муж…
На работе никому о нём не рассказывала, а тут решила принести оригинальное письмо и фотографию. Подружки по институту имели удовольствие увидеть моего друга, заочное знакомство состоялось. Конверт и выглядывавшую из него фотографию на моём столе увидела Люда, завистливо блеснула глазами: “И где только таких хороших ребят берёшь? Другие девки лучше тебя и сидят одни, а ты… Везёт же…”, – дуракам.., слышалось в её словах.

Не хочу углубляться в тягучую и неприятную историю взаимоотношений с коллегами по работе… Раньше не подозревала, что зависть к молодёжи и сожаление о своей несчастной жизни может вылиться в откровенную ненависть к чужой молодости, у которой только начинается жизненный путь и впереди распахнуты все двери. Но когда-то точно в таком же положении были и они. Зачем завидовать чужой молодости? Неизвестно, что выпадет на долю этому человеку.

Много позже, находясь в более зрелом возрасте, утвердилась в своей позиции, и свой возраст воспринимала как богатство. О зависти 20-летним не может быть и речи. Главное достоинство взрослых людей – их дети, которые являются предметом гордости. От жизни я получила сногсшибательный опыт, как в отрицательном, так и в положительном смысле слова, который не променяю ни за какую молодость. Поэтому не понимаю, почему встречала противодействие со стороны более взрослых коллег. 35 лет – это шикарный возраст для женщины. И только теперь я могу оценить, насколько Люда была глупа.

Позиция по отношению ко мне главнокомандующего по библиотеке – Светланы Васильевны – тоже была мне не ясна. Откровенное игнорирование  противопоставляло меня коллегам. Но дистанция соблюдалась ими не по возрасту, а по отношению ко мне. Ирину они сразу приняли в свой круг по ряду причин, изложенных ранее – “бедная и несчастная” девочка. Чужое счастье застит глаза и именно поэтому меня отделили. В этом положении гадкого утёнка мне приходилось существовать.

*     *    *

У Светланы был довольно широкий кругозор обсуждаемых тем – от театральных премьер и фильмов по телевизору, политических событий и разговоров о родственниках и маме, с которой она проживала на одной из ближайших к институту Соколиных улиц. Например, она обязательно раз в неделю говорила о фобии мамы.
– А у нас опять грандиозная проблема!
– Что такое случилось, Светлана Васильевна?
– Ну как же – тряпку не туда положила! Всё, наступил конец света.
– А-а, понятно. Расстроили, в общем, маму. Ай-яй-яй!
– Очень расстроила! Просто катастрофа! Она утром встаёт и первым делом смотрит – на месте ли лежат все её тряпочки. Без тряпок нет никакой жизни!
– Ну, у неё душа не на месте…
– Ага! У неё душа, а у меня трясучка начинается, как только она спрашивает про тряпки… Старческий маразм! В тряпках для неё сейчас заключается весь смысл жизни.

А я сидела и думала – подумаешь “фобия”! Если Светлана будет класть на место тряпку, фобия сама-собой исчезнет. Но все начальнице только поддакивали и иронизировали над “чудачествами” престарелой матери. Наверное, она и с мамой своей разговаривала в таком же тоне, как и со мной – безапелляционно и насмешливо… О своём брате она тоже рассказывала в уничижительных тонах. Он женат, и слава Богу, потому что абсолютно не приспособлен к жизни, как, впрочем, и все учёные, а он физик. Владимир может взять в одну руку половник, в другую – тарелку, подойти к кастрюле и остановиться перед неразрешимой задачей – как же открыть крышку? И так и стоять над кастрюлей, не в состоянии справиться с проблемой – при этом находить ответ на сложные теоретические вопросы научного порядка. Если останется один, точно умрёт от голода…

Кто-то тоже рассказал о не приспособленных к жизни мужчинах.
– Яйца вбил, что дальше!?
– Включай газ.
– Готово. На каком огне?
– На любом. Если на сильном, тогда стой и смотри.
– Так… cмотреть… куда?
– Не “куда”, а чтобы не подгорело…
– Так… А будет подгорать – что делать?
– Что-что?.. Тогда кричи, например…
– Что кричать?
– Кричи “пожар!”.
Демонстрацией такого точно подмеченного поведения мужчин может служить миниатюра “Люсь, а Люсь” Ефима Шифрина.

Может быть, и семейная жизнь у Светланы не сложилась из-за слишком критического отношения к людям. А со мной она вообще разговаривает как с заключённой. Но ведь это не тюрьма, а библиотека!

Наглядно отобразить библиотечный тоталитаризм можно по такому отношению учителя к ученикам. 

“Утром в класс входит учитель и медленно уверенным шагом идёт к столу. Властным взглядом рассматривает в упор лица учащихся. Немая сцена. Ученики заранее приготовились к чрезвычайной ситуации. С нажимом, с металлом в голосе педагог обращается к классу:
“Здесь ещё до сих пор к уроку не готовы? Дневников не вижу!.. За отсутствие дневников, учебников, тетрадей буду строго наказывать. Староста, где рапортичка?.. Смирнов, за письменным разрешением к директору. Быстро!.. Исаев, кто вам разрешил открыть учебник?
Исаев перелистывает учебник, спохватившись, закрывает его, встаёт и вытягивается в струнку, моргает глазами.
“Я спрашиваю, кто разрешил?..”, – ждёт ответа на поставленный вопрос учитель. Молчание… “Садитесь”.
Входит дежурный по школе ученик, за ним Смирнов. Дежурный просит допустить Смирнова на урок.
“Пусть постоит пока у доски”.
Смирнов встаёт у доски.
“Стену не подпирать, отойдите от стены на шаг, – обращается учитель к Смирнову.  …Суховерша, пожалуйста”.
За следующими друг за другом командами и выговорами, почти незамеченным прошёл вопрос учителя о самом главном – теме сегодняшнего урока. Мальчик молчит, просит повторить вопрос.
“Повторите ему вопрос, Исаев, он не слышал, что я дважды повторять не намерен!”.
Исаев повторяет вопрос.
“Кто разрешил вам заглядывать в атлас, Серёгин?”.
Мальчик встаёт.
“Дневник положите ко мне на стол.., – говорит он Серёгину. – Я жду…”.
Серёгин произносит: “Я больше не буду”.
“Охотно верю, и жду дневник!”.
Серёгин подаёт учителю дневник.
“Когда так держат руку, Брайнин, я не спрашиваю”.
Мальчик опускает вытянутую руку на угол парты. 
И так далее. И так далее”.

В моём случае ситуация выглядела ещё абсурднее, чем в приведённом примере, ибо негатив был обращён только в одну сторону, и все молча поощряли выпады, а иногда в лице Люды даже поддерживали травлю. 
   
Произошли большие изменения в нашей квартире.
…Года два назад, в очередной раз поругавшись с мамой, папа на ночь глядя, ушёл к бабушке. Когда проходил мимо мебельного магазина, увидел необычное для позднего времени суток оживление – стояло человек двести, и горели костры, у которых грелись люди. Он подошёл и поинтересовался: оказывается, последний день идёт запись на немецкие стенки “Нойцер”. Запись идёт два дня и бывает раз в два года. Папа копил деньги на машину из премиальных, скрывал НЗ от мамы и по-тихонечку по-маленечку откладывал свои копеечки, надеясь к пенсии обзавестись предметом роскоши, можно сказать, вожделенной игрушкой, недоступной для многих тысяч россиян. Но, пораскинув мозгами, и находясь в критической семейной ситуации, решил сделать благородный жест – пожертвовать машиной ради семейного благополучия.

Мама всю жизнь высказывала ему претензии по тому или другому поводу (а папа при этом идеальный муж), я с 16 лет стала на время уходить к  бабушке, потому что жизнь дома стала невыносимой. Папа решил всем сделать хорошо. Он записался на стенку, несмотря на астрономическую стоимость (1 тысяча 200 рублей), и ему предстояло простоять всю ночь (на дворе поздняя зима и ещё холодно). В 6 утра – перекличка, потом в три дня и в семь вечера. Была вероятность, что и вторую ночь опять придётся дежурить, чтобы стеречь очередь, а потом ещё день или два ходить отмечаться по три раза на дню. На следующий день у отца был выходной, и всё удачно совпало.

В нашей стране право на приобретение товаров ограниченного спроса имеют только заслуженные деятели и ветераны Великой Отечественной войны. За Родину отдали жизни два моих деда. Семьи погибших тоже должны быть причислены к этой категории. Мало того, что бабушки с трудом поднимали детей без мужей, дети не имели отцов, а я не имею счастья общения с дедушками, так нас ещё наказывают таким отношением. Ветераны получают квартиры, машины, холодильники, ковры, цветные телевизоры и путёвки в Дома отдыха. То, что для простых смертных недоступно или можно купить за большие деньги, которых у подавляющего большинства людей нет… Приобрести модную стенку практически невозможно даже для льготных категорий, просто папе очень повезло. Мама никогда бы не стала обременять себя подобными хлопотами, её вполне устраивал тот скромный быт, в котором жила наша семья.               

Отец, как партизан, два года молчал. Позже он оправдывался тем, что мало верил в эту идею, думал, что всё это профанация. Обманут, как всегда. И вдруг в марте приходит открытка на получение гарнитура: стенка, раскладывающаяся софа, два кресла, стулья, большой стол и журнальный столик. Так называемая “стенка” представляет собой одинаковый по стилю набор мебельных шкафов разного назначения: платьевой шкаф, шкаф для белья с полками, книжные полки, сервант и бар. “Нойцер” имеет красивый оттенок красно-коричневого цвета и отполирован. Ручки сверкают золотом, а сервант – зеркалами, отражающими предполагаемую красивую посуду.

В семье возникло оживление, и каждый день превратился в праздник. Теперь мы жили, как принцы. Осталось купить красивый чайный набор (обязательно дорогой, под стать стенке) и можно смело приглашать гостей. Первое условие я постаралась выполнить как можно быстрее, чуть ли не голодая.               

Маме, как всегда, ни до чего не было дела. Она считала тяжкой обязанностью варить суп и мыть пол и за это каждый день все должны ей говорить “спасибо”. Она у нас царь зверей – Лев. Да ещё по году Бык. Спорить и доказывать что-либо бесполезно. Поэтому Царьлевна поступала в соответствии со своими желаниями, обязанности хозяйки возводила в ранг ежедневного подвига, при неповиновении отвечала присущей ей мощью и огнём… После того, как она следом за нами пришла жить к бабушке, не желая оставаться одной в прежней квартире, поведение мамы изменилось. Теперь она меньше требовала от нас, но и сама стала безразличной ко всему происходящему. Улучшал её настроение только Саша. Известно – почему.
   
Если с одной стороны жизнь расцветала бурным цветом, то с другой она повергала в уныние и тоску – личные отношения не приносили радости, и лето запомнилось какой-то безысходностью. Чувствовала, что Саша всё сильнее затягивает меня в свои сети. И я, как лягушка к удаву, шла на его телепатический зов, потому что во мне в полный голос заговорила матушка-природа… Но я всё ещё находила в себе силы сопротивляться. Ухажёр водил меня на престижные концерты, покупая самые дорогие билеты, усаживал на элитные места. Манеры изысканные – кавалер отменный, галантности ему не занимать…

Однажды мы поехали на Колхозную и навстречу шёл иностранец, который что-то спросил. Сначала Саша заговорил с ним на английском, потом на немецком и уже с трудом – по-французски. Но иностранец так и не договорился с нами, может, он оказался итальянцем? Итальянского Саша не знал. Я поразилась осведомлённости друга, но никаких комплиментов делать не стала. Хвалила его редко, мои восторги Сашей и Мишей ни к чему хорошему не привели.

Александр пригласил на балет. Приглашение восприняла без настроения, потому что балет ленинградский. Но Саша сказал, что постановка современная на тему музыки группы “Пинк Флойд”. Этот факт заинтриговал… Мы сидели в первых рядах партера среди иностранцев. Позади нас расположились американцы или англичане и Саша на ушко переводил всё, что они обсуждали. Интересно подслушать чужой разговор, какую оценку дают нашей стране, театру и публике. Оставалось сожалеть, что я в строгом платье и не такая нарядная, как толпа вокруг, которая обтекала нас со всех сторон, светясь бриллиантами на обнажённых плечах и руках, голыми спинами дам в изысканных платьях до пола и шикарными меховыми манто на плечах…

В моём платье простительно сидеть на балконе. Я сделала Саше замечание:
– Что же ты не предупредил, что идём в такое общество…
– Привыкай, – сказал он многозначительно, – раз товарищ Володин тебя приглашает. Фирма веников не вяжет!
Иногда меня поражало его самолюбование. Он так и не оценил оказанного ему когда-то снисхождения. Он вёл себя так, как будто всё так и должно быть… Но я стойко сопротивлялась зову природы, тем более, мне впервые попался такой пуленепробиваемый парень. Другие быстро влюблялись и начинали страдать. И только тогда я раскрывала своё сердце и давала волю чувствам, которые давно были готовы к ответному порыву, но приличия ради запирались на крепкий девический замочек…

С Сашей всё по-другому. Друг, хороший парень, с которым можно поиграть, как с котёнком. Памятуя прошлый печальный опыт, сердца не открывала. И поскольку первое впечатление о нём было ярко отрицательное, да ещё на фоне моего безобразного поведения, впоследствии я с ним не церемонилась. Общалась на равных, как с другом. Не жалела, поскольку сам напросился в друзья – и высказывала ему многие не совсем красивые мысли… С Мишей я была более романтичной, более женственной и нежной, к тому же находилась практически сразу в статусе будущей жены. А это обязывало.

Саше же я резала правду-матку в глаза и иногда ставила в тупик. Говорила с ним так, как, например, с близкой подругой. Такая откровенность его шокировала. Он говорил, что до меня у него не было ни одной девчонки и опыта общения с такими хулиганками, соответственно, – тоже. Иногда я издевалась над ним, задавая каверзные вопросы, так как он постоянно подчёркивал, что он самый умный и всё знает… Ко всем мужчинам я сейчас относилась так же, как Ирина – патологически. Отсюда вытекало и моё отношение к Саше. Но, похоже, такая крайняя откровенность ему даже нравилась. Прямая противоположность отношениям – “сю-сю-сю”. Но и он, надо сказать, в накладе не оставался. Вернее сказать, я сама толкала его на это. “Откровенность на  откровенность, выкладывай теперь, что ты думаешь по этому поводу…”. И однажды я дождалась и три дня после его умозаключений оставалась уязвлённая…

Накануне мы рассуждали о том, что присуще мужчине и женщине, каким тот и другая должны быть в идеале. Он сказал, что женщина находится   н а р а в н е   с мужчиной, она такой же человек, соответственно, и спрос с неё должен быть такой же. Даже больше, потому что кроме работы, она должна вести домашнее хозяйство и заниматься воспитанием детей… А то некоторые матери, добавил он, так до 18 лет и не научили дочерей варить кашу. Стыд и срам – женщина выходит замуж и не может сварить обед! На мой аргумент: “Ничего, вся жизнь впереди – научится”, Саша зло ответил:

– Да нормальный человек на такой не женится!
– Саша, а разве в каше дело?
В этот раз мы сцепились не на шутку. Я ему про высокие материи, а он мне про кашу. В конце-концов, я сказала, что ничего не умею и однако меня неоднократно звали замуж – это, во-первых. А во-вторых, я не комплексую, всему своё время, выйду замуж – научусь.

Он даже добрался до моих ногтей. Иронично намекнул – “да, с такими ногтями ты, пожалуй, научишься, и варить и стирать ”. И я встала в позу: “Да, с такими ногтями пока буду гулять, а придёт время – постараюсь делать домашние дела, как и подобает хозяйке… Да ещё и не одна, а вместе с мужем”. Дала понять, что никогда не опущусь, всю жизнь буду следить за собой. Домашняя семейная обстановка никогда не сделает из меня посредственность. Никогда!               

– Так всю жизнь и будешь чистить свои пёрышки?
– Даже с удовольствием!
– Но это же пустое.
– У нас разные взгляды на жизнь…
В конце-концов, Саша сказал, что он   в ы б е р е т   себе жену работящую, без всяких этих штучек. Чтобы готовить умела и была настоящей хозяйкой. Меня это задело. Как будто я не хотела быть хозяйкой. Я, понимаешь, снизошла до его наглости, стала с ним встречаться, даже разрешила поцеловать, а он обзывает меня комнатным растением, не готовым решать жизненные задачи… 

Да, сказала я, представь себе – да, да, да! Я маменькина дочка, ничего не умею, могу только шить. Да, люблю красиво одеваться, люблю длинные ногти с маникюром. Да, я такая легкомысленная. Дала ему понять, что изба в поле – не для меня. Может, он и разозлился, потому что понял, что не для меня. Вероятно, он уже тогда строил какие-то планы. А я оказалась изящной женщиной, а не лошадкой, готовой скакать за ним по его военному долгу на край света и таскать воду из колодца…

Саша с презрением сказал:
– Твой удел сидеть в тёпленькой квартирке с занавесочками и пить чай с вареньем.
– Да, дорогой, представь себе, я и не скрываю, – это моя мечта – никуда не дёргаться, а сидеть в тепле, в своей квартире, именно с красивыми занавесочками, и попивать чай с вареньем.

Неделю дулась на него, и он тоже не приходил. “Подумать только, наглец, – злилась я, – вот и допустила в своё сердце! Я ему не хороша! У меня масса достоинств, а он их не замечает. Другие видят, а он нет. Ничего, и без каши замуж выйду. И больше терять время с ним не буду”. Позже я сама же себя ругала: “Ну, и чего ты на него взъелась? То лезешь со своей откровенностью, а теперь за то, что он высказался – обвиняешь. Будь последовательна. Уважай чужое мнение, даже если оно не совпадает с твоим…”.

Не знаю, на какой стадии пошёл спортивный интерес, и вообще – был ли он? Мы продолжали встречаться... Я находилась в нервном напряжении с ущемлённым чувством собственного достоинства. Продолжала себя накручивать: “Я ему не хороша! Такие ребята сохли по мне, а он осмеливается говорить мне такие вещи!”. Отношения стали более прохладными. Я и раньше открыто не придавала значения его визитам и отпускала ниточку, соединяющую нас, достаточно далеко. Давала понять, что он не очень важный элемент в моей жизни. Я стала больше отлучаться по каким-либо делам. Заметила – когда говорила, что иду куда-то с Ирой – он был спокоен, но когда неизвестно с кем – Саша напрягался.

Летом с Ириной зачастили в бары. Меня влекли эти островки красивой жизни. Баров к тому времени расплодилось довольно много, и мы для них уже старухи, девки на выданье. Я понимала, что это последняя надежда, что позже ходить тем более будет неудобно, подрастает новая смена, которая смотрит на нас свысока и обгоняет по части нарядов и косметики. Пока нас могли воспринимать ещё как девушек. Хотя и не все… Знакомства в барах иногда были удачные, но под конец всё разлеталось в пух и прах – мы прощались, поблагодарив друг друга за хорошую компанию, так и не обменявшись телефонами. О себе я молчу, но Ирка-то!.. Ирина к тому времени изменилась в лучшую сторону. Свои наряды шила под мой аккомпанемент, это льстило, и я с удовольствием ей советовала. По моим рекомендациям она менялась на глазах. И я начинала в неё влюбляться, как Пигмалион в своё творение.

Профессиональные дела Ирины шли в гору, она подрабатывала на концертах и однажды рассказала, как впервые её представили публике… Ребята из Москонцерта, её друзья, посоветовали привыкать к обстановке и вместе с ними ездить на вечера и даже участвовать в небольших гастрольных турах по Подмосковью. Перед выступлением принято немного принять на грудь для куража… Однажды она стояла за кулисами и смотрела номер и вдруг слышит, как объявляют: “Выступает дипломант такого-то конкурса, лауреат такой-то премии…”.

И после этого вдруг объявляют её фамилию. Ребята выталкивают Ирину на сцену и ей ничего не остаётся, как с горделивой осанкой прошествовать к микрофону. Заиграла музыка и певица исполнила песню, которую несколько раз разучивала с ребятами на репетиции. Всё прошло гладко. За кулисами все налетели с поздравлениями, был ажиотаж, а у неё ещё продолжали трястись коленки… Cцена изменила подругу, она научилась подавать себя с достоинством, а общение с отдельной кастой артистов сделало из неё гранд-даму.

Помню, как я уговаривала её идти в бар первый раз, а она отказывалась, потому что стеснялась. И поймала Ирину вот на чём, я откровенно спросила:
– Ты трусишь, что ли?
– Я? С чего ты взяла? – с гонором ответила она.
Только чтобы доказать, что она не трус, Ирина пошла со мною в бар. Она не столько хотела идти в не совсем пристойное, по её меркам, заведение, где собираются, как ей казалось, отпетые люди, сколько ей невыносима была сама мысль, что кто-то может заподозрить её в малодушии. И мы направились в одно из таких заведений. Перерыв после техникума и Стаськи приличный, я сама тряслась, я тоже не ходок в такие заведения и уже давно.

А Ира впервые входила в этот неизведанный доселе мир и держалась так уверенно, как будто каждый день ходит по барам. Наверно, она вела себя, как на концерте, выходя на сцену… И впоследствии именно с ней нравилось ходить в бары – Ирина по-королевски грациозно шествовала через весь зал впереди меня (большому кораблю – большое плавание), и самые интересные ребята сразу сворачивали шеи. Излишне говорить, насколько приятна такая постановка вопроса для меня. Вся шушера как-то сразу меркла при появлении “королевских особ”. Считая себя красивее и стильнее Ирины, если отбросить мою режиссуру её нарядов, надо признать, что фигура у неё лучше. А брала она всё-таки своей подачей. Я восхищалась – как здорово у неё это получается! Какое достоинство! Во всём её облике читались следы не иначе как голубой крови. Глядя на Иру, я тоже преисполнялась благородства. Нравилось, как мы общаемся с ребятами – мы вели интеллигентные умные разговоры. Нам никогда не приходилось ставить ребят на место. Тем не менее, повторюсь, серьёзных знакомств не случилось. Хотя в этом вопросе Ира удачливее меня, но её не устраивал уровень…

В родне у Иры к тому времени произошли кое-какие изменения. Тётя Лида в санатории познакомилась с вдовцом из Павлодара, и вскоре он переехал жить к ней. Но не один, а с двумя дочками – Светланой 15 лет, и с младшей вообще пяти лет. Новую родственницу Ира приняла очень доброжелательно, на удивление, ведь она довольно надменный человек, и только с близкими ведёт себя по-простому. Подруга сразу окружила Свету вниманием и заботой, я даже заревновала. Светой оказалась толстая коровка старше нас на вид. И какая-то чёрная, как нерусская.

Ну, а то, что деревня – это понятно. Мы, столичные жители, всех остальных сразу определяем на глаз… Ирина взяла Светлану под своё покровительство. Мы стали знакомить её с цивилизацией и настало время вести её в бар. Света жила рядом с тем баром, который нам нравился – у ресторана “Вешняки” на Ждановской.  Про него Ирина узнала случайно, когда искала работу певицы в ресторане. На этот раз решили идти туда, но с предосторожностями, входить и выходить незаметно и быстро. Если тётка из соседнего подъезда увидит нас – дома Ирке голову оторвут. Так что элементы конспирации налицо и ничего с этим не поделаешь – запретный плод сладок. Девчонки наврали своим, что идут в кино, и мы, выбежав из подъезда Светкиного дома, тут же забежали в соседние двери ресторана…
Света смотрелась в обстановке бара смешно. Ира старалась передо мной оправдаться за новоявленную родственницу: “Я бы ей своё дала одеть, но ты же видишь, какая она бочка…”.

А Светик очень скоро освоилась, это не то, что мы – ходили нехожеными тропами. Я бы тоже хотела с таким классным эскортом преодолевать жизненные пороги… Вскоре нам пришлось её даже останавливать, Света не прочь была выпить. Тут мы с Ирой поняли своё предназначение и принялись наставлять молодую девицу на путь истинный – объяснять, что такое хорошо, и что такое плохо. Не люблю Маяковского, но что поделаешь, приходится цитировать. Хотя в душе я немного Свету оправдывала и по большому счёту – жалела.

…У Светы умерла мама. Молодая, красивая. У такого импозантного и представительного мужчины, как Светин отец, не могло быть некрасивой жены. Мама умерла от рака. Cреди ближайших родственников тоже умерли человека три. Заражённое место, этот город Павлодар, что в Казахстане, где шахтёры добывают уголь. Отравлен сам воздух… После смерти жены отец сказал: “Моё терпение лопнуло. Чтобы дочери остались живы – перееду хоть куда…”. Но “хоть куда” не получилось, а получилось в столицу нашей Родины.

В санатории Виталий познакомился с разведённой москвичкой и дело быстро обтяпали. Явно неравный брак не внушал доверия – он красавец и с положением, а Лида внешне – самая обыкновенная женщина и простой инженер. Отец в Павлодаре занимал руководящий пост и в московском министерстве для него приготовили местечко… Я жалела бедную Свету – как же она теперь без мамы? Но родственники Иры трогательно и с вниманием приняли новых членов семьи, а над маленькой вообще все тряслись, как над своей… Светлане вырваться из дома было трудно – её блюли. Всё-таки 15 лет.

Поделилась я как-то с Ириной, что мечтаю о белых брюках. Она подняла меня на смех: “Ты с ума сошла! Белые брюки! Будут, как на ненормальную, пальцем показывать. Кто ходит в белых брюках?!?”. Несмотря на свою просыпающуюся под моими наставлениями стилистическую интуицию, иногда Ира всё ещё находилась в обывательских дебрях. Я спокойно ответила, что меня как раз и устраивает то, что никто не ходит. Её реакция была понятна – она выражала мнение большинства. И немного неприятна тем, что своим отказом она ставила крест и на моём облачении в ультрасовременный наряд, ведь я надеялась, что подруга подхватит идею, и мы вместе выйдем на улицу в таком достаточно необычном виде. Одной всегда страшнее пробовать что-то новое. Но Ира закомплексована так же, как и всё советское общество…
 
Тем не менее, через неделю подруга радостно сообщила: “Я у тётки забрала материал, хочу брюки шить…”. Когда я увидела цвет материала, мне чуть плохо не стало – “мой гардеробчик” – белый и плотный, как раз как джинсовая ткань. Когда Ира сообщила тёте Лиде, что ей нужен белый материал на брюки – в свою очередь, тётка подняла Иру на смех. Ире пришлось доказывать чуть ли не с пеной у рта, что для неё это крайне необходимо. Вот тётя, смирившись с выпендрёжами молодёжи и сумасшедшими желаниями, и расстаралась. А моя оценка Ирину обрадовала: “Cчастливая! Я всю зиму мечтала о таком материале”. 

У подруги нашлись знакомые в ателье, и через неделю Ира уже смогла надеть белые джинсы. Но только дома, под мои восторженные возгласы. На улицу выходить в таком виде пока не решалась, ей тоже нужна была моя поддержка в аналогичном наряде.
Всю неделю я ездила в центр и, наконец, мои поездки увенчались успехом – купила материал ещё лучше по качеству, чем у Иры. К тому же я взяла ткань не только на джинсы, но и на пиджак – полный атас!

Ирин мастер сшил для меня брюки за три дня. Но перепутал выкройки  или наврал, что перепутал, чтобы я отказалась от заказа в его пользу. К счастью, ещё остался материал на пиджак, и мастер сшил из него вторые уже по мне. Теперь он летал передо мной по воздуху, ведь вопрос отдам ли я ему первые джинсы – оставался открытым. Через неделю брюки были готовы. Но первые я всё равно забрала, из принципа, чтобы ему не повадно было обманывать людей… Я  даже не подарила халявной шоколадки, хотя меня свели с мастером по знакомству и сроки были минимальными… Когда сказала Ире об этом, красиво ли я поступила, он всё-таки её знакомый, она как всегда невозмутимо, ответила:
– Мне всё равно. Как считаешь нужным, так и поступай. К тому же, он не мой знакомый, а матери… –  (???).

Сшили мы моднючие джинсы, последний писк моды, и пошли в таких умопомрачительных брюках в бар.
Впервые в баре увидела пр-ку, живую. Вообще их было две, но вторая худая и страшная, скромно одетая и ни на кого не производила впечатления. Зато её подруга – довольно экзотическая особа. Девушки лёгкого поведения сидели за соседним столиком и весь вечер мы наблюдали (не буквально, разумеется), как к ним поочерёдно стекалась мужская половина зала. Причём, среди них были и не совсем швальные мужики. Сначала я не могла сообразить, кто они такие, эти две “красавицы”. Лишь позже “основная” стала громко разговаривать и смеяться, привлекая к себе внимание. Она толстая до безобразия. На лицо приятная, с пышными волосами, довольно красивыми. Большая грудь, толстые руки, большой живот. Лишь разглядев, увидела здоровую ляжку, выступающую из совершенно неприличного разреза на юбке. Присмотревшись, вообще ахнула: виднелось тело между юбкой и блузкой и между ними свисает складка жира. Пр-ка вскоре от жары подняла блузку ещё выше и вся блестела от пота.
 
К нам подсели два приятных молодых человека. Мой был ничего, а Ирин вообще прелесть! Женя пытался произвести на меня впечатление. Мы хорошо пообщались, у ребят иностранные сигареты, манеры и вели они себя воспитанно. Девушки, если их так можно назвать, за соседним столиком одиноко себя не чувствовали, к ним всё подплывали и подплывали мужички… На некоторые выходки толстой я несколько раз посмотрела в их сторону.
Женя меня остановил:
– Не смотри на этих, не смотри, что там интересного?..
Причём, он говорил так, что это звучало как комплимент – мы абсолютно противоположные им, потому что положительные.
– Да я смотрю, какая базарная эта толстая… Так ведёт себя…
– Она всегда так себя ведёт, она каждый вечер здесь…

И он как-то культурно дал понять, кто она, назвал её имя. Я стала смотреть на Веру более внимательно, потому что впервые в жизни видела это явление природы. Да! Нечего сказать! Я раньше думала, что такие женщины красивые, ухоженные и хорошо одетые, а эта – настоящая уродина. Ей самой надо деньги давать мужику, чтобы он на неё полез. Вот и говорят после этого, что у нас нет пр-к, – нате, пожалуйста! Теперь я оглядывала её с писательской точки зрения. Всё-таки мне предстоит отражать жизнь, какой бы она ни была, и её тёмные стороны в том числе…

Танцорами кавалеры оказались некудышними. Мы с Ирой несколько раз выходили на быстрые танцы размяться, но без ребят было не то. Вечер приближался к концу, мы заторопились домой. Альберт часто смотрел на меня, как бы выбирая между нами, но основной упор делал на Ире, пытаясь её очаровать… После танца вернулись с Ирой на место, где нас ждал подарок – мальчики купили нам по коктейлю и по шоколадке, это в довесок к нашему коктейлю. Щедрые на этот раз попались кавалеры.

Ради коктейля остались, но время поджимало, и мы опять стали собираться домой. Женя и Альберт по-прежнему не хотели нас отпускать. Мы обрадовались – ага, значит, понравились! Наконец-то нас поедут провожать. А то мне уже надоело, Ирину хоть иногда провожают или суют номера телефонов, а меня – нет. Можно подумать, что я хуже её. Конечно, царственную осанку Ирины никуда не денешь, но у меня мордашка вполне смазливая. И всё равно я на вторых ролях. Я не обижаюсь, не злюсь, тем более, и уж совсем на меня не похоже – не завидую, ни Боже мой. Я, наоборот, радуюсь, что наконец-то появилась подруга со светскими манерами и мне это льстит. Даже можно сказать –  я тоже блистала в лучах её славы. Хоть и пафосно, но зато правда.

Ребята всё задерживали и задерживали нас, и мы намекнули, что боимся поздно возвращаться домой. Они сказали, что ещё немного посидим и все вместе пойдём. Всё было здорово, но вдруг они сказали:
– Девчата, а что, если мы продолжим веселье? У нас есть хата, музон, водочка, коньяк… Хотите шампанское – достанем…
– Нет, мальчики! – категорично хором ответили мы.
Настроение упало. И тут они стали уговаривать, особенно Альберт. Причём, смотрел он и на меня. Ему было всё равно, с кем.

Мне всегда нравилась серьёзность Ирины. Я отказываю, но мягко. Она же – грубо, поэтому более доходчиво. В её устах это звучало так: “Мальчики, это исключено!”. Поэтому я доверила это ей, раз у неё так хорошо получается. И вообще всё это казалось несущественным – сказали “нет”, значит “нет”, силой же не возьмут! Женя обнял меня, уговаривая, я убрала руку один раз, другой. Альберт на Ирину тоже налегал. Наконец, мы с Ирой встали. Вышли из бара, и направились к остановке. И хотя шли одни, я нисколько об этом не жалела, поскольку у ребят были в отношении нас похабные планы. Пошли они к чёрту!   

Хотя где-то глубоко в душе шевелилась обида: “Да что же это такое, прямо невозможны здоровые отношения, везде разврат! И даже такие интеллигентные ребята, и те – туда же… Тогда почему Женя с неприязнью говорил о наших соседках с оголёнными телесами? Если бы мы согласились поехать вместе с ними, чем мы лучше  э т и х ? Тогда мы такие же, если не сказать – глупее – они за своё падение хоть деньги берут, а мы бесплатно… Разница только в демонстрации, они открыто показывают, кто они, а мы втихаря готовы заниматься тем же самым…”.
Вдруг ребята догоняют нас, и сердце радостно ёкает. Обнимают. Ни слова о хате! Поумнели, разглядели, с кем имеют дело. На остановке ребята говорят:
– Зачем мы поедем на троллейбусе, если можно поймать машину?

В другом случае мы от машины не отказались бы, один раз уже воспользовались приглашением, когда Ирин ухажёр предложил проводить с шиком. Но с этими ребятами садиться рискованно и мы сказали – нет. Они продолжали уговаривать. Ирка начинает злится. Я думаю – зачем она нервничает, не посадят же силой! Женя высокий, и это, пожалуй, единственное его достоинство. Нос уж больно длинный, а волосы чересчур пышные. Знал бы Сашка, что меня обнимает чужой! Хоть и выпендривается, а нравлюсь я ему.

О Боже, когда же я встречу свою Судьбу? Почему-то ругаюсь с ребятами на пустом месте – с Шуриком как-то непонятно всё закончилось, с Мишей вообще ужасно… Но теперь любовь будет последняя, свадебная…
Подходит троллейбус – ребята нас не отпускают. Мы орём, вырываемся – бесполезно. А что случилось после – вообще финиш… Кавалеры опять намекнули о хате и мы опять категорически отказались. Ира совершенно вышла из образа королевы и сказала:
– Вы придурки, что ли? Сколько можно говорить? И на машине мы не поедем!
Альберт пошёл ловить машину.
Я подала голос:
– Но мы сказали же.
– Да я не вам, я себе.

“Ага, – думаю, – значит, Женя пойдёт меня провожать”. Подъезжает такси. На остановке стоит четыре человека и по улице идут трое мужчин. И вот ребята берут нас на руки и буквально вкладывают в машину. Мы вырываемся, кричим. В конце-концов, люди на остановке и прохожие должны же как-то отреагировать. Но на похищение людей – ноль эмоций! Для меня это полная неожиданность. Как можно вот так среди яркого света фонарей оживлённой московской трассы, а не где-нибудь в полутёмной подворотне, взять и умыкнуть девиц…

В машине я ругаю ребят:
– Вы с ума сошли! Как можно? Мы сами должны решать…
Когда нас “упаковали” и никто при этом не заступился, я всё равно не пугаюсь, ведь в машине водитель. Мы с Ирой переглянулись, и только я раскрыла рот, чтобы сказать водителю, чтобы нас немедленно выпустили на волю, как Ира начала на меня кричать:
– А что ты молчишь? Почему я одна возмущаюсь?
– Здрасьте! Я тоже говорила им.
– Говорить мало, надо требовать!

И мы попеременно стали вопить шофёру:
– Товарищ водитель, не трогайте машину с места! Я запрещаю!
– Мы против! Мы ехать никуда не хотим! Они нас затащили силой.
– Трогай, парень, – говорят ребята.
– Мы против! Это незаконно!
– Я запомню номер вашей машины, – кричит Ирина, – вас выгонят с работы!
    
Водителю лет тридцать. Он устал – все кричат. Но ребята уговаривают его, и машина трогается с места. Мы начинаем бороться за свою независимость. Потом Ира тянется к рулю, Альберт еле успевает оттянуть её от баранки. Я тоже вырываюсь, Женя старается крепче обнять и даже чуть ли не усаживает к себе на колени. Такая постановка вопроса совершенно сбивает меня с толку и я, наконец, осознаю весь ужас происходящего. Сил драться нет. Чтобы заглушить крики, водитель включает громче музыку и несётся на бешеной скорости. Женя пытается поцеловать в ушко, я дёргаюсь в сторону… “Нельзя, нельзя, они скоты, подонки… Побыстрее надо выходить замуж, чтобы не влипать в подобные истории… Иначе опущусь до таких вот контактов… Боже, упаси!”.

Начинаю молиться и объяснять Богу, что я не виновата, прошу Его о спасении и самым главным аргументом в моей просьбе звучит – я не хочу  т а к  терять невинность. Интуитивно чувствую, что Женя будет нежным, но я не хочу   т а к!
Опять задёргалась, опять отстранилась от его ласк, а он шепчет мне на ушко:
– Всё будет хорошо. Ну чего ты боишься?.. Не захотите – не тронем. Только посидим и выпьем бутылочку. Мы всего лишь хотим вас угостить, вы хорошие девчонки.
– Да, мы хорошие, а вы ведёте себя так, как будто мы б… Хватаете и – в машину! Подонки!.. Отодвинься, противно!

Я рискую получить по физиономии. После таких слов у Жени начинают двигаться желваки. Ага, этого мне и надо. Чтобы разозлился и не прикоснулся. Он даже отодвигается немного.
Я не успокаиваюсь и строго выговариваю:
– Если вам нужны б…, они сидели за соседним столом, никаких для вас проблем. А мы другие, понимаете вы или нет?
Ирина в свою очередь, успокоилась, одна я разоряюсь…
Потом она изрекает:
– Я это дело так не оставлю. Я всех вас засажу! И вас, – тычет она пальцем в сторону водителя, – тоже! Вы главный виновник.
– Я слушаю команды пассажиров! – отзывается он достаточно благодушно, как будто не понимая противоправность своих действий.

– Вам скомандовали мы.
– А меня не вы нанимали, – говорит он и нагло улыбается в ответ.
Ну, это уже вообще никуда не годится! Мы полностью подавлены – он с ними заодно.
– Сволочь, подонок, – ругаемся мы хором.
– Ребята, угомоните своих девчонок, – обращается он к ребятам и сразу перестаёт улыбаться.
– А-а, не нравится, так что ж ты на правду обижаешься?..
    
По пути следования ребята меняют свои планы и маршрут следования. Что-то сдвинулось в их сознании. Неужели мы сейчас развернёмся и опять покатим на Вешняковскую улицу – на наше счастье – откуда нас украли. Но нет… Теперь мы едем по лесу. Страсти-то какие! Ведь Ждановская, где находится бар – пригород, недалеко до Подмосковья. “Ну, вляпались, – думаю я. – Вот и дождалась, Кирюша, веселья. Мечтала в баре познакомиться – и так бесславно всё закончится… Теперь, во-первых, надо остаться живой, а во-вторых – не допустить насилия…”. Но с Иркой мне почему-то ничего не страшно.

– Куда вы нас везёте? – командирским тоном спрашивает она.
А в ответ тишина.
– Учтите, никакими силами вы не заставите меня войти в ваш дом. Я буду кричать и очень сильно!
– Никто тебя силой не собирается тащить…
– Тогда зачем вы везёте? Поворачивайте назад! Ну же, товарищ водитель, поворачивайте назад! – Ира подскакивает на сиденье от возбуждения и злости и активно двигает руками, как мельница.

Мне становится смешно. Это алкоголь, явно. Такой контраст – Ирина всегда не просто сдержанная, а даже высокомерная, как неприступная скала, в том числе, и для эмоций. И тут вдруг такое! Сама себя ругаю: “Смеяться ей захотелось, видите ли! Cейчас опять возьмут на руки, как кукол – вот “весело”-то будет! Надо приготовиться – буду кусаться и хорошо, что ногти длинные, можно мазнуть по морде, раздеру до крови, как кошка, мало не покажется…”. Придумываю методы сопротивления, а тем временем мы приехали на место. Выходим из машины, проходим через КПП, неохотно, но не стоять же рядом с лесом в полном одиночестве… Ребята идут впереди, мы тащимся сзади.

– Ира, что делать?
– Что делать? – говорит она раздражённо. – Надо было больше орать, когда в машину втаскивали, а ты, как эта…
– Я говорила…
– Не знаю, не слышала…
– Я вообще не ожидала, что за нас никто не заступится, ведь люди стояли на остановке, мужики в том числе…
– Да нужны мы им были! Может, мы дурачимся; может, это наши друзья.
– Но я такого не ожидала. А если бы его дочь так же упрятывали?
– Знаешь, люди думают, раз ребята так себя ведут, значит, девчонки спровоцировали.
– Но мы-то вели себя нормально.
– Нормально! А они подонками оказались. Но здесь, по крайней мере, не так страшно, рядом люди. Если что – будем кричать, что есть сил. Можно в окна что-нибудь бросать, чтобы люди проснулись.

Наглецы подождали нас, стали утихомиривать, говорить, что зря идём на конфликт, они хотят всего лишь угостить коньяком.
– Пошли вы куда подальше с вашим коньяком! – сказала Ира.
Остальную дорогу мы только грубили. Но всё равно становилось страшно. Ребятам ничего не стоило заткнуть нам рты и затащить в кусты. Они работали в войсковой части и жили в общежитии. Альберт вошёл в двухэтажное здание готовиться к приёму заложниц. Женя остался с нами.

– Никуда мы не пойдём! – твердили мы.
– Но вы же замёрзнете!
– А это вы виноваты – завезли на край света. Где хоть мы находимся?
Женя сказал название небольшого подмосковного городка. Вышел Альберт. Мы опять отказались от предложения зайти в гости.
– Я заору на весь городок – предупреждаю, только подойди ближе, чем на пять шагов, – сказала Ира.
Почувствовала, что ребята стали нас бояться.
– Девчонки, вы какие-то сдвинутые… Никто вам ничего не предлагает, чего вы боитесь-то?.. Первый раз таких трусих видим. Хорошо, давайте договоримся – будете кричать, если мы не так себя поведём, но в доме… А теперь пойдёмте, чай не день, холодно всё-таки, пробирает…

Женя уже успокоился, сидел невдалеке и участия в уговорах не принимал.
Поскольку Ира запретила Альберту подходить к ней, он подошёл ко мне:
– Кира, ты тоже, как и она?
– Представь себе, я тоже порядочная девушка, – отвечаю с вызовом. 
– Да будете вы и после нас порядочными и девушками, ради Бога, мы ничего не имеем против. И нам, кстати, всё равно, девушки вы или нет. Мы вас приглашаем просто посидеть за столом, как обычных людей.
– Бесполезно.

Он долго стоял около меня и, покосясь на Женю, взял мою руку:
– Ну Кирочка!
Я, как робот, на все его словоизлияния повторяла:
– Бесполезно... Бесполезно… Бесполезно…
Наконец, его терпение лопнуло:
– Ну ладно, вы как хотите, а я пошёл, я замёрз.
Женя ещё час сидел с нами. Предлагал вынести пиджаки. Затем и он ушёл. Полчаса куковали у подъезда общежития, потом один из похитителей вышел, сказал, что мы можем спать в отдельной комнате и даже закрыться на ключ (раз такие принципиальные), но мы опять твёрдо отказались.

Переговорщик ушёл и вскоре мы стали замерзать. Было около часа ночи.
Ира сказала:
– Так. Нам пора идти.
– Далеко?
– Ну не сидеть же здесь!
– Ира, здесь хоть люди рядом. Да и куда мы пойдём – там лес.
Я боялась и не хотела идти, но Ира двинулась вперёд и я поплелась за ней.

Пришлось подчиниться, но я опасалась всего на свете – что ребята догонят нас, что нас могут увидеть другие, какая-нибудь подвыпившая компания и неправильно истолковать ночное бродяжничество, потому что порядочные девушки по ночам не шастают по улицам в белых брюках. Чем дальше мы отходили от места, и чем ближе был лес, тем становилось всё страшнее. Какая она смелая, моя подруга, ничего не боится! Проходим КПП – ни души. А на воле ещё хуже – КПП обступил стеной жуткий чёрный лес, и среди него еле обозначалась неизвестно куда ведущая дорога. 
– Ира, – пищу я, – ну ты же не знаешь, что это за дорога?
– Иди за мной! – жёстко командует она.

Долго идём по тёмной дороге. Сердце сжалось в комочек. Проклинаю все на свете бары… Всё, теперь мне не захочется весёлой жизни. А я ещё Сашей недовольна, ставлю из себя непонятно что! Все хором его хвалят, намекают, что муж неплохой: и симпатичный, и зарабатывает хорошо, а я всё любовь ищу… Нормальные не по любви замуж выходят, а по расчёту. Любовь приходит потом, если человек хороший… А ты всё на стороне ищешь, с Женей, видите ли, познакомилась, обрадовалась… А Саша дома сидит и ждёт. Ну и что, что в любви не объясняется? Он же не просто так полгода ходит ко мне… Вот и дорвалась до наслаждений! Сейчас трахнет тебя какая-нибудь мразь на этом пустыре, под кустом, вот и будет тебе “первая брачная ночь”! И будешь тогда мужу “подарочком”!…

Справа и слева показались гаражи, теперь мы идём среди них. Сплошная железная масса, проходим как сквозь строй солдат. В лесу было страшно и здесь – тоже. Молю Бога, чтобы никто не попался навстречу, здесь наши крики никто не услышит. Шаги по гравию раздаются, кажется, на всю Вселенную, и могут выдать наше присутствие. Я боюсь привлечь шумом чьё-то внимание. Не дай Бог, засиделись в гаражах мужички с бутылочкой. Тогда всё – кранты. Уже не раз убеждалась в том, что некоторые из них – животные. Сегодня в непорядочности этих особей убедилась в очередной раз. Разве можно применять насилие над личностью?.. У них иногда почему-то преобладают животные инстинкты и никаких моральных препонов тогда не существует. И неведомо, какие в гаражах могут сидеть люди: с человеческим обличьем и звериными повадками или нормальные, которые, увидев, что человек попал в беду, постараются помочь, а не наоборот, воспользовавшись беззащитностью, надругаться…

Наконец, пытка закончилась, и мы выходим на огни – о, радость! Я вздохнула полной грудью. Ира тоже оживилась. Вдалеке видим, как идут несколько человек. Значит, не так уж и поздно, как нам казалось. Мы как Робинзон и Пятница, готовы бежать навстречу и кричать: “Ура! Люди!”.
Ира хорошо ориентируется. Садимся в автобус  (оказывается, последний) и доезжаем до Ждановской. Прощаемся сухо, Ирина недовольна то ли ситуацией, то ли моим поведением. Хорошая она девчонка, серьёзная! Мы договорились, что о случившемся родителям – ни гугу.

Дома уже спят. А я такая счастливая, что всё обошлось, и готова петь в два часа ночи… Утром мне приходится выслушивать долгую нудную нотацию, но глаза у меня всё равно счастливые…
Проанализировав случившееся, прихожу к выводу, что Женя не такой плохой, как может показаться на первый взгляд. Инициатор вчерашнего безобразия Альберт… Cейчас многие девушки ведут себя раскрепощённо и поэтому ребята думали, что мы всего лишь ломаемся. Девушки сами иногда идут с ребятами с первого раза и считают, что это нормально. У меня же всё такое возведено в высшую степень недозволенности. Об Ирине я вообще не говорю – у неё по отношению к мужчинам физическое отвращение. Последнее время она стала позволять этим особям общаться с собой из-за учёбы. В училище педагоги и студенты-мужчины проявляют незаурядные способности по части музыки, и только поэтому подруга стала по-другому к ним относиться…

Домашним ничего не сказали, зато Светке не удержались и при первой же возможности всё выложили. Прикрываясь благородной целью – “в назидание потомству”, то бишь, чтобы она не совершала подобных ошибок.
Но людей в общей своей массе я стала уважать меньше. Совершенно непонятно – как можно не заступиться за призывающих на помощь девушек? Тем более, так прилично выглядевших. И непонятно поведение таксиста. Когда раньше слышала, что таксисты – сволочи, я не верила. Если из-за чаевых – так не давай, а зачем ругать? Официантку сволочью не называют или продавца, который, не моргнув глазом, не додаёт две, а то и три копейки. Теперь я таксистов возненавидела – продажных тварей, пособников разврата, спекулянтов водкой в ночное время и сутенёров… Не побоюсь этого слова – пособников преступлений. Как в нашей истории – “моя хата с краю, ничего не знаю”, я выполняю приказ. Танцует тот, кто заказывает музыку…               

В бары мы ходить перестали и забыли о них на продолжительное время.